— Теперь с тобой, — Я повернулся к Драго. Наконец-то можно говорить тихо. Уже все связки надорвал. — Тоже оружие сдавай. Решать насчет тебя будет Северин. Считай, что ты арестован.
— Не думай, что тебе это сойдет с рук, — прошипел бывший командир отряда, передавая револьвер и винтовку. — Мы с Северином знакомы несколько лет а тебя, сопляка, он второй раз видит. Не думай, что я буду молчать. Все расскажу — и как ты меня с командиров сместил, и как расстрелял своих. Братьев, считай. Из-за каких-то дырок. Попомни мои слова — ты еще будешь у меня прощение вымаливать, на коленях. А я подумаю, прощать или нет!
— Посмотрим, — жму плечами я.
Нужно еще как-то помочь жертвам. Несчастные письмоводительницы так и сидели, прижавшись к стене отделения. Отправлять к ним парней, да и сам подходить не стал — сомнительно, что сейчас им будет приятно мужское общество. Попросил помочь Керу, благо она, против обыкновения, проявила несвойственную ей деликатность. То есть не стала объявлять их бесполезным мясом и предлагать добить. Правда, и участия особого не проявила:
— Ну и чего вы тут расселись, как курицы ощипанные? Прям, беда-огорчение случилось. И всего-то по паре раз трахнули. Меня вон чистые мрази десять дней сношали без перерывов, и ничего. Зато вон ваши обидчики, болтаются уже — а мне моих еще поискать придется.
Как ни странно, такие грубоватые утешения подействовали. Девушки, неловко прикрываясь, поднимались и уходили обратно в здание почты. Плакать продолжали, но пустоты в глазах уже не было.
— Ну чего, командир? Кому следующему поедем помогать? — подпрыгивая от нетерпения спросил Ремус. Максим, услышавший вопрос, закашлялся. Я тоже подозрительно уставился на парнишку. Физиономия абсолютно честная и наивная, но вот не верю я, что он случайно… Ну точно, глаза-то поблескивают. Шутник хренов!
— К жандармерии поехали, — решил я. На самом деле, пока разбирались с подчиненными Драго, стрельба в городе закончилась. Так что я надеялся, нашей помощи никому не потребуется. А вот Драго надо бы Северину побыстрее передать. Да и вообще рассказать центуриону о происшедшем — пусть он тоже подумает, как предотвратить повторение подобных инцидентов.
— А нам чего делать? — мрачно спросил один из бойцов Драго.
— Ничего, — я пожал плечами. — Валите куда хотите. Кого с оружием встречу — пристрелю.
Жандармерия встретила нас погнутыми створками ворот, сколами от рикошетов на стенах здания, выбитыми окнами и густым запахом крови. А еще трупами. В основном в синей форме, но у выхода лежали двое в гражданском — наши парни.
— Живые, и даже все целые, — Северин пересчитал новоприбывших глазами, и удивленно покачал головой. Любит тебя Марс, парень. А я вот двоих не уберег. Если бы не твоя придумка с пулеметами, было бы хуже. Встречали нас. Залпом. То ли стрельбу услышали, то ли просто ждали. Хорошо, слишком рано начали, нервы у синемундирников не выдержали. Если бы поближе подпустили… А так успели грузовик развернуть. Ладно. Приятель твой людей прислал, у них без потерь. Магистратские не сопротивлялись, хотя возмущались ужасно. А вот от Драго что-то ничего не слышно.
Как раз в этот момент Максим вывел помянутого из машины. Я не успел рот открыть, как разжалованный мной командир захлебываясь принялся рассказывать о моих преступлениях. Видно, за время пути он успел продумать свою версию происшедшего, так что, по его словам, я получился настоящим предателем. Они встретили ожесточенное сопротивление, Драго был ранен, и тут сзади налетели мы, пристрелили несколько бойцов, злобных почтальонов отпустили, а самого доблестного Драго пленили и готовимся оговорить. По мере приближения к финалу, Северин хмурился все сильнее. Дослушав докладчика, мрачно глянул на меня, предлагая высказать свою версию. Я стесняться не стал — объяснил, что произошло, и почему я сделал то, что сделал.
— Я бы и этого пристрелил, но у нас вроде как военная организация, а он мне по статусу равен. Так что разбирайся ты.
Северин помрачнел еще сильнее, в глазах появилась тоска. Кажется, ему было бы даже легче, если бы Драго оказался прав, вот только моя версия звучала намного убедительнее.
— Поехали к почте. Посмотрим на месте.
— Ты чего, дружище?! — возмутился Драго. — Ты чего этого сопляка слушаешь? Да мы с тобой два года знакомы!
— Разобраться надо, — брезгливо глянул на приятеля центурион. — Обвинения оба серьезные выдвинули. Так что поехали. И вот что, Диего, ты бы тоже оружие сдал пока. И своих парней пока здесь оставь. С моими поедем.
