– Осторожней с пергаментами, – попросил я, привычным движением крутанул обхватившие запястье четки и посмотрел на золотую семиконечную звезду. Святая реликвия должна была защитить от сил зла. Должна была, но не защитила.
Экзорцист словно угадал мои мысли.
– Вы сами впустили демонов в свою душу, магистр, – сказал он. – Вам ли не знать, как может быть опасно письменное слово, как отравляет оно ум и души! Недаром книги называют…
– Источником зла, – кивнул я. – Знаю. Слышал.
– И не согласны?
– Книги – лишь обретшие бессмертие помыслы авторов. Они могут нести зло. Могут нести добро. Зависит от того, кто и с какой целью их написал…
– …и кто и с какой целью их читает, – продолжил мою мысль отец Олаф. – Мне знакомо это высказывание.
– Нисколько не сомневался.
– Люди смертны, но и книги неплохо горят. Бессмертие обретают лишь души праведников на небесах.
– Воистину так, – не стал я ввязываться в теологический диспут и говорить, что мучения грешников будут длиться столь же бесконечно.
Экзорцист распахнул дверь и приказал стоявшему за ней отцу Маркусу:
– Забудьте обо всем, что видели и слышали. Так будет лучше.
– Могу я прислать людей навести здесь порядок? – уточнил смотритель библиотеки.
– Разумеется.
Отец Олаф цепко ухватил меня под руку и повел по коридору, а потом вдруг предложил:
– Проводить к собору?
Любой другой на моем месте лишь покрутил бы пальцем у виска и вприпрыжку побежал в кабак; я кивнул и через силу улыбнулся:
– Очень любезно с вашей стороны, отче…
И я вовсе не строил из себя праведника. Схватка с порождениями запределья даром для меня не прошла, хотелось окунуться в умиротворяющую церковную атмосферу, напитаться ею, успокоить взбудораженное эфирное тело.
Так что я отправился в кафедральный собор и даже отстоял там всю вечернюю службу. И лишь после этого заглянул в кабак. Влил в себя кувшин молодого вина, но нисколько не захмелел. Вот уж воистину говорят – не в коня корм…
На следующее утро встал больным и разбитым. Ломило глаза, ныл затылок, крутило суставы, и едва ворочалась шея. Злой на весь белый свет, я дошел до ближайшей булочной, купил сдобы с изюмом, чего не позволял себе уже давно, и с кружкой глинтвейна укрылся от сыпавшей с неба мороси под матерчатым навесом.
Настроение было – дрянь. Вчера сразу не сообразил, но выходило, что причиной всех бед Ральфа стал написанный многие века назад пергамент. Никаких заговоров, никакого злого умысла. Случайность. Небрежность. Стечение обстоятельств. И недавнее нападение на меня – лишь попытка банального ограбления, а убийство Хорхе случилось просто потому, что случилось; мое расследование не имело к нему никакого отношения. Я беззвучно выругался.
Ангелы небесные! Не стоило браться за это дело!
Впрочем, я и не вызывался добровольцем. Чего уж теперь заламывать руки, рвать волосы и посыпать голову пеплом? Все мы в руках божьих…
Без всякого аппетита дожевав булку, я отряхнул с ладоней крошки и отправился в резиденцию епископа. Пора было со всем этим заканчивать…
В приемной на этот раз мы с отцом Олафом просидели вплоть до самого полудня и вдосталь налюбовались росписью стен, прежде чем у его преосвященства все же отыскалось время нас принять. Слушал доклад епископ вполуха и постоянно отвлекался, дабы подписать очередную не терпящую отлагательств бумагу, но стоило нам замолчать, тут же велел секретарю больше его не беспокоить.
– Какое мнение сложилось у Вселенской комиссии? – спросил он напрямую.
– Роковое стечение обстоятельств, – вынес я свой вердикт. – Прискорбное происшествие, в котором мы не усматриваем злого умысла.
– То есть виноват во всем Ральф? – недобро прищурился епископ Вим.
Ореховые глаза потемнели от гнева.
– Виноват? А в чем его можно обвинить? – удивился я. – В желании получить в обмен на копию непонятного пергамента некий редкий труд по тайным искусствам? Так редкий – не значит запретный. Содержимое пергамента нам так же неизвестно. Кражи из библиотеки не было, листок изъят с разрешения смотрителя. И берусь со всей ответственностью утверждать, что призыв потусторонних сущностей случился помимо воли Ральфа и был вызван обычной исследовательской деятельностью. Такое могло случиться… с каждым.
Его преосвященство благосклонно улыбнулся, но от следующего вопроса по моей спине пробежали колючие мурашки.
– Какова роль во всем этом отца Маркуса?
– Он лишь позволил Ральфу порыться в мусоре и взять пергамент, дабы вникнуть в его содержимое. Письменность эта незнакома библиотечным переводчикам, потому разрешение видится мне вполне логичным и обоснованным.
