— Да, верните мою кепку!
***
Питер провожает меня обратно в комнату.
Идем в молчании, каждый думает о своем. Хотя, по правде, не знаю, о чем думать, в голове сумбур. После однообразия, длящегося изо дня в день годами, за последние двое суток случилось слишком многое.
— Если ты согласишься, я буду твоим связным, — неожиданно говорит Питер.
Ну, конечно, психологи СБ верны классике, связным становится знакомый человек.
Дергаю плечом:
— Хорошо.
— Все это время ты будешь выходить на связь только со мной, — зачем-то уточняет он.
— Хорошо, — повторяю, не понимая, к чему он ведет.
— Мы должны доверять друг другу.
Ах, вот он о чем.
— Пит… Можно я буду звать тебя Пит? — дожидаюсь кивка и продолжаю: — Пит, я никому не доверяю. А доверять мне или нет, решать тебе.
Питер замолкает, и несколько минут мы идем молча. Уже у самой двери во временно мою комнату он признается:
— Я просился сам пойти тайным агентом, по возрасту я бы еще смог, но полковник запретил.
Бросаю на него взгляд и соглашаюсь:
— Он прав. Ты не сошел бы за своего.
— Я бы переоделся, перепачкался…
Улыбаюсь. Он старше меня, но беззаботная жизнь Верхнего мира оставила в нем детскую наивность.
— Ты думаешь, “нижние” отличаются от “верхних” только грязью?
Не знаю, зачем разговариваю с ним. Не люблю пустой треп, а ничем другим нашу беседу не назовешь.
— Конечно же, нет, — обижается Питер, но не даю ему продолжить. Ни к чему это.
— Полковник прав, — повторяю. — Тебя раскусили бы в первые несколько минут, — Пит хмурится. — У тебя лицо не обветренное, — говорю и захожу в комнату.
Дверь закрывается, отрезая от меня удивленного собеседника. Несколько секунд стою и задумчиво смотрю на нее. Невольно проникаюсь уважением к Коннери. Удивительно добродушный парень этот Пит, нельзя его в Нижний мир…
4.
Девочка смеется, летнее солнце отражается в капельках росы на газоне…
Яркие банты и яркое платье…
Искренний смех…
Просыпаюсь и поднимаюсь рывком. Мчусь в ванную, чтобы умыться ледяной водой и прийти в себя. Снова этот проклятый сон, снова эта девочка!
В дверь стучат. Не реагирую несколько секунд, судорожно сжимая кулаки и усмиряя тяжелое дыхание. Потом цепляю маску спокойствия и иду открывать.
— Ты же говорил, что не гардеробщик, — усмехаюсь, обнаруживая Питера с моей кепкой в руках на пороге.
Он кривится.
— Очень смешно. Держи свою ценность, остряк.
Вырываю желанный предмет из его рук, будто без него мне трудно дышать, и тут же напяливаю на себя.
— Что тебе от этой кепки? — комментирует мой будущий связной. — Пол-лица закрывает.
В этом и суть, но только отмахиваюсь.
— Пошли, — торопит меня Питер. — Нас ждет полковник.
— Зачем?
— Это я обязан ему докладывать о своих действиях, а не наоборот, — неудачно острит Пит.
Морщусь. Не спорю.
— Пошли.
Мне нечего собирать: одежда, которую мне выдали, на мне, другой у меня нет, кепку вернули, поэтому послушно выхожу вслед за своим будущим связным. Связной… Даже звучит нереалистично.
Впрочем, буду ли я шпионом, и будет ли у меня этот самый связной, пока не факт. Мне нужны гарантии, которых мне пока никто не предоставил. Пустой треп, снова только треп.
Коридоры, которыми мы следуем, так же пусты, как и вчера, — путь снова расчищен. Похоже, я нечто вроде секретного проекта. Какая честь, господа эсбэшники!
— Почему никого нет? — решаюсь воспользоваться хорошим расположением Питера и спросить.