Я только хмыкнул. Возмущаться не стал. Хочет поиграть в справедливый суд — его право. Если примет сторону моего соперника… Ну уж точно терпеть не стану. Уж уйти я смогу и безоружным. К тому же Ева даже не подумала выполнять указания центуриона, молча пристроившись за моим плечом — центуриону это не понравилось, но он промолчал. В отличие от тех, кто видел ее в деле, к девушке он угрозы не видел.
— Ждите здесь, — обвел я глазами своих ребят. Почему-то не увидел Ремуса, но разбираться не стал, оставив это на потом.
Отсутствовали мы недолго, так что Северин получил возможность не только полюбоваться на висельников, но и выслушать жертв — они так и сидели в здании, кое-как забаррикадировав входную дверь. Собственно, Северину все стало ясно уже тогда, но он велел подчиненным пригласить нескольких жителей соседних инсул — опросить независимых свидетелей. Свидетели, когда поняли, что их не грабят, разливались соловьями. Их показания, конечно, здорово отличались друг от друга, да и от того, что было в реальности были далеки, но в целом соответствовали общему смыслу происходившего.
Отпустив очевидцев, Северин подошел к Драго. Мужчина, поняв, что центурион не на его стороне, вновь завел свою волынку про то, что они же давние товарищи, и что почту они взяли…
— Хватит, — велел Северин, не став дослушивать. — Вернемся на базу, решим, что с ним делать. Диего, с тебя подозрение снято, оружие заберешь сам. Жестковато ты, конечно, — сотник глянул на меня с каким-то даже удивлением, — но, наверное, правильно. Такие дела лучше пресекать в зародыше, а то мы быстро в банду превратимся. Ладно, возвращаемся в жандармерию. Да и вообще надо перебазироваться — хватит тюрьму занимать. Насиделись.
— Милицию[1] нужно организовать, — я все же решил высказаться. — Как можно быстрее. Уговорами народ не удержишь, все сейчас злые. Наши могут почувствовать себя победителями в захваченном городе, да и местные… Сколько они по домам сидели?
— Возьмешься? — с надеждой взглянул на меня центурион. — У тебя неплохо получается, — он кивнул на висельников.
— Нет уж, спасибо, — сразу открестился я. — Это не для меня. Встречу где — пресеку, а так я больше по чистым. Дождусь возвращения старика, и будем отряды формировать.
— Что за отряды?
— Мы какую территорию контролируем? — ответил я вопросом на вопрос.
— Да никакую пока, — удивился Северин. — А то сам не знаешь!
— Ну вот. А с отрядами будем контролировать. На одних фермерах жизни не построишь. Нужно заводы запускать, как тот химический, с которого мы нитроглицерин забрали. Связи налаживать с другими городами. Не на уровне «мы вам поможем, но потом». Разведка опять же. А то новости из газет узнаем! Я думаю, нужно много небольших отрядов на локомобилях.
— Хорошая мысль, но давай об этом правда с Рубио. Сначала нужно с этим всем разобраться — он неопределенно повел рукой, имея виду, видимо, Памплону.
* * *
Иерарх Прим вспоминал. Воспоминания широким, полноводным потоком заливались в сознание и не было никакой возможности остановить эту пытку. Вся грязь, весь ужас и мерзость его прошлого заполняла сущность. Все то, что его хозяин когда-то милостиво отделил прозрачной чистой стеной безмолвия теперь стремительно возвращалось. Перед глазами мелькали сцены из прошлой жизни — такие яркие, будто он прожил их только что. Это было так больно, что физическая боль, терзавшая тело, выворачивавшая суставы, гулявшая стеклянным песком по венам почти не ощущалась. Прим готов был отдать все, чтобы только остановить эту пытку. Недовольство господина никогда не было приятным, но такого, как сейчас не было еще никогда.
Иерарх Прим не мог даже сказать, как долго продолжается истязание. Он вообще слабо понимал реальность, полностью погруженный в прошлое. Однако вопрос, зазвучавший в голове он осознал сразу же.
— Я не знал! Не знал! — Иерарху казалось, что он кричит, однако для посторонних наблюдателей, будь они в состоянии видеть и слышать происходящее, он по-прежнему оставался безмолвной и неподвижной фигурой. — Я сделаю, только забери это обратно господин мой. Убери мою грязь, молю тебя! Я больше не вызову твоего недовольства!
И божество снизошло до своего ближайшего последователя. В один момент прошлая жизнь скрылась в сияющей вспышке света, в душу вновь вернулось счастье и покой. Только на самом краю сознания оставалась крохотная червоточина. Знание о том, что все может измениться.
Иерарх Прим обвел взглядом собеседников. Даже очень внимательный взгляд не мог бы обнаружить пережитой каждым из них бури. Для каждого бог подобрал свою пытку. Выбрал что-то такое, что причиняло особенно сильные страдания. На секунду стало любопытно — а что пережили они? Впрочем, это не имело значения.
— Мы должны отправиться туда вместе, — проскрипел Квинт, поймав взгляд. — Мы превратим в чистоту всех. Если понадобится, я буду выжигать саму землю, на которой это произошло, пока она не скроется под волнами. И даже тогда там никогда больше не появится ничего живого.
