— Мы вернем тебя обратно, — так же прямо отвечает Пит.

Усмехаюсь и даже не пытаюсь этого скрыть.

— Что? — не понимает Брюнет.

Дергаю плечом и игнорирую вопрос. Чувствую, что завтра мне еще придется болтать гораздо больше, чем мне бы хотелось.

3.

Горячий душ, по-настоящему вкусный сбалансированный ужин на гладком подносе, мягкая постель — все это воспоминания о прежней жизни, кажущиеся теперь нереальными и чужими. А еще знаю, что за все в этой жизни приходится платить, поэтому кусок в горло не лезет.

Заставляю себя поесть, а потом помыться. Не помню, когда в последний раз приходилось мыться в горячей воде. У нас в общежитии и холодная — дефицит. Мыться приходится быстро: во-первых, в душ всегда очередь, во-вторых, в ледяной воде долго возиться не станешь. Хотя, конечно, со временем ко всему привыкаешь.

Выхожу из душа, завернувшись в огромное пушистое полотенце, и подхожу к зеркалу. Тянет меня сегодня к зеркалам. То, что, вижу, не нравится еще больше. Без одежды выгляжу еще младше, а с отросшими волосами, свободными от вечной кепки, слишком напоминаю девчонку. Вот этого нам точно не надо…

Роюсь в ящиках стола. Острые предметы таки не убрали, и я нахожу ножницы. Не знаю, хватило бы их остроты, чтобы перерезать вены, но волосы стригу ими без труда. Получается неровно и совсем некрасиво, но меня устраивает.

Одеваюсь в чистую, приятно пахнущую стиральным порошком пижаму, почти подходящую по размеру, и ложусь спать. Сон не идет, а из головы так и не выходят события сегодняшнего дня. Брюнета зовут Питер, Блондин так и не представился. Но, кто они такие, не было даже намека. Форму не знаю, да и знаков отличия никаких. Тем не менее, к Блондину обращались “сэр”. Военные? Нет, у них зеленая форма. Полиция? Серая и синяя, но другого оттенка. Явно какое-то особое подразделение, вот только чье?

За этими размышлениями и проваливаюсь в сон.

***

Просыпаюсь, когда за окнами совсем светло. Как ни странно, меня никто не будил. Редкостная доброта, подозрительная. Что же им такого может быть от меня нужно, если у меня ничего нет?

Чищу зубы новенькой щеткой, только что вытащенной и полиэтилена. Расчесываюсь. Ищу свою одежду, но с удивлением обнаруживаю аккуратно сложенный черный комбинезон. Моих вещей — ни следа. Видимо, стащили еще вчера, стоило мне зайти в душ, ночью они беззвучно бы не пробрались.

Одеваюсь в непривычную вещь. Снова большеват, но не критично. Рукава и штанины подворачиваю. Ботинки в пору, надо же. И как им только удалось достать нужный размер?

Кепка!

Вспоминаю о ней, и сердце заходится трелью.

Обыскиваю всю комнату, даже заглядываю под кровать и под стол. Ее нет. Кепки, с которой я не расстаюсь уже не один год, нет, ее забрали вместе с остальной одеждой, которой ни капельки не дорожу, но кепка…

Кружу по комнате в бессильной ярости. Кулаки сжимаются сами собой, но ничего не могу поделать. Снова.

В этот момент в дверь кто-то стучит. Неслыханная вежливость.

— Открыто! — отзываюсь зло. Можно подумать, у меня была возможность запереть дверь изнутри.

Отсутствие кепки разозлило не на шутку.

На пороге уже знакомый мне со вчерашнего дня Питер.

— Привет, — улыбается.

Он. Мне. Улыбается.

— Где моя кепка? — это все, что интересует меня в данный момент.

Пит теряется от моего резкого тона. Удивленно моргает, чешет затылок:

— Не знаю, наверно, забрали с остальными вещами.

— Мне. Нужна. Моя. Кепка, — говорю медленно, с расстановкой, чеканя каждое слово, чтобы не пришлось повторять, и до него точно дошла важность требуемого предмета.

— Ну, извини, ничем не могу помочь, — парень тоже начинает злиться. — Я тебе не гардеробщик.

Выдерживаю его взгляд.

— А кто ты? — спрашиваю.

— За этим я и пришел. Сейчас все тебе объяснят.

— И вернете кепку? — тут же пытаюсь поймать на слове.

— Да на кой черт тебе эта кепка? — взрывается Питер.

Силой воли усмиряю рвущийся наружу гнев. Так, ясно, от этого ничего не добьешься.

