– Давно бы так. Удостоверение личности есть?
С новыми проклятиями она сунула руку в карман, выудила автобусный проездной билет и швырнула Страйку.
– Здесь сказано «Филлип Миджли».
– Без разницы.
До Страйка дошло не сразу; наблюдая, как меняется его лицо, Робин, вопреки повисшему в воздухе напряжению, с трудом сдерживала смех.
– Эписин, – прошипела Пиппа Миджли. – Мозгов не хватило вычислить? Слишком заумно для тебя, тупица?
Страйк пригляделся. На расцарапанной, исполосованной шее торчал кадык. Девица опять сунула руки в карманы.
– На будущий год во всех документах будет сказано «Пиппа», – объявила она.
– Пиппа, – повторил Страйк. – Это ведь ты написала: «Когда тебя вздернут на дыбу, я своей рукой поверну рычаг»?
– О-ох, – протяжно выдохнула Робин, для которой все встало на свои места.
– О-о-ох, какой же вы умный, господин Бычара, – ядовито передразнила Пиппа.
– Ты знакома с Кэтрин Кент лично или только по переписке?
– А что? Знакомство с Кэтрин Кент – это нынче преступление?
– Как ты познакомилась с Оуэном Куайном?
– Про этого гада я вообще говорить не собираюсь, – ответила она, тяжело дыша, и снова залилась слезами. – Как он меня подставил… как подставил… притворялся… обманывал… брехун поганый…
У нее началась истерика. Кроваво-красные ногти зарылись в волосы, ноги забарабанили по полу, она с воем раскачивалась туда-сюда. Страйк неприязненно понаблюдал и сказал:
– Может, хватит здесь сопли рас…
Но Робин перебила его одним взглядом, вытащила из коробки на своем столе пригоршню бумажных салфеток и сунула Пиппе.
– Спа… спасибо.
– Хочешь чаю или кофе, Пиппа? – мягко спросила Робин.
– Ко…фе… по… пожа…
– Робин! Она только что хотела меня зарезать!
– Хотела, да не сумела, правда же? – сказала Робин, наполняя чайник.
Страйк не поверил своим ушам.
– Если руки растут не оттуда, – выговорил он, – то с точки зрения закона это не является смягчающим обстоятельством!
Он снова повернулся к Пиппе, которая с раскрытым ртом слушала эту пикировку.
– С какой целью ты за мной следила? Хотела меня остановить, чтобы я не сделал – чего? Я тебя предупреждаю: не смотри, что Робин повелась на твои нюни…
– Ты работаешь на нее! – заорала Пиппа. – На эту извращенку, на его вдову! Она теперь все деньги огребла… но мы тоже не пальцем деланы – знаем, для чего тебя наняли!
– Кто это «мы»? – потребовал ответа Страйк, но темные глаза Пиппы опять стрельнули в сторону двери. – Богом клянусь, – от сокрушительной боли в колене он едва не скрежетал зубами, – если опять попытаешься сбежать, я вызову полицию, дам показания – и с радостью посмотрю, как тебя упекут за попытку убийства. А в тюряге, Пиппа, тебе придется ох как несладко, – добавил он, – поскольку сделать операцию ты не успеешь.
– Корморан! – резко одернула его Робин.
– Это факты.
Забившись в угол дивана, Пиппа с неподдельным ужасом таращилась на Страйка.
– Кофе, – отходя от стола, объявила Робин и сунула кружку в ярко-красные когти. – Ради бога, Пиппа, скажи ему все как есть. Скажи.
Хотя Пиппа вела себя неуравновешенно и агрессивно, Робин невольно испытывала к ней жалость: девушка, похоже, не задумывалась, чем обернется вооруженное нападение на частного детектива. Робин заподозрила у нее ту же черту (правда, в крайней форме), какую замечала у своего младшего брата Мартина: тот никогда не думал о последствиях и обожал рискованные затеи, а потому оказывался в травматологическом пункте чаще, чем его сестра и двое братьев, вместе взятые.
– Мы знаем: она тебя для того и наняла, чтобы нас подставить, – прохрипела Пиппа.
– Кто такая «она», – прорычал Страйк, – и кто такие «мы»?