— И добьешься только того, что сегодняшняя епитимья превратится в бесконечную кару, — холодно ответил Прим. Все-таки не зря божество поставило его первым над всеми своими рабами. Остальные так и не смогли достичь очищения в достаточной степени. Страх не стал для них стимулом, он лишь ограничивает. — Если мы так поступим, происшедшее сегодня исключение станет правилом. Сегодня бог потерял одну из тысяч душ, предназначенных ему. Если мы поступим так, как хочется… он потеряет намного больше.
— Но что делать? — голос иерарха Септима даже сорвался, отчего остальные досадливо поморщились. Нельзя оскорблять соратников проявлением своих слабостей. Слабость — это грязь. — Сенат уже отказался отправлять туда легионы. Жандармов слишком мало. И мы не можем собрать их достаточно быстро. К тому же, паства, почувствовав свободу, начнет волноваться. Они все должны чувствовать удушающую руку на своих шеях, иначе мгновенно распоясаются. Как будто вы не знаете!
— Скажи, Септим, — едва сдерживая презрение, спросил Прим. — Что делают с ослом, если он не слушается стека?
— Убивают? — переспросил Септим.
Приму захотелось закрыть лицо руками. Стыд — это первое, от чего очистил его господин, когда он пришел к нему. И вот теперь это чувство почти вернулось. Ничего. Когда-нибудь нужда в таких помощниках уйдет.
— Если осел не слушается стека, ему показывают морковку. — Ласково пояснил Прим. И поняв, что метафора слишком сложна, пояснил: — Мы объявим награду тому, кто приведет к нам святотатца. Мы объявим прощение бунтовщикам, если они приведут к нам его.
— Этого мало, — проскрипел Децим. Самый младший из иеррархов, на чью долю выпал контроль и окормление паствы из исправительных учреждений, он редко участвовал в обсуждениях, и потому слова прозвучали веско.
— Что предлагаешь? — живо отреагировал Прим.
— Нужно сделать так, чтобы они хотели, чтобы их оставили в покое. Нужно послать туда орду.
— Где ее взять? — разочарованно процедил Септим. — Обсудили же, что нет у нас людишек.
— У меня есть.
[1] Вообще на латыни, на которой здесь все говорят, militio — это, собственно, «прохождение службы в войсках», но будем считать, что у них тоже язык здорово изменился, так что тут как и у нас изначально означает «народное ополчение для поддержания порядка»
Глава 5
Памплона была почти спокойна. Северин, при всей своей нерешительности и нежелании управлять большими массами людей, умел действовать быстро. Первые отряды милиции отправились в патруль уже через час после завершения расследования. Еще через два в город привезли партию металлических рупоров, — моя идея, — и отряды помимо собственно контроля за порядком, начали извещать жителей о том, что власть сменилась, но к жителям никаких претензий нет. Беспорядки, мародерство, грабеж и прочие безобразия будут пресекаться самым радикальным образом, так что просьба сохранять спокойствие и здравость рассудка. В городе вводится комендантский час, но только на ночь — днем можно жить в обычном режиме. По всем вопросам обращаться в магистрат. Тут-то центурион и взвыл самым натуральным образом.
К пяти пополудни возле магистрата собралась нешуточная толпа. Людей интересовал только один вопрос — когда в городе появится еда. Смешно, но верхняя Памплона, как оказалось, уже неделю голодает — подвоза провизии в город не было с тех пор, как начался бунт, все запасы из лавок и прочих складов подмели, не глядя на взвинченные цены, и теперь люди интересуются, что в этой ситуации собирается делать новая власть. Народу в основном оказалось совершенно наплевать, кто там сидит в магистрате, потому что кушать хочется независимо от политического строя. И теперь, если в ближайшее время людей не накормят, мы рискуем получить новый виток беспорядков, потому что повстанцев боятся все-таки значительно меньше, чем чистых, которых в городе теперь нет. Тогда те несколько стычек, которые произошли за день и были довольно жестко подавлены милицией, покажутся цветочками.
Пришлось Северину по завершению импровизированного митинга, на котором ему кое-как удалось отбрехаться от вопрошающих, созывать на совещание глав бунтовщиков, включая меня и Доменико. А на нас бывший сотник преторианцев демонстративно дулся — это после того, как Доменико со своими ребятами ввалился в жандармерию и чуть не устроил очередной переворот в отдельно взятом городе. Это его Ремус привел — парень, оказывается, не просто так исчез, когда меня разоружили. Мальчишка, видно, решил, что Северин меня непременно казнит за самоуправство, ну и позвал на помощь. Не знаю, что он там рассказал кузену, но настроен тот был очень серьезно, так что кровопролитие едва удалось остановить. Повезло, что я спал в нашем локомобиле, который стоял во дворе жандармерии, и проснулся, когда все только началось. Увидев, что невинно обвиненный в помощи не нуждается, накал возмущения Доменико поумерил, зато Северин, разобравшись, в чем дело, разозлился до невозможности, и устроил настоящий скандал с воплями и проклятиями, после чего отослал нас куда-нибудь подальше с пожеланием не видеть наши отвратительные рожи хотя бы сутки. Но не судьба. К шести пополудни нас разыскал вестовой — благо далеко идти не пришлось. Мы с Доменико так и оставались в магистрате — отсыпались с комфортом на стульях возле печной трубы в одном из подсобных помещений. Ни у того, ни у другого не нашлось сил даже найти что-нибудь на подстилку. Впрочем, после полутора суток на ногах такие мелочи как-то выпадают из внимания. Я не сразу понял, что от нас требуется, и зачем вообще участвовать в совете. Мне, по крайней мере — к лидерам восстания я себя не причислял, представлять мне тоже было некого. «Своими» людьми я пока мог назвать только тех ребят, с которыми брали храм чистого. Ладно Доменико — у него целый завод… Этот вопрос я и задал первым делом — очень уж хотелось вернуться в уютную теплую комнатку и доспать.