— Ладно, — решаю, — веди к тому, кто имеет полномочия.

— Полномочия вернуть тебе кепку? — Питер начинает веселиться.


Награждаю его тяжелым взглядом:

— И это тоже, — и, обойдя его по дуге, выхожу в коридор.

***

Мы идем по ярко освещенным коридорам. Кое-где, где коридоры расширяются, стоят диваны и мягкие пуфики, журнальные столики, кувшины с прозрачной — прозрачной! — водой. Но людей нет, все абсолютно пусто, безжизненно и стерильно. Похоже, лишние свидетели моего присутствия здесь никому не нужны.

— Заходи, борец за свободу головных уборов, — усмехается Питер, открывая передо мной одну из безликих дверей.

У кого-то явно хорошее настроение. Одариваю его еще одним злобным взглядом и, принимая приглашение, вхожу.

Это кабинет, большой и светлый благодаря огромному окну во всю стену, из которого открывается прекрасный вид на город. У стены стоит стол, перед ним два мягких кресла. С другой стороны стола сидит вчерашний Блондин. Вид у него тоже благодушный, но мне это хорошего настроения не прибавляет. Когда влиятельные люди улыбаются тебе без всякой причины — жди беды.

— Ну, здравствуй, Кэмерон. Как спалось? — приветствует он.

— Здравствуйте, — отвечаю, сочтя вопрос о сне риторическим.

— Присаживайся, — кивает Блондин на одно из кресел.

— Мне выйти, сэр? — тут же подает голос Питер.

Почему-то не хочу, чтобы он выходил.

Блондин одаривает его оценивающим взглядом, а потом устремляет его на меня. Мысли он, что ли, читает? Потом откидывается на спинку кресла, сложив перед собой руки на столешнице:

— Как скажет Кэмерон.

Теперь на меня устремляются две пары глаз. Мне это не нравится. Ненавижу повышенное внимание.

Дергаю плечом.

— Без разницы.

Но Блондин проницателен больше, чем нужно.

— Останься, — кивает он помощнику.

Тогда Питер закрывает дверь и садится в соседнее кресло.

Я давно не верю людям и жду от них только подвоха. Но Брюнет попроще, что ли, а с Блондином чувствую себя совсем не в своей тарелке. Но приходится терпеть.

— Итак, Кэмерон, я думаю, у тебя к нам множество вопросов, — начинает хозяин кабинета. — Зачем ты здесь, зачем мы забрали тебя…

— Кто вы? — прерываю его явно давно и тщательно подготовленную речь.

Блондин сбивается, бросает на меня недовольный взгляд из-под светлых ресниц, но быстро берет себя в руки и снова становится сама любезность.

— Можешь считать нас специальным подразделением.

— Подразделением чего? — не удовлетворяюсь ответом. — Разведка? Наркоконтроль? Полиция? Служба безопасности?

“Не слишком ли много вопросов?” — так и читается на лице собеседника, будто и не он только что начинал речь о том, что мне есть, что спросить. Он явно колеблется, стоит ли мне говорить, но потом все же коротко изрекает:

— СБ.

Понятно. Поджимаю губы. Для этих типов практически нет ограничений в полномочиях. Вот почему полиция Нижнего мира так поджала хвосты при их виде.

Блондин внимательно следит за выражением моего лица, потом интересуется:

— Теперь мы можем продолжить?

Вы можете даже сжечь меня на костре посреди главной площади и сказать, что это меры безопасности государства… Ясное дело, не говорю этого вслух, только киваю. Думаю, он все и так прочел по моим глазам.

— Итак, — переплетает на столе длинные ухоженные пальцы жителя Верхнего мира. — Меня зовут полковник Коннери, полковник Сэм Коннери. Можешь обращаться ко мне “полковник”, — можно подумать, мне бы пришло в голову назвать его “дядюшка Сэм”. Киваю. — Я бы хотел тебе кое-что предложить, — продолжает полковник, — но сначала я должен узнать о тебе некоторые детали.

— Вы ведь уже узнали обо мне больше, чем знаю я сам, — решаю говорить начистоту.

— Отчасти, — соглашается Коннери, — но мне известны факты, меня же интересуют мотивы. Например, почему ты лишил мальчика глаза?

“Мальчика”, ну надо же. Что я могу сказать? Что у меня не было выбора? Что это была самооборона? Что… Никто тут не ждет от меня умных речей и рассуждений, поэтому отвечаю коротко и грубо:

— Потому что этот “мальчик” чуть не лишил меня задницы.