— Он убил иерарха. Он разрушил храмы чистому. Он плюет на попытки бога подчинить его. Могущественного бога. У него не может не получиться, — ответила богиня.
Ближе к вечеру вернулся Доменико, который весь день провел у Валерия — тот старался не отпускать от себя «потенциальных возмутителей спокойствия», чтобы они не испортили всю задумку в самый последний момент, и нагружал обоих какими-нибудь делами. Впрочем, у Доменико и без того была масса вещей, которые нужно добыть или договориться о поставках таковых в Памплону. Несмотря на горе по поводу предстоящей казни брата, о своих обязанностях молодой эквит не забывал.
Обычно унылое в последнее время настроение парня в этот раз было нарушено.
— Домина Ева, вы дома? — тихонько постучался в смежную комнату парень. — Слышали, какой переполох начался в городе?
— Нет, не слышала, — ответила богиня. — Что-то случилось?
— Говорят, сразу после суда этот проклятый Марк зачем-то убил аж пятерых легионеров и сбежал. Теперь его ищут и жандармы и легион, и даже чистые, но он как сквозь землю провалился!
— Такое случается, — пожала плечами Кера.
— Вам совсем не интересен этот предатель, домина Ева? Это ведь из-за него Диего… Я и сам пытался навести о нем справки, узнать, где остановился, но Валерий не дает! Я готов был уже просить отца, чтобы прислал своих людей, а лучше и вовсе попытался бы как-то помешать казни, но этот недостойный конфисковал у меня средство связи! Оказалось, он знает особенности отцовского манна. Я ему этого не забуду.
Кера немного подумала, посвящать ли Доменико в подробности сегодняшней охоты, но не нашла причин не похвастаться.
— Пойдем со мной, — тихонько позвала она. — Только тихо.
А потом вытащила из-под кровати жалобно лупающего глазами Марка и целую минуту любовалась шокированной физиономией Доменико.
— А я-то думал, как он смог справиться ножом аж с пятью солдатами, — отмер, наконец, парень. — Что вы собираетесь с ним делать?
— Это решит Диего.
* * *
Очнулся от боли, когда меня сдернули с телеги и куда-то потащили. Хорошо, что боль не была резкой, иначе еще не придя в себя, я мог застонать. А так я сначала пришел в себя, когда кто-то потянул меня за ноги, и уже потом меня скрючило от боли в тот момент, когда «тело» бесцеремонно сбросили на землю. Вернее, не скрючило. Хватило силы воли не выгнуться дугой, упав на раненое плечо. Я дернулся, остаться совсем неподвижным было выше моих сил, но в мешке это было не слишком заметно.
— Ты глянь, до сих пор кровь сочится, — сквозь звон в ушах раздался чей-то голос. — Весь мешок промок. Придется вместе с ним жечь.
— Как будто впервые, — равнодушно отвечает второй. — С них с каждого второго течет. Тащи давай. Хозяин уже печь растапливает.
— Просто денег жалко. На каждого покойника мешков не напасешься!
Да, работники крематория сегодня как-то совсем неласковы. И это нехорошо, совсем нехорошо. До крематория я доехать не должен был. По крайней мере, если бы Кере удалось выполнить мои указания. Все ведь было так хорошо задумано! Нанять пару небрезгливых бродяг где-нибудь на окраинах, чтобы выкупили труп у возниц. Такое практикуется, я знаю, особенно в последнее время, после появления чистых — с тех пор, как они запретили «надругательство над трупами». Студентов, обучающихся медицине меньше не стало, так что в последнее время у похоронных дел мастеров появился новый вид заработка. Тем более труп такого известного преступника могут и для коллекции приобрести — мало ли у людей странных хобби.
В общем, я как-то не ожидал, что окажусь в крематории. Впрочем, долго гадать над загадкой моего появления здесь не пришлось — сами «переносчики» рассказали.
— Ты ноешь, потому что мы отказали тем подозрительным мужикам, — меланхоличный говорил по-прежнему спокойно и неторопливо.
— А что, нельзя?! — живо включился в полемику нервный. — Двадцать сестерциев! Считай, за полгода заработок. И всего лишь за труп!
— А тебя ничего не насторожило? С каких пор за покойников дают такие деньги? Двадцать сестерциев ему глаза застят. А мне вот, не застят. Нечистое дело. И как ты собирался передавать им тело в присутствие взвода жандармов! Попомни мои слова — нечистое это дело, и хорошо, что не пришлось в нем участвовать. Да и вообще, мутные какие-то типы. Откуда у них деньги? Обычно за телами приличные квириты приходят, а тут то ли плебеи, то ли вообще бездомные. Говорю тебе, это подстава была.
— Вот кому нужно нас подставлять? — не унимался нервный. Дальше я не слышал, потому что меня, похоже, потащили по лестнице, и все усилия были направлены на то, чтобы не заорать.
— …уж и не помню, казнили ли в Сарагосе кого-то столь прославленного. Нет уж, зарабатывать надо на обычных покойниках. А от таких, которых даже в Риме знают, лучше держаться подальше. Так что сейчас передаем бедолагу мастеру, и забываем это дело. Понял? Вон, одного синемундирника тут оставили, контролировать. Брезгует, а с мешка глаз не сводит. Небось и в печку проводит.
Еще и жандарм сопровождающий. Видимо для меня расстарались, насколько мне известно, это не стандартная практика. Этого я не учел. План сорвался. И теперь мне представляется чудесная возможность на себе прочувствовать, что испытывает полено, заброшенное в топку.