— Ты там что-то утром про мобильные отряды говорил? — ответил мне Северин. — Ну так радуйся, их создание только что вышло на передний план. В Памплоне десять тысяч жителей, если считать повстанцев. А худо-бедно снабжение налажено только в расчете на наших, жителей верхнего города мы как-то не учитывали. Конечно, протянем какое-то время, но оно будет недолгим. Так что будете налаживать связи с фермерами. Тех, кто уже и так возит к нам продукцию, отмечу на карте, с остальными будете договариваться. Ты принимаешь людей, принимаешь машины, объясняешь механикам, как ставить туда картечницы и придумываешь, как быть с теми, на кого пулеметов не хватит. Планируешь, куда нужно ехать в первую очередь, а куда лучше пока не соваться. Этот план потом предоставляешь мне на утверждение. Завтрашний день на подготовку, утром послезавтра контубернии[1] должны уже выехать. Понятная задача?
Задача была яснее некуда, непонятно только, когда спать. Но возмущаться я не стал — сомнительно, что кому-то еще из присутствующих будет легче. Ночь превратилась в сплошную череду беготни, объяснений, просьб и попыток сообразить, что делать, сна урывками во время дороги от магистрата до жандармерии, от механического завода до бывшей тюрьмы и обратно. К утру организационные моменты, связанные с подготовкой техники были завершены, и я рассчитывал выкроить пару часов сна перед тем, как мы с Доменико и Севериным начнем формировать команды и думать, куда, собственно, эти команды отправлять, но тут вернулся Рубио. Во главе колонны из сотни подвод, которые тащила всевозможная живность — начиная лошадьми и заканчивая ослами. Старик был зол, как сто циклопов.
— Canis matrem! За каким stercusом я сутки объезжал все эти subagigetовы фермы, если у нас, оказывается, полно техники? Мне что, по-вашему, в охотку покататься по округе и любоваться пасторалью? И что мне теперь делать с этой кучей четвероногих производителей навоза?
— Спокойно, трибун, не разоряйся, — вклинился, наконец, Северин. — Не было у нас никаких локомобилей, это вон молодежь расстаралась. Провели жандармов, как котят. Они тебе потом расскажут, или я расскажу, не важно. Важно, что ты, наконец, приехал, потому что у нас полная задница.
— Да уж вижу, — чуть успокоившись согласился Мануэль. — Я так понимаю, Памплона теперь едина и не подчиняется власти Рима?
— Правильно понял, — кивнул Северин. — Только нам от этого не сильно легче…
Северин лаконично, но очень образно описал проблемы, с которыми мы столкнулись после перехода власти в городе, перечислил предпринятые меры и вопросительно уставился на старика.
— Что смотришь? Вполне дельно придумано. С милицией — очень вовремя. С отрядами на локомобилях — вообще блестящая идея, сам бы лучше не придумал. Скажи Доменико, чтобы срочно налаживал на заводе выпуск пулеметов. Патроны достанем, это надо с Авилессцами контакты налаживать. У них там пороховой завод неплохой, думаю, мы тоже сможем им что-нибудь предложить. Те же пулеметы — если рассказать, как их нужно использовать, да еще показать — с руками оторвут. А патронов нужно очень много. Того, что мы взяли с поезда, хватит на неделю нормальных тренировок.
— С металлургами будешь ты договариваться, — вставил центурион. — Ни меня ни Доменико они слушать не хотят, а тебя боятся.
— Хорошо. Но прежде нужно проблему с продовольствием решать, тут ты прав, это первоочередное. Уже прикинул, насколько хватит того, что есть?
— На два дня. Люди напуганы, скупят все, что есть, как только появится. Централизованное питание, как в лагере организовать не получится.
— Карточки надо вводить. Вон на той же почте раздавать, или на предприятиях.
— Какие карточки? — уставился на меня Северин. Старик тоже глядел заинтересованно.
— Ну, как обычно, когда город в осаде. Карточки с количеством продуктов на человека. Скажем, полфунта крупы, четверть фунта мяса, фунт муки, фунт овощей — на взрослого, сколько-то там на ребенка. Тем, кто работает на заводах побольше, тем, у кого труд легкий — поменьше. Самый, значит, минимум необходимый для выживания, а излишки и деликатесы пусть по лавкам покупают, если деньги есть. Ну и если это есть в лавках.
