На следующий день от лихорадки не осталось и следа, и все же самочувствие оставляло желать лучшего. Рана в бедре беспрестанно ныла, время от времени накатывали короткие болезненные судороги. Я уже мог опираться на ногу, пусть пока и не в полную силу, но от клюки решил не отказываться.

Дело было в скуке. Мало приятного день-деньской сидеть в четырех стенах, когда под рукой нет ни интересной книги, ни сговорчивой девицы, так что я начал занимать себя художественной резьбой по дереву. Клюка плохо поддавалась перочинному ножу, и все же мало-помалу на твердой древесине начала расползаться вязь магических формул.

Для тонкой работы с эфирными потоками костыль, в отличие от магических жезлов, не годился, но и я особо в этом направлении тайного искусства не преуспел. Ажурное плетение силовых нитей мне никогда особо не давалось, а вот зачерпнуть побольше силы и ударить – это запросто!

Уве штудировал какой-то очередной том и вполглаза наблюдал за моими манипуляциями, потом не выдержал и спросил:

– Магистр, но разве вы не лишены магического дара?

– Даже если так? – усмехнулся я, поглядывая в реквизированный у слуги справочник. – Что с того?

– Но вы готовите волшебный жезл!

– Для этого не нужен талант, достаточно знаний.

– Я слышал, это не так, – покачал головой школяр.

– Без таланта не под силу воспользоваться жезлом – все верно, – подтвердил я. – Но кто сказал, что у меня не получится его создать?

Уве поежился и замялся, но тут же пересилил себя и выпалил:

– Если простец нарисует формулу, она останется простыми закорючками!

Я рассмеялся в голос:

– Ну спасибо, мальчик! Но ты не прав. Отказ от дара еще не делает меня простецом. Я знаю, под каким углом и на какую глубину следует сделать надрез, и понимаю, каким образом формула станет взаимодействовать с эфиром. Знания! Знания важны ничуть не меньше способностей!

Уве надулся.

– Мне не приходилось встречаться с такими, как вы, магистр, – буркнул он и добавил: – И я ненамного младше вас.

– Станешь лиценциатом, тогда и будешь не мальчиком, но мужем, – усмехнулся я в ответ и принялся расширять вязь резьбы, добавляя к инициирующей формуле и смягчавшим откат барьерам, коими и ограничивалось большинство мастеров, заготовку для заклинания эфирной плети. Это несколько лишало жезл универсальности, зато давало неоспоримое преимущество в скорости наложения отдельных чар.

«Плеть», «Щит», «Праща», «Стальной прут»…

Размеры костыля при должных навыках позволяли уместить не меньше дюжины независимых формул, а при частичном наложении элементов – и два десятка. Главное было не переборщить, дабы при первом же использовании слишком сильный эфирный поток не сжег дерево и не развеял его в прах.

Провозиться с резьбой предстояло никак не меньше седмицы, и оставалось лишь надеяться, что к моменту завершения работ это занятие не успеет мне окончательно осточертеть.

– Магистр! – окликнул вдруг меня Уве, поднимаясь из-за стола с неказистым волшебным жезлом в руке. – Не возражаете, если я немного попрактикуюсь? У меня никак не выходит одна из связок, вдруг подскажете что-нибудь на этот счет…

– Приступай! – разрешил я, откладывая справочник. – Только сначала объясни, что собираешься делать.

Слуга передал мне книгу, которую штудировал до того, и указал на сложную схему с поэтапным и очень подробным описанием каждой стадии движения жезла. Энергетическое плетение оказалось незнакомым, но моих познаний хватило, чтобы разложить его на отдельные элементы и собрать заново в более привычном порядке.

Школяр тем временем наполнил кружку и поставил ее на стол.

– Профессор говорит, все мои проблемы из-за неумения стабилизировать поток, и поэтому надо практиковаться в левитации предметов, – сообщил он. – Лучше всего для этого использовать некий сосуд с водой.

– Имеет смысл, – кивнул я и разрешил: – Приступай!

Уве сделал глубокий вдох и заученным движением крутанул жезл. Слишком резко, на мой взгляд, но вполне умело. Эфирное поле дрогнуло и сгустилось, изменилось. Школяр шевельнул волшебной палочкой, вывел петлю, завершил дело поворотом, и кружка задрожала и затряслась, рывком подскочила сразу на пару ладоней вверх. И тут же ухнула обратно, выплеснув на стол половину воды.

– Видите, магистр! – простонал Уве, опуская жезл. – И вот так всегда!

– Попробуй еще раз, только медленней. Да брось, успеешь еще протереть!

Школяр неуверенно поежился и вновь крутанул волшебной палочкой. Никаких грубых ошибок он не совершал, но результат оказался аналогичен первой попытке.

– Вытяни перед собой руки! – потребовал я.

Уве повиновался, но моя догадка оказалась неверна – пальцы у школяра не дрожали.

– Занятно, – хмыкнул я и скомандовал: – Еще раз! Так медленно, как только сможешь!

