– Я буду говорить от имени ее покойной матери, поэтому ей придется выслушать меня.
– Ладно, – уступив, ответил он, – только не возвращайся больше к этой теме. Она уже бесит меня. В конечном счете, если ты не встретишься с мисс Хейл, ей вообще будет не с кем обсудить тот случай с молодым джентльменом.
Чуть позже, вбежав в свою комнату, мистер Торнтон сжал голову руками.
«Их взгляды, исполненные любви! – кричал его внутренний голос. – Ее ужасная ложь, скрывающая тайну! И это чувство вины в прекрасных глазах! Но какая причина увела ее от света правды, в котором она всегда жила? О, Маргарет! Любимая Маргарет! Мама, как же ты измучила меня! Почему эта девушка пренебрегает мной? Да, я неуклюжий и грубый… Но я никогда не позволил бы ей лгать – даже ради меня».
Чем больше миссис Торнтон думала о словах сына, наполненных мольбой о милосердии к неосторожно оступившейся девушке, тем строже становились ее суждения о мисс Хейл. Она испытывала жестокое удовольствие от самой идеи высказать ей свое мнение под невинным предлогом «священного долга». Миссис Торнтон хотелось показать себя непробиваемой для того столичного лоска и обаяния, которыми, по ее убеждению, отличалась Маргарет. Нет, на нее это точно не подействует! Она презрительно фыркнула, представив себе красивый образ жертвы: ее черные как смоль волосы, чистую гладкую кожу и невинные глаза, которые не спасут негодницу от неумолимых слов справедливости. Ха-ха! Миссис Торнтон полночи придумывала свою обличительную речь.
– Мисс Хейл дома? – спросила она утром у прислуги.
Она знала, что Маргарет была в своей комнате. Миссис Торнтон видела ее в окне, когда пересекала двор. Прежде чем Марта поняла вопрос, она уже вошла в прихожую. Тем временем Маргарет писала письмо, рассказывая Эдит о последних днях матери. Воспоминания пробудили боль, и, когда Диксон объявила о визите важной дамы, она едва успела смахнуть слезы с длинных ресниц.
Принимая гостью, девушка была такой нежной и грациозной, что миссис Торнтон немного смутилась. Ее речь, приготовленная для этой встречи, не подходила для сложившихся обстоятельств. Тихий бархатистый голос Маргарет звучал мягче обычного. Ее манеры источали теплоту гостеприимства, потому что она чувствовала огромную благодарность за вежливое внимание миссис Торнтон и ее нежданный визит. Выискивая темы для беседы, она сначала нахваливала Марту – служанку, которую для них нашла миссис Торнтон. Затем Маргарет радостно сообщила, что попросила свою кузину прислать ей ноты той греческой песни, которую она недавно обсуждала с Фанни.
Миссис Торнтон оказалась в замешательстве. Ее острый дамасский клинок казался бесполезным среди ласковых бутонов роз. Какое-то время она тщетно пыталась настроить себя на выполнение тяжелых, но необходимых обязанностей. Наконец подозрение, которое закралось в ее голову, заставило гостью приступить к нелегкому делу. Она подумала, что, несмотря на полное правдоподобие, вся эта сладкая беседа была спланирована с одной лишь целью – задобрить ее сына. Очевидно, старая любовь зачахла и мисс Хейл решила вернуть отвергнутого поклонника. Несчастная Маргарет! Возможно, это подозрение было по большей части верным. Миссис Торнтон являлась матерью мужчины, чье уважение она ценила и боялась потерять. Из-за этого Маргарет подсознательно старалась угодить любезной гостье, которая, показав свою доброту, не поленилась навестить ее.
Миссис Торнтон встала, собираясь уйти, но задержалась у порога. Казалось, что она хотела сказать что-то еще. Прокашлявшись, она заговорила:
– Мисс Хейл, я должна выполнить свой долг. Я обещала вашей бедной матери, что не позволю вам совершать ошибки (здесь она немного смягчила обвинительную речь) и, полагаясь на свои суждения, буду давать свои советы и предупреждения, как бы вы их ни приняли.
Стоявшая перед ней Маргарет покраснела, будто обвиняемая. Ее глаза расширились. Она с недоумением смотрела на миссис Торнтон. Неужели она пришла говорить с ней о ложных показаниях, данных инспектору? Наверное, мистер Торнтон попросил мать объяснить серьезную опасность, которой Маргарет подвергла бы себя при выявлении ее обмана во время судебного разбирательства. И хотя ее сердце сжалось при мысли, что он не пришел к ней сам и не принял ее раскаяние, она решила смиренно и кротко вынести любой упрек во лжи.