— Не думай, что тебе это сойдет с рук, — прошипел бывший командир отряда, передавая револьвер и винтовку. — Мы с Северином знакомы несколько лет а тебя, сопляка, он второй раз видит. Не думай, что я буду молчать. Все расскажу — и как ты меня с командиров сместил, и как расстрелял своих. Братьев, считай. Из-за каких-то дырок. Попомни мои слова — ты еще будешь у меня прощение вымаливать, на коленях. А я подумаю, прощать или нет!
— Посмотрим, — жму плечами я.
Нужно еще как-то помочь жертвам. Несчастные письмоводительницы так и сидели, прижавшись к стене отделения. Отправлять к ним парней, да и сам подходить не стал — сомнительно, что сейчас им будет приятно мужское общество. Попросил помочь Керу, благо она, против обыкновения, проявила несвойственную ей деликатность. То есть не стала объявлять их бесполезным мясом и предлагать добить. Правда, и участия особого не проявила:
— Ну и чего вы тут расселись, как курицы ощипанные? Прям, беда-огорчение случилось. И всего-то по паре раз трахнули. Меня вон чистые мрази десять дней сношали без перерывов, и ничего. Зато вон ваши обидчики, болтаются уже — а мне моих еще поискать придется.
Как ни странно, такие грубоватые утешения подействовали. Девушки, неловко прикрываясь, поднимались и уходили обратно в здание почты. Плакать продолжали, но пустоты в глазах уже не было.
— Ну чего, командир? Кому следующему поедем помогать? — подпрыгивая от нетерпения спросил Ремус. Максим, услышавший вопрос, закашлялся. Я тоже подозрительно уставился на парнишку. Физиономия абсолютно честная и наивная, но вот не верю я, что он случайно… Ну точно, глаза-то поблескивают. Шутник хренов!
— К жандармерии поехали, — решил я. На самом деле, пока разбирались с подчиненными Драго, стрельба в городе закончилась. Так что я надеялся, нашей помощи никому не потребуется. А вот Драго надо бы Северину побыстрее передать. Да и вообще рассказать центуриону о происшедшем — пусть он тоже подумает, как предотвратить повторение подобных инцидентов.
— А нам чего делать? — мрачно спросил один из бойцов Драго.
— Ничего, — я пожал плечами. — Валите куда хотите. Кого с оружием встречу — пристрелю.
Жандармерия встретила нас погнутыми створками ворот, сколами от рикошетов на стенах здания, выбитыми окнами и густым запахом крови. А еще трупами. В основном в синей форме, но у выхода лежали двое в гражданском — наши парни.
— Живые, и даже все целые, — Северин пересчитал новоприбывших глазами, и удивленно покачал головой. Любит тебя Марс, парень. А я вот двоих не уберег. Если бы не твоя придумка с пулеметами, было бы хуже. Встречали нас. Залпом. То ли стрельбу услышали, то ли просто ждали. Хорошо, слишком рано начали, нервы у синемундирников не выдержали. Если бы поближе подпустили… А так успели грузовик развернуть. Ладно. Приятель твой людей прислал, у них без потерь. Магистратские не сопротивлялись, хотя возмущались ужасно. А вот от Драго что-то ничего не слышно.
Как раз в этот момент Максим вывел помянутого из машины. Я не успел рот открыть, как разжалованный мной командир захлебываясь принялся рассказывать о моих преступлениях. Видно, за время пути он успел продумать свою версию происшедшего, так что, по его словам, я получился настоящим предателем. Они встретили ожесточенное сопротивление, Драго был ранен, и тут сзади налетели мы, пристрелили несколько бойцов, злобных почтальонов отпустили, а самого доблестного Драго пленили и готовимся оговорить. По мере приближения к финалу, Северин хмурился все сильнее. Дослушав докладчика, мрачно глянул на меня, предлагая высказать свою версию. Я стесняться не стал — объяснил, что произошло, и почему я сделал то, что сделал.
— Я бы и этого пристрелил, но у нас вроде как военная организация, а он мне по статусу равен. Так что разбирайся ты.
Северин помрачнел еще сильнее, в глазах появилась тоска. Кажется, ему было бы даже легче, если бы Драго оказался прав, вот только моя версия звучала намного убедительнее.
— Поехали к почте. Посмотрим на месте.
— Ты чего, дружище?! — возмутился Драго. — Ты чего этого сопляка слушаешь? Да мы с тобой два года знакомы!
— Разобраться надо, — брезгливо глянул на приятеля центурион. — Обвинения оба серьезные выдвинули. Так что поехали. И вот что, Диего, ты бы тоже оружие сдал пока. И своих парней пока здесь оставь. С моими поедем.
Я только хмыкнул. Возмущаться не стал. Хочет поиграть в справедливый суд — его право. Если примет сторону моего соперника… Ну уж точно терпеть не стану. Уж уйти я смогу и безоружным. К тому же Ева даже не подумала выполнять указания центуриона, молча пристроившись за моим плечом — центуриону это не понравилось, но он промолчал. В отличие от тех, кто видел ее в деле, к девушке он угрозы не видел.
