Я постарался принять расслабленную позу и кисло улыбнулся:
– В самом деле?
– Ваше поведение – верх непрофессионализма! – продолжил яриться вице-канцлер, лицо его раскраснелось и пошло пятнами. – Публично оскорбить дочь влиятельного аристократа – как вам только в голову такое пришло, скажите на милость?
Я мог без труда оправдаться – достаточно было просто поведать о своих подозрениях насчет сеньориты Розен, – но столь важную зацепку решил во что бы то ни стало придержать для себя. Поэтому лишь виновато понурил голову и промолчал.
– А дуэль? Это просто немыслимо! – возопил Герберт, будто ему самому не приходилось отстаивать честь с помощью шпаги. – Невероятное пренебрежение интересами комиссии! А бомба? Впали в детство и решили поиграть с шутихой?
– Благодаря бомбе было получено неопровержимое доказательство присутствия в аудитории чернокнижника!
– Это лишь ваши слова!
– Все это, – потряс я исписанными листами, – только мои слова! Но это слова магистра-расследующего, и с ними придется считаться!
Вице-канцлер поджал губы и со значением произнес:
– На вас написали заявление о вымогательстве! Три гульдена – сумма немалая! Вешают и за меньшее!
Я чуть не задохнулся от возмущения:
– Это не заявление о вымогательстве! Это явка с повинной! Три гульдена – изъятая у правонарушителя взятка!
– И где же тогда они? Вы не приобщили их к материалам дела и не сдали в доход казны!
– Ваше сиятельство, разве не интересен тот факт, что злоумышленники расплатились золотом? Новенькие гульдены, будто только с монетного двора, – большая редкость. Я раздал их своим людям, чтобы они навели справки!
– А теперь ваши люди мертвы и казенные деньги канули в неизвестность! Как удобно! – фыркнул Герберт и поднял руки, намереваясь запустить пальцы в волосы, но в последний миг отдернул их, не желая нарушать укладку. – Эта сумма будет вычтена из вашего жалованья, магистр!
– Как скажете, ваше сиятельство.
– И ради всего святого – зачем вы вломились в церковь? Если этот случай дойдет до епископа, придется за вас краснеть!
И вновь я своих резонов открывать не стал и виновато пожал плечами:
– Простите, мне показалось важным помолиться за упокой своих людей. Уверен, его преосвященство сочтет это достойным оправданием моего поступка. И я уже оплатил ремонт двери.
– Та-а-ак… – протянул Герберт вон Бальгон. – Так! – Он посмотрел на входную дверь и начал перечислять: – Племянник его преосвященства при смерти. Чернокнижник на свободе. Некий книгочей, который вообще не наша забота, не найден. Магистр-расследующий ранен в результате покушения. И все это разгребать мне. Мне!
Вице-канцлер толчком распахнул входную дверь и скомандовал:
– Заходите, магистры!
Первой в комнату прошла высокая статная сеньора. Властное и породистое лицо при некоторой снисходительности к черноволосой даме можно было счесть даже красивым, а вот фигура никакой снисходительности не требовала. Она так и привлекала мужские взгляды, и виной тому был отнюдь не глубокий вырез декольте. Даже сейчас, в скромном дорожном платье маркиза Адалинда цу Лидорф своим животным магнетизмом заставляла ускоряться сердцебиение и будила… хм… фантазии.
Но только не у меня. Магистр-управляющий риерским отделением была той еще злобной сукой; именно из-за ее вмешательства до сих пор хлебал тюремную баланду маэстро Салазар. А ведь будь он вчера со мной, и все бы сложилось совсем иначе. Ну что за день сегодня такой?!
Вслед за маркизой через порог переступил Риперторп; он держался скованно и явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Магистры, – через силу улыбнулся я, приветствуя вошедших.
– Филипп, дорогой! – всплеснула руками Адалинда. – Надеюсь, ваше ранение не слишком серьезно?
Меня это фальшивое сочувствие нисколько не тронуло. Мы терпеть не могли друг друга, и оба прекрасно знали об этом.
– Не слишком, – кратко и кротко ответил я.
Слуги внесли в комнату два стула и оставили нас; Герберт вон Бальгон откашлялся и потребовал от меня изложить свои соображения по делу, а исписанные листы, не глядя, сунул Адалинде.