Меня ненадолго оставили в покое, что позволило слегка прийти в себя. Послышались еще шаги, зазвучал новый голос:
— Когда будет сожжено тело?
— Так в девять пополудни у нас процедура начинается, квирит сержант. — Ох, еще новый голос. Мастер? — Все как обычно. Сейчас печь загружают потом будут растапливать. Тем временем за день покойников поднаберется. Ну и, значит, всю ночь будет работать печь.
— Начинайте прямо сейчас.
— Квирит сержант, даже если мы загрузим тело прямо сейчас, оно начнет гореть только через несколько часов. Печь должна разогреться.
— Мне наплевать, — не выдержал синемундирник. — Мне приказано проследить за преступником до тех пор, пока он не сгорит. Я не собираюсь куковать здесь лишние пять часов, пялясь на ваши тупые рожи и нюхая трупы. Живее, что б вас!
— Как прикажете, квирит сержант, — недовольно пробормотал похоронных дел мастер. Я распоряжусь, чтобы затапливали печь.
Вот это уже очень нехорошо. Этак меня и спасти не успеют. Что-то меня не тянет быть заживо сожженным. Я слушал, как похоронных дел мастер велит истопнику затапливать печь, и едва удерживался от того, чтобы «воскреснуть». Нет уж. Я все-таки даже сейчас не совсем беспомощен. Мне уже довелось сегодня пользоваться даром, но не так уж сильно я и перенапрягся. А значит, нужно посильнее оттянуть кремацию. Сдаваться я не собираюсь. Устройство крематория мне незнакомо. Печь находится где-то в подвале — ее я не увидел бы, даже не будь на мне мешка. Но такие вещи уже давно не являются для меня препятствием. Я провалился в транс, и обратился к манну.
Понятия не имею, сколько прошло времени. Я не очень четко слышал то, что происходило вокруг, однако судя по отголоскам разговоров, дела у работников крематория не ладились. По ощущениям прошло не меньше часа прежде, чем я окончательно выдохся. Я в очередной раз почти потерял сознание — теперь еще и от усталости. Чувствовал, как меня снова куда-то поволокли. Подняли вверх, уложили на ровное. Короткое скольжение, металлический лязг заслонки. Я остался один.
Теперь пришел страх. Я не боялся вчера, во время суда. Я не боялся сегодня утром, стоя перед строем жандармов. Я не боялся, когда меня тащили в крематорий. Когда выяснилось, что мое освобождение сорвалось, я был озадачен и слегка встревожен. Я до последнего верил, что меня вытащат. Кера слишком привязана ко мне, чтобы вот так бросить — и не только благодаря ритуалу и клятве. Сейчас, оставшись один в тесном темном ящике, я по-настоящему запаниковал.
Задергался судорожно, наплевав на боль, заскреб ногтями по ткани. Мешок удалось порвать довольно быстро. Я сорвал мешковину, отбросил ее от себя, но лучше не стало. Полная темнота по-прежнему, и простора не добавилось — локти упираются в металлические стенки, голова — в потолок. Извиваясь, как червь, я пытаюсь выбить заслонку. И плевать на жандарма, плевать, что меня увидят и обязательно добьют. Что угодно, лишь бы не загибаться медленно от жара и отсутствия воздуха. Это был момент, когда я по-настоящему сдался. Только ничего не вышло. Заслонка плотно закрыта, как будто я не первый, кто пытается отсюда выбраться. И она отсекает звуки. Я не слышу даже отголосков разговора. Полная тишина. Значит, меня они тоже не слышат.
Возбуждение, вызванное паникой, очень быстро улеглось. Навалилась усталость, я почувствовал, что скольжу в собственной крови, и внезапно успокоился. Понял, что напрасно представляю себе смерть от огня. Я умру гораздо раньше — от потери крови. Почему-то эта перспектива пугала меня значительно меньше, а может, сил на яркие эмоции просто не осталось. Мысли успокоились, и теперь текли плавно, даже вяло. «Что там говорили жандарму? Труп начнет гореть только через несколько часов. Значит, у меня еще есть время, пока печь не разогреется». Я с трудом нащупал ногой разодранный мешок, подтянул к себе. Сорвал остатки рубахи, кое-как скомкал ее и приложил к самой дурной ране, сверху обмотал мешком потуже. Так себе повязка, но, вроде бы кровотечение остановилось. Вот только голой спиной на холодном металле лежать некомфортно — слишком холодно. Я не стесняясь захихикал. Лежу в печке, и переживаю что холодно.
Немного отдохнув после перевязки, принялся более тщательно ощупывать свое узилище. Нащупал четыре отверстия, чуть больше чем кулак размером. Похоже, отсюда пойдет горящий газ, когда печь прогреется. Сколько там нужно спалить кокса, чтобы температура поднялась до рабочей? Я слышал про два центнера. Внушительное количество, именно поэтому печь не работает постоянно, дожидается, пока наберется достаточно «клиентов». Если топить только начали, у меня действительно есть несколько часов. Хотя, дышать станет невозможно гораздо раньше, чем я начну гореть. Я в последний раз ощупал стенки, и так и не нашел ничего нового. Выбраться невозможно. Что ж, один раз я поддался слабости, повторять такое не стану. Нужно постараться дать Кере побольше времени. А если станет совсем невмоготу — просто сорву повязку, и усну без мучений. Стянуть штаны, разорвать их на несколько кусков оказалось непросто, но я справился — все равно делать нечего. Плита подомной начала слегка нагреваться, так что стимул работать у меня был. Полученными тряпками я заткнул отверстия для горючего газа.