— Ждите здесь, — обвел я глазами своих ребят. Почему-то не увидел Ремуса, но разбираться не стал, оставив это на потом.
Отсутствовали мы недолго, так что Северин получил возможность не только полюбоваться на висельников, но и выслушать жертв — они так и сидели в здании, кое-как забаррикадировав входную дверь. Собственно, Северину все стало ясно уже тогда, но он велел подчиненным пригласить нескольких жителей соседних инсул — опросить независимых свидетелей. Свидетели, когда поняли, что их не грабят, разливались соловьями. Их показания, конечно, здорово отличались друг от друга, да и от того, что было в реальности были далеки, но в целом соответствовали общему смыслу происходившего.
Отпустив очевидцев, Северин подошел к Драго. Мужчина, поняв, что центурион не на его стороне, вновь завел свою волынку про то, что они же давние товарищи, и что почту они взяли…
— Хватит, — велел Северин, не став дослушивать. — Вернемся на базу, решим, что с ним делать. Диего, с тебя подозрение снято, оружие заберешь сам. Жестковато ты, конечно, — сотник глянул на меня с каким-то даже удивлением, — но, наверное, правильно. Такие дела лучше пресекать в зародыше, а то мы быстро в банду превратимся. Ладно, возвращаемся в жандармерию. Да и вообще надо перебазироваться — хватит тюрьму занимать. Насиделись.
— Милицию[1] нужно организовать, — я все же решил высказаться. — Как можно быстрее. Уговорами народ не удержишь, все сейчас злые. Наши могут почувствовать себя победителями в захваченном городе, да и местные… Сколько они по домам сидели?
— Возьмешься? — с надеждой взглянул на меня центурион. — У тебя неплохо получается, — он кивнул на висельников.
— Нет уж, спасибо, — сразу открестился я. — Это не для меня. Встречу где — пресеку, а так я больше по чистым. Дождусь возвращения старика, и будем отряды формировать.
— Что за отряды?
— Мы какую территорию контролируем? — ответил я вопросом на вопрос.
— Да никакую пока, — удивился Северин. — А то сам не знаешь!
— Ну вот. А с отрядами будем контролировать. На одних фермерах жизни не построишь. Нужно заводы запускать, как тот химический, с которого мы нитроглицерин забрали. Связи налаживать с другими городами. Не на уровне «мы вам поможем, но потом». Разведка опять же. А то новости из газет узнаем! Я думаю, нужно много небольших отрядов на локомобилях.
— Хорошая мысль, но давай об этом правда с Рубио. Сначала нужно с этим всем разобраться — он неопределенно повел рукой, имея виду, видимо, Памплону.
* * *
Иерарх Прим вспоминал. Воспоминания широким, полноводным потоком заливались в сознание и не было никакой возможности остановить эту пытку. Вся грязь, весь ужас и мерзость его прошлого заполняла сущность. Все то, что его хозяин когда-то милостиво отделил прозрачной чистой стеной безмолвия теперь стремительно возвращалось. Перед глазами мелькали сцены из прошлой жизни — такие яркие, будто он прожил их только что. Это было так больно, что физическая боль, терзавшая тело, выворачивавшая суставы, гулявшая стеклянным песком по венам почти не ощущалась. Прим готов был отдать все, чтобы только остановить эту пытку. Недовольство господина никогда не было приятным, но такого, как сейчас не было еще никогда.
Иерарх Прим не мог даже сказать, как долго продолжается истязание. Он вообще слабо понимал реальность, полностью погруженный в прошлое. Однако вопрос, зазвучавший в голове он осознал сразу же.
— Я не знал! Не знал! — Иерарху казалось, что он кричит, однако для посторонних наблюдателей, будь они в состоянии видеть и слышать происходящее, он по-прежнему оставался безмолвной и неподвижной фигурой. — Я сделаю, только забери это обратно господин мой. Убери мою грязь, молю тебя! Я больше не вызову твоего недовольства!
И божество снизошло до своего ближайшего последователя. В один момент прошлая жизнь скрылась в сияющей вспышке света, в душу вновь вернулось счастье и покой. Только на самом краю сознания оставалась крохотная червоточина. Знание о том, что все может измениться.
Иерарх Прим обвел взглядом собеседников. Даже очень внимательный взгляд не мог бы обнаружить пережитой каждым из них бури. Для каждого бог подобрал свою пытку. Выбрал что-то такое, что причиняло особенно сильные страдания. На секунду стало любопытно — а что пережили они? Впрочем, это не имело значения.
— Мы должны отправиться туда вместе, — проскрипел Квинт, поймав взгляд. — Мы превратим в чистоту всех. Если понадобится, я буду выжигать саму землю, на которой это произошло, пока она не скроется под волнами. И даже тогда там никогда больше не появится ничего живого.
