— Так вышло, — спокойно произносит Кесседи, отвечая на восклицание Курта. — Просто так вышло. Люди, живущие здесь, тоже не виноваты, что родились в Верхнем мире.

— Ненавижу! — вдруг всхлипывает здоровяк. — Всех бы поубивал!

У меня кусок становится поперек горла. Террористам даже ничего не нужно делать. Остается только посадить зерна своих убеждений в эту плодородную почву, и смертник, готовый взрывать мирных жителей, готов.

У Курта влажные глаза, лицо красное, ноздри раздуваются.

Райан отставляет коробку с едой в сторону, поднимается, подходит к Курту. Остальные члены банды следят за его перемещениями, задрав голову. А Кесседи хватает здоровяка за воротник, ставит на ноги, а потом так же, не выпуская воротника пижамы, тащит за собой. Дверь закрывается.

— Вот-те на, — шепчет Кир. — Бить будет.

— Кесс? — фыркает Олаф. — Сомневаюсь.

Не понимаю, не боится или все же не считает таким же придурком, как Коэн?

Молчание затягивается. Все пялятся на дверь.

Решаю нарушить тишину. Не хватало еще подслушивать.

— Поговорят наедине и вернутся, — говорю уверенно. — Хватит видеть в Райане Фреда и ждать таких же поступков.

— Ага, как же, — не верит Рид. — Я видел пару раз, как ему кукушку сносило.

Не спорю. Помню реакцию Райана на смерть Мышонка и избиение Фила. Пожалуй, тот случай можно отнести к “сносу кукушки”. Но сейчас-то Кесседи абсолютно спокоен и отдает отчет своим действиям.

— Откуда еда? — спешу перевести тему.

— Этот принес, — отвечает Олаф. — Как его?

— Сантьяго, — подсказывает Попс.

— А Гил? Не возвращался?

— Не, — бормочет Рид с полным ртом, — Сантьяго сказал, сегодня не ждать. Что-то там решает, что нам не понять.

— Своим скудным умом, — вставляет Олаф, видимо, прямую цитату.

— Ага, — принимается кивать Рид, — им самым. Скудным. Так что, сказал, есть, спать и не шуметь.

— Ясно, — постукиваю пальцами по ноге. Какой же гадкий бежевый цвет у пижам. Еще и одинаковые на всех. Чувствую себя, словно в тюремной робе. — Ну а вы? — решаю удовлетворить свое любопытство. — Тоже поубивали бы всех верхних, потому что им живется легче, чем вам?

Проклятые переглядываются. По крайней мере, не ответили “да” сразу и единогласно.

— Ну, если полезут, можно и убить, — высказывается Рид, почесывая затылок. Обращаю внимание, что ему, как и мне, не мешало бы подстричься. — А так-то что? Ходить и стрелять всех направо и налево?

— Неинтересно, — поддакивает Кир.

Чем больше наблюдаю за близнецами, тем больше убеждаюсь, что у младшего своего собственного мнения нет. Радует, что мнение Рида сходно с моим, а не с недавно высказанным Куртом.

— Я согласен, — пожимает плечами Олаф. — Делать мне больше нечего. Если останемся здесь, то что нам с “верхними” вообще делить?

Понятно, этому дать теплое место, и не до мести.

— А я… я не знаю, — теряется Попс, понимая, что остальные уже высказались. — Ну, кто-то же виноват? Кто-то должен отвечать? — при этом не утверждает, а спрашивает.

— Никто никому ничего не должен, — напоминает ему Олаф. — Уже мог бы понять. Тоже мне, борец за справедливость.

Киваю своим мыслям. Что ж, неплохо. По крайней мере, Проклятые настроены не агрессивно. А с Куртом Кесседи уладит. Надеюсь.

— Кэм, а ты тоже из Верхнего мира, получается? — застает меня врасплох любознательный Попс, что едва не давлюсь.

— Ага, — что уж теперь отрицать.

— Поэтому вы с Кессом так легко подружились? Потому что вы оба отсюда?

Удивленно поднимаю брови. Это называется “легко”?

— Что за глупость? — немедленно отрицаю. — Люди дружат за поступки, а не родословную! — черт, откуда этот пафос?

— Во, загнул! — тут же начинает ржать Рид. Кир подхватывает. Олаф присоединяется.