– Сначала, – продолжила миссис Торнтон, – когда одна из служанок сообщила мне, что вас видели в компании молодого джентльмена на удаленной от вашего дома станции в позднее время, я не поверила этой истории. Однако ее подтвердил мой сын! Мне жаль говорить, но из-за подобной неосторожности многие девушки, потеряв свою репутацию, были изгнаны из светского общества…
В глазах Маргарет вспыхнули искры гнева. Это новое обвинение показалось ей чрезмерно оскорбительным. Если бы миссис Торнтон осуждала ее за дачу ложных показаний, она стерпела бы любые слова, потому что действительно опозорила себя обманом. Но вмешательство в ее личную жизнь! Намеки на потерю репутации! Миссис Торнтон была для нее чужим человеком. Маргарет не должна была отвечать на такую дерзость. Ни одного слова для этой женщины!
Миссис Торнтон, увидев в ее взгляде бунтарский огонь, решила не отступать от ранее принятого решения поставить эту молодую особу на место.
– Выполняя обещание, данное вашей матери, я нашла необходимым предостеречь вас от дальнейших нарушений элементарных правил приличия. Они на долгое время скомпрометируют вас в глазах общества – если ни принесут вам еще большего вреда.
– Ради матери я могу вынести многое, – едва не плача, сказала Маргарет. – Но не всё! Думаю, моя мама не предполагала, что вы используете ее предсмертную просьбу как повод для того, чтобы оскорблять меня!
– Вы говорите об оскорблении, мисс Хейл?
– Да, мадам, – ответила Маргарет. – Это оскорбление! Ничего не зная обо мне, вы тем не менее посмели высказать такие подозрения. Ах! Теперь я представляю, что ваш сын наговорил вам обо мне…
Потеряв контроль над собой, она закрыла лицо руками.
– Вы не правы, мисс Хейл, – произнесла миссис Торнтон.
Совесть заставила ее удержаться от дальнейших расспросов, хотя ей было любопытно послушать признания девушки.
– Перестаньте выдумывать всякую чушь! Мой сын ничего не наговаривал на вас. Вам никогда не понять мистера Торнтона. Вы недостойны его. Послушайте, юная леди, и поймите наконец, какого человека вы отвергли! Он милтонский фабрикант! Настоящий мужчина с огромным и нежным сердцем. Прошлым вечером, несмотря на ваше недостойное поведение, он сказал мне: «Сходи к ней. Я предполагаю, что она находится в затруднительном положении из-за привязанности к какому-то человеку. Ей нужен совет женщины». Думаю, я ничего не напутала. Он просто подтвердил, что вас действительно видели вечером на станции Аутвуд в компании с молодым джентльменом. И больше мой сын ничего не сказал. Ни одного слова против вас. Если Джон знает некие сведения, страх перед которыми заставляет вас сейчас рыдать, он будет держать их при себе.
Маргарет по-прежнему закрывала лицо руками. Ее пальцы стали влажными от слез. Миссис Торнтон немного смягчилась.
– Успокойтесь, мисс Хейл. Я допускаю, что, если вы объясните некоторые сомнительные обстоятельства, ваше поведение не будет считаться нарушением приличий.
Ответа не последовало. Маргарет не знала, что сказать. Ей хотелось сохранить хорошие отношения с миссис Торнтон, но она не желала давать объяснения. Терпению гостьи пришел конец.
– Мисс Хейл, мне жаль прерывать наше знакомство, но ради Фанни я обязана это сделать. Примерно то же самое я сказала и сыну. Если бы моя дочь совершила подобный проступок, в нашей семье его сочли бы огромным позором. Возможно, мы даже выгнали бы ее из дома.
– Я не буду объясняться перед вами, – тихим голосом произнесла Маргарет. – Я поступила неправильно, но это не то, что вы думаете. Судя по всему, мистер Торнтон осудил меня более милосердно, чем вы.
Она с трудом сдерживала слезы.
– Тем не менее, мадам, я верю, что вы руководствовались добрыми намерениями.