– Для начала… – поморщился я, – хотелось бы прояснить, чем вызвано присутствие здесь магистра цу Лидорф.
Вице-канцлер воззрился на меня с немым изумлением.
– Вы еще спрашиваете?! – возмутился он. – Вы поставили расследование под удар и не можете больше его возглавлять!
Известие о моем смещении оказалось неприятным, но ожидаемым, прояснить хотелось совсем иное.
– Почему она?
Адалинда оторвалась от записей и обворожительно улыбнулась:
– Филипп, ну сам посуди – ты скомпрометировал следствие, продолжить его должен тот, кого не заподозрят в излишней снисходительности к тебе. Тот, кто сможет сохранить объективность и беспристрастность.
– Именно! – воздел Герберт указательный палец к потолку и вновь потребовал: – Приступайте, магистр!
Я обреченно вздохнул и поведал о ходе следствия. Дальше настало время вопросов, а затем вице-канцлер Вселенской комиссии начал раздавать поручения.
– Люди магистра цу Лидорф помогут университетским педелям отыскать школяров, не явившихся на допрос. Магистр Риперторп побеседует с владельцем книжной лавки «Старый пергамент». Я опрошу Эгхарта Новица. Адалинда, на вас декан Келер. И прошу – по возможности, не обостряйте ситуацию. Здесь и без того наломали немало дров.
Я не стал возмущаться очередному камню в свой огород и спросил:
– Чем заняться мне?
– Вам?! – изумился Герберт. – Вам надлежит отбыть в Ренмель и держать ответ перед дисциплинарным советом! Отправляйтесь немедленно! Чем раньше о вас здесь позабудут, тем лучше!
Я судорожно сглотнул и покачал головой:
– Боюсь, это невозможно.
– Что?! – взревел вице-канцлер. – Вы забываетесь, магистр!
– У меня и в мыслях не было сомневаться в полномочиях вашего сиятельства, – быстро произнес я. – Но профессор Гаус настоятельно рекомендовал соблюдать постельный режим, а в дороге я точно не сумею должным образом обрабатывать рану.
Герберт вон Бальгон посмотрел на меня с неприкрытым сомнением, покрутил носом и с явной неохотой разрешил:
– Отправитесь в дорогу сразу, как только сможете. Но при малейшей попытке вмешаться в ход следствия я прикажу взять вас под стражу! А сейчас оставьте нас!
Я кое-как поднялся из кресла и тяжело – куда тяжелее, чем требовалось, – опираясь на клюку, заковылял к выходу. Внутри все так и клокотало, но сдержался. Ибо, как гласит народная мудрость, плетью обуха не перешибешь. Не стоило трепыхаться и еще больше злить вице-канцлера, ведь ослушаться приказа я в любом случае не мог. Впрочем, и торопиться с его выполнением не собирался…
Добравшись до квартиры, я отправил Уве увести лошадь на конюшню, заодно поручил ему забрать у прачки отстиранные от крови камзол, сорочку и штаны и сдать их в починку. Вполне мог позволить себе и новую одежду, но в свете последних событий чего не стоило делать, так это сорить деньгами. Еще не хватало остаться без средств к существованию в самый неподходящий момент.
Затем я придирчиво оглядел повязки, натянул ночную сорочку и забрался под одеяло. Кружка приготовленного слугой настоя заставила скривиться от жуткой горечи, зато очень скоро я пропотел и провалился в беспокойную полудрему. Проспал недолго – через полчаса пришел делать перевязку профессор Гаус.
– Могли прислать ученика, мэтр, – заметил я, когда медик принялся смачивать теплой водой присохшую к ране ткань.
– О, пустяки! Это самое малое, что я могу для вас сделать! – рассмеялся профессор. – К тому же ваш случай меня определенно заинтриговал. На вас все заживает как на собаке!
Я фыркнул и тут же скрипнул зубами из-за прострелившей ногу боли.
– Профессор, а вы не могли бы воздержаться от подобных высказываний в беседах с моими коллегами? Я не отлыниваю от работы, просто толку от меня сейчас, откровенно говоря, будет не слишком много.
