* * *
Спустя две недели мне позвонил Гиоргос Костопулос.
— Мы нашли труп в море, неподалеку от пляжа, где исчез Франц, — сказал он, — хотя даже не совсем в море, а скорее на суше — его волнами выбросило на утесы. Море там неспокойное, люди забредают редко, но с тропинки, похоже, начинается альпинистская трасса длиной метров пятьдесят-шестьдесят. Вот альпинист нам и сообщил о находке.
— Я, кажется, знаю, где это, — сказал я. — Тело опознали?
— Пока нет. Оно совсем в кашу. Удивительно, как скалолаз вообще догадался, что это труп. Сам я сперва решил, что это дохлый дельфин. Ни кожи, ни лица, ни ушей, ни половых органов — ничего не осталось. Зато отверстие в черепе точно от пули.
— Возможно, это один из беженцев, потерпевших кораблекрушение?
— Не исключено. У нас тут в прошлом году нескольких таких к берегу прибило. Вот только очень сомневаюсь, что сейчас то же самое. Я попросил сделать анализ ДНК тела — через пару дней получу результаты. Вот только…
— Что?
— Если они совпадут с результатами анализа ДНК слюны со стакана Франца Шмида, что мы тогда скажем?
— Скажем, что результаты совпадают.
— Но ведь материал для анализа ДНК мы получили не совсем… по правилам.
— Разве? Насколько я помню, мы сделали это с добровольного согласия Франца Шмида.
Гиоргос помолчал.
— Значит, так… — начал он.
— Именно, — перебил его я, — именно так мы в Афинах и поступаем.
* * *
Результаты пришли через три дня.
ДНК найденного тела совпадало с ДНК Франца Шмида, материал для которого он, согласно полицейскому отчету, добровольно предоставил следователям в Потии. Мое имя нигде не упоминалось.
Читая это сообщение, я спрятал телефон под стол, чтобы не отвлекать мою собеседницу: та как раз рассказывала, будто думала, что ее усопший супруг перепутал сердечный препарат с другими лекарствами, а произошло это, наверное, потому, что его совсем замучила юная практикантка на работе, возомнившая, что он ради нее бросит семью.
Я подавил зевок и представил ту самую альпинистскую трассу к югу от пляжа. В брошюре для скалолазов этот маршрут назывался «Выше только орлы». Категория сложности — 7b. Даже на картинке выглядела она волшебно. Если я хочу вернуться и пройти ее, то придется потренироваться и сбросить пару килограммов. А если я хочу все это успеть, надо, чтобы люди вокруг перестали убивать друг друга. Или мне придется сделать перерыв. Долгий.
Пять лет спустя
Я посмотрел в иллюминатор. Остров внизу был таким же, как прежде, — желтый известняковый массив, брошенный в море Посейдоном, пожелавшим растрясти землю.
А вот по небу ползли тучи.
Сейчас, весной, погода чересчур изменчива — так сказал таксист по пути в Эмпорио, — лучше бы приехать сюда осенью. Я улыбнулся, любуясь цветущими олеандровыми кустами на склонах и вдыхая аромат тимьяна.
Хелена с Джулианом и маленьким Фердинандом на руках встретили меня на крыльце ресторана. Джулиан широко улыбался, а Хелена бросилась мне на шею и потом еле отцепилась. Мы с ней постоянно переписывались. Точнее говоря, она рассказывала, как у них дела, а я читал. Читал так же, как привык слушать, а мои короткие ответы состояли преимущественно из наводящих вопросов, подобные которым я задавал допрашиваемым.
По словам Хелены, поначалу им пришлось непросто. На Джулиана случившееся повлияло сильнее, чем казалось вначале. Когда эйфория оттого, что он спасся и снова был с Хеленой, поутихла, он помрачнел, замкнулся, стал неуступчивым — да практически другим человеком, не тем, в кого она когда-то влюбилась. Так считала Хелена. И еще он все время говорил о брате. Он простил Франца, похоже, для Джулиана было важно, чтобы и Хелена, и ее родители поняли, что Францем двигала не злоба, просто он очень, очень влюбился.
Дело зашло настолько далеко, что Хелена начала подумывать, не расстаться ли им, но тут произошло событие, все изменившее: она забеременела.
И в тот самый день Джулиан словно очнулся, стал тем Джулианом, какого она уже почти забыла и какого видела лишь один-единственный раз, той ночью, после которой он исчез. Радостным, добрым, отзывчивым, легким, любящим. Возможно, не таким радостным, каким он был той ночью, ну и что с того? Все женщины полагают, что их мужья в начале отношений вели себя иначе. А ее муж — верный, любящий и трудится на благо семьи, так чего же желать еще? Даже отец Хелены признал, что муж ей достался толковый и надежный, такой, кому в свое время можно будет поручить ресторан.