– Говорю же, Леонора Куайн! – воскликнула Пиппа. – Мы-то ее насквозь видим, знаем, на что она способна! Ненавидит нас – и меня, и Кэт, на все пойдет, чтобы нас загнобить. Убила Оуэна, а теперь хочет на нас свалить! И нечего тут рожи корчить! – выкрикнула она, когда тяжелые брови Страйка поползли вверх. – Она же бешеная, ревнивая как черт… не разрешала ему с нами видеться, а теперь еще и тебя науськивает – против нас улики собирать!
– Ты сама-то веришь в этот параноидальный бред?
– Мы не слепые, видим, что делается! – кричала Пиппа.
– Заткнись! Когда ты начала меня выслеживать, никто, кроме убийцы, не знал, что Куайна нет в живых. Ты увязалась за мной в тот самый день, когда я обнаружил труп, а до этого, насколько я знаю, ты целую неделю следила за Леонорой. С какой целью? – Она не ответила, и Стайк повторил: – Последний раз спрашиваю: зачем ты шла за мной от дома Леоноры?
– Я думала, ты меня приведешь туда, где он прячется, – ответила Пиппа.
– Зачем тебе понадобилось вынюхивать, где он прячется?
– Зачем, зачем… Чтоб его убить! – крикнула Пиппа, и Робин еще раз убедилась, что наблюдает, как и у Мартина, почти полное отсутствие инстинкта самосохранения.
– А убивать-то за что? – буднично поинтересовался Страйк, словно не услышал ничего сверхъестественного.
– За то, что он нас опозорил в этой книжонке поганой! Будто сам не знаешь… ты же читал… «Эписин»… вот гад, вот гад…
– Прекрати истерику! Значит, ты к тому времени прочла «Бомбикса Мори»?
– Да уж конечно…
– И стала регулярно засовывать дерьмо в прорезь для почты?
– Дерьмо к дерьму! – бросила она.
– Остроумно. Когда же ты прочла книгу?
– Кэт мне по телефону зачитала отрывки, где про нас с ней написано, а потом я заехала и сама…
– В какой момент она зачитала тебе отрывки по телефону?
– К-когда пришла домой и на коврике нашла эту хрень. Всю рукопись целиком. Еле сумела дверь открыть. Он ей листок за листком в щель для почты бросил вместе с з-запиской, – всхлипывала Пиппа Миджли. – Она мне показывала.
– И что было в записке?
– В ней так говорилось: «Час расплаты для нас обоих. Надеюсь, теперь ты счастлива! Оуэн».
– «Час расплаты для нас обоих»? – хмурясь, повторил Страйк. – Тебе известно, что это означало?
– Кэт не стала объяснять, но я-то знаю: она поняла. На ней лица не было, – тяжело дыша, проговорила Пиппа. – Она… она добрая. Ты ее не знаешь. Она мне к-как мать. Мы с ней познакомились у него на семинаре и стали… стали как… – У нее перехватило дыхание. – А он – мразь. Врал нам про то, что пишет, врал… про все врал…
Пиппа опять в голос зарыдала, и Робин, опасаясь насчет мистера Крауди, осторожно попросила:
– Пиппа, ты расскажи, что он вам наврал, вот и все. Корморан хочет узнать правду, он не собирается никого подставлять…
Робин не могла поручиться, что Пиппа услышала и поверила; скорее всего, ей просто хотелось облегчить израненную душу, но, так или иначе, она сделала судорожный вдох и разразилась потоком слов:
– Он говорил, что я ему – как вторая дочь, он сам мне это г-говорил. У меня от него секретов не было, он знал, что мать меня из дому в-вышвырнула и все такое. А еще я написала к-книгу про свою жизнь и ему показала, и он так загорелся, п-похвалил, обещал помочь с публикацией и сказал нам с Кэт, что вставил нас обеих в свой новый роман и я там – «чистая, неприкаянная душа», он сам мне так сказал, слово в слово, – у Пиппы дрожали губы, – и даже как-то раз сделал вид, что читает мне по телефону отрывок, просто чудесный, а сам… сам написал такое… Кэт ходила сама не своя… пещера… Гарпия, Эписин…
– Значит, Кэтрин вернулась домой и увидела на коврике листы этой рукописи, – не выдержал Страйк. – Вернулась домой откуда – с работы?