Дышать стало чуть труднее — свежему воздуху поступать неоткуда, но я не сильно переживал. Улегся поудобнее, и постарался уснуть. Бессмысленная попытка — как бы ни уговаривал себя, мне было до безумия страшно. Правда, слабость от потери крови никуда не делась, так что тело расслабилось само собой.
Не знаю, сколько я пролежал так. Старался думать о чем-то приятном, вспоминать радостные моменты. Воздух нагревался медленно, но верно, как и металл вокруг. Дышать становилось все тяжелее, воздух уже обжигал легкие, как бывает, когда с холода заходишь в парилку. Я терпел до последнего, а когда стало совсем невмоготу, потянулся к повязке, чтобы сорвать ее и, наконец, сдохнуть.
Глава 25
План по освобождению Диего полетел в Тартар с самого начала, и Кера не могла не признать: это по ее вине. Именно из-за переполоха, устроенного накануне после убийства солдат, легион подняли в ружье, а сопровождать труповозов отправили целый взвод солдат. Бывшие уголовники землю носом рыли, в попытках найти Марка. Она бы придумала, как отвлечь одного-двух жандармов, но не целую контубернию. Нанятые для «выкупа» смертные бессмысленно таращились на проезжающую мимо удобной подворотни телегу, и убрались восвояси. Даже задаток вернули. Сделка сорвалась. Теперь богиня наблюдала, как Диего заносят в здание крематория, в сопровождении жандарма, и мысленно проклинала бдительных синемундирников, трусливых труповозов, ну и себя заодно. Вот понадобилось ей этого червя захватить, будто без него бы не обошлись. Сдох бы на день раньше, не пришлось бы сейчас возиться.
Плакаты с ее подробным описанием до сих пор висели кое-где на столбах, рядом с такими же, в которых описывался Диего — их еще не успели снять. Кера не переживала. Богиня сидела в какой-то крохотной, но недешевой едальне с вдохновляющим видом на крематорий. Несмотря на удручающий вид из окна, ресторанчик пользовался популярностью среди высшего общества Сарагосы, так что визит богатой дамы с ожидающей ее каретой не выглядел странно. Она не опасалась быть узнанной, потому что, воспользовавшись добротой Доменико давно обновила гардероб, да и внешность изменила прилично. Никаких божественных сил, только косметика — выяснилось, что Ева неплохо во всем этом разбирается. Кера смотрела на двери траурного зала, за которыми полчаса назад скрылись труповозы с их драгоценной ношей. Кера кусала от досады губы. Эту привычку она переняла от Евы, сама того не заметив. Диего так близко. И почти никакой охраны. Что такое всего лишь несколько смертных для нее? Вот только все должны быть уверены, что Диего мертв. Если его тело пропадет, могут возникнуть сомнения. Да что там, могут — они обязательно возникнут. И тогда их будут искать. Чистые очень злы на него, и даже малейшие сомнения не позволят им оставить все как есть. А как проделать все тихо, Кера даже не представляла. Напрасно она не приняла помощи Доменико, очень напрасно. Побоялась, что непонятные телодвижения в исполнении близкого друга казненного могут навести чистых на подозрения. Вот и расхлебывай теперь. Сама. Она чувствовала, что Диего очень плохо. Он слаб от потери крови, плохо соображает от сотрясения мозга, да и вообще вынужден изо всех сил изображать мертвое тело.
Устроить шум? Так в городе и без нее то и дело вспыхивают крики, иногда короткие перестрелки. Легионеры в поисках убийцы не слишком сдерживают свой нрав, и склонны находить врагов даже там, где их и в помине нет. Еще одна перестрелка или даже пожар не заставит обитателей крематория выбежать наружу даже ненадолго. Наоборот, постараются запереться покрепче. Богиня с надеждой скосила глаза на Ремуса, который стоял у нее за плечом и изображал преданного слугу.
— Что будем делать? — тихонько спросила богиня, так и не придумав ничего самостоятельно. — Я могу их всех убить, но тогда за Диего снова начнется охота.
— Их надо как-то отвлечь, — медленно протянул Ремус. — И я, кажется, знаю, как. Только, домина Ева, мне нужно пару часов. И я пойду один.
Богиня заинтересованно взглянула на парня. Хорошо, что он что-то придумал. Она чувствует его уверенность — он не сомневается в своих словах. Расспрашивать подробности нет времени, хотя ей было интересно, что он задумал.
— Иди, — кивнула девушка. — Встречаемся здесь же через два часа.
Ей тоже нужно подготовиться. Нельзя складывать все яйца в одну корзину.
Кера бросила на столик пару монет и поспешила обратно к карете.
В комнату к Доменико она ворвалась без стука, и даже не пытаясь скрываться от слуг. Сначала она не слишком торопилась. Режим работы крематория знала прекрасно, так что была уверена — у них еще целый день, чтобы вытащить компаньона. Однако уже подъезжая к дому, почувствовала, что Диего стало хуже. Нужно торопиться. Не стала, по обыкновению пробираться в свою комнату тайком, избегая внимания прочих обитателей и «охраны» навязанной доминусом Валерием. Они-то и попытались остановить неизвестную девушку. Первым порывом было отшвырнуть назойливых смертных с пути, но богиня сдержалась.
— Пошли прочь, колоны, — холодно проговорила она, и охранники действительно отошли в сторону, сами не до конца понимая, чем их так напугала эта миловидная и хрупкая девушка.