– Спасибо, – вздернув подбородок, ответила миссис Торнтон. – Вот уж не думала, что мои намерения будут подвергаться сомнению. Больше я вам не советчица. Мне ведь не хотелось соглашаться на просьбу вашей матери, и я всегда не одобряла привязанности моего сына к вам и вашему семейству. В ту пору я имела только подозрения, хотя уже тогда вы казались мне недостойной женщиной. Потом, во время бунта, вы бесстыдно бросились ему на шею, выставив себя на посмешище перед служанками и рабочими. После этого я была не вправе препятствовать желанию моего сына жениться на вас – желанию, которое он всецело отрицал до бунта.
Маргарет поморщилась и глубоко вздохнула, но миссис Торнтон, похоже, этого не заметила.
– Он пришел к вам с предложением руки и сердца, однако ваши планы изменились. Ваш выбор пал на другого мужчину. Затем, как я и сказала вчера моему сыну, вы узнали о своем любовнике что-то возмутительное и решили снова переметнуться к Джону…
– Так вот как вы думаете обо мне, мадам? – с гордым презрением произнесла Маргарет. – Можете больше ничего не говорить, миссис Торнтон. Мне не за что оправдываться перед вами. На этом позвольте откланяться.
Она вышла из комнаты с грацией оскорбленной принцессы. Миссис Торнтон обладала достаточной долей юмора, чтобы почувствовать всю смехотворность ситуации, в которой она оказалась. Ей оставалось только уйти. Она почти не сердилась на поведение Маргарет, и ее мало заботило, что думала о ней девушка. Миссис Торнтон от чистого сердца поговорила с ней, как этого и просила умиравшая леди. Слезы Маргарет успокоили гостью больше, чем ее возможные отговорки или молчание. Сразу было видно, что правильные слова возымели действие.
«Моя юная леди, – подумала миссис Торнтон, – у тебя строптивый норов. Если вы с Джоном сойдетесь, ему придется держать тебя в узде, чтобы ты в конце концов научилась знать свое место. Теперь ты вряд ли пойдешь гулять со своим красавчиком в такой поздний час. У тебя для этого слишком много ума и гордости. Мне нравятся девушки, которые не дают себя в обиду, когда о них говорят нелестные слова. Это показывает их сильный дух. И мисс Хейл не из робкого десятка! Она неплохо держит удар. Я отдаю ей должное. А моя Фанни совсем другая. Судьба, увы, обделила ее стойкостью и мужеством».
Мистер Торнтон провел утро не так хорошо, как его мать. Она добилась поставленной цели и выполнила свою миссию. Он же пытался понять, в какую пропасть загнала его забастовка. Фабрика несла огромные убытки. Добрая доля его капитала была вложена в новое дорогое оборудование. Кроме того, мистер Торнтон, приняв большие заказы, которые ему теперь требовалось выполнить, закупил много хлопка. Из-за забастовки он ужасно запаздывал по срокам взятых обязательств. Даже с его прежними опытными рабочими он с трудом произвел бы необходимый объем товаров, а некомпетентность ирландских рабочих, которые лишь начинали обучаться работе, ежедневно приносила ему лишь горькое разочарование.
Для своей просьбы Хиггинс выбрал неудачное время. Он обещал Маргарет, что любой ценой встретится с мистером Торнтоном. И хотя каждое мгновение усиливало его недовольство и уязвляло гордость, он час за часом стоял, прислонившись к стене, – сначала на одной ноге, затем на другой. Наконец дверной засов щелкнул и мистер Торнтон вышел на улицу.
– Сэр, я хотел бы поговорить с вами.
– Не могу задерживаться, друг. Я и так уже опаздываю.
– Хорошо, сэр. Я подожду, когда вы вернетесь.
Глядя вслед мистеру Торнтону, Хиггинс печально вздохнул. Затея оказалась бесполезной. Ожидание у фабричных ворот было единственным шансом увидеть хозяина. Если бы Николас постучал в дверь сторожки или проскользнул к дому Торнтонов, ему пришлось бы предстать перед надсмотрщиком. Поэтому он терпеливо стоял у стены, не отвечая на вопросы и лишь кивая при виде знакомых мужчин и женщин. В обеденное время ворота открылись и толпа рабочих хлынула с фабричного двора. Хиггинс по-прежнему стоял у стены, бросая хмурые взгляды на ирландских штрейкбрехеров, которых недавно привезли сюда. Наконец появился мистер Торнтон.
– Что? Ты все еще здесь?
– Да, сэр. Я должен поговорить с вами.