Медик прищурился, затем кивнул:
– С колотыми ранами никогда не знаешь, не начнется ли заражение. Лучше немного перестраховаться, зато гарантированно избежать воспаления.
– Вот сейчас мне действительно стало страшно.
Мы посмеялись, профессор поменял повязки и откланялся, не забыв напомнить о необходимости соблюдать полный покой и лишний раз не перетруждать раненую ногу. Я поблагодарил его за заботу и вернулся в постель, но почти сразу раздался стук в дверь.
– Войдите! – крикнул я, нашарив рукоять спрятанного под одеялом пистоля. – Не заперто!
Появился смущенный домовладелец:
– Магистр, к вам пришли, но не знаю, насколько уместно…
Оттеснив его, в комнату ступила маркиза цу Лидорф и произнесла глубоким грудным голосом:
– Не волнуйтесь так, мы с магистром давние… друзья.
Намек прозвучал явственней некуда, и простак принял заявление гостьи за чистую монету. Оно и немудрено: Адалинда успела сменить дорожный наряд на более подходящее ее статусу платье; корсет стягивал талию и волнующе приподнимал полную грудь, делая женскую фигуру схожей силуэтом с песочными часами. Черные волосы маркиза, по своему обыкновению, заплела в две толстые косы, голову прикрыла жемчужной сеткой. Сверкали синими огоньками сапфиры в серьгах, переливалась оттенками сочной зелени брошь с крупными изумрудами, на запястьях золотом посверкивали плетеные браслеты. Тут любой бы решил, что ветреная красотка решила навестить раненого любовника.
На деле все это была одна лишь видимость, искусная обманка. Да и украшения служили в первую очередь оберегами; они полностью закрывали эфирное тело хозяйки, искажая его и мешая навести порчу.
Я оставил в покое пистоль и махнул рукой:
– Все в порядке, мастер. Оставьте нас!
Когда хлопнула входная дверь, Адалинда негромко рассмеялась:
– О чьем моральном облике больше беспокоился этот ханжа: о твоем или о моем?
Я поморщился и потребовал объяснений:
– Что привело вас сюда, магистр?
Маркиза взяла со стола котелок с остатками травяного настоя, принюхалась, чихнула и озадаченно улыбнулась:
– В самом деле?
– Ваше поведение – верх непрофессионализма! – продолжил яриться вице-канцлер, лицо его раскраснелось и пошло пятнами. – Публично оскорбить дочь влиятельного аристократа – как вам только в голову такое пришло, скажите на милость?
Я мог без труда оправдаться – достаточно было просто поведать о своих подозрениях насчет сеньориты Розен, – но столь важную зацепку решил во что бы то ни стало придержать для себя. Поэтому лишь виновато понурил голову и промолчал.
– А дуэль? Это просто немыслимо! – возопил Герберт, будто ему самому не приходилось отстаивать честь с помощью шпаги. – Невероятное пренебрежение интересами комиссии! А бомба? Впали в детство и решили поиграть с шутихой?
– Благодаря бомбе было получено неопровержимое доказательство присутствия в аудитории чернокнижника!
– Это лишь ваши слова!
– Все это, – потряс я исписанными листами, – только мои слова! Но это слова магистра-расследующего, и с ними придется считаться!
Вице-канцлер поджал губы и со значением произнес:
– На вас написали заявление о вымогательстве! Три гульдена – сумма немалая! Вешают и за меньшее!
Я чуть не задохнулся от возмущения:
– Это не заявление о вымогательстве! Это явка с повинной! Три гульдена – изъятая у правонарушителя взятка!
– И где же тогда они? Вы не приобщили их к материалам дела и не сдали в доход казны!
– Ваше сиятельство, разве не интересен тот факт, что злоумышленники расплатились золотом? Новенькие гульдены, будто только с монетного двора, – большая редкость. Я раздал их своим людям, чтобы они навели справки!
– А теперь ваши люди мертвы и казенные деньги канули в неизвестность! Как удобно! – фыркнул Герберт и поднял руки, намереваясь запустить пальцы в волосы, но в последний миг отдернул их, не желая нарушать укладку. – Эта сумма будет вычтена из вашего жалованья, магистр!
– Как скажете, ваше сиятельство.
– И ради всего святого – зачем вы вломились в церковь? Если этот случай дойдет до епископа, придется за вас краснеть!