– Из хосписа – у нее сестра при смерти лежала.
– И было это – когда? – в третий раз спросил Страйк.
– Да кого это касается?
– Меня, черт побери, это касается! – взорвался Страйк.
– Наверное, девятого ноября? – подсказала Робин, которая, отвернув монитор от дивана, где сидела Пиппа, успела просмотреть блог Кэтрин Кент. – Могло это быть девятого, во вторник? Как ты считаешь, Пиппа? В первый вторник после Ночи костров?
– Это было… ага, мне кажется, все верно! – Пиппу поразила такая счастливая догадка Робин. – Да-да, я помню, Кэт к сестре поехала в Ночь костров – Анджеле совсем худо стало…
– А как ты запомнила, что это произошло в Ночь костров? – спросил Страйк.
– Да очень просто: Оуэн в тот вечер сказал Кэт, что не сможет с ней встретиться, потому как будет запускать фейерверки со своей доченькой, – объяснила Пиппа. – И Кэт жутко расстроилась, тем более что он собирался уйти из семьи. Он же обещал, он обещал, что бросит свою сучку-жену, а потом вдруг вспомнил, что ему надо поиграть в хлопушки с этой деб…
Пиппа осеклась, но Страйк закончил вместо нее:
– С этой дебилкой?
– Я не со зла, – смешалась Пиппа и, похоже, больше устыдилась одного неосторожного слова, чем двух нападений на Страйка. – Мы-то с Кэт между собой всегда понимали: его дочь – это просто предлог, чтобы ему не уходить из семьи и не съезжаться с Кэт…
– Чем занялась в тот вечер Кэтрин, когда узнала, что Куайн не придет? – спросил Страйк.
– Позвала меня к себе, я пришла. А потом ей позвонили, что ее сестре Анджеле резко стало хуже, и она поехала к ней. У Анджелы был рак. Метастазы пошли по всему организму.
С новыми проклятиями она сунула руку в карман, выудила автобусный проездной билет и швырнула Страйку.
– Здесь сказано «Филлип Миджли».
– Без разницы.
До Страйка дошло не сразу; наблюдая, как меняется его лицо, Робин, вопреки повисшему в воздухе напряжению, с трудом сдерживала смех.
– Эписин, – прошипела Пиппа Миджли. – Мозгов не хватило вычислить? Слишком заумно для тебя, тупица?
Страйк пригляделся. На расцарапанной, исполосованной шее торчал кадык. Девица опять сунула руки в карманы.
– На будущий год во всех документах будет сказано «Пиппа», – объявила она.
– Пиппа, – повторил Страйк. – Это ведь ты написала: «Когда тебя вздернут на дыбу, я своей рукой поверну рычаг»?
– О-ох, – протяжно выдохнула Робин, для которой все встало на свои места.
– О-о-ох, какой же вы умный, господин Бычара, – ядовито передразнила Пиппа.
– Ты знакома с Кэтрин Кент лично или только по переписке?
– А что? Знакомство с Кэтрин Кент – это нынче преступление?
– Как ты познакомилась с Оуэном Куайном?
– Про этого гада я вообще говорить не собираюсь, – ответила она, тяжело дыша, и снова залилась слезами. – Как он меня подставил… как подставил… притворялся… обманывал… брехун поганый…
У нее началась истерика. Кроваво-красные ногти зарылись в волосы, ноги забарабанили по полу, она с воем раскачивалась туда-сюда. Страйк неприязненно понаблюдал и сказал:
– Может, хватит здесь сопли рас…
Но Робин перебила его одним взглядом, вытащила из коробки на своем столе пригоршню бумажных салфеток и сунула Пиппе.
– Спа… спасибо.
– Хочешь чаю или кофе, Пиппа? – мягко спросила Робин.
– Ко…фе… по… пожа…
– Робин! Она только что хотела меня зарезать!
– Хотела, да не сумела, правда же? – сказала Робин, наполняя чайник.