Сначала хочу возразить, потом затыкаюсь. Пусть смеются, пока есть такая возможность. Они, и правда, видели в этой жизни так мало, кроме холода, голода и побоев, что имеют право расслабиться хотя бы на один день.

— Спать охота, — потягивается Брэд, убирает пустую коробку в пакет для мусора. — Сантьяго сказал, ноги повыдергивает, если разведем свинарник, — поясняет остальным.


— Что такое свинарник? — хмурится Кир.

— Там, где свиньи, балбес, — не упускает повода съязвить его брат, замахивается.

— Да знаю я, — младший ловко уворачивается от оплеухи, — откуда я знаю, как свиней держат. Там, что, грязно?

— Ну, говорят же, “как свинья”, — глубокомысленно выдает Рид, — значит, грязно.

Мне совсем некстати вспоминается фильм, тайком от родителей посмотренный в детстве. Там преступник убивал своих жертв, а тела сбрасывал в загон к свиньям, которые их съедали, тем самым уничтожая улики.

Кэм, что творится у тебя в голове?!

Встаю, тоже выбрасываю свою коробку в мусорный пакет. Стаканов или бутылок не вижу, поэтому решаю попить из крана у себя в ванной.

— Пойду, посплю, пока еще можно, — сообщаю остальным и направляюсь к двери.

— Бывай, — дружелюбно машет мне рукой Олаф. — Я б тоже пошел, но там “важные переговоры”. Так что лягу тут, — и плюхается на ближайший матрас.

— Эй, это мой! — тут же вскидывается Попс, тянет Олафа за ногу. Начинается потасовка, но не злая, со смехом и поддразниванием.

Чувствую себя сторонним наблюдателем. Отворачиваюсь, выхожу. Прикрываю дверь.

Дети, лишенные детства.

***

Райан возвращается примерно через час. Лежу, пялюсь в потолок.

— Ну что? — спрашиваю, перекатываюсь на бок, подставляю руку под голову. — Избил до полусмерти, а потом заставил слизывать с пола кровь, чтобы не оставить следов?

В ответном взгляде молчаливая мольба.

— И ты туда же?

Пожимаю свободным плечом, на втором лежу.

— Нет, издеваюсь, — признаю.

— Ты-то знал, что я не собираюсь его бить, — садится на свой матрас.

— Конечно, знал. Ты же не психопат.

— И на том спасибо, умник, — губы трогает легкая улыбка. — Так, поговорили. Вроде бы, понял. У парня нервный срыв.

Поджимаю губы. У меня тоже сегодня был нервный срыв. Надеюсь, Кесседи не решил, что по тем же причинам, что и у Курта. Пойти и убивать “верхних” мне точно не хотелось. Разве что биться головой о стену, это да.

— Пройдет, — говорю.

Вздыхает:

— Надеюсь.

— Они привыкнут, что ты не Коэн, — подбадриваю неумело. Не знаю, что еще сказать. — Джека ведь они не боялись?

— Джека уважали. Фреда боялись. Меня — кажется, еще не решили, — молчу, снова пожимаю плечом. — Ладно, умник, — ложится на спину, сгибает ноги в коленях, складывает руки на груди и, как и я до его прихода, устремляет взгляд в потолок. — Надо поспать, пока есть возможность.

— Приятных снов, — бормочу и поворачиваюсь на другой бок. Кладу ладонь под щеку.

Скоро вернется Гил. Что-то они решат с таинственным шефом, и нам в любом случае будет не до снов.

Ожидание — самая скверная пытка. Мне много раз удавалось убеждать себя, что я умею ждать. Но это неправда. Я ничем не отличаюсь от других. Ждать я не умею.

34.

Гил появляется только к обеду следующего дня. Перед этим успеваем позавтракать едой из таких же коробок, как и вчера. Сантьяго явно не блещет энтузиазмом и заказывает пищу из одного и того же места.

Снова сижу на подоконнике и глазею в окно, когда флайер садится во дворе, а из него выбирается Гил. Лицо как у обожравшегося кота. Довольный, разве что не облизывается.

— Смотри, — привлекаю внимание Кесседи, который лежит на матрасе, и, так же, как и я, второй день мается от ожидания.

— Что там? — не дожидаясь ответа, поднимается и подходит к окну, выглядывает. Подвигаюсь, чтобы не мешать. — Ого, — присвистывает, рассмотрев всю картину. — Кажется, нас приняли на работу, — комментирует.

— Похоже на то, — соглашаюсь.