— И добьешься только того, что сегодняшняя епитимья превратится в бесконечную кару, — холодно ответил Прим. Все-таки не зря божество поставило его первым над всеми своими рабами. Остальные так и не смогли достичь очищения в достаточной степени. Страх не стал для них стимулом, он лишь ограничивает. — Если мы так поступим, происшедшее сегодня исключение станет правилом. Сегодня бог потерял одну из тысяч душ, предназначенных ему. Если мы поступим так, как хочется… он потеряет намного больше.
— Но что делать? — голос иерарха Септима даже сорвался, отчего остальные досадливо поморщились. Нельзя оскорблять соратников проявлением своих слабостей. Слабость — это грязь. — Сенат уже отказался отправлять туда легионы. Жандармов слишком мало. И мы не можем собрать их достаточно быстро. К тому же, паства, почувствовав свободу, начнет волноваться. Они все должны чувствовать удушающую руку на своих шеях, иначе мгновенно распоясаются. Как будто вы не знаете!
— Скажи, Септим, — едва сдерживая презрение, спросил Прим. — Что делают с ослом, если он не слушается стека?
— Убивают? — переспросил Септим.
Приму захотелось закрыть лицо руками. Стыд — это первое, от чего очистил его господин, когда он пришел к нему. И вот теперь это чувство почти вернулось. Ничего. Когда-нибудь нужда в таких помощниках уйдет.
— Если осел не слушается стека, ему показывают морковку. — Ласково пояснил Прим. И поняв, что метафора слишком сложна, пояснил: — Мы объявим награду тому, кто приведет к нам святотатца. Мы объявим прощение бунтовщикам, если они приведут к нам его.
— Этого мало, — проскрипел Децим. Самый младший из иеррархов, на чью долю выпал контроль и окормление паствы из исправительных учреждений, он редко участвовал в обсуждениях, и потому слова прозвучали веско.
— Что предлагаешь? — живо отреагировал Прим.
— Нужно сделать так, чтобы они хотели, чтобы их оставили в покое. Нужно послать туда орду.
— Где ее взять? — разочарованно процедил Септим. — Обсудили же, что нет у нас людишек.
— У меня есть.
[1] Вообще на латыни, на которой здесь все говорят, militio — это, собственно, «прохождение службы в войсках», но будем считать, что у них тоже язык здорово изменился, так что тут как и у нас изначально означает «народное ополчение для поддержания порядка»
Глава 5
Памплона была почти спокойна. Северин, при всей своей нерешительности и нежелании управлять большими массами людей, умел действовать быстро. Первые отряды милиции отправились в патруль уже через час после завершения расследования. Еще через два в город привезли партию металлических рупоров, — моя идея, — и отряды помимо собственно контроля за порядком, начали извещать жителей о том, что власть сменилась, но к жителям никаких претензий нет. Беспорядки, мародерство, грабеж и прочие безобразия будут пресекаться самым радикальным образом, так что просьба сохранять спокойствие и здравость рассудка. В городе вводится комендантский час, но только на ночь — днем можно жить в обычном режиме. По всем вопросам обращаться в магистрат. Тут-то центурион и взвыл самым натуральным образом.
К пяти пополудни возле магистрата собралась нешуточная толпа. Людей интересовал только один вопрос — когда в городе появится еда. Смешно, но верхняя Памплона, как оказалось, уже неделю голодает — подвоза провизии в город не было с тех пор, как начался бунт, все запасы из лавок и прочих складов подмели, не глядя на взвинченные цены, и теперь люди интересуются, что в этой ситуации собирается делать новая власть. Народу в основном оказалось совершенно наплевать, кто там сидит в магистрате, потому что кушать хочется независимо от политического строя. И теперь, если в ближайшее время людей не накормят, мы рискуем получить новый виток беспорядков, потому что повстанцев боятся все-таки значительно меньше, чем чистых, которых в городе теперь нет. Тогда те несколько стычек, которые произошли за день и были довольно жестко подавлены милицией, покажутся цветочками.
Пришлось Северину по завершению импровизированного митинга, на котором ему кое-как удалось отбрехаться от вопрошающих, созывать на совещание глав бунтовщиков, включая меня и Доменико. А на нас бывший сотник преторианцев демонстративно дулся — это после того, как Доменико со своими ребятами ввалился в жандармерию и чуть не устроил очередной переворот в отдельно взятом городе. Это его Ремус привел — парень, оказывается, не просто так исчез, когда меня разоружили. Мальчишка, видно, решил, что Северин меня непременно казнит за самоуправство, ну и позвал на помощь. Не знаю, что он там рассказал кузену, но настроен тот был очень серьезно, так что кровопролитие едва удалось остановить. Повезло, что я спал в нашем локомобиле, который стоял во дворе жандармерии, и проснулся, когда все только началось. Увидев, что невинно обвиненный в помощи не нуждается, накал возмущения Доменико поумерил, зато Северин, разобравшись, в чем дело, разозлился до невозможности, и устроил настоящий скандал с воплями и проклятиями, после чего отослал нас куда-нибудь подальше с пожеланием не видеть наши отвратительные рожи хотя бы сутки. Но не судьба. К шести пополудни нас разыскал вестовой — благо далеко идти не пришлось. Мы с Доменико так и оставались в магистрате — отсыпались с комфортом на стульях возле печной трубы в одном из подсобных помещений. Ни у того, ни у другого не нашлось сил даже найти что-нибудь на подстилку. Впрочем, после полутора суток на ногах такие мелочи как-то выпадают из внимания. Я не сразу понял, что от нас требуется, и зачем вообще участвовать в совете. Мне, по крайней мере — к лидерам восстания я себя не причислял, представлять мне тоже было некого. «Своими» людьми я пока мог назвать только тех ребят, с которыми брали храм чистого. Ладно Доменико — у него целый завод… Этот вопрос я и задал первым делом — очень уж хотелось вернуться в уютную теплую комнатку и доспать.