И вновь я своих резонов открывать не стал и виновато пожал плечами:
– Простите, мне показалось важным помолиться за упокой своих людей. Уверен, его преосвященство сочтет это достойным оправданием моего поступка. И я уже оплатил ремонт двери.
– Та-а-ак… – протянул Герберт вон Бальгон. – Так! – Он посмотрел на входную дверь и начал перечислять: – Племянник его преосвященства при смерти. Чернокнижник на свободе. Некий книгочей, который вообще не наша забота, не найден. Магистр-расследующий ранен в результате покушения. И все это разгребать мне. Мне!
Вице-канцлер толчком распахнул входную дверь и скомандовал:
– Заходите, магистры!
Первой в комнату прошла высокая статная сеньора. Властное и породистое лицо при некоторой снисходительности к черноволосой даме можно было счесть даже красивым, а вот фигура никакой снисходительности не требовала. Она так и привлекала мужские взгляды, и виной тому был отнюдь не глубокий вырез декольте. Даже сейчас, в скромном дорожном платье маркиза Адалинда цу Лидорф своим животным магнетизмом заставляла ускоряться сердцебиение и будила… хм… фантазии.
Но только не у меня. Магистр-управляющий риерским отделением была той еще злобной сукой; именно из-за ее вмешательства до сих пор хлебал тюремную баланду маэстро Салазар. А ведь будь он вчера со мной, и все бы сложилось совсем иначе. Ну что за день сегодня такой?!
Вслед за маркизой через порог переступил Риперторп; он держался скованно и явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Магистры, – через силу улыбнулся я, приветствуя вошедших.
– Филипп, дорогой! – всплеснула руками Адалинда. – Надеюсь, ваше ранение не слишком серьезно?
Меня это фальшивое сочувствие нисколько не тронуло. Мы терпеть не могли друг друга, и оба прекрасно знали об этом.
– Не слишком, – кратко и кротко ответил я.
Слуги внесли в комнату два стула и оставили нас; Герберт вон Бальгон откашлялся и потребовал от меня изложить свои соображения по делу, а исписанные листы, не глядя, сунул Адалинде.
– Для начала… – поморщился я, – хотелось бы прояснить, чем вызвано присутствие здесь магистра цу Лидорф.
Вице-канцлер воззрился на меня с немым изумлением.
– Вы еще спрашиваете?! – возмутился он. – Вы поставили расследование под удар и не можете больше его возглавлять!
Известие о моем смещении оказалось неприятным, но ожидаемым, прояснить хотелось совсем иное.
– Почему она?
Адалинда оторвалась от записей и обворожительно улыбнулась:
– Филипп, ну сам посуди – ты скомпрометировал следствие, продолжить его должен тот, кого не заподозрят в излишней снисходительности к тебе. Тот, кто сможет сохранить объективность и беспристрастность.
– Именно! – воздел Герберт указательный палец к потолку и вновь потребовал: – Приступайте, магистр!
Я обреченно вздохнул и поведал о ходе следствия. Дальше настало время вопросов, а затем вице-канцлер Вселенской комиссии начал раздавать поручения.
– Люди магистра цу Лидорф помогут университетским педелям отыскать школяров, не явившихся на допрос. Магистр Риперторп побеседует с владельцем книжной лавки «Старый пергамент». Я опрошу Эгхарта Новица. Адалинда, на вас декан Келер. И прошу – по возможности, не обостряйте ситуацию. Здесь и без того наломали немало дров.
Я не стал возмущаться очередному камню в свой огород и спросил:
– Чем заняться мне?
– Вам?! – изумился Герберт. – Вам надлежит отбыть в Ренмель и держать ответ перед дисциплинарным советом! Отправляйтесь немедленно! Чем раньше о вас здесь позабудут, тем лучше!
Я судорожно сглотнул и покачал головой:
– Боюсь, это невозможно.
– Что?! – взревел вице-канцлер. – Вы забываетесь, магистр!
– У меня и в мыслях не было сомневаться в полномочиях вашего сиятельства, – быстро произнес я. – Но профессор Гаус настоятельно рекомендовал соблюдать постельный режим, а в дороге я точно не сумею должным образом обрабатывать рану.