— О тебе никто не должен знать, — ожидаемо.
Хмыкаю.
— Боитесь утечки?
— Осторожность лишней не бывает, — отвечает проводник с интонацией, подозрительно смахивающей на тон полковника.
На это возразить нечего, поэтому замолкаю.
Мы снова оказываемся у кабинета Коннери, в котором состоялась наша первая беседа. По правде говоря, не понимаю, почему вчера этим все и ограничилось, меня отвели в комнату и оставили (дословно) “отдыхать”. Хотят усмирить бдительность?
Что бы они ни планировали, тот, кто годами недоедал, недосыпал и находился в постоянном холоде, никогда не откажется от теплой постели и сытной еды.
Дверь ползет в сторону, а Пит отходит, делая мне приглашающий жест.
Хмурюсь:
— Ты не идешь?
— Беседа приватная, — мне кажется, или в голосе Пита обида?
Пожимаю плечами и захожу в кабинет, дверь со змеиным шипением ползет за спиной, чтобы вернуться на свое место.
— Доброе утро, Кэмерон, — полковник снова за столом сбоку от огромного окна. Бодр, свеж и подтянут.
— Утро, полковник, — отвечаю. Добрым оно мне не кажется, равно как и любое другое. То, что здесь тепло и светло, еще не значит, что мне не следует опасаться за свою жизнь.
Коннери кивает, принимая мой ответ, и делает приглашающий жест в сторону кресла для посетителей. Сажусь.
— Тебе хотелось гарантий, — сообщает полковник без театральных пауз, и на том спасибо. — Вот они, — он подвигает мне лист, лежащий перед ним. — Читать умеешь?
Игнорирую вопрос человека, прекрасно знающего, что до двенадцати лет у меня была возможность посещать школу, и впиваюсь взглядом в мелкий шрифт напечатанного на бумаге текста. Договор короток, но предельно ясен: я, Кэмерон Феррис, обязуюсь тайно участвовать в операции по поимке террористической группировки, в случае ареста главы которой, с моего отца, Ричарда Ферриса, будут сняты все предъявленные ранее обвинения, и он будет немедленно освобожден.
Отрываю глаза от текста.
— Даже временное жилье в Верхнем мире? — удивляюсь.
— Пока твой отец не восстановится и не найдет работу, — кивает Коннери. — Это дело очень важно для государства, и оно готово платить. Разумеется, если твои услуги окажутся полезными.
— Разумеется, — отвечаю эхом. Еще раз пробегаю глазами текст, потом отодвигаю от себя лист, поднимаю голову: — Ну и что? Это бумага. Ее можно сжечь, и поминай, как звали.
Но полковник ни капли не смущен, он готов к моей реакции.
— Если мы подпишем эту бумагу, то прямо сейчас мы с тобой едем в офис Цетрального банка, где арендуем ячейку, пароль к которой будешь знать только ты. Подходит?
Надеюсь, козырек кепки достаточно скрывает лицо, и полковник не видит, как загорелись у меня глаза. Это все выглядит таким реальным… Черт, это может быть правдой! Плевать, что я не шпион, где я, а где террористы, но, черт возьми, это шанс, то, чего у меня не было все эти годы.
— Подходит, — отвечаю сдержанно, хотя мое сердце готово выпрыгнуть из груди.
На губах полковника легкая улыбка, в которой только слепой не заметит самодовольства. Конечно же, он знал, что я на все соглашусь. Он подписывает договор и протягивает мне ручку, в последний момент понимаю, что у меня нет даже подписи, пишу в графе свою фамилию. Почерк неровный, мне не приходилось держать в руках пишущие принадлежности не один год.
— И все же, почему я?
Все, договор подписан, пути назад для меня нет, но хочу знать.
Коннери приподнимает брови.
— Я думал, мы вчера все выяснили. Нам есть, что тебе предложить, ты подходишь по возрасту и складу ума.