– Тогда заходи, – сказал он, открывая дверь сторожки. – Давай пройдем через двор. Сейчас перерыв на обед, поэтому я могу уделить тебе несколько минут для разговора.
По пути к нему подбежал надсмотрщик и тихо сказал:
– Я полагаю, сэр, вам известно, что этот парень, Хиггинс, является одним из лидеров Союза. Тот самый, который произносил речь в Херстфилде.
– Я этого не знал, – ответил мистер Торнтон, оглянувшись и посмотрев на своего спутника.
Хиггинс был известен ему только по имени, как местный смутьян.
– Прошу вас, проходите, – сказал он, перейдя на официальный тон.
«Такие люди мешают коммерции, – подумал мистер Торнтон. – Они вредят городу, в котором живут. Демагоги и любители насильственных методов».
Как только они оказались в конторе, он взглянул на посетителя и бесстрастно спросил:
– Итак, сэр, что вы от меня хотите?
– Меня зовут Хиггинс…
– Я знаю. Что вам угодно?
– Я хочу работать.
– Работать? Вы, славный парень, пришли просить у меня работу? Вам не занимать наглости, мистер Хиггинс.
– У меня много врагов и клеветников. Их пруд пруди. Но я не слышал, чтобы кто-то из них называл меня излишне скромным.
Николас больше злился на поведение фабриканта, чем на его слова. Мистер Торнтон увидел на столе письмо, вскрыл конверт и начал читать его. Наконец он поднял голову и раздраженно спросил:
– Чего вы ждете?
– Ответа на вопрос, который я задал.
– Я уже ответил вам. Не занимайте больше моего времени.
– Вы сделали замечание о моей наглости, сэр. Но меня учили, что по правилам приличия на вежливый вопрос человек должен отвечать «да» или «нет». Я был бы благодарен вам, если бы вы дали мне работу. Хэмпер может подтвердить, что я хороший рабочий.
– Я не советовал бы вам отправлять меня к Хэмперу для расспросов о вашем характере. Он может рассказать мне больше, чем вам хотелось бы.
– А я все же рискнул бы получить его рекомендацию. Мне нравится совершенство, и я всегда делаю то, что считаю лучшим. Вот самое худшее, что он может сказать обо мне.
– Тогда идите к нему и устраивайтесь на его фабрику. Мне пришлось уволить сотню лучших рабочих из-за того, что они последовали за вами и такими, как вы. Неужели вы думаете, что я возьму вас к себе? С таким же успехом я могу кинуть горящую головню в центр склада с хлопком.
Хиггинс повернулся к двери, но воспоминание о Бушере заставило его снова обратиться к мистеру Торнтону:
– Обещаю вам, хозяин, что, если вы будете справедливы к рабочим, я ни слова не скажу вам во вред. Могу дать еще одно обещание. Если мне доведется увидеть, что вы поступаете бесчестно и неправильно, я сначала скажу об этом вам. Вы первый услышите мое предупреждение. А если мы не поладим во взглядах на ваше поведение, вы можете уволить меня в тот же час.
– На мой взгляд, вы слишком большого мнения о себе! Не понимаю, как Хэмпер отказался от вас? Как вышло, что он не принял на свою фабрику такого умника, как вы?
– Мы расстались из-за некоторых разногласий. Я не захотел подписывать обязательства, которые от меня требовались, а он не взял бы меня на работу при любом раскладе. Поэтому я подумал, что могу принять другое предложение. Я хороший рабочий, хозяин, и умеренный во всем человек – особенно когда воздерживаюсь от выпивки. Но теперь мне придется забыть о ней надолго.
– Чтобы отложить больше денег на следующую забастовку?
– Нет! Я с удовольствием помог бы любым забастовщикам, но мне нужно содержать вдову и детей того рабочего, которого довели до бешенства ваши штрейкбрехеры. Он потерял работу из-за тупых ирландцев, которые не знают, что такое уток и долевая нить.
– Ну, если у вас такие добрые намерения, займитесь чем-нибудь другим. И я не советовал бы вам оставаться в Милтоне. Вас тут слишком хорошо знают.
– Будь сейчас лето, я уехал бы в Ирландию, чтобы работать там на сенокосе или на земляных работах, – сказал Хиггинс. – Поверьте, я никогда не вернулся бы в Милтон. Но сейчас зима, и дети умирают от голода.
– Да! Из вас получится прекрасный землекоп! Вы не сделаете и половину дневной нормы ирландца.
