Я сажусь в машину, и, хотя большую часть дня Оскар катал меня, мои ноги невыносимо устали. Они радуются мягкому сиденью. Оскар что-то ищет в телефоне, затем сует его мне в руку.

– Вот, – говорит он. – Это песня, про которую я тебе говорил.

– Твое мгновение на крыше?

– Мое мгновение на крыше.

Вступают гитары, и я смотрю, как Оскар откатывает нашу тележку на газон. Я чувствую себя уставшей от долгого дня, но воспоминания о нем не отпускают меня. Закрываю глаза и снова оказываюсь на крыше собора вместе с Оскаром, всего на расстоянии вытянутой руки от безоблачного неба. Музыка накладывается на фильм в моей голове. Мы на Соборной площади, окруженные голубями. Сотни крыльев на фоне темной синевы. Потом я слышу свои слова. Эти три слова, с помощью которых невозможно выразить то, что я к нему чувствую.

Оскар садится в машину, и я открываю глаза. И, совсем не задумываясь, наклоняюсь к нему. Я чувствую его свежий запах, чувствую его тепло и колючую щетину под моими ладонями. И я дотрагиваюсь губами до его рта. Я чувствую его дыхание на лице и как быстро бьется мое сердце. Мой язык раскрывает его губы, а затем Оскар прижимает меня к себе и перенимает инициативу.

Я потеряла ориентир. Его и чувство времени. Мои губы пульсируют, а тело становится пластилином в его руках. Звуки поцелуев перемешиваются со звуками нашего дыхания и музыки, тихо играющей на заднем плане. У меня дикая жажда, но я не хочу останавливаться. Я не могу остановиться. Лучше я вообще не буду никогда пить. Я в плену его губ, как добыча в сети. Руки Оскара тонут в моих волосах, но внезапно он отодвигает меня от себя.

– Креветка… – говорит он хриплым голосом.

Я открываю глаза.

– Что?

Он снова целует меня. Он засасывает мою нижнюю губу, и мои глаза закрываются.

– Нам нужно проехать еще немного сегодня, – шепчет он, и его теплые руки скользят по моему лицу. – Нам нужно ехать.

– Я не хочу ехать.

– Я тоже. – Он целует меня еще раз. – Но нам нужно.

Мы едем по совершенно пустому автобану в ночи. Полумесяц ярким и холодным светом сияет на безоблачном небе, но воздух еще теплый. Мои губы распухли, а в глазах сухость.

Я чувствую запах Оскара рядом, чувствую его руку, которая крепко сцеплена с моей в замок, а уличные огни постоянно светят в лицо. Я чувствую, как он бодр, и задаюсь вопросом, как ему это удается после такого насыщенного дня, потому что я медленно отключаюсь.

– Спокойной ночи, Креветка, – шепчет Оскар, и я слышу, что он улыбается.

Я хочу ответить ему, но не могу даже пошевелиться. Такое ощущение, что мое тело уже спит. Как будто я лежу на границе реальности и сна. Словно парю. Оскар отпускает мою руку, делает музыку погромче, а затем снова берет ее. Я слышу, как Birdy поет что-то о крыльях, и чувствую, как сон побеждает меня. «Я люблю Милан», – думаю я, а затем все затихает, и я отправляюсь к Оскару, который уже ждет меня во сне.





Давид





Я сонно щурюсь одним глазом, но вокруг так светло, поэтому сразу же его закрываю. Когда я переползла с переднего сиденья назад? Пытаюсь вспомнить, но напрасно. Последнее воспоминание – это Оскар, желающий мне спокойной ночи. Тогда я еще сидела рядом с ним. Я поднимаюсь, рукой прикрывая глаза, а затем открываю их и осматриваюсь. На мне вчерашняя одежда. Ткань прилипает к коже, а волосы прядями лежат на лице. Да, вчера я сильно устала.

– Оскар? – кряхчу я и смотрю на место рядом с собой.

Но Оскара там нет. Там только две подушки и его свернутый спальный мешок. Где же он? Я ищу его взглядом, но вижу только запотевшие окна. Они немного приоткрыты, как их открывают для собаки, оставляя ее в машине, если нужно быстро куда-то забежать. Но этим не освежить застоявшийся воздух. Боже, эта жара убьет меня. Я пытаюсь нащупать пальцами ручку, наконец-то нахожу ее и выползаю из душной тюрьмы.

Я хочу перелезть на переднее сиденье, но вдруг слышу, как открывается дверь багажника и оборачиваюсь.

