Я стою как парализованная.

– Зачем ты это делаешь? – спрашивает отец в отчаянии.

– Потому что я люблю ее.

– Я тоже ее люблю!

– Я знаю, – она говорит так тихо, что я едва ли могу разобрать слова. – И именно поэтому ты отпустишь их.

Снова становится очень тихо. Я слышу лишь свое дыхание, а затем отец говорит:

– Но у нас… – его голос вдруг звучит так мягко, будто он сейчас заплачет. – Но у нас всего пара недель. – Я слышу, что он пытается взять себя в руки. – Я просто хочу, чтобы она была здесь. С нами.

– Ты не можешь хотеть, чтобы она лежала в своей комнате и читала еще больше книг! – сейчас ее голос звучит отчаянно.

– Нет, я не хочу этого, но… – Он делает паузу. – Я не хочу ее потерять.

– Но мы потеряем ее.

Слезы скапливаются у меня на глазах и стекают по щекам.

– Разве ты не хочешь, чтобы она пережила еще что-нибудь? Чтобы она любила и хотя бы на пару недель забыла о том, что у нее осталось всего пару недель? – от слез ее голос дрожит. – Разве ты не понимаешь, Кристиан, она поедет… хотим мы или нет. – Он молчит. – Если мы ее отпустим, – говорит шепотом она, – у нас хотя бы будет шанс, что она вернется к нам.





Матерь Божья





В доме находятся четыре человека, но царит мертвая тишина. Я сижу на кровати, обняв ноги руками, и размышляю. Голоса ссорящихся родителей до сих пор звучат в голове, как вдруг открывается дверь в комнату. Луч света как прожектор освещает меня. Как будто меня наконец-то нашел поисковый отряд.

– Тесса? – испуганно произносит мама, когда видит меня. – Что ты здесь делаешь? – В последние месяцы этот вопрос вряд ли можно было услышать. Я всегда была здесь. Каждую минуту каждого дня. – Все в порядке, дорогая? Я думала, ты еще в пути. – Она медленно подходит ко мне. – Почему ты сидишь в темноте?

– Чтобы думать, не нужен свет, – отвечаю я и смотрю на нее.

– Хорошо, – она непонимающе качает головой.

– Мама?

– А?

– Сколько времени дают мне врачи? – спокойно спрашиваю я.

Она садится рядом, и мне не нужно видеть ее лица, чтобы понять, как ей хотелось бы, чтобы я еще была в пути.

– Поставив сердечный катетер, они были настроены оптимистично, говорили, что ты продержишься больше, чем ожидалось изначально, – она делает глубокий вдох.

– А что конкретно это значит? О скольких годах идет речь?

– Если повезет… тридцать, – отвечает она, не смотря на меня.

Я растерянно смотрю на нее.

– А что, если они были правы?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что, если бы у меня было больше времени? Что, если бы я захотела выйти замуж? – спрашиваю я, качая головой. – Или, я не знаю, если бы вдруг я забеременела? Ты бы мне рассказала об этом? Или хотя бы моему мужу? – Она отводит взгляд и глубоко вздыхает. – Пожалуйста, скажи, что ты бы рассказала мне?!

– Каким образом? Как бы я должна была тебе это рассказать?

Я закрываю глаза и массирую пальцами лоб.

– Я просто не знаю как, Тесса, ты была такой отважной, и ты… – Она сглатывает. – Ты так долго боролась. – Я чувствую, как мой шрам растягивается от каждого вдоха. – Как бы я тебе это рассказала? И когда? Когда наступает подходящее время, чтобы сказать своему ребенку, что он умрет?

Я открываю глаза и смотрю на нее.

– Его нет! – кричу я. – Но ты виновата в этом передо мной! – мой голос срывается на визг. – Речь шла о моей жизни!


– Да, ты права, но…

– Никаких «но»! Это было не твое решение!

– Нет, Тесса, мое! – рычит она. – Потому что ты мой ребенок, а я твоя мать!

– Но когда-то ведь я перестану быть ребенком! – тоже рычу ей в ответ.

– Нет! Для меня ты всегда будешь моим ребенком! – Я смотрю на нее, и мое ослабленное тело дрожит. – Ты думаешь, мне нравилось молчать? – Ее голос срывается. – Думаешь, мне было легко? Обманывать и обнадеживать тебя всю жизнь, – от слез ее голос дрожит, и она прикрывает рот рукой.