– Ладно, – уступив, ответил он, – только не возвращайся больше к этой теме. Она уже бесит меня. В конечном счете, если ты не встретишься с мисс Хейл, ей вообще будет не с кем обсудить тот случай с молодым джентльменом.
Чуть позже, вбежав в свою комнату, мистер Торнтон сжал голову руками.
«Их взгляды, исполненные любви! – кричал его внутренний голос. – Ее ужасная ложь, скрывающая тайну! И это чувство вины в прекрасных глазах! Но какая причина увела ее от света правды, в котором она всегда жила? О, Маргарет! Любимая Маргарет! Мама, как же ты измучила меня! Почему эта девушка пренебрегает мной? Да, я неуклюжий и грубый… Но я никогда не позволил бы ей лгать – даже ради меня».
Чем больше миссис Торнтон думала о словах сына, наполненных мольбой о милосердии к неосторожно оступившейся девушке, тем строже становились ее суждения о мисс Хейл. Она испытывала жестокое удовольствие от самой идеи высказать ей свое мнение под невинным предлогом «священного долга». Миссис Торнтон хотелось показать себя непробиваемой для того столичного лоска и обаяния, которыми, по ее убеждению, отличалась Маргарет. Нет, на нее это точно не подействует! Она презрительно фыркнула, представив себе красивый образ жертвы: ее черные как смоль волосы, чистую гладкую кожу и невинные глаза, которые не спасут негодницу от неумолимых слов справедливости. Ха-ха! Миссис Торнтон полночи придумывала свою обличительную речь.
– Мисс Хейл дома? – спросила она утром у прислуги.
Она знала, что Маргарет была в своей комнате. Миссис Торнтон видела ее в окне, когда пересекала двор. Прежде чем Марта поняла вопрос, она уже вошла в прихожую. Тем временем Маргарет писала письмо, рассказывая Эдит о последних днях матери. Воспоминания пробудили боль, и, когда Диксон объявила о визите важной дамы, она едва успела смахнуть слезы с длинных ресниц.
Принимая гостью, девушка была такой нежной и грациозной, что миссис Торнтон немного смутилась. Ее речь, приготовленная для этой встречи, не подходила для сложившихся обстоятельств. Тихий бархатистый голос Маргарет звучал мягче обычного. Ее манеры источали теплоту гостеприимства, потому что она чувствовала огромную благодарность за вежливое внимание миссис Торнтон и ее нежданный визит. Выискивая темы для беседы, она сначала нахваливала Марту – служанку, которую для них нашла миссис Торнтон. Затем Маргарет радостно сообщила, что попросила свою кузину прислать ей ноты той греческой песни, которую она недавно обсуждала с Фанни.
Миссис Торнтон оказалась в замешательстве. Ее острый дамасский клинок казался бесполезным среди ласковых бутонов роз. Какое-то время она тщетно пыталась настроить себя на выполнение тяжелых, но необходимых обязанностей. Наконец подозрение, которое закралось в ее голову, заставило гостью приступить к нелегкому делу. Она подумала, что, несмотря на полное правдоподобие, вся эта сладкая беседа была спланирована с одной лишь целью – задобрить ее сына. Очевидно, старая любовь зачахла и мисс Хейл решила вернуть отвергнутого поклонника. Несчастная Маргарет! Возможно, это подозрение было по большей части верным. Миссис Торнтон являлась матерью мужчины, чье уважение она ценила и боялась потерять. Из-за этого Маргарет подсознательно старалась угодить любезной гостье, которая, показав свою доброту, не поленилась навестить ее.
Миссис Торнтон встала, собираясь уйти, но задержалась у порога. Казалось, что она хотела сказать что-то еще. Прокашлявшись, она заговорила:
– Мисс Хейл, я должна выполнить свой долг. Я обещала вашей бедной матери, что не позволю вам совершать ошибки (здесь она немного смягчила обвинительную речь) и, полагаясь на свои суждения, буду давать свои советы и предупреждения, как бы вы их ни приняли.
Стоявшая перед ней Маргарет покраснела, будто обвиняемая. Ее глаза расширились. Она с недоумением смотрела на миссис Торнтон. Неужели она пришла говорить с ней о ложных показаниях, данных инспектору? Наверное, мистер Торнтон попросил мать объяснить серьезную опасность, которой Маргарет подвергла бы себя при выявлении ее обмана во время судебного разбирательства. И хотя ее сердце сжалось при мысли, что он не пришел к ней сам и не принял ее раскаяние, она решила смиренно и кротко вынести любой упрек во лжи.