***
Питер провожает меня обратно в комнату.
Идем в молчании, каждый думает о своем. Хотя, по правде, не знаю, о чем думать, в голове сумбур. После однообразия, длящегося изо дня в день годами, за последние двое суток случилось слишком многое.
— Если ты согласишься, я буду твоим связным, — неожиданно говорит Питер.
Ну, конечно, психологи СБ верны классике, связным становится знакомый человек.
Дергаю плечом:
— Хорошо.
— Все это время ты будешь выходить на связь только со мной, — зачем-то уточняет он.
— Хорошо, — повторяю, не понимая, к чему он ведет.
— Мы должны доверять друг другу.
Ах, вот он о чем.
— Пит… Можно я буду звать тебя Пит? — дожидаюсь кивка и продолжаю: — Пит, я никому не доверяю. А доверять мне или нет, решать тебе.
Питер замолкает, и несколько минут мы идем молча. Уже у самой двери во временно мою комнату он признается:
— Я просился сам пойти тайным агентом, по возрасту я бы еще смог, но полковник запретил.
Бросаю на него взгляд и соглашаюсь:
— Он прав. Ты не сошел бы за своего.
— Я бы переоделся, перепачкался…
Улыбаюсь. Он старше меня, но беззаботная жизнь Верхнего мира оставила в нем детскую наивность.
— Ты думаешь, “нижние” отличаются от “верхних” только грязью?
Не знаю, зачем разговариваю с ним. Не люблю пустой треп, а ничем другим нашу беседу не назовешь.
— Конечно же, нет, — обижается Питер, но не даю ему продолжить. Ни к чему это.
— Полковник прав, — повторяю. — Тебя раскусили бы в первые несколько минут, — Пит хмурится. — У тебя лицо не обветренное, — говорю и захожу в комнату.
Дверь закрывается, отрезая от меня удивленного собеседника. Несколько секунд стою и задумчиво смотрю на нее. Невольно проникаюсь уважением к Коннери. Удивительно добродушный парень этот Пит, нельзя его в Нижний мир…
4.
Девочка смеется, летнее солнце отражается в капельках росы на газоне…
Яркие банты и яркое платье…
Искренний смех…
Просыпаюсь и поднимаюсь рывком. Мчусь в ванную, чтобы умыться ледяной водой и прийти в себя. Снова этот проклятый сон, снова эта девочка!
В дверь стучат. Не реагирую несколько секунд, судорожно сжимая кулаки и усмиряя тяжелое дыхание. Потом цепляю маску спокойствия и иду открывать.
— Ты же говорил, что не гардеробщик, — усмехаюсь, обнаруживая Питера с моей кепкой в руках на пороге.
Он кривится.
— Очень смешно. Держи свою ценность, остряк.
Вырываю желанный предмет из его рук, будто без него мне трудно дышать, и тут же напяливаю на себя.
— Что тебе от этой кепки? — комментирует мой будущий связной. — Пол-лица закрывает.
В этом и суть, но только отмахиваюсь.
— Пошли, — торопит меня Питер. — Нас ждет полковник.
— Зачем?
— Это я обязан ему докладывать о своих действиях, а не наоборот, — неудачно острит Пит.
Морщусь. Не спорю.
— Пошли.
Мне нечего собирать: одежда, которую мне выдали, на мне, другой у меня нет, кепку вернули, поэтому послушно выхожу вслед за своим будущим связным. Связной… Даже звучит нереалистично.
Впрочем, буду ли я шпионом, и будет ли у меня этот самый связной, пока не факт. Мне нужны гарантии, которых мне пока никто не предоставил. Пустой треп, снова только треп.
Коридоры, которыми мы следуем, так же пусты, как и вчера, — путь снова расчищен. Похоже, я нечто вроде секретного проекта. Какая честь, господа эсбэшники!
— Почему никого нет? — решаюсь воспользоваться хорошим расположением Питера и спросить.