— Ты там что-то утром про мобильные отряды говорил? — ответил мне Северин. — Ну так радуйся, их создание только что вышло на передний план. В Памплоне десять тысяч жителей, если считать повстанцев. А худо-бедно снабжение налажено только в расчете на наших, жителей верхнего города мы как-то не учитывали. Конечно, протянем какое-то время, но оно будет недолгим. Так что будете налаживать связи с фермерами. Тех, кто уже и так возит к нам продукцию, отмечу на карте, с остальными будете договариваться. Ты принимаешь людей, принимаешь машины, объясняешь механикам, как ставить туда картечницы и придумываешь, как быть с теми, на кого пулеметов не хватит. Планируешь, куда нужно ехать в первую очередь, а куда лучше пока не соваться. Этот план потом предоставляешь мне на утверждение. Завтрашний день на подготовку, утром послезавтра контубернии[1] должны уже выехать. Понятная задача?
Задача была яснее некуда, непонятно только, когда спать. Но возмущаться я не стал — сомнительно, что кому-то еще из присутствующих будет легче. Ночь превратилась в сплошную череду беготни, объяснений, просьб и попыток сообразить, что делать, сна урывками во время дороги от магистрата до жандармерии, от механического завода до бывшей тюрьмы и обратно. К утру организационные моменты, связанные с подготовкой техники были завершены, и я рассчитывал выкроить пару часов сна перед тем, как мы с Доменико и Севериным начнем формировать команды и думать, куда, собственно, эти команды отправлять, но тут вернулся Рубио. Во главе колонны из сотни подвод, которые тащила всевозможная живность — начиная лошадьми и заканчивая ослами. Старик был зол, как сто циклопов.
— Canis matrem! За каким stercusом я сутки объезжал все эти subagigetовы фермы, если у нас, оказывается, полно техники? Мне что, по-вашему, в охотку покататься по округе и любоваться пасторалью? И что мне теперь делать с этой кучей четвероногих производителей навоза?
— Спокойно, трибун, не разоряйся, — вклинился, наконец, Северин. — Не было у нас никаких локомобилей, это вон молодежь расстаралась. Провели жандармов, как котят. Они тебе потом расскажут, или я расскажу, не важно. Важно, что ты, наконец, приехал, потому что у нас полная задница.
— Да уж вижу, — чуть успокоившись согласился Мануэль. — Я так понимаю, Памплона теперь едина и не подчиняется власти Рима?
— Правильно понял, — кивнул Северин. — Только нам от этого не сильно легче…
Северин лаконично, но очень образно описал проблемы, с которыми мы столкнулись после перехода власти в городе, перечислил предпринятые меры и вопросительно уставился на старика.
— Что смотришь? Вполне дельно придумано. С милицией — очень вовремя. С отрядами на локомобилях — вообще блестящая идея, сам бы лучше не придумал. Скажи Доменико, чтобы срочно налаживал на заводе выпуск пулеметов. Патроны достанем, это надо с Авилессцами контакты налаживать. У них там пороховой завод неплохой, думаю, мы тоже сможем им что-нибудь предложить. Те же пулеметы — если рассказать, как их нужно использовать, да еще показать — с руками оторвут. А патронов нужно очень много. Того, что мы взяли с поезда, хватит на неделю нормальных тренировок.
— С металлургами будешь ты договариваться, — вставил центурион. — Ни меня ни Доменико они слушать не хотят, а тебя боятся.
— Хорошо. Но прежде нужно проблему с продовольствием решать, тут ты прав, это первоочередное. Уже прикинул, насколько хватит того, что есть?
— На два дня. Люди напуганы, скупят все, что есть, как только появится. Централизованное питание, как в лагере организовать не получится.
— Карточки надо вводить. Вон на той же почте раздавать, или на предприятиях.
— Какие карточки? — уставился на меня Северин. Старик тоже глядел заинтересованно.
— Ну, как обычно, когда город в осаде. Карточки с количеством продуктов на человека. Скажем, полфунта крупы, четверть фунта мяса, фунт муки, фунт овощей — на взрослого, сколько-то там на ребенка. Тем, кто работает на заводах побольше, тем, у кого труд легкий — поменьше. Самый, значит, минимум необходимый для выживания, а излишки и деликатесы пусть по лавкам покупают, если деньги есть. Ну и если это есть в лавках.