– Сначала, – продолжила миссис Торнтон, – когда одна из служанок сообщила мне, что вас видели в компании молодого джентльмена на удаленной от вашего дома станции в позднее время, я не поверила этой истории. Однако ее подтвердил мой сын! Мне жаль говорить, но из-за подобной неосторожности многие девушки, потеряв свою репутацию, были изгнаны из светского общества…
В глазах Маргарет вспыхнули искры гнева. Это новое обвинение показалось ей чрезмерно оскорбительным. Если бы миссис Торнтон осуждала ее за дачу ложных показаний, она стерпела бы любые слова, потому что действительно опозорила себя обманом. Но вмешательство в ее личную жизнь! Намеки на потерю репутации! Миссис Торнтон была для нее чужим человеком. Маргарет не должна была отвечать на такую дерзость. Ни одного слова для этой женщины!
Миссис Торнтон, увидев в ее взгляде бунтарский огонь, решила не отступать от ранее принятого решения поставить эту молодую особу на место.
– Выполняя обещание, данное вашей матери, я нашла необходимым предостеречь вас от дальнейших нарушений элементарных правил приличия. Они на долгое время скомпрометируют вас в глазах общества – если ни принесут вам еще большего вреда.
– Ради матери я могу вынести многое, – едва не плача, сказала Маргарет. – Но не всё! Думаю, моя мама не предполагала, что вы используете ее предсмертную просьбу как повод для того, чтобы оскорблять меня!
– Вы говорите об оскорблении, мисс Хейл?
– Да, мадам, – ответила Маргарет. – Это оскорбление! Ничего не зная обо мне, вы тем не менее посмели высказать такие подозрения. Ах! Теперь я представляю, что ваш сын наговорил вам обо мне…
Потеряв контроль над собой, она закрыла лицо руками.
– Вы не правы, мисс Хейл, – произнесла миссис Торнтон.
Совесть заставила ее удержаться от дальнейших расспросов, хотя ей было любопытно послушать признания девушки.
– Перестаньте выдумывать всякую чушь! Мой сын ничего не наговаривал на вас. Вам никогда не понять мистера Торнтона. Вы недостойны его. Послушайте, юная леди, и поймите наконец, какого человека вы отвергли! Он милтонский фабрикант! Настоящий мужчина с огромным и нежным сердцем. Прошлым вечером, несмотря на ваше недостойное поведение, он сказал мне: «Сходи к ней. Я предполагаю, что она находится в затруднительном положении из-за привязанности к какому-то человеку. Ей нужен совет женщины». Думаю, я ничего не напутала. Он просто подтвердил, что вас действительно видели вечером на станции Аутвуд в компании с молодым джентльменом. И больше мой сын ничего не сказал. Ни одного слова против вас. Если Джон знает некие сведения, страх перед которыми заставляет вас сейчас рыдать, он будет держать их при себе.
Маргарет по-прежнему закрывала лицо руками. Ее пальцы стали влажными от слез. Миссис Торнтон немного смягчилась.
– Успокойтесь, мисс Хейл. Я допускаю, что, если вы объясните некоторые сомнительные обстоятельства, ваше поведение не будет считаться нарушением приличий.
Ответа не последовало. Маргарет не знала, что сказать. Ей хотелось сохранить хорошие отношения с миссис Торнтон, но она не желала давать объяснения. Терпению гостьи пришел конец.
– Мисс Хейл, мне жаль прерывать наше знакомство, но ради Фанни я обязана это сделать. Примерно то же самое я сказала и сыну. Если бы моя дочь совершила подобный проступок, в нашей семье его сочли бы огромным позором. Возможно, мы даже выгнали бы ее из дома.
– Я не буду объясняться перед вами, – тихим голосом произнесла Маргарет. – Я поступила неправильно, но это не то, что вы думаете. Судя по всему, мистер Торнтон осудил меня более милосердно, чем вы.
Она с трудом сдерживала слезы.
– Тем не менее, мадам, я верю, что вы руководствовались добрыми намерениями.