— О тебе никто не должен знать, — ожидаемо.
Хмыкаю.
— Боитесь утечки?
— Осторожность лишней не бывает, — отвечает проводник с интонацией, подозрительно смахивающей на тон полковника.
На это возразить нечего, поэтому замолкаю.
Мы снова оказываемся у кабинета Коннери, в котором состоялась наша первая беседа. По правде говоря, не понимаю, почему вчера этим все и ограничилось, меня отвели в комнату и оставили (дословно) “отдыхать”. Хотят усмирить бдительность?
Что бы они ни планировали, тот, кто годами недоедал, недосыпал и находился в постоянном холоде, никогда не откажется от теплой постели и сытной еды.
Дверь ползет в сторону, а Пит отходит, делая мне приглашающий жест.
Хмурюсь:
— Ты не идешь?
— Беседа приватная, — мне кажется, или в голосе Пита обида?
Пожимаю плечами и захожу в кабинет, дверь со змеиным шипением ползет за спиной, чтобы вернуться на свое место.
— Доброе утро, Кэмерон, — полковник снова за столом сбоку от огромного окна. Бодр, свеж и подтянут.
— Утро, полковник, — отвечаю. Добрым оно мне не кажется, равно как и любое другое. То, что здесь тепло и светло, еще не значит, что мне не следует опасаться за свою жизнь.
Коннери кивает, принимая мой ответ, и делает приглашающий жест в сторону кресла для посетителей. Сажусь.
— Тебе хотелось гарантий, — сообщает полковник без театральных пауз, и на том спасибо. — Вот они, — он подвигает мне лист, лежащий перед ним. — Читать умеешь?
Игнорирую вопрос человека, прекрасно знающего, что до двенадцати лет у меня была возможность посещать школу, и впиваюсь взглядом в мелкий шрифт напечатанного на бумаге текста. Договор короток, но предельно ясен: я, Кэмерон Феррис, обязуюсь тайно участвовать в операции по поимке террористической группировки, в случае ареста главы которой, с моего отца, Ричарда Ферриса, будут сняты все предъявленные ранее обвинения, и он будет немедленно освобожден.
Отрываю глаза от текста.
— Даже временное жилье в Верхнем мире? — удивляюсь.
— Пока твой отец не восстановится и не найдет работу, — кивает Коннери. — Это дело очень важно для государства, и оно готово платить. Разумеется, если твои услуги окажутся полезными.
— Разумеется, — отвечаю эхом. Еще раз пробегаю глазами текст, потом отодвигаю от себя лист, поднимаю голову: — Ну и что? Это бумага. Ее можно сжечь, и поминай, как звали.
Но полковник ни капли не смущен, он готов к моей реакции.
— Если мы подпишем эту бумагу, то прямо сейчас мы с тобой едем в офис Цетрального банка, где арендуем ячейку, пароль к которой будешь знать только ты. Подходит?
Надеюсь, козырек кепки достаточно скрывает лицо, и полковник не видит, как загорелись у меня глаза. Это все выглядит таким реальным… Черт, это может быть правдой! Плевать, что я не шпион, где я, а где террористы, но, черт возьми, это шанс, то, чего у меня не было все эти годы.
— Подходит, — отвечаю сдержанно, хотя мое сердце готово выпрыгнуть из груди.
На губах полковника легкая улыбка, в которой только слепой не заметит самодовольства. Конечно же, он знал, что я на все соглашусь. Он подписывает договор и протягивает мне ручку, в последний момент понимаю, что у меня нет даже подписи, пишу в графе свою фамилию. Почерк неровный, мне не приходилось держать в руках пишущие принадлежности не один год.
— И все же, почему я?
Все, договор подписан, пути назад для меня нет, но хочу знать.
Коннери приподнимает брови.
— Я думал, мы вчера все выяснили. Нам есть, что тебе предложить, ты подходишь по возрасту и складу ума.