– Креветка, – говорит Оскар и садится на корточки. – Ты проснулась. – Он улыбается, и эта улыбка для меня как прохладный бриз. Странно. Вчера я была ревнивой, а сегодня уже зависимой. – Я раздобыл нам еду.

Подползаю ближе к нему и кислороду.

– Что же там? – спрашиваю я сонным голосом и с любопытством заглядываю в бумажный пакет.

– Шоколадные рогалики. – Я сажусь рядом с ним, и мой желудок одобряюще урчит. Оскар достает мне бумажный стаканчик.

– Кофе? – спрашиваю я.

– Фраппе, – отвечает он, улыбаясь. – При такой жаре я не стал бы предлагать тебе капучино.

Он протягивает мне рогалик. Он еще теплый, и с каждым укусом крошки сыплются мне на платье. Наслаждаясь жидким шоколадом, я на секунду закрываю глаза.

– М-м-м, – мычу я с набитым ртом. – Так вкусно!

Оскар кивает, смеясь.

– Ага.


Мы сидим рядом друг с другом и смотрим на многочисленные машины и грузовики, проносящиеся мимо нас. Вчера автобан был абсолютно пустым, сейчас же он забит машинами. Кто-то едет на работу, кто-то в отпуск, куда ни посмотри, везде люди. Я большим глотком отпиваю свой фраппе, и смесь горького вкуса кофе и воздушного теста с молочным шоколадом подобна стихотворению Гёте, только не для ушей, а для нёба.

– Ты хорошо спала?

– Я так крепко спала, что ничего не помню, – говорю я, качая головой. – Даже как оказалась в багажнике.

– Я тебя отнес.

– Отнес? – спрашиваю я, и мне вдруг захотелось, чтобы в тот момент я только притворялась, что крепко сплю.

– Ты и вправду была в отключке.

– Очевидно, – бормочу я. – Это объясняет и тот факт, что я не переоделась.

– Я думал, не раздеть ли тебя, – говорит Оскар и смотрит искоса на меня, – но решил, что это будет неправильно.

Мое воображение рисует, как он меня раздевает. Как его руки касаются моего тела и как он при этом смотрит на меня. Я хочу, чтобы он меня раздел, но, если честно, хотелось бы быть при этом в сознании.

– Тесс?

– М-м? – я пребываю мысленно в другом месте.

– Все в порядке?

– Да, да, – говорю я и качаю головой. – Когда нам выезжать?

Оскар, ухмыляясь, смотрит на экран телефона. Отлично.

– Сейчас полдевятого. – Он переводит взгляд на меня. – Через полчаса?

Пару часов спустя мы с Оскаром, держась за руки, немного заблудились на вокзале во Флоренции. Такси, машины и экскурсионные автобусы медленно тянутся по улицам города. А между ними снуют скейтеры и пешеходы.

– Нам нужна тележка? – спрашивает Оскар.

– В данный момент нет, – отвечаю я, улыбаясь.

– И написать сообщение маме…

– Уже отправила.

– Хорошо, Креветка, тогда погнали?

Мы погружаемся в толпу и проходим мимо кафе-мороженых и небольших магазинчиков, где продают кожаные сумки. Мимо прилавков с соломенными шляпами и напитками, мимо грязных банкоматов, которые расположены так низко, что мне пришлось бы нагибаться, чтобы достать до места, куда нужно вставлять карту. Чужой город видишь по-другому. Ты разглядываешь его, а не просто проходишь мимо.

– Ну, и? – спрашивает Оскар, и я поворачиваюсь к нему. – Чему ты радуешься больше всего?

– Всему.

– Ты можешь спокойно сказать мне об этом, – серьезно говорит он. – Я и так знаю. – Его глаза сверкают.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну же, ты думаешь, я не знаю, почему ты так хотела во Флоренцию?

Я с недопониманием смотрю на него. Я что-то не то сделала? Или сказала что-то неприятное?

– О чем ты говоришь?

– Все нормально, просто признайся, – резко говорит он и поднимает брови.

– Признаться? В чем признаться?

– Все это время ты думала о Давиде!

– Оскар! – вскрикиваю я и толкаю его. – Я и вправду подумала, что сделала что-то не так!

– Значит, ты считаешь это нормальным – не рассказывать мне о другом парне? – Он ухмыляется. – Я узнал о нем только благодаря твоему путеводителю. Ты обвела его красным!

– Да, верно, – смеясь, признаю я. – Это неправильно.

– Ты признаешь это?

– Да, у него… – говорю я полушепотом. – У него действительно привлекательные руки.

Оскар останавливается и смотрит на меня.