– Спасибо, – вздернув подбородок, ответила миссис Торнтон. – Вот уж не думала, что мои намерения будут подвергаться сомнению. Больше я вам не советчица. Мне ведь не хотелось соглашаться на просьбу вашей матери, и я всегда не одобряла привязанности моего сына к вам и вашему семейству. В ту пору я имела только подозрения, хотя уже тогда вы казались мне недостойной женщиной. Потом, во время бунта, вы бесстыдно бросились ему на шею, выставив себя на посмешище перед служанками и рабочими. После этого я была не вправе препятствовать желанию моего сына жениться на вас – желанию, которое он всецело отрицал до бунта.
Маргарет поморщилась и глубоко вздохнула, но миссис Торнтон, похоже, этого не заметила.
– Он пришел к вам с предложением руки и сердца, однако ваши планы изменились. Ваш выбор пал на другого мужчину. Затем, как я и сказала вчера моему сыну, вы узнали о своем любовнике что-то возмутительное и решили снова переметнуться к Джону…
– Так вот как вы думаете обо мне, мадам? – с гордым презрением произнесла Маргарет. – Можете больше ничего не говорить, миссис Торнтон. Мне не за что оправдываться перед вами. На этом позвольте откланяться.
Она вышла из комнаты с грацией оскорбленной принцессы. Миссис Торнтон обладала достаточной долей юмора, чтобы почувствовать всю смехотворность ситуации, в которой она оказалась. Ей оставалось только уйти. Она почти не сердилась на поведение Маргарет, и ее мало заботило, что думала о ней девушка. Миссис Торнтон от чистого сердца поговорила с ней, как этого и просила умиравшая леди. Слезы Маргарет успокоили гостью больше, чем ее возможные отговорки или молчание. Сразу было видно, что правильные слова возымели действие.
«Моя юная леди, – подумала миссис Торнтон, – у тебя строптивый норов. Если вы с Джоном сойдетесь, ему придется держать тебя в узде, чтобы ты в конце концов научилась знать свое место. Теперь ты вряд ли пойдешь гулять со своим красавчиком в такой поздний час. У тебя для этого слишком много ума и гордости. Мне нравятся девушки, которые не дают себя в обиду, когда о них говорят нелестные слова. Это показывает их сильный дух. И мисс Хейл не из робкого десятка! Она неплохо держит удар. Я отдаю ей должное. А моя Фанни совсем другая. Судьба, увы, обделила ее стойкостью и мужеством».
Мистер Торнтон провел утро не так хорошо, как его мать. Она добилась поставленной цели и выполнила свою миссию. Он же пытался понять, в какую пропасть загнала его забастовка. Фабрика несла огромные убытки. Добрая доля его капитала была вложена в новое дорогое оборудование. Кроме того, мистер Торнтон, приняв большие заказы, которые ему теперь требовалось выполнить, закупил много хлопка. Из-за забастовки он ужасно запаздывал по срокам взятых обязательств. Даже с его прежними опытными рабочими он с трудом произвел бы необходимый объем товаров, а некомпетентность ирландских рабочих, которые лишь начинали обучаться работе, ежедневно приносила ему лишь горькое разочарование.
Для своей просьбы Хиггинс выбрал неудачное время. Он обещал Маргарет, что любой ценой встретится с мистером Торнтоном. И хотя каждое мгновение усиливало его недовольство и уязвляло гордость, он час за часом стоял, прислонившись к стене, – сначала на одной ноге, затем на другой. Наконец дверной засов щелкнул и мистер Торнтон вышел на улицу.
– Сэр, я хотел бы поговорить с вами.
– Не могу задерживаться, друг. Я и так уже опаздываю.
– Хорошо, сэр. Я подожду, когда вы вернетесь.
Глядя вслед мистеру Торнтону, Хиггинс печально вздохнул. Затея оказалась бесполезной. Ожидание у фабричных ворот было единственным шансом увидеть хозяина. Если бы Николас постучал в дверь сторожки или проскользнул к дому Торнтонов, ему пришлось бы предстать перед надсмотрщиком. Поэтому он терпеливо стоял у стены, не отвечая на вопросы и лишь кивая при виде знакомых мужчин и женщин. В обеденное время ворота открылись и толпа рабочих хлынула с фабричного двора. Хиггинс по-прежнему стоял у стены, бросая хмурые взгляды на ирландских штрейкбрехеров, которых недавно привезли сюда. Наконец появился мистер Торнтон.
– Что? Ты все еще здесь?
– Да, сэр. Я должен поговорить с вами.