– Пусть так… Пусть так… Мы еще вернемся к этому вопросу в надлежащее время, – решил епископ после недолгих раздумий, отпил кофе и обратился к экзорцисту: – Но были и попытки навести порчу, так?
– Те попытки никак не связаны с… – начал было отец Олаф, и хозяин кабинета изо всех сил хлопнул костлявой ладонью по столешнице.
– Это мне решать! – выкрикнул его преосвященство и потребовал: – Найдите этого безбожника! Найдите и воздайте ему по заслугам!
Экзорцист ссутулился еще больше.
– Сделаем все возможное, – пообещал я, хоть и не был обязан этого говорить.
– Сделайте даже невозможное, если понадобится! Чернокнижник должен понести наказание! – объявил епископ, откинулся в кресле и задумчиво покрутил опустевшую чашку. – Этот неизвестный книжник-коллекционер… Не тратьте время на его поиски, магистр. Главное – сбившийся с пути истинного колдун!
Я склонил голову в знак согласия. Книжник повинен лишь в страсти к собирательству редкостей, а это не преступление. Что же касается безусловно запрещенной схемы эфирной линзы, то не имелось никаких доказательств, что Ральф получил ее от коллекционера, а не из какого-либо другого источника. Впоследствии я намеревался прояснить этот вопрос, но епископа внутренние дела Вселенской комиссии не касались.
Тот постучал ногтем по чашке из тончайшего фарфора и задумчиво произнес:
– Порчу наводили четырежды, так почему Ральф ничего не почувствовал? Вам есть что сказать по этому поводу, магистр?
– Воздействие было минимальным, – пришел мне на выручку отец Олаф. – Надо быть настороже, чтобы почувствовать столь осторожное касание. По сути, чернокнижник делал лишь небольшие насечки на эфирном теле, подготавливая себе задел на будущее.
– На самом деле, – счел нужным добавить я, – в университетах предпочитают не заострять внимание на защите от сил запределья, дабы не заложить случайно в неокрепшие умы школяров мысли о могуществе запретных практик.
– И как же им оборонять себя от потустороннего? – разозлился епископ. – Как, магистр?
– Искренняя вера способна защитить души куда лучше знаний.
Думаю, последний раз такого рода прописные истины сообщали хозяину кабинета еще в духовной семинарии, и он не сдержался.
– Вера? – желчно поинтересовался его преосвященство. – И сильно вам самому помогла вера, магистр?
– Мало кто сумел бы столь долго противостоять порождениям запределья, – вновь вступился за меня отец Олаф. – Вера спасла магистра вон Черена, в этом нет никаких сомнений.
Епископ насмешливо фыркнул, но все же счел вопрос закрытым и перевел взгляд на священника:
– Теперь что касается мерзости, проникшей в Ральфа. Пергаменты как-то могут помочь с обрядом экзорцизма?
– Несомненно, – уверенно ответил отец Олаф. – В тексте заложена формула призыва, иначе порождения запределья просто не откликнулись бы на зов. Ее можно использовать и для изгнания.
– Так чего вы ждете? – осведомился епископ.
– Обычно вычленить ключ из формулы, пусть и зашифрованной, не составляет особого труда, но в нашем случае это невозможно. Нужен даже не перевод, а человек, понимающий этот язык и сведущий в тайных искусствах.
Его преосвященство потемнел лицом.
– Получается, вы в тупике? – с пугающим спокойствием произнес он. – Писанина на мертвом языке для нас бесполезна?
Сутулый экзорцист не дрогнул.
– Староимперский язык так же полагается мертвым, но в мире немало ученых людей, способных общаться на нем, – резонно заметил он. – Найти нужного человека – лишь вопрос времени.
Его преосвященство позволил себе недовольную гримасу.
– Для начала хорошо бы определить, что это за язык!
– Именно так, это наша первоочередная задача.
– В четыре часа пополудни соберем консилиум, – решил епископ. – А сейчас не смею вас больше задерживать!
Мы поспешили покинуть кабинет, и уже в коридоре я предупредил экзорциста:
– Мне понадобится помощь церкви в поисках чернокнижника.
Отец Олаф покачал головой:
– Не думаю, что могу быть полезен в этом вопросе. Вселенская комиссия не терпит вмешательства в свои дела.
– Просто раздобудьте для меня кое-какую информацию, – продолжил настаивать я и достал описание трех ритуалов, которые полагал связанными с наведением порчи на племянника его преосвященства. – Возможно, у вас уже что-то есть по этим случаям. Или, быть может, есть выход на моих коллег, проводивших следствие. Кроме того, насколько я знаю, ведется некий список неблагонадежных лиц. Мне нужен перечень занесенных в него учеников профессора Верона, бывших и нынешних.
– Вы просите о многом, магистр.
– Сотрудничество в наших общих интересах.
Сутулый экзорцист обдумал мои слова и кивнул:
– Хорошо. Обговорим детали после консилиума.
– Разве я приглашен?