Доменико в своей комнате был не один — он беседовал с доминусом Валерием. Хотя по ощущением это была не мирная беседа, а разговор двух врагов. По крайней мере, от Доменико Кера не ощущала ничего, кроме ненависти и презрения, изрядно скрашенных горечью — отголосками страдания по погибшему другу. В другое время она бы насладилась этим изысканным сочетаниям, но сейчас нужно было торопиться. Впрочем, разговор уже заканчивался.
— …Мы уже все это обсуждали, доминус Валерий. Все ваши аргументы я слышал, а вы слышали мои. Думаю, дальнейшее обсуждение не имеет смысла. Могу только посоветовать вам лучше учить историю, она многому учит. Вспомните хотя Пунические войны. Карфаген не знал недостатка в золоте, у него были гениальные полководцы, но он был разрушен, потому что во главе стояли торговцы и политики. Уверен, та же участь ждет и новообразованные республики, и только надеюсь, что хотя бы Памплона не разделит участь старого врага Рима. Привык я уже к этим людям. А теперь прошу прощения, как видите, у меня дела.
Валерий, с интересом глянув на визитершу, вежливо поклонился и отбыл. Домину Еву он видел только один раз, да и то мельком, и, конечно, не узнал ее в гриме. Кера едва дождалась, когда за ним закроется дверь, и выпалила:
— Диего нужна помощь. И мне.
* * *
Последние несколько дней для Доменико ознаменовались непрекращающимся чувством тоскливого бессилия. Неизбежная смерть брата, которой он не мог помешать очень ударила по молодому эквиту. Поначалу он еще рвался, пытался продумывать варианты, пытался советоваться с Керой. Но девушка была удивительно пассивна и холодна, отчего у Доменико даже начали закрадываться сомнения — а так ли уж сильно она привязана к Диего? Как ни крути, она богиня — кто может угадать мысли богов? Раньше эта загадочная отстраненность только сильнее привлекала его к этой опасной женщине, но не теперь, когда Диего вот-вот расстреляют, а она не хочет сделать ничего, чтобы спасти друга. Только твердит с отстраненным видом, что Диего справится, но Доменико в это уже не верил. Доминус Ортес сам не понимал, почему так сильно привязался к брату. Смешно, они знакомы несколько декад, а он относится к Диего так, будто они с детства жили в одном доме. Да, ему всю жизнь хотелось брата — лучше старшего, и вот он чудесным образом появился. Но ведь фактически они совсем незнакомы. Порой Диего вызывает инстинктивную опаску — иногда его взгляд становится пугающе пустым, и в такие моменты от него хочется держаться подальше. Доменико видел — такое замечает не только он. Диего будто смотрит сквозь тебя, и видит нечто совсем иное, недоступное смертным. В то же время брат совсем не является тем бешеным зверем, которым его расписывают в суде и в газетах. Да, он не колеблясь убивает людей, но что бы там не говорили в Риме, и как бы не пытался очернить кузена Валерий, у них война. А на войне убивают, и редко когда это происходит в поединке.
Доменико видел — брат полон ненависти, отчаяния, злобы и желания отомстить. Однако при всем этом он оставался человеком. А еще, иногда Доменико вдруг понимал, с какой сердечной добротой относится к нему почти незнакомый кузен. Где-то в глубине души, несмотря на вынужденную жесткость и даже жестокость Диего оставался очень добрым человеком, и это подкупало и обезоруживало.
И вот теперь его расстреляют, а он ничего не сможет сделать. Он пытался, видят боги. Предательство Валерия подкосило, но не обезоружило. Воспользовавшись советом Диего, однажды он подпоил Валерия, превратив вино у того в желудке в чистый спирт, и попытался уговорить того снять охрану хотя бы на вечер. Ему бы хватило, чтобы сбежать, а там… чем боги не шутят, возможно, он смог бы что-то сделать. Не вышло. Валерий просто вырубился, напоследок успев попросить проводить гостя домой. Кажется, он еще и заподозрил что-то, по крайней мере больше в присутствие пленника не пил даже воды. Манипулировать кровью у Доменико пока не получалось.
После расстрела Доменико понял, что не успокоится. Сейчас его позиции слабы, но он отомстит обязательно. Горечь и боль были так велики, что он бы, наверное, не сдержался и объявил о своих намерениях Валерию, хоть и понимал, что делать этого не стоит. Помогло внезапное появление домины Евы. Он быстро завершил разговор и выпроводил гостя. Не успокоился, нет — гнев тлел внутри и, наверное, он и девушке наговорил бы чего-то, о чем бы потом жалел, но не успел.
— Диего нужна помощь. — сказала домина Ева. — И мне.
В первую секунду он даже не осознал услышанного. А потом до него дошло. Диего нужна помощь.
— Он жив?! — Доменико чуть не закричал. Сдержался — мало ли кто услышит.
— Да. Но это ненадолго, — кивнула богиня беды. А потом лаконично, в своей манере, рассказала где брат, что ему грозит, и почему нельзя вытащить его силой. Более того, оказывается, у домины Евы даже план есть, вот только одной справиться действительно может не получиться.
Доменико не стал выяснять, почему он узнает о таком только сейчас. Время утекает сквозь пальцы. По словам богини, брату становится хуже с каждой минутой, и скоро он и в самом деле может умереть. Доменико почувствовал себя будто Атлант, переложивший тяжесть небосвода на плечи Геракла. Парень включился мгновенно, без раскачки, и тут же развил кипучую деятельность.
Ближе к вечеру вернулся Доменико, который весь день провел у Валерия — тот старался не отпускать от себя «потенциальных возмутителей спокойствия», чтобы они не испортили всю задумку в самый последний момент, и нагружал обоих какими-нибудь делами. Впрочем, у Доменико и без того была масса вещей, которые нужно добыть или договориться о поставках таковых в Памплону. Несмотря на горе по поводу предстоящей казни брата, о своих обязанностях молодой эквит не забывал.
Обычно унылое в последнее время настроение парня в этот раз было нарушено.
— Домина Ева, вы дома? — тихонько постучался в смежную комнату парень. — Слышали, какой переполох начался в городе?
— Нет, не слышала, — ответила богиня. — Что-то случилось?
— Говорят, сразу после суда этот проклятый Марк зачем-то убил аж пятерых легионеров и сбежал. Теперь его ищут и жандармы и легион, и даже чистые, но он как сквозь землю провалился!
— Такое случается, — пожала плечами Кера.
— Вам совсем не интересен этот предатель, домина Ева? Это ведь из-за него Диего… Я и сам пытался навести о нем справки, узнать, где остановился, но Валерий не дает! Я готов был уже просить отца, чтобы прислал своих людей, а лучше и вовсе попытался бы как-то помешать казни, но этот недостойный конфисковал у меня средство связи! Оказалось, он знает особенности отцовского манна. Я ему этого не забуду.
Кера немного подумала, посвящать ли Доменико в подробности сегодняшней охоты, но не нашла причин не похвастаться.
— Пойдем со мной, — тихонько позвала она. — Только тихо.
А потом вытащила из-под кровати жалобно лупающего глазами Марка и целую минуту любовалась шокированной физиономией Доменико.
— А я-то думал, как он смог справиться ножом аж с пятью солдатами, — отмер, наконец, парень. — Что вы собираетесь с ним делать?
— Это решит Диего.
* * *
Очнулся от боли, когда меня сдернули с телеги и куда-то потащили. Хорошо, что боль не была резкой, иначе еще не придя в себя, я мог застонать. А так я сначала пришел в себя, когда кто-то потянул меня за ноги, и уже потом меня скрючило от боли в тот момент, когда «тело» бесцеремонно сбросили на землю. Вернее, не скрючило. Хватило силы воли не выгнуться дугой, упав на раненое плечо. Я дернулся, остаться совсем неподвижным было выше моих сил, но в мешке это было не слишком заметно.
— Ты глянь, до сих пор кровь сочится, — сквозь звон в ушах раздался чей-то голос. — Весь мешок промок. Придется вместе с ним жечь.
— Как будто впервые, — равнодушно отвечает второй. — С них с каждого второго течет. Тащи давай. Хозяин уже печь растапливает.
— Просто денег жалко. На каждого покойника мешков не напасешься!
Да, работники крематория сегодня как-то совсем неласковы. И это нехорошо, совсем нехорошо. До крематория я доехать не должен был. По крайней мере, если бы Кере удалось выполнить мои указания. Все ведь было так хорошо задумано! Нанять пару небрезгливых бродяг где-нибудь на окраинах, чтобы выкупили труп у возниц. Такое практикуется, я знаю, особенно в последнее время, после появления чистых — с тех пор, как они запретили «надругательство над трупами». Студентов, обучающихся медицине меньше не стало, так что в последнее время у похоронных дел мастеров появился новый вид заработка. Тем более труп такого известного преступника могут и для коллекции приобрести — мало ли у людей странных хобби.
В общем, я как-то не ожидал, что окажусь в крематории. Впрочем, долго гадать над загадкой моего появления здесь не пришлось — сами «переносчики» рассказали.
— Ты ноешь, потому что мы отказали тем подозрительным мужикам, — меланхоличный говорил по-прежнему спокойно и неторопливо.
— А что, нельзя?! — живо включился в полемику нервный. — Двадцать сестерциев! Считай, за полгода заработок. И всего лишь за труп!
— А тебя ничего не насторожило? С каких пор за покойников дают такие деньги? Двадцать сестерциев ему глаза застят. А мне вот, не застят. Нечистое дело. И как ты собирался передавать им тело в присутствие взвода жандармов! Попомни мои слова — нечистое это дело, и хорошо, что не пришлось в нем участвовать. Да и вообще, мутные какие-то типы. Откуда у них деньги? Обычно за телами приличные квириты приходят, а тут то ли плебеи, то ли вообще бездомные. Говорю тебе, это подстава была.
— Вот кому нужно нас подставлять? — не унимался нервный. Дальше я не слышал, потому что меня, похоже, потащили по лестнице, и все усилия были направлены на то, чтобы не заорать.
— …уж и не помню, казнили ли в Сарагосе кого-то столь прославленного. Нет уж, зарабатывать надо на обычных покойниках. А от таких, которых даже в Риме знают, лучше держаться подальше. Так что сейчас передаем бедолагу мастеру, и забываем это дело. Понял? Вон, одного синемундирника тут оставили, контролировать. Брезгует, а с мешка глаз не сводит. Небось и в печку проводит.
Еще и жандарм сопровождающий. Видимо для меня расстарались, насколько мне известно, это не стандартная практика. Этого я не учел. План сорвался. И теперь мне представляется чудесная возможность на себе прочувствовать, что испытывает полено, заброшенное в топку.
Меня ненадолго оставили в покое, что позволило слегка прийти в себя. Послышались еще шаги, зазвучал новый голос:
— Когда будет сожжено тело?
— Так в девять пополудни у нас процедура начинается, квирит сержант. — Ох, еще новый голос. Мастер? — Все как обычно. Сейчас печь загружают потом будут растапливать. Тем временем за день покойников поднаберется. Ну и, значит, всю ночь будет работать печь.
— Начинайте прямо сейчас.
— Квирит сержант, даже если мы загрузим тело прямо сейчас, оно начнет гореть только через несколько часов. Печь должна разогреться.
— Мне наплевать, — не выдержал синемундирник. — Мне приказано проследить за преступником до тех пор, пока он не сгорит. Я не собираюсь куковать здесь лишние пять часов, пялясь на ваши тупые рожи и нюхая трупы. Живее, что б вас!
— Как прикажете, квирит сержант, — недовольно пробормотал похоронных дел мастер. Я распоряжусь, чтобы затапливали печь.
Вот это уже очень нехорошо. Этак меня и спасти не успеют. Что-то меня не тянет быть заживо сожженным. Я слушал, как похоронных дел мастер велит истопнику затапливать печь, и едва удерживался от того, чтобы «воскреснуть». Нет уж. Я все-таки даже сейчас не совсем беспомощен. Мне уже довелось сегодня пользоваться даром, но не так уж сильно я и перенапрягся. А значит, нужно посильнее оттянуть кремацию. Сдаваться я не собираюсь. Устройство крематория мне незнакомо. Печь находится где-то в подвале — ее я не увидел бы, даже не будь на мне мешка. Но такие вещи уже давно не являются для меня препятствием. Я провалился в транс, и обратился к манну.
Понятия не имею, сколько прошло времени. Я не очень четко слышал то, что происходило вокруг, однако судя по отголоскам разговоров, дела у работников крематория не ладились. По ощущениям прошло не меньше часа прежде, чем я окончательно выдохся. Я в очередной раз почти потерял сознание — теперь еще и от усталости. Чувствовал, как меня снова куда-то поволокли. Подняли вверх, уложили на ровное. Короткое скольжение, металлический лязг заслонки. Я остался один.
Теперь пришел страх. Я не боялся вчера, во время суда. Я не боялся сегодня утром, стоя перед строем жандармов. Я не боялся, когда меня тащили в крематорий. Когда выяснилось, что мое освобождение сорвалось, я был озадачен и слегка встревожен. Я до последнего верил, что меня вытащат. Кера слишком привязана ко мне, чтобы вот так бросить — и не только благодаря ритуалу и клятве. Сейчас, оставшись один в тесном темном ящике, я по-настоящему запаниковал.
Задергался судорожно, наплевав на боль, заскреб ногтями по ткани. Мешок удалось порвать довольно быстро. Я сорвал мешковину, отбросил ее от себя, но лучше не стало. Полная темнота по-прежнему, и простора не добавилось — локти упираются в металлические стенки, голова — в потолок. Извиваясь, как червь, я пытаюсь выбить заслонку. И плевать на жандарма, плевать, что меня увидят и обязательно добьют. Что угодно, лишь бы не загибаться медленно от жара и отсутствия воздуха. Это был момент, когда я по-настоящему сдался. Только ничего не вышло. Заслонка плотно закрыта, как будто я не первый, кто пытается отсюда выбраться. И она отсекает звуки. Я не слышу даже отголосков разговора. Полная тишина. Значит, меня они тоже не слышат.
Возбуждение, вызванное паникой, очень быстро улеглось. Навалилась усталость, я почувствовал, что скольжу в собственной крови, и внезапно успокоился. Понял, что напрасно представляю себе смерть от огня. Я умру гораздо раньше — от потери крови. Почему-то эта перспектива пугала меня значительно меньше, а может, сил на яркие эмоции просто не осталось. Мысли успокоились, и теперь текли плавно, даже вяло. «Что там говорили жандарму? Труп начнет гореть только через несколько часов. Значит, у меня еще есть время, пока печь не разогреется». Я с трудом нащупал ногой разодранный мешок, подтянул к себе. Сорвал остатки рубахи, кое-как скомкал ее и приложил к самой дурной ране, сверху обмотал мешком потуже. Так себе повязка, но, вроде бы кровотечение остановилось. Вот только голой спиной на холодном металле лежать некомфортно — слишком холодно. Я не стесняясь захихикал. Лежу в печке, и переживаю что холодно.
Немного отдохнув после перевязки, принялся более тщательно ощупывать свое узилище. Нащупал четыре отверстия, чуть больше чем кулак размером. Похоже, отсюда пойдет горящий газ, когда печь прогреется. Сколько там нужно спалить кокса, чтобы температура поднялась до рабочей? Я слышал про два центнера. Внушительное количество, именно поэтому печь не работает постоянно, дожидается, пока наберется достаточно «клиентов». Если топить только начали, у меня действительно есть несколько часов. Хотя, дышать станет невозможно гораздо раньше, чем я начну гореть. Я в последний раз ощупал стенки, и так и не нашел ничего нового. Выбраться невозможно. Что ж, один раз я поддался слабости, повторять такое не стану. Нужно постараться дать Кере побольше времени. А если станет совсем невмоготу — просто сорву повязку, и усну без мучений. Стянуть штаны, разорвать их на несколько кусков оказалось непросто, но я справился — все равно делать нечего. Плита подомной начала слегка нагреваться, так что стимул работать у меня был. Полученными тряпками я заткнул отверстия для горючего газа.
Дышать стало чуть труднее — свежему воздуху поступать неоткуда, но я не сильно переживал. Улегся поудобнее, и постарался уснуть. Бессмысленная попытка — как бы ни уговаривал себя, мне было до безумия страшно. Правда, слабость от потери крови никуда не делась, так что тело расслабилось само собой.
Не знаю, сколько я пролежал так. Старался думать о чем-то приятном, вспоминать радостные моменты. Воздух нагревался медленно, но верно, как и металл вокруг. Дышать становилось все тяжелее, воздух уже обжигал легкие, как бывает, когда с холода заходишь в парилку. Я терпел до последнего, а когда стало совсем невмоготу, потянулся к повязке, чтобы сорвать ее и, наконец, сдохнуть.
Глава 25
План по освобождению Диего полетел в Тартар с самого начала, и Кера не могла не признать: это по ее вине. Именно из-за переполоха, устроенного накануне после убийства солдат, легион подняли в ружье, а сопровождать труповозов отправили целый взвод солдат. Бывшие уголовники землю носом рыли, в попытках найти Марка. Она бы придумала, как отвлечь одного-двух жандармов, но не целую контубернию. Нанятые для «выкупа» смертные бессмысленно таращились на проезжающую мимо удобной подворотни телегу, и убрались восвояси. Даже задаток вернули. Сделка сорвалась. Теперь богиня наблюдала, как Диего заносят в здание крематория, в сопровождении жандарма, и мысленно проклинала бдительных синемундирников, трусливых труповозов, ну и себя заодно. Вот понадобилось ей этого червя захватить, будто без него бы не обошлись. Сдох бы на день раньше, не пришлось бы сейчас возиться.
Плакаты с ее подробным описанием до сих пор висели кое-где на столбах, рядом с такими же, в которых описывался Диего — их еще не успели снять. Кера не переживала. Богиня сидела в какой-то крохотной, но недешевой едальне с вдохновляющим видом на крематорий. Несмотря на удручающий вид из окна, ресторанчик пользовался популярностью среди высшего общества Сарагосы, так что визит богатой дамы с ожидающей ее каретой не выглядел странно. Она не опасалась быть узнанной, потому что, воспользовавшись добротой Доменико давно обновила гардероб, да и внешность изменила прилично. Никаких божественных сил, только косметика — выяснилось, что Ева неплохо во всем этом разбирается. Кера смотрела на двери траурного зала, за которыми полчаса назад скрылись труповозы с их драгоценной ношей. Кера кусала от досады губы. Эту привычку она переняла от Евы, сама того не заметив. Диего так близко. И почти никакой охраны. Что такое всего лишь несколько смертных для нее? Вот только все должны быть уверены, что Диего мертв. Если его тело пропадет, могут возникнуть сомнения. Да что там, могут — они обязательно возникнут. И тогда их будут искать. Чистые очень злы на него, и даже малейшие сомнения не позволят им оставить все как есть. А как проделать все тихо, Кера даже не представляла. Напрасно она не приняла помощи Доменико, очень напрасно. Побоялась, что непонятные телодвижения в исполнении близкого друга казненного могут навести чистых на подозрения. Вот и расхлебывай теперь. Сама. Она чувствовала, что Диего очень плохо. Он слаб от потери крови, плохо соображает от сотрясения мозга, да и вообще вынужден изо всех сил изображать мертвое тело.
Устроить шум? Так в городе и без нее то и дело вспыхивают крики, иногда короткие перестрелки. Легионеры в поисках убийцы не слишком сдерживают свой нрав, и склонны находить врагов даже там, где их и в помине нет. Еще одна перестрелка или даже пожар не заставит обитателей крематория выбежать наружу даже ненадолго. Наоборот, постараются запереться покрепче. Богиня с надеждой скосила глаза на Ремуса, который стоял у нее за плечом и изображал преданного слугу.
— Что будем делать? — тихонько спросила богиня, так и не придумав ничего самостоятельно. — Я могу их всех убить, но тогда за Диего снова начнется охота.
— Их надо как-то отвлечь, — медленно протянул Ремус. — И я, кажется, знаю, как. Только, домина Ева, мне нужно пару часов. И я пойду один.
Богиня заинтересованно взглянула на парня. Хорошо, что он что-то придумал. Она чувствует его уверенность — он не сомневается в своих словах. Расспрашивать подробности нет времени, хотя ей было интересно, что он задумал.
— Иди, — кивнула девушка. — Встречаемся здесь же через два часа.
Ей тоже нужно подготовиться. Нельзя складывать все яйца в одну корзину.
Кера бросила на столик пару монет и поспешила обратно к карете.
В комнату к Доменико она ворвалась без стука, и даже не пытаясь скрываться от слуг. Сначала она не слишком торопилась. Режим работы крематория знала прекрасно, так что была уверена — у них еще целый день, чтобы вытащить компаньона. Однако уже подъезжая к дому, почувствовала, что Диего стало хуже. Нужно торопиться. Не стала, по обыкновению пробираться в свою комнату тайком, избегая внимания прочих обитателей и «охраны» навязанной доминусом Валерием. Они-то и попытались остановить неизвестную девушку. Первым порывом было отшвырнуть назойливых смертных с пути, но богиня сдержалась.
— Пошли прочь, колоны, — холодно проговорила она, и охранники действительно отошли в сторону, сами не до конца понимая, чем их так напугала эта миловидная и хрупкая девушка.
Доменико в своей комнате был не один — он беседовал с доминусом Валерием. Хотя по ощущением это была не мирная беседа, а разговор двух врагов. По крайней мере, от Доменико Кера не ощущала ничего, кроме ненависти и презрения, изрядно скрашенных горечью — отголосками страдания по погибшему другу. В другое время она бы насладилась этим изысканным сочетаниям, но сейчас нужно было торопиться. Впрочем, разговор уже заканчивался.
— …Мы уже все это обсуждали, доминус Валерий. Все ваши аргументы я слышал, а вы слышали мои. Думаю, дальнейшее обсуждение не имеет смысла. Могу только посоветовать вам лучше учить историю, она многому учит. Вспомните хотя Пунические войны. Карфаген не знал недостатка в золоте, у него были гениальные полководцы, но он был разрушен, потому что во главе стояли торговцы и политики. Уверен, та же участь ждет и новообразованные республики, и только надеюсь, что хотя бы Памплона не разделит участь старого врага Рима. Привык я уже к этим людям. А теперь прошу прощения, как видите, у меня дела.
Валерий, с интересом глянув на визитершу, вежливо поклонился и отбыл. Домину Еву он видел только один раз, да и то мельком, и, конечно, не узнал ее в гриме. Кера едва дождалась, когда за ним закроется дверь, и выпалила:
— Диего нужна помощь. И мне.
* * *
Последние несколько дней для Доменико ознаменовались непрекращающимся чувством тоскливого бессилия. Неизбежная смерть брата, которой он не мог помешать очень ударила по молодому эквиту. Поначалу он еще рвался, пытался продумывать варианты, пытался советоваться с Керой. Но девушка была удивительно пассивна и холодна, отчего у Доменико даже начали закрадываться сомнения — а так ли уж сильно она привязана к Диего? Как ни крути, она богиня — кто может угадать мысли богов? Раньше эта загадочная отстраненность только сильнее привлекала его к этой опасной женщине, но не теперь, когда Диего вот-вот расстреляют, а она не хочет сделать ничего, чтобы спасти друга. Только твердит с отстраненным видом, что Диего справится, но Доменико в это уже не верил. Доминус Ортес сам не понимал, почему так сильно привязался к брату. Смешно, они знакомы несколько декад, а он относится к Диего так, будто они с детства жили в одном доме. Да, ему всю жизнь хотелось брата — лучше старшего, и вот он чудесным образом появился. Но ведь фактически они совсем незнакомы. Порой Диего вызывает инстинктивную опаску — иногда его взгляд становится пугающе пустым, и в такие моменты от него хочется держаться подальше. Доменико видел — такое замечает не только он. Диего будто смотрит сквозь тебя, и видит нечто совсем иное, недоступное смертным. В то же время брат совсем не является тем бешеным зверем, которым его расписывают в суде и в газетах. Да, он не колеблясь убивает людей, но что бы там не говорили в Риме, и как бы не пытался очернить кузена Валерий, у них война. А на войне убивают, и редко когда это происходит в поединке.
Доменико видел — брат полон ненависти, отчаяния, злобы и желания отомстить. Однако при всем этом он оставался человеком. А еще, иногда Доменико вдруг понимал, с какой сердечной добротой относится к нему почти незнакомый кузен. Где-то в глубине души, несмотря на вынужденную жесткость и даже жестокость Диего оставался очень добрым человеком, и это подкупало и обезоруживало.
И вот теперь его расстреляют, а он ничего не сможет сделать. Он пытался, видят боги. Предательство Валерия подкосило, но не обезоружило. Воспользовавшись советом Диего, однажды он подпоил Валерия, превратив вино у того в желудке в чистый спирт, и попытался уговорить того снять охрану хотя бы на вечер. Ему бы хватило, чтобы сбежать, а там… чем боги не шутят, возможно, он смог бы что-то сделать. Не вышло. Валерий просто вырубился, напоследок успев попросить проводить гостя домой. Кажется, он еще и заподозрил что-то, по крайней мере больше в присутствие пленника не пил даже воды. Манипулировать кровью у Доменико пока не получалось.
После расстрела Доменико понял, что не успокоится. Сейчас его позиции слабы, но он отомстит обязательно. Горечь и боль были так велики, что он бы, наверное, не сдержался и объявил о своих намерениях Валерию, хоть и понимал, что делать этого не стоит. Помогло внезапное появление домины Евы. Он быстро завершил разговор и выпроводил гостя. Не успокоился, нет — гнев тлел внутри и, наверное, он и девушке наговорил бы чего-то, о чем бы потом жалел, но не успел.
— Диего нужна помощь. — сказала домина Ева. — И мне.
В первую секунду он даже не осознал услышанного. А потом до него дошло. Диего нужна помощь.
— Он жив?! — Доменико чуть не закричал. Сдержался — мало ли кто услышит.
— Да. Но это ненадолго, — кивнула богиня беды. А потом лаконично, в своей манере, рассказала где брат, что ему грозит, и почему нельзя вытащить его силой. Более того, оказывается, у домины Евы даже план есть, вот только одной справиться действительно может не получиться.
Доменико не стал выяснять, почему он узнает о таком только сейчас. Время утекает сквозь пальцы. По словам богини, брату становится хуже с каждой минутой, и скоро он и в самом деле может умереть. Доменико почувствовал себя будто Атлант, переложивший тяжесть небосвода на плечи Геракла. Парень включился мгновенно, без раскачки, и тут же развил кипучую деятельность.