Когда родился Фердинанд, Джулиан, по словам Хелены, плакал, словно ребенок. Любовь к сыну переполняла его. «Распирала, как тепло — печку, — так написала мне Хелена, — а теперь, когда на Калимносе зима и шторма, нам это тепло очень пригодится».
* * *
— Значит, по-вашему, «Выше только орлы» вам по плечу, — улыбнулся Джулиан, когда я отнес вещи в номер и спустился пообедать в ресторан.
Коронным блюдом здесь был осьминог на гриле, и на вкус он и впрямь оказался сногсшибательным. Я заметил, что Джулиан не ест, и подумал, что это, наверное, из-за россказней о том, будто осьминоги едят утопленников. Впрочем, россказни эти не совсем безосновательны — от утопленников при случае ни один морской обитатель не откажется.
— Не знаю, — признался я, — но я, по крайней мере, тренировался — лазал немного в окрестностях Афин.
— Тогда завтра с утра пораньше и поедем, — решил он.
— Маршрут очень длинный, — сказал я, — сорок метров.
— Это ничего, у меня веревка на восемьдесят метров.
— Отлично.
Телефон у него заиграл. Джулиан потянулся было ответить, но посмотрел на меня и замер.
— Никос, вы что-то побледнели. С вами все в порядке?
— Да, — соврал я и натужно улыбнулся. Желудок сжался, а все тело покрылось испариной. — Ты бери трубку.
Он испытующе смотрел на меня. Возможно, решил, что я испугался грядущих испытаний на маршруте.
Джулиан взял телефон, и песня наконец стихла.
«Whole Lotta Love».
Эта песня, как обычно и бывало, не просто перенесла меня на сорок лет назад, на дерево в оксфордском кампусе, — на меня накатила еще и физическая дурнота.
Джулиан, похоже, понял, что дело не в трассе.
— Вам что, рингтон не понравился? — спросил он, закончив говорить по телефону.
— Долгая история. — Я почти пришел в себя и усмехнулся. — А я-то думал, ты «Лед Зеппелин» не любишь. По-моему, раньше у тебя какой-то другой рингтон был, поспокойнее.
— Разве?
— Ну да. Певец, которого зовут что-то вроде Эд Чип… Или Эд Шип…
— Эд Ширан! — воскликнула Хелена.
— Да, точно. — Я посмотрел на Джулиана.
— Обожаю Ширана! — обрадовалась Хелена.
— А ты, Джулиан?
Джулиан Шмид поднес к губам стакан с водой.
— Можно ведь и «Лед Зеппелин» любить, и Ширана. — Пил он долго, не сводя с меня взгляда. — Я тут вот что подумал, — проговорил он, поставив наконец стакан на стол, — по прогнозам завтра дождь обещают, а тут никогда не знаешь, дойдут тучи до острова или мимо проскочат. Хотя маршрут горизонтальный, скала запросто намокнет, так, может, прямо сейчас поедем? Уезжаете вы уже послезавтра, поэтому стоит попытаться.
— Да, вы же не ради меня с Фердинандом приехали! — рассмеялась Хелена.
Я улыбнулся.
Мы пообедали, и я ушел к себе в комнату собираться. Складывая рюкзак, я поглядывал в окно, на играющих Джулиана и Фердинанда. Мальчик, заливаясь смехом, бегал вокруг отца, и каждый раз, когда Джулиан подхватывал его и кружил, так что с мальчугана сваливалась сине-белая шапочка, малыш визжал от восторга. Напоминало танец. Танец, который мой отец никогда со мной не танцевал. Или все же танцевал? Тогда, значит, я просто забыл.
* * *
— Ну как, волнуетесь? — спросил Джулиан, когда мы, молча доехав до пляжа, остановились там, где когда-то обнаружили машину Франца.
Я кивнул и посмотрел на пляж. Сегодня он казался другим. Солнце спряталось, а волны с миролюбивым шепотом набегали на берег.
Мы двинулись по пляжу и через двадцать минут дошли до мыса, где, запрокинув голову, посмотрели на трассу под названием «Выше только орлы». Теперь, когда над скалой висели свинцово-серые тучи, выглядела эта трасса более грозно. Мы надели обвязку, и Джулиан протянул мне две связки оттяжек.
— Вы ее наверняка онсайтить[8] решили, — сказал он.
— Благодарю, ты слишком высокого обо мне мнения, но я постараюсь пройти как можно дальше.
Я прицепил оттяжки к обвязке, обвязался веревкой, обул старенькие, но удобные ботинки для скалолазания, которые носил еще в Скалистом краю, и сунул руки в привязанный к животу мешочек с мелом. Однако к скале подошел не сразу, а сначала сошел с тропинки и заглянул вниз.