– Почему ты так поступила? Почему?! – спрашиваю я растерянно. – Я хочу понять!

Она медленно убирает руку ото рта.

– Потому что я тебя люблю.

– Потому что ты меня любишь? – я в растерянности, а она кивает. – И это все? Это причина? – Она снова кивает, и я смотрю на нее. Я все поняла. – Ты… ты не рассказала бы мне это никогда, верно?

– По крайней мере, добровольно я бы этого точно не сделала.

– Не сделала бы добровольно? – рассерженно спрашиваю я. – Как это понимать?

– Мы долго обсуждали это с доктором Майнфельдером, – отвечает она. – Будучи твоим лечащим врачом, он был обязан поставить тебя в известность по наступлению твоего совершеннолетия.

– Был обязан? Он сказал бы мне это?

Она вздыхает.

– Я попросила его этого не делать.

– Что?! – Я качаю головой, не веря в то, что она говорит. – Но он бы мне рассказал…

– Я не знаю.

– Ты правда смотрела бы, как на свадьбе я говорю: «До тех пор, пока смерть не разлучит нас», зная, как скоро это произойдет, и все равно не сказала бы?

– Тесса, прекрати! – Она хочет взять меня за руку, но я отдергиваю ее. – Я не надеюсь на то, что ты поймешь меня.

– Я этого и не собираюсь делать!

– Я твоя мать, и сделала бы все, чтобы защитить тебя!

– Значит, ты делала все это ради меня? – в ярости спрашиваю я, лишь бы только не начать рыдать.

– Конечно.

– Чушь собачья, – говорю я ей, и у меня темнеет в глазах.

– Ты действительно думаешь, что я делала это для себя? – Мне хочется ответить ей, но в горле встал ком. – Я молчала, чтобы ты могла жить.

Вдруг накатывают воспоминания. Я хочу что-то сказать, но у меня нет слов. Какое-то время мы просто сидим и молчим. В комнате полная тишина, слышно только наше дыхание. Полоса света из коридора падает маме на спину и освещает мое лицо. Отражение воды в бассейне мерцает на окне. Я разглядываю маму. На ее затененном лице слезы. Я наконец-то поняла. Наконец-то я нашла объяснение, которое так давно искала.

– Хорошо, – шепотом говорю я.

– Хорошо? – Ее большие глаза вопрошающе сверкают в темноте.

– Ты знала, что у меня будет короткая жизнь, но ты хотела, чтобы у меня она была. Но у меня ее не было, потому что я ничего не знала.

– Мне хотелось, чтобы ты была свободна, Тесса, – шепчет она в ответ и осторожно берет меня за руку. – И ты была свободной.

Она права. Я была свободна. Всегда.

Крепко обнявшись, мы сидим на краю кровати, и с каждой скатывающейся слезой я теряю вес. Как будто из моих глаз вытекает жидкий свинец. Мама нежно гладит меня по голове, и я снова становлюсь ребенком, которым мне не хотелось быть в эти последние месяцы. Но я ребенок. Ее ребенок.

Только в этот момент я понимаю, как эгоистично себя вела. За все время с того момента, как мне обо всем стало известно, я ни разу не подумала о том, как ей осточертела ложь. Намного проще было бы рассказать мне все и перебросить этот груз на мои плечи.

Но тогда она отняла бы у меня легкость, и мои мысли не смогли бы больше летать. Словно птицы, крылья которых испачканы в нефти, что не позволяет им парить в облаках. Правда была бы для меня нефтяной пленкой. Я никогда бы не планировала свое будущее, просто ждала бы смерти. Каждый вечер засыпала бы в страхе, боялась не проснуться. На протяжении нескольких лет занималась бы тем, чем я занималась последние несколько месяцев.

От этих мыслей у меня сводит мышцы живота. Я вижу свою одиннадцатилетнюю копию, ее свисающие пряди волос, красные опухшие глаза и депрессивный взгляд. Я вижу себя сидящей на кровати в пижаме с Томом и Джерри, но не играющей с Лариссой, а с пустым взглядом в ожидании смерти. Никто не хочет умирать молодым, но осознание того, что тебе придется, убило бы меня еще раньше.

– Мама, – говорю я тихо.

– Что? – ее мягкий голос вибрацией отзывается в моей груди.

– Мне очень жаль.