– Тогда заходи, – сказал он, открывая дверь сторожки. – Давай пройдем через двор. Сейчас перерыв на обед, поэтому я могу уделить тебе несколько минут для разговора.
По пути к нему подбежал надсмотрщик и тихо сказал:
– Я полагаю, сэр, вам известно, что этот парень, Хиггинс, является одним из лидеров Союза. Тот самый, который произносил речь в Херстфилде.
– Я этого не знал, – ответил мистер Торнтон, оглянувшись и посмотрев на своего спутника.
Хиггинс был известен ему только по имени, как местный смутьян.
– Прошу вас, проходите, – сказал он, перейдя на официальный тон.
«Такие люди мешают коммерции, – подумал мистер Торнтон. – Они вредят городу, в котором живут. Демагоги и любители насильственных методов».
Как только они оказались в конторе, он взглянул на посетителя и бесстрастно спросил:
– Итак, сэр, что вы от меня хотите?
– Меня зовут Хиггинс…
– Я знаю. Что вам угодно?
– Я хочу работать.
– Работать? Вы, славный парень, пришли просить у меня работу? Вам не занимать наглости, мистер Хиггинс.
– У меня много врагов и клеветников. Их пруд пруди. Но я не слышал, чтобы кто-то из них называл меня излишне скромным.
Николас больше злился на поведение фабриканта, чем на его слова. Мистер Торнтон увидел на столе письмо, вскрыл конверт и начал читать его. Наконец он поднял голову и раздраженно спросил:
– Чего вы ждете?
– Ответа на вопрос, который я задал.
– Я уже ответил вам. Не занимайте больше моего времени.
– Вы сделали замечание о моей наглости, сэр. Но меня учили, что по правилам приличия на вежливый вопрос человек должен отвечать «да» или «нет». Я был бы благодарен вам, если бы вы дали мне работу. Хэмпер может подтвердить, что я хороший рабочий.
– Я не советовал бы вам отправлять меня к Хэмперу для расспросов о вашем характере. Он может рассказать мне больше, чем вам хотелось бы.
– А я все же рискнул бы получить его рекомендацию. Мне нравится совершенство, и я всегда делаю то, что считаю лучшим. Вот самое худшее, что он может сказать обо мне.
– Тогда идите к нему и устраивайтесь на его фабрику. Мне пришлось уволить сотню лучших рабочих из-за того, что они последовали за вами и такими, как вы. Неужели вы думаете, что я возьму вас к себе? С таким же успехом я могу кинуть горящую головню в центр склада с хлопком.
Хиггинс повернулся к двери, но воспоминание о Бушере заставило его снова обратиться к мистеру Торнтону:
– Обещаю вам, хозяин, что, если вы будете справедливы к рабочим, я ни слова не скажу вам во вред. Могу дать еще одно обещание. Если мне доведется увидеть, что вы поступаете бесчестно и неправильно, я сначала скажу об этом вам. Вы первый услышите мое предупреждение. А если мы не поладим во взглядах на ваше поведение, вы можете уволить меня в тот же час.
– На мой взгляд, вы слишком большого мнения о себе! Не понимаю, как Хэмпер отказался от вас? Как вышло, что он не принял на свою фабрику такого умника, как вы?
– Мы расстались из-за некоторых разногласий. Я не захотел подписывать обязательства, которые от меня требовались, а он не взял бы меня на работу при любом раскладе. Поэтому я подумал, что могу принять другое предложение. Я хороший рабочий, хозяин, и умеренный во всем человек – особенно когда воздерживаюсь от выпивки. Но теперь мне придется забыть о ней надолго.
– Чтобы отложить больше денег на следующую забастовку?
– Нет! Я с удовольствием помог бы любым забастовщикам, но мне нужно содержать вдову и детей того рабочего, которого довели до бешенства ваши штрейкбрехеры. Он потерял работу из-за тупых ирландцев, которые не знают, что такое уток и долевая нить.
– Ну, если у вас такие добрые намерения, займитесь чем-нибудь другим. И я не советовал бы вам оставаться в Милтоне. Вас тут слишком хорошо знают.
– Будь сейчас лето, я уехал бы в Ирландию, чтобы работать там на сенокосе или на земляных работах, – сказал Хиггинс. – Поверьте, я никогда не вернулся бы в Милтон. Но сейчас зима, и дети умирают от голода.
– Да! Из вас получится прекрасный землекоп! Вы не сделаете и половину дневной нормы ирландца.