Страйк не поверил своим ушам.
– Если руки растут не оттуда, – выговорил он, – то с точки зрения закона это не является смягчающим обстоятельством!
Он снова повернулся к Пиппе, которая с раскрытым ртом слушала эту пикировку.
– С какой целью ты за мной следила? Хотела меня остановить, чтобы я не сделал – чего? Я тебя предупреждаю: не смотри, что Робин повелась на твои нюни…
– Ты работаешь на нее! – заорала Пиппа. – На эту извращенку, на его вдову! Она теперь все деньги огребла… но мы тоже не пальцем деланы – знаем, для чего тебя наняли!
– Кто это «мы»? – потребовал ответа Страйк, но темные глаза Пиппы опять стрельнули в сторону двери. – Богом клянусь, – от сокрушительной боли в колене он едва не скрежетал зубами, – если опять попытаешься сбежать, я вызову полицию, дам показания – и с радостью посмотрю, как тебя упекут за попытку убийства. А в тюряге, Пиппа, тебе придется ох как несладко, – добавил он, – поскольку сделать операцию ты не успеешь.
– Корморан! – резко одернула его Робин.
– Это факты.
Забившись в угол дивана, Пиппа с неподдельным ужасом таращилась на Страйка.
– Кофе, – отходя от стола, объявила Робин и сунула кружку в ярко-красные когти. – Ради бога, Пиппа, скажи ему все как есть. Скажи.
Хотя Пиппа вела себя неуравновешенно и агрессивно, Робин невольно испытывала к ней жалость: девушка, похоже, не задумывалась, чем обернется вооруженное нападение на частного детектива. Робин заподозрила у нее ту же черту (правда, в крайней форме), какую замечала у своего младшего брата Мартина: тот никогда не думал о последствиях и обожал рискованные затеи, а потому оказывался в травматологическом пункте чаще, чем его сестра и двое братьев, вместе взятые.
– Мы знаем: она тебя для того и наняла, чтобы нас подставить, – прохрипела Пиппа.
– Кто такая «она», – прорычал Страйк, – и кто такие «мы»?
– Говорю же, Леонора Куайн! – воскликнула Пиппа. – Мы-то ее насквозь видим, знаем, на что она способна! Ненавидит нас – и меня, и Кэт, на все пойдет, чтобы нас загнобить. Убила Оуэна, а теперь хочет на нас свалить! И нечего тут рожи корчить! – выкрикнула она, когда тяжелые брови Страйка поползли вверх. – Она же бешеная, ревнивая как черт… не разрешала ему с нами видеться, а теперь еще и тебя науськивает – против нас улики собирать!
– Ты сама-то веришь в этот параноидальный бред?
– Мы не слепые, видим, что делается! – кричала Пиппа.
– Заткнись! Когда ты начала меня выслеживать, никто, кроме убийцы, не знал, что Куайна нет в живых. Ты увязалась за мной в тот самый день, когда я обнаружил труп, а до этого, насколько я знаю, ты целую неделю следила за Леонорой. С какой целью? – Она не ответила, и Стайк повторил: – Последний раз спрашиваю: зачем ты шла за мной от дома Леоноры?
– Я думала, ты меня приведешь туда, где он прячется, – ответила Пиппа.
– Зачем тебе понадобилось вынюхивать, где он прячется?
– Зачем, зачем… Чтоб его убить! – крикнула Пиппа, и Робин еще раз убедилась, что наблюдает, как и у Мартина, почти полное отсутствие инстинкта самосохранения.
– А убивать-то за что? – буднично поинтересовался Страйк, словно не услышал ничего сверхъестественного.
– За то, что он нас опозорил в этой книжонке поганой! Будто сам не знаешь… ты же читал… «Эписин»… вот гад, вот гад…
– Прекрати истерику! Значит, ты к тому времени прочла «Бомбикса Мори»?
– Да уж конечно…
– И стала регулярно засовывать дерьмо в прорезь для почты?
– Дерьмо к дерьму! – бросила она.
– Остроумно. Когда же ты прочла книгу?
– Кэт мне по телефону зачитала отрывки, где про нас с ней написано, а потом я заехала и сама…
– В какой момент она зачитала тебе отрывки по телефону?