Спустя две недели мне позвонил Гиоргос Костопулос.
— Мы нашли труп в море, неподалеку от пляжа, где исчез Франц, — сказал он, — хотя даже не совсем в море, а скорее на суше — его волнами выбросило на утесы. Море там неспокойное, люди забредают редко, но с тропинки, похоже, начинается альпинистская трасса длиной метров пятьдесят-шестьдесят. Вот альпинист нам и сообщил о находке.
— Я, кажется, знаю, где это, — сказал я. — Тело опознали?
— Пока нет. Оно совсем в кашу. Удивительно, как скалолаз вообще догадался, что это труп. Сам я сперва решил, что это дохлый дельфин. Ни кожи, ни лица, ни ушей, ни половых органов — ничего не осталось. Зато отверстие в черепе точно от пули.
— Возможно, это один из беженцев, потерпевших кораблекрушение?
— Не исключено. У нас тут в прошлом году нескольких таких к берегу прибило. Вот только очень сомневаюсь, что сейчас то же самое. Я попросил сделать анализ ДНК тела — через пару дней получу результаты. Вот только…
— Что?
— Если они совпадут с результатами анализа ДНК слюны со стакана Франца Шмида, что мы тогда скажем?
— Скажем, что результаты совпадают.
— Но ведь материал для анализа ДНК мы получили не совсем… по правилам.
— Разве? Насколько я помню, мы сделали это с добровольного согласия Франца Шмида.
Гиоргос помолчал.
— Значит, так… — начал он.
— Именно, — перебил его я, — именно так мы в Афинах и поступаем.
* * *
Результаты пришли через три дня.
ДНК найденного тела совпадало с ДНК Франца Шмида, материал для которого он, согласно полицейскому отчету, добровольно предоставил следователям в Потии. Мое имя нигде не упоминалось.
Читая это сообщение, я спрятал телефон под стол, чтобы не отвлекать мою собеседницу: та как раз рассказывала, будто думала, что ее усопший супруг перепутал сердечный препарат с другими лекарствами, а произошло это, наверное, потому, что его совсем замучила юная практикантка на работе, возомнившая, что он ради нее бросит семью.
Я подавил зевок и представил ту самую альпинистскую трассу к югу от пляжа. В брошюре для скалолазов этот маршрут назывался «Выше только орлы». Категория сложности — 7b. Даже на картинке выглядела она волшебно. Если я хочу вернуться и пройти ее, то придется потренироваться и сбросить пару килограммов. А если я хочу все это успеть, надо, чтобы люди вокруг перестали убивать друг друга. Или мне придется сделать перерыв. Долгий.
Пять лет спустя
Я посмотрел в иллюминатор. Остров внизу был таким же, как прежде, — желтый известняковый массив, брошенный в море Посейдоном, пожелавшим растрясти землю.
А вот по небу ползли тучи.
Сейчас, весной, погода чересчур изменчива — так сказал таксист по пути в Эмпорио, — лучше бы приехать сюда осенью. Я улыбнулся, любуясь цветущими олеандровыми кустами на склонах и вдыхая аромат тимьяна.
Хелена с Джулианом и маленьким Фердинандом на руках встретили меня на крыльце ресторана. Джулиан широко улыбался, а Хелена бросилась мне на шею и потом еле отцепилась. Мы с ней постоянно переписывались. Точнее говоря, она рассказывала, как у них дела, а я читал. Читал так же, как привык слушать, а мои короткие ответы состояли преимущественно из наводящих вопросов, подобные которым я задавал допрашиваемым.
По словам Хелены, поначалу им пришлось непросто. На Джулиана случившееся повлияло сильнее, чем казалось вначале. Когда эйфория оттого, что он спасся и снова был с Хеленой, поутихла, он помрачнел, замкнулся, стал неуступчивым — да практически другим человеком, не тем, в кого она когда-то влюбилась. Так считала Хелена. И еще он все время говорил о брате. Он простил Франца, похоже, для Джулиана было важно, чтобы и Хелена, и ее родители поняли, что Францем двигала не злоба, просто он очень, очень влюбился.
Дело зашло настолько далеко, что Хелена начала подумывать, не расстаться ли им, но тут произошло событие, все изменившее: она забеременела.
И в тот самый день Джулиан словно очнулся, стал тем Джулианом, какого она уже почти забыла и какого видела лишь один-единственный раз, той ночью, после которой он исчез. Радостным, добрым, отзывчивым, легким, любящим. Возможно, не таким радостным, каким он был той ночью, ну и что с того? Все женщины полагают, что их мужья в начале отношений вели себя иначе. А ее муж — верный, любящий и трудится на благо семьи, так чего же желать еще? Даже отец Хелены признал, что муж ей достался толковый и надежный, такой, кому в свое время можно будет поручить ресторан.
