Стр. 36 Стадион слез: трогательное прощание с перспективной звездой высшей лиги
30
Мэгги
– Со всем уважением, шеф – какого хрена?
Я швыряю газету на стол Тэда Болта, пытаясь сделать так, чтобы мой голос не дрожал.
– Ваш сын, главный свидетель в обвинении Харпер Фенн – нет, на самом деле единственный свидетель, на данный момент обвиняющий Харпер Фенн – чьи показания, как мы с вами договорились, не будут разглашаться, чтобы не нарушить ход расследования, дал интервью местной газете, и оно на первой полосе.
Болт притягивает газету к себе. Неужели он тоже еще ее не видел? Честер отдал ее мне дрожащими руками, когда вернулся из похода за кофе. Оказывается, пачку бесплатных экземпляров завезли в отделение полиции после доставки подписчикам и после того, как пункты продаж получили свои.
Я смотрю, как багровая краснота ползет вверх из-под тугого воротника форменной рубашки Болта, пока у него не начинают гореть щеки. Что это: неловкость или гнев? Не может быть, чтобы он об этом знал. Поддержит ли он меня?
Он дочитывает статью. Просматривает интервью с Эбигейл Уитмен, напечатанное за ней. Снова переходит на первую страницу. Читает еще раз.
А потом его крупные лапищи переворачивают газету и отпихивают ее ко мне по столу.
– Наверное, ему надоело ждать, пока вы наконец хоть что-то сделаете, агент. Не могу сказать, что я его виню. У вас есть свидетель и улика. Чего вы так тянете?
Вот значит как.
Мне приходится спешно соображать. Нужна ли мне, чужачке, поддержка местного шефа полиции в моем расследовании? Или он слишком тесно со всем этим связан? Не слишком ли значителен здесь конфликт интересов? Потому что голубые глаза Болта смотрят пристально и вызывающе.
Он действительно хочет, чтобы я приняла заявление его сына и довела расследование до логического финала?
– Тэд, если ваш сын прав, тогда несовершеннолетняя девушка, коренная жительница вашего города, с мамой которой вы наверняка знакомы… – кажется, Болт на мгновение отвел взгляд? – …виновна в убийстве с помощью колдовства. Или, если использовать должную терминологию, «в лишении жизни сверхъестественным способом». А знаете, есть кое-что насчет именно этого вида преступлений в Коннектикуте? Благодаря древней, не отмененной поправке, оно влечет за собой высшую меру наказания. Харпер Фенн казнят.
Болт мгновение молчит. Мои слова попали в цель? Понял ли он, что именно в его силах положить этому конец? Что сейчас еще не слишком поздно?
Однако его слова убивают мою надежду.
– Вы хотите сказать, что ничего не предпринимаете по этому делу, потому что не принимаете законодательство нашей страны? Разве вы не зоветесь блюстителем… блюстительницей закона, агент Найт? Разве это не ваша обязанность – следить за соблюдением законов?
– Конечно, да. И я это делаю. Но с одной стороны у меня слова вашего сына и размытое видео, а с другой – никаких официальных данных, которые указывали бы на то, что Харпер Фенн – ведьма. Я была бы благодарна, если бы вы объяснили Джейкобу, что подобные выходки только мешают.
Это не та решительная отповедь, которую я надеялась дать, черт подери. Я хватаю газету и иду искать Честера. Хватит с меня этого дерьма. Нам срочно нужен следователь-маг.
31
Эбигейл
– Бросить все это? – кричу я мужу. – Речь идет о жизни твоего сына!
Майкл нагибается и хватает меня за запястья. Он сжимает их одной крупной ладонью – трафарет ловких рук Дэна, бросающих мяч – и мне больно.
– Эбигейл, ты ведешь себя неразумно. Предоставь все полиции, иначе превратишь нас обоих в посмешище.
– Мне наплевать, что думают другие. Я не перестану бороться за Дэниела!
– Имей хоть немного гордости, – говорит мой муж. – Все блага в твоей жизни ты получила от меня, и так ты выказываешь мне уважение: делясь нашими проблемами с этой газетенкой! Как, по-твоему, это отражается на мне?
Он не представляет себе, насколько сильно ошибается. Всеми благами жизни Майкл обязан мне. Его звание профессора. Дом, который мы смогли купить. Шале в горнолыжном поселке в Вермонте, каникулы в Европе и на Карибах. Все это сделала я, потому что обратилась к Саре.
Я прикусываю язык. Мне нельзя об этом говорить, если я хочу сохранить наш брак. Я ведь хочу, чтобы Дэниел смог вернуться в семью. Дэн преклоняется перед отцом – хвастается, что он – профессор Йельского университета. Он никогда не хватался мамой-домохозяйкой, но меня это не задевало. Успех отца – это просто еще один подарок, который я сделала моему мальчику.
– Даже сейчас, когда Дэниел ушел, ты ставишь его выше меня. Он умер, Эбигейл. Отпусти. Его.
И я не выдерживаю.
– Есть ли что-то более мерзкое, чем мужчина, который ревнует к своему собственному сыну? Как насчет мужчины, ревнующего к своему мертвому сыну и вымещающего это на своей безутешной жене?
Майкл моментально нависает надо мной, тыча пальцем чуть ли не в самый мой глаз. Я отшатываюсь, презирая себя за это.
– Не смей так со мной разговаривать. Ни сейчас. Никогда больше.