– К-когда пришла домой и на коврике нашла эту хрень. Всю рукопись целиком. Еле сумела дверь открыть. Он ей листок за листком в щель для почты бросил вместе с з-запиской, – всхлипывала Пиппа Миджли. – Она мне показывала.
– И что было в записке?
– В ней так говорилось: «Час расплаты для нас обоих. Надеюсь, теперь ты счастлива! Оуэн».
– «Час расплаты для нас обоих»? – хмурясь, повторил Страйк. – Тебе известно, что это означало?
– Кэт не стала объяснять, но я-то знаю: она поняла. На ней лица не было, – тяжело дыша, проговорила Пиппа. – Она… она добрая. Ты ее не знаешь. Она мне к-как мать. Мы с ней познакомились у него на семинаре и стали… стали как… – У нее перехватило дыхание. – А он – мразь. Врал нам про то, что пишет, врал… про все врал…
Пиппа опять в голос зарыдала, и Робин, опасаясь насчет мистера Крауди, осторожно попросила:
– Пиппа, ты расскажи, что он вам наврал, вот и все. Корморан хочет узнать правду, он не собирается никого подставлять…
Робин не могла поручиться, что Пиппа услышала и поверила; скорее всего, ей просто хотелось облегчить израненную душу, но, так или иначе, она сделала судорожный вдох и разразилась потоком слов:
– Он говорил, что я ему – как вторая дочь, он сам мне это г-говорил. У меня от него секретов не было, он знал, что мать меня из дому в-вышвырнула и все такое. А еще я написала к-книгу про свою жизнь и ему показала, и он так загорелся, п-похвалил, обещал помочь с публикацией и сказал нам с Кэт, что вставил нас обеих в свой новый роман и я там – «чистая, неприкаянная душа», он сам мне так сказал, слово в слово, – у Пиппы дрожали губы, – и даже как-то раз сделал вид, что читает мне по телефону отрывок, просто чудесный, а сам… сам написал такое… Кэт ходила сама не своя… пещера… Гарпия, Эписин…
– Значит, Кэтрин вернулась домой и увидела на коврике листы этой рукописи, – не выдержал Страйк. – Вернулась домой откуда – с работы?
– Из хосписа – у нее сестра при смерти лежала.
– И было это – когда? – в третий раз спросил Страйк.
– Да кого это касается?
– Меня, черт побери, это касается! – взорвался Страйк.
– Наверное, девятого ноября? – подсказала Робин, которая, отвернув монитор от дивана, где сидела Пиппа, успела просмотреть блог Кэтрин Кент. – Могло это быть девятого, во вторник? Как ты считаешь, Пиппа? В первый вторник после Ночи костров?
– Это было… ага, мне кажется, все верно! – Пиппу поразила такая счастливая догадка Робин. – Да-да, я помню, Кэт к сестре поехала в Ночь костров – Анджеле совсем худо стало…
– А как ты запомнила, что это произошло в Ночь костров? – спросил Страйк.
– Да очень просто: Оуэн в тот вечер сказал Кэт, что не сможет с ней встретиться, потому как будет запускать фейерверки со своей доченькой, – объяснила Пиппа. – И Кэт жутко расстроилась, тем более что он собирался уйти из семьи. Он же обещал, он обещал, что бросит свою сучку-жену, а потом вдруг вспомнил, что ему надо поиграть в хлопушки с этой деб…
Пиппа осеклась, но Страйк закончил вместо нее:
– С этой дебилкой?
– Я не со зла, – смешалась Пиппа и, похоже, больше устыдилась одного неосторожного слова, чем двух нападений на Страйка. – Мы-то с Кэт между собой всегда понимали: его дочь – это просто предлог, чтобы ему не уходить из семьи и не съезжаться с Кэт…
– Чем занялась в тот вечер Кэтрин, когда узнала, что Куайн не придет? – спросил Страйк.
– Позвала меня к себе, я пришла. А потом ей позвонили, что ее сестре Анджеле резко стало хуже, и она поехала к ней. У Анджелы был рак. Метастазы пошли по всему организму.