Когда родился Фердинанд, Джулиан, по словам Хелены, плакал, словно ребенок. Любовь к сыну переполняла его. «Распирала, как тепло — печку, — так написала мне Хелена, — а теперь, когда на Калимносе зима и шторма, нам это тепло очень пригодится».
* * *
— Значит, по-вашему, «Выше только орлы» вам по плечу, — улыбнулся Джулиан, когда я отнес вещи в номер и спустился пообедать в ресторан.
Коронным блюдом здесь был осьминог на гриле, и на вкус он и впрямь оказался сногсшибательным. Я заметил, что Джулиан не ест, и подумал, что это, наверное, из-за россказней о том, будто осьминоги едят утопленников. Впрочем, россказни эти не совсем безосновательны — от утопленников при случае ни один морской обитатель не откажется.
— Не знаю, — признался я, — но я, по крайней мере, тренировался — лазал немного в окрестностях Афин.
— Тогда завтра с утра пораньше и поедем, — решил он.
— Маршрут очень длинный, — сказал я, — сорок метров.
— Это ничего, у меня веревка на восемьдесят метров.
— Отлично.
Телефон у него заиграл. Джулиан потянулся было ответить, но посмотрел на меня и замер.
— Никос, вы что-то побледнели. С вами все в порядке?
— Да, — соврал я и натужно улыбнулся. Желудок сжался, а все тело покрылось испариной. — Ты бери трубку.
Он испытующе смотрел на меня. Возможно, решил, что я испугался грядущих испытаний на маршруте.
Джулиан взял телефон, и песня наконец стихла.
«Whole Lotta Love».
Эта песня, как обычно и бывало, не просто перенесла меня на сорок лет назад, на дерево в оксфордском кампусе, — на меня накатила еще и физическая дурнота.
Джулиан, похоже, понял, что дело не в трассе.
— Вам что, рингтон не понравился? — спросил он, закончив говорить по телефону.
— Долгая история. — Я почти пришел в себя и усмехнулся. — А я-то думал, ты «Лед Зеппелин» не любишь. По-моему, раньше у тебя какой-то другой рингтон был, поспокойнее.
— Разве?
— Ну да. Певец, которого зовут что-то вроде Эд Чип… Или Эд Шип…
— Эд Ширан! — воскликнула Хелена.
— Да, точно. — Я посмотрел на Джулиана.
— Обожаю Ширана! — обрадовалась Хелена.
— А ты, Джулиан?
Джулиан Шмид поднес к губам стакан с водой.
— Можно ведь и «Лед Зеппелин» любить, и Ширана. — Пил он долго, не сводя с меня взгляда. — Я тут вот что подумал, — проговорил он, поставив наконец стакан на стол, — по прогнозам завтра дождь обещают, а тут никогда не знаешь, дойдут тучи до острова или мимо проскочат. Хотя маршрут горизонтальный, скала запросто намокнет, так, может, прямо сейчас поедем? Уезжаете вы уже послезавтра, поэтому стоит попытаться.
— Да, вы же не ради меня с Фердинандом приехали! — рассмеялась Хелена.
Я улыбнулся.
Мы пообедали, и я ушел к себе в комнату собираться. Складывая рюкзак, я поглядывал в окно, на играющих Джулиана и Фердинанда. Мальчик, заливаясь смехом, бегал вокруг отца, и каждый раз, когда Джулиан подхватывал его и кружил, так что с мальчугана сваливалась сине-белая шапочка, малыш визжал от восторга. Напоминало танец. Танец, который мой отец никогда со мной не танцевал. Или все же танцевал? Тогда, значит, я просто забыл.
* * *
— Ну как, волнуетесь? — спросил Джулиан, когда мы, молча доехав до пляжа, остановились там, где когда-то обнаружили машину Франца.
Я кивнул и посмотрел на пляж. Сегодня он казался другим. Солнце спряталось, а волны с миролюбивым шепотом набегали на берег.
Мы двинулись по пляжу и через двадцать минут дошли до мыса, где, запрокинув голову, посмотрели на трассу под названием «Выше только орлы». Теперь, когда над скалой висели свинцово-серые тучи, выглядела эта трасса более грозно. Мы надели обвязку, и Джулиан протянул мне две связки оттяжек.
— Вы ее наверняка онсайтить[8] решили, — сказал он.
— Благодарю, ты слишком высокого обо мне мнения, но я постараюсь пройти как можно дальше.
Я прицепил оттяжки к обвязке, обвязался веревкой, обул старенькие, но удобные ботинки для скалолазания, которые носил еще в Скалистом краю, и сунул руки в привязанный к животу мешочек с мелом. Однако к скале подошел не сразу, а сначала сошел с тропинки и заглянул вниз.