Он отстраняется – и я вздергиваю подбородок. Голова у меня на уровне его груди, так что мне приходится снизу вверх смотреть в эти глаза, которые только недавно обзавелись очками для чтения в тонкой металлической оправе. И на эту густую шевелюру, которая даже в пятьдесят не начала редеть, хоть и засеребрилась на висках. Классический облик уважаемого профессора.
Его переживут его труды. Его вклад в науку. Те блестящие исследования филовирусов, которые, возможно, в будущем принесут ему еще большее признание: «Шведская лотерея», так они с друзьями это называют, когда шутят о надеждах на Нобелевскую премию. Вот только глядя на Майкла я знаю, что для него это не шутка.
А у меня всегда был только мой сын.
В дверь стучат. Майкл хватает меня за плечо и встряхивает, словно пальто, которое слишком долго провисело в шкафу.
– Приди в себя, а потом уже открывай, – говорит он. – Я иду наверх. Мне надо закончить статью.
И, уходя, он бросает на меня взгляд, настолько полный презрения, что мне на секунду кажется, что он рад смерти Дэниела потому, что она так глубоко меня ранила.
32
Эбигейл
У двери оказывается Джейк Болт. С ним его папаша, шеф полиции.
Тэд пялится на меня – и я не знаю, насколько плохо выгляжу. Обычно если меня видят после того, как я поскандалила с Майклом, мне приходится придумывать какое-то извинение, вроде букета цветов, из-за которого у меня началась аллергия. Но не сейчас. Женщине, у которой только что умер сын, не нужно объяснять, почему она отвратительно выглядит.
Тэд шагает ко мне и крепко обнимает.
– Давай-ка отведем тебя в дом, – говорит он.
– Нет, постой. Майкл работает. Не надо ему мешать.
Я хочу оказаться подальше от разгневанного мужа. И мне надоело сидеть в четырех стенах с моим горем за компанию. Дэн никогда не любил торчать дома. Он старался как можно больше бывать на улице. Тренировался. Тренировал других. Проводил все лето на берегу, возвращаясь домой с золотой кожей, разогретый солнцем.
Так что мы садимся в патрульную машину Тэда, и он везет нас к воде. Когда мы проезжаем мимо дома Бриджит, я отвожу взгляд. Не хочу вспоминать тот вечер, всего неделю назад, когда все еще была счастлива. Буду ли я счастлива снова? Все зависит от Сары.
Я знаю, что она может это сделать. Знаю.
Когда Тэд заезжает на парковку у Хай-Пайн-Пойнт, я ежусь. Вторая дорога, которая сюда ведет, начинается в Аннаконе, где живут Гарсия. Это – одно из мест, где мы когда-то встречались с Альберто.
Меня прежде никогда так не любили – так страстно и жарко. Я столько думала о Берто, что едва способна была жить. Я забывала завезти вещи Майкла в химчистку – или забывала их забрать. Во время матчей Дэна я сидела, не глядя на сына, а каждые пять минут проверяя телефон, надеясь на новое сообщение.
Я призналась Саре, что влюбилась в другого мужчину. Что если бы не Дэн, я бы бросила Майкла. Но я не смогла сказать ей, что этот мужчина – муж Джулии, потому что даже Сара не осталась бы на моей стороне. Когда Альберто оборвал все контакты, то порой мне казалось, что меня разорвет от скопившейся во мне боли. Это ощущалось как тяжелейшая утрата… Так мне казалось. Теперь-то я знаю, что такое настоящая потеря.
Однако эти места бередят боль, которую мне причинило исчезновение Альберто. Мне казалось, он видит меня. Не жену профессора Уитмена или маму Дэниела. Просто Эби Андерсон, которая когда-то была капитаном школьной волейбольной команды, которая мечтала работать психотерапевтом в престижной больнице. Которая обожала летние пикники в прибрежном доме в Коннектикуте, принадлежавшем ее родителям и никогда не могла отказаться от еще одной зефирки.
Как бы та девушка отнеслась к женщине, в которую я превратилась?
Разве ее душа не болела бы за меня?
Я благодарна Тэду, который начал говорить, как только мы вышли на дорожку, популярную у всех выгуливающих собак. Аромат сосен поднимается ввысь, острый и чистый.
– Вот что, Эбигейл… Я уже поговорил об этом с Джейки, но решил, что нам стоит обсудить все втроем. Колдовство? Оказывается, в Коннектикуте есть закон, который не отменяли – и он говорит, что колдовство наказывается смертью.
– Смертью? – я решаю, что ослышалась. – В Коннектикуте нет смертной казни.
– Угу. За исключением случаев колдовства – нет. Отцы-основатели записали это в конституцию – нам и Массачусетсу – из-за того, что в те дни было в Салеме.
– Это же безумие!
Это так. По-другому и не назовешь. Я смотрю на Джейка. Он понял, что это значит? По одному его слову девушка, которую он знает с самого детства, может умереть. Всю эту неделю Джейк выглядел таким же убитым, как я, но в нем не теплится тайный уголек надежды, который бы помогал ему держаться – надежды на то, что Сара сможет вернуть нам Дэна.
Но я смотрю на Джейка и вижу, что в нем что-то продолжает пылать. Гнев – настолько яростный, что может уничтожить Харпер Фенн за то, что она сделала. И на одно мгновение его сила заставляет меня устыдиться. Разве мне не следует чувствовать то же самое?