Герберт вон Бальгон посмотрел на меня с неприкрытым сомнением, покрутил носом и с явной неохотой разрешил:
– Отправитесь в дорогу сразу, как только сможете. Но при малейшей попытке вмешаться в ход следствия я прикажу взять вас под стражу! А сейчас оставьте нас!
Я кое-как поднялся из кресла и тяжело – куда тяжелее, чем требовалось, – опираясь на клюку, заковылял к выходу. Внутри все так и клокотало, но сдержался. Ибо, как гласит народная мудрость, плетью обуха не перешибешь. Не стоило трепыхаться и еще больше злить вице-канцлера, ведь ослушаться приказа я в любом случае не мог. Впрочем, и торопиться с его выполнением не собирался…
Добравшись до квартиры, я отправил Уве увести лошадь на конюшню, заодно поручил ему забрать у прачки отстиранные от крови камзол, сорочку и штаны и сдать их в починку. Вполне мог позволить себе и новую одежду, но в свете последних событий чего не стоило делать, так это сорить деньгами. Еще не хватало остаться без средств к существованию в самый неподходящий момент.
Затем я придирчиво оглядел повязки, натянул ночную сорочку и забрался под одеяло. Кружка приготовленного слугой настоя заставила скривиться от жуткой горечи, зато очень скоро я пропотел и провалился в беспокойную полудрему. Проспал недолго – через полчаса пришел делать перевязку профессор Гаус.
– Могли прислать ученика, мэтр, – заметил я, когда медик принялся смачивать теплой водой присохшую к ране ткань.
– О, пустяки! Это самое малое, что я могу для вас сделать! – рассмеялся профессор. – К тому же ваш случай меня определенно заинтриговал. На вас все заживает как на собаке!
Я фыркнул и тут же скрипнул зубами из-за прострелившей ногу боли.
– Профессор, а вы не могли бы воздержаться от подобных высказываний в беседах с моими коллегами? Я не отлыниваю от работы, просто толку от меня сейчас, откровенно говоря, будет не слишком много.
Медик прищурился, затем кивнул:
– С колотыми ранами никогда не знаешь, не начнется ли заражение. Лучше немного перестраховаться, зато гарантированно избежать воспаления.
– Вот сейчас мне действительно стало страшно.
Мы посмеялись, профессор поменял повязки и откланялся, не забыв напомнить о необходимости соблюдать полный покой и лишний раз не перетруждать раненую ногу. Я поблагодарил его за заботу и вернулся в постель, но почти сразу раздался стук в дверь.
– Войдите! – крикнул я, нашарив рукоять спрятанного под одеялом пистоля. – Не заперто!
Появился смущенный домовладелец:
– Магистр, к вам пришли, но не знаю, насколько уместно…
Оттеснив его, в комнату ступила маркиза цу Лидорф и произнесла глубоким грудным голосом:
– Не волнуйтесь так, мы с магистром давние… друзья.
Намек прозвучал явственней некуда, и простак принял заявление гостьи за чистую монету. Оно и немудрено: Адалинда успела сменить дорожный наряд на более подходящее ее статусу платье; корсет стягивал талию и волнующе приподнимал полную грудь, делая женскую фигуру схожей силуэтом с песочными часами. Черные волосы маркиза, по своему обыкновению, заплела в две толстые косы, голову прикрыла жемчужной сеткой. Сверкали синими огоньками сапфиры в серьгах, переливалась оттенками сочной зелени брошь с крупными изумрудами, на запястьях золотом посверкивали плетеные браслеты. Тут любой бы решил, что ветреная красотка решила навестить раненого любовника.
На деле все это была одна лишь видимость, искусная обманка. Да и украшения служили в первую очередь оберегами; они полностью закрывали эфирное тело хозяйки, искажая его и мешая навести порчу.
Я оставил в покое пистоль и махнул рукой:
– Все в порядке, мастер. Оставьте нас!
Когда хлопнула входная дверь, Адалинда негромко рассмеялась:
– О чьем моральном облике больше беспокоился этот ханжа: о твоем или о моем?
Я поморщился и потребовал объяснений:
– Что привело вас сюда, магистр?
Маркиза взяла со стола котелок с остатками травяного настоя, принюхалась, чихнула и озадаченно улыбнулась: