– Мне кажется, что у него осталось только два утешения: трубка и выпивка.

Мистер Хиггинс вышел наружу, наверное, чтобы покурить.

– Ну, разве я не дура? – возбужденно сказала Бесси. – Ведь знаю, что нужно удерживать отца подальше от тех, кто во время стачки подталкивает людей к беспробудному пьянству. И тут мне нужно было распустить язык и заговорить о его табачном дыме. Вот он и ушел… Ему постоянно хочется курить… и я не знаю, каким он вернется домой. Лучше бы я мучилась от приступов кашля.

– Твой отец пьет? – спросила Маргарет.

– Нельзя сказать, что сильно пьет, – взволнованно ответила она и добавила: – Ну а чем ему еще заниматься? Наверное, у тебя, как и у других людей, бывают дни, когда ты просыпаешься и все последующее время думаешь о переменах или о каком-то значимом событии. Помню, в такие дни я ходила в пекарню и покупала четырехфунтовик хлеба – просто потому, что меня тошнило при мысли о доме и фабрике, где я увижу и услышу то же самое, что и вчера. У меня будет тот же вкус во рту и те же мысли в голове. Иногда мне хотелось стать мужчиной, чтобы пойти в пивнушку и прокутить все деньги, даже если бы потом пришлось искать для себя новое место работы. У отца – да и у всех мужчин – это чувство усталости от однообразия и вечной работы куда сильнее, чем у женщин. И что им делать? Разве они виноваты, что их тянет в кабак? Им хочется повеселиться, разогнать свою кровь и посмотреть на то, чего они не видят в другое время, – на картины, зеркала и прочие вещи. Но отцу не нравится пьянство. Наоборот, ему становится только хуже от спиртного. Понимаешь…

Теперь ее голос стал грустным.

– Во время забастовки многие люди теряют надежду. Где им получить утешение? Отец тоже стал чаще сердиться и пить. Иногда во хмелю он совершает такие поступки, о которых позже хочет забыть. Благослови Бог твое жалостливое лицо, но ты просто не знаешь, что такое забастовка.

– Успокойся, Бесси, – сказала Маргарет. – Я не говорю, что ты преувеличиваешь, потому что действительно не знаю многих вещей. Однако тебе сейчас нездоровится. Ты видишь только темную сторону жизни, а имеется и светлая сторона.

– Тебе хорошо так говорить. Ты жила в красивых местах, не зная ни забот, ни бедности.

– Бесси, будь осторожна в оценке людей.

На лице Маргарет появился румянец. Ее глаза заблестели от обиды и возмущения.

– Я лучше пойду домой. Моя мать очень больна… Ничто, кроме смерти, не может выпустить ее из плена мучительных страданий. Но в беседах с отцом я должна следить за своими словами, потому что он не замечает ее реального состояния, и мне нужно постепенно доносить до него эту печальную весть. Единственный человек, который способен помочь мне, – мой брат, чье присутствие могло бы утешить маму больше всего на свете, – ложно обвинен судом. Он подвергнет себя смертельному риску, если решит повидаться с умирающей матерью. Это я говорю тебе по секрету. Понимаешь, Бесси? Тебе не следует упоминать о нем. Ни один человек в Милтоне, и во всей Англии, не должен ничего прослышать о моем брате. И ты думаешь, я не знаю забот? Не знаю тревог, хотя и хожу в хорошей одежде? Ах, Бесси! Бог справедлив. Наши жребии уже отмерены. Хотя никто, кроме Него, не знает о горечи наших душ.

– Извини меня, – смиренно произнесла Бесси. – Иногда, размышляя о своей жизни и тех малых удовольствиях, которые достались мне, я начинаю считать себя единственной, кто обречен на смерть из-за падения с небес той роковой звезды. «И имя сей звезде “полынь”, и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки». Некоторые могут лучше переносить боль и печаль, думая, что их судьбы были предопределены заранее. Тогда кажется, что моя боль необходима для исполнения великого замысла. Хотя в другое время я понимаю, что все мои страдания напрасны.

– Нет, Бесси, подожди! – торопливо проговорила Маргарет. – Бог не терзает нас болями намеренно. Не живи одними пророчествами из «Откровения». Лучше читай более понятные главы из Библии.

– Да, наверное, так будет разумнее. Но где еще, как не в «Откровении», я услышу такие великие обещания… прочитаю рассказы о чем-то столь не похожем на этот ужасный мир и мой безжалостный город? Сколько раз я читала нараспев стихи седьмой главы. Они звучат, как орга́н! А остальные предназначены для повседневного использования. Я не могу отказаться от «Откровения» Иоанна. Оно дает мне больше утешения, чем все другие книги Библии.

– Давай я как-нибудь приду и почитаю тебе мои любимые главы.

– Хорошо, – с радостью согласилась Бесси, – приходи. Возможно, отец тоже захочет послушать тебя. Он смеется над моими разговорами. Ему кажется, что они не имеют отношения к реальности и его делам.

– Где твоя сестра?

– Пошла резать бумазею. Я была против, но мы должны как-то жить, а денег от Союза рабочих не хватает.

– Мне пора идти. Ты очень помогла мне, Бесси.

– Помогла?

– Да. Я пришла сюда опечаленной, думая, что мое собственное горе является единственным в мире. Ты рассказала мне о бедах, которые вы терпите годами, и твои слова сделали меня сильнее.

– Благослови тебя Бог! Мне всегда казалось, что поддержка слабых людей – это доброе дело. А тут мои слова сделали добро для тебя. Я начинаю гордиться собой!

– У тебя бы ничего не вышло, если бы ты думала об этом. Но, просто утешая меня, ты добилась многого.

– Маргарет, ты не похожа на тех, кого я раньше встречала. Даже не знаю, из чего ты сделана.

– Я тоже не знаю. До свидания!

Бесси, покачиваясь в кресле-качалке, смотрела ей вслед.

– Интересно, много ли на юге таких людей, как она, похожих на порыв чистого и свежего воздуха? Ее присутствие будто освежает меня. Кто бы мог подумать, что эта девушка, с таким светлым лицом, как у ангела, которого я видела во сне, может знать печаль, о которой она говорила? Неужели она тоже грешна? На всех нас лежит грех. Я думаю, что часть греха имеется и в ее душе. Почему я так много думаю о ней? И отец тоже думает… И даже Мэри. Такое нечасто случается.





Глава 18

Пристрастия и предубеждения




Чуткое сердце противится мне,

И два голоса слышны в моей груди.

Фридрих Шиллер. Валленштейн




Вернувшись домой, Маргарет нашла на столе два послания: записку для матери и пришедшее по почте письмо, очевидно от тети Шоу. На тонком конверте, серебристом и хрустящем, были наклеены чужеземные почтовые марки. Она достала письмо и начала читать его. Внезапно в комнату вошел отец.

– Твоя мать устала и рано легла в постель. Боюсь, что такой душный предгрозовой день был не самым лучшим для визита доктора. Что он думает о ее здоровье? Диксон сказала, что мистер Дональдсон разговаривал с тобой.

Маргарет не знала, что ответить. Отец выглядел мрачным и беспокойным.

– Надеюсь, он не обнаружил какую-то серьезную болезнь?

– Пока нет. Доктор сказал, что мама нуждается в заботе. Он был так добр, что обещал приезжать к нам время от времени. Он хочет посмотреть, как будут действовать его лекарства.

– И это и все? Только забота? Он не рекомендовал сменить обстановку? Не говорил, что воздух промышленного города вредит ее здоровью?

– Нет, ни слова, – ответила дочь. – Но я думаю, что он чем-то обеспокоен.

– Доктора всегда обеспокоены чем-то. Это часть их профессионального поведения.

Заметив нервные движения отца, Маргарет поняла, что, несмотря на все его попытки уклониться от горькой правды, ей все же удалось заложить в него первые подозрения о возможной опасности. Он не мог забыть эту тему и перейти к другим вопросам. Он возвращался к ней весь вечер, хотя и не желал допускать даже мысли, способной огорчить его, из-за чего Маргарет погрузилась в невыразимую печаль.

– Папа, вот письмо от тети Шоу. Она приехала в Неаполь, нашла его слишком жарким и поэтому сняла апартаменты в Сорренто. Я не думаю, что ей нравится Италия.

– Доктор ничего не говорил о диете?

– Она должна легко усваиваться и быть питательной. Мне кажется, аппетит у мамы хороший.

– Да, и это выглядит очень странно. Он должен был поговорить с тобой о диете.

– В следующий раз я расспрошу его об этом.

Наступила неловкая пауза. Собравшись с духом, Маргарет продолжила:

– Тетя Шоу пишет, что послала нам несколько коралловых украшений.

На ее лице промелькнула слабая улыбка.

– Но она боится, что милтонские диссиденты не оценят такую стильную бижутерию. Наверное, она набралась своих идей о диссидентах от квакеров, верно?

– Если твоя мать что-то скажет о своих желаниях или ты сама заметишь некую ее нужду, тут же сообщи мне об этом. Боюсь, она не всегда рассказывает нам о своих потребностях. И прошу тебя, найди ту девушку, о которой говорила миссис Торнтон. Если мы наймем хорошую и исполнительную служанку, Диксон сможет постоянно оставаться с твоей мамой. Я уверен, что при должной заботе мы быстро поставим ее на ноги. В последнее время она утомлялась из-за жаркой погоды. Небольшой отдых пойдет ей на пользу, не так ли, Маргарет?

– Надеюсь, что да, – ответила дочь.

В ее голосе звучала такая печаль, что отец не мог не заметить этого. Он потрепал ее по щеке.

– Перестань грустить. Если ты будешь выглядеть настолько бледной, мне придется подрумянить твои щечки. Позаботься о себе, девочка, иначе следующей, кому понадобится доктор, окажешься ты.

Он весь вечер не находил себе места и раз за разом, вставая на цыпочки, наведывался в спальню, чтобы посмотреть, не пробудилась ли его супруга. У Маргарет болело сердце от его плохо скрытого беспокойства. Он пытался замять и придушить свои тайные страхи, которые подкрадывались к нему из темных мест сознания. Наконец он вернулся, заметно успокоенный.

– Она проснулась, Маргарет. Когда твоя мама увидела меня, стоявшего рядом с постелью, она тихо улыбнулась. Представляешь? Той самой прежней улыбкой. Она сказала, что чувствует себя освеженной и готовой к чаепитию. Где записка от миссис Торнтон? Твоя мать хочет взглянуть на нее. Пока ты будешь готовить чай, я прочитаю ей сообщение от наших новых друзей.

Записка оказалась официальным приглашением: миссис Торнтон просила мистера, миссис и мисс Хейлов прибыть к ней на обед, назначенный на двадцать первое число сего месяца. После всех печальных новостей, заполнивших этот день, Маргарет была неприятно удивлена, когда отец заявил, что готов принять приглашение. Прежде чем она успела ознакомиться с запиской, миссис Хейл уже начала фантазировать о том, как ее муж и дочь пойдут на званый обед в дом милтонского фабриканта. Перспектива такого события внесла разнообразие в монотонную жизнь больной женщины, и она вцепилась в эту идею мертвой хваткой, не обращая внимания на упрямые возражения дочери.

Когда на следующий день Маргарет начала писать ответ на предложение миссис Торнтон, ее отец целиком и полностью поддержал супругу.

– Зачем отказываться, милая? Если твоя мама хочет, чтобы мы поехали, давай так и поступим. Она не отпустила бы нас, если бы чувствовала себя не вполне здоровой. Мне кажется, все гораздо лучше, чем мы думаем. Верно, дорогая?

Его дочь промолчала.

– Верно, Маргарет? – нервозно взмахнув руками, повторил отец.

Девушке казалось, что будет жестоко отказывать ему в утешении, в котором он нуждался. Кроме того, его страстное желание скрыть свой страх и надежда на лучший исход воодушевило ее саму.

– Да, я думаю, что после прошлой ночи она пошла на поправку, – ответила Маргарет. – Ее глаза посветлели, а лицо стало ясным.

– Благослови тебя Бог, – с энтузиазмом произнес мистер Хейл. – Ты никогда не ошибаешься. Вчера было так душно, что все знакомые мне люди чувствовали недомогание. Просто мы выбрали неудачный день для визита доктора Дональдсона.

Затем он ушел, чтобы заняться своими обязанностями – подготовкой к выступлениям перед рабочими, которые он обещал провести в городском лектории. Согласно собственным вкусам, мистер Хейл выбрал тему о церковной архитектуре. И хотя она мало совпадала с желаниями тех, кому предназначалось выступление, руководство лектория, всегда пребывавшее в больших долгах, с удовольствием согласилось на бесплатный образовательный курс от такого умного и культурного человека, как мистер Хейл.

Тем же вечером мистер Торнтон, войдя в столовую, спросил:

– Ну, мама, кто принял твои приглашения на двадцать первое число?

– Фанни, где ответные записки? Сликсоны приедут. Коллингбруксы тоже. Стивенсы приняли приглашение. Брауны отказались. Хейлы, отец и дочь, приедут. Мать слишком больна. Макферсоны приедут. Мистер Хорсфолл и мистер Юнг прибудут чуть позже. Я думаю позвать Портеров, раз Брауны не смогут приехать.

– Прекрасно. Знаешь, судя по словам доктора Дональдсона, миссис Хейл действительно больна.