Школяр повиновался и вновь не сумел стабилизировать поток. В истинном зрении я видел, как дергались эфирные нити. Мой слуга походил на неумелого кукольника, у которого никак не получается справиться с марионеткой. С ритуалистами всегда так – чуть не выровнял поток, и о равновесии можно забыть, а без равновесия любое заклинание рассыпается само собой.

Другое дело – истинные маги!

Я с сожалением посмотрел на собственные руки и тяжело вздохнул. Уве принял это на свой счет и понурился:

– Все так плохо?


– «Паралич Арна» помнишь? – спросил я.

Школяр покраснел будто вареный рак.

– Вы же знаете… – выдавил он из себя.

– Используй начальную связку из третьего квадранта при переходе от формирования потока к нацеливанию.

Уве вытаращил глаза от изумления:

– А разве так можно?

Я только усмехнулся:

– Приступай!

Не знаю, намеренно или нет, но в своем заклинании профессор Арн использовал все основные типы связок, переходов и узлов энергетических плетений. Именно поэтому разработанные им чары и преподносились школярам как универсальное средство самообороны. С энтузиазмом, достойным лучшего применения, юнцы упражнялись в наложении парализующего заклинания и, сами того не подозревая, без устали отрабатывали базовые элементы, которые на последующих стадиях обучения им предстояло использовать для создания куда более мощной и действенной волшбы.

Первый раз Уве не совладал с потоком, и тот развеялся, но уже на второй попытке школяр разобрался в очередности жестов и сумел оторвать кружку от стола без рывков и раскачиваний. Впрочем, мелкая дрожь никуда не делась; панацеей от всех бед применение дополнительной связки не стало.

Я дотянулся до кошеля и достал из него монету в десять крейцеров.

– Уве!

Это оказалось легко; куда проще, нежели раньше. Взгляд юноши затуманился, теперь он безотрывно следил за серебряным кругляшом в моей руке.

– Повтори медленно, – приказал я введенному в транс школяру. – Так медленно, как только можешь.

Волшебный жезл в руке Уве выписал плавный полукруг, пошел вниз, осторожно и неторопливо вывел замысловатый узел. Вокруг палочки начали сплетаться в тончайшую сеть эфирные сгустки, но почти сразу по энергетическим нитям пробежала дрожь, словно кто-то провел смычком по скрипичным струнам. Но не смычком, вовсе нет. Просто дрогнул мизинец. Стабильность потока нарушилась, равновесие оказалось утрачено, кружка затряслась и завибрировала.

Вот оно!

Я вывел школяра из транса, велел повторить попытку и уверился в собственном выводе. На начальной стадии обучения наставник не выправил Уве неверный хват, и эта ошибка впоследствии стала привычкой, намертво въевшись в его манеру работы с волшебной палочкой.

– Мизинец! – сказал я. – Контролируй положение мизинца! Особенно в начале второй связки.

Уве нахмурился и попытался следовать моему совету, но вновь сбился и упустил равновесие.

– Пытайся! – прикрикнул я на школяра. – Не дергай своим драным мизинцем!

Но, увы, попытка следовала за попыткой, а особого прогресса не наблюдалось; привычка оказалась неискоренима.

– Поток становится слишком сильным, – пожаловался Уве. – Пытаюсь его контролировать и забываю о пальце!

Пришлось вновь достать монету и погрузить слугу в транс. Одними словесными увещеваниями на этот раз дело не ограничилось; я придал мизинцу школяра должное положение на жезле и заставил его отработать несколько сложных связок. Все прошло как по маслу.

– Во время работы с жезлом держи мизинец так и только так, – отдал я новое распоряжение.

Уве очнулся, недоуменно заморгал и пожаловался:

– Что-то у меня голова кружится и в глазах рябит.

– Последняя попытка! – уверил я школяра. – Приступай!

Слуга состроил скорбное выражение лица, развернулся к столу и проделал несколько пассов для уплотнения эфира, а потом, легко справившись с переходом, направил свое внимание на кружку.

И та просто взорвалась! Грохнуло, дрогнули стены, по всей комнате разлетелись осколки обожженной глины!

Нас с Уве, к счастью, не зацепило, лишь пронзительно звенело в ушах, как бывает всякий раз после выстрела из полевого орудия. Школяр разинул от изумления рот, но я в очередной раз крутанул меж пальцев серебряную монету, и Уве обмяк. Потенциал юнца впечатлял, а вот пользоваться всем доступным ему диапазоном сил он попросту не умел. И это было чревато самыми серьезными неприятностями, ибо нет ничего опасней для окружающих, чем неумеха-колдун.

В дверь заколотили; я поспешно отменил свое предыдущее распоряжение и отдал новый приказ:

– Всегда после команды «Бой!» держи мизинец надлежащим образом! А теперь очнись!

Уве дернулся и с изумлением уставился на монету у меня в руке.

– Магистр? Что это?

– Держи! Заслужил.

Школяр схватил брошенную ему монетку и оглянулся на стол, где больше не было кружки.

– А…

– Иди отопри дверь, пока ее нам не выломали, – распорядился я, вернулся в кресло и накрылся пледом.