– Чего вы хотите? – спросил он, но тут же сложил два плюс два и понимающе протянул: – Ах да! Вам же нужны «Имена всех святых»!
– Нужна именно та книга, которую вы получили из университетской библиотеки! – предупредил я. – Впрочем, не будем забегать вперед. Что за дела у вас были с племянником епископа?
Но отец Маркус продолжал колебаться.
– Если я расскажу все, что знаю, – осторожно произнес он, – это останется между нами?
Я не стал давать невыполнимых обещаний и покачал головой:
– Выбирайте сами, кем хотите оказаться в глазах его преосвященства: злодеем, случайным свидетелем или тем, кто помог распутать это дело.
– Да кто вы, черт возьми, такой?! – не сдержавшись, вспылил смотритель библиотеки. – Кто вы?!
– Тсс! – поднес я палец к губам. – Ну какие черти, право слово? Разве не учит наша церковь, что не должно персонализировать хтонических обитателей бездн запределья?
Отец Маркус враз растерял весь свой пыл и даже слегка побледнел. Склонность к подобным нравоучительным сентенциям имели дознаватели ордена Герхарда-чудотворца, а они редко когда давали уйти грешникам от справедливого воздаяния.
Смотритель сел, потом вздохнул.
– Что связывало нас с Ральфом? – поднял он на меня озлобленный взгляд. – Будто сами не знаете! Разумеется, книги!
– Подробней!
– Ральфу понадобилось одно редчайшее сочинение, он обратился ко мне.
– Не заставляйте тянуть все из вас клещами! – впервые повысил я голос. – Какое именно сочинение хотел получить Ральф?
Упоминание клещей не понравилось отцу Маркусу до крайности, и он соизволил ответить по существу:
– «Житие подвижника Доминика в рассказах святого Луки».
Ответ меня несказанно удивил.
– То самое, что вам передал университет?
– То самое? – фыркнул отец Ральф. – Можно подумать, есть какое-то другое! Это уникальная вещь, существующая в единственном экземпляре! – Он немного помолчал и пожал плечами. – Сейчас уже не в единственном, но Ральфу был нужен именно оригинал. Сделанные нашими переписчиками копии его не устраивали.
– И почему же?
– В ту книгу были подшиты еще более старые пергаменты. Их не стали переписывать, просто не смогли перевести. Предполагалось, те заметки были сделаны рукой самого святого Луки. Он происходил из северных земель, там была собственная письменность, ныне забытая.
Я недоуменно покрутил шеей:
– И что же такого важного могло быть в этих пергаментах?
Отец Маркус всплеснул руками:
– Что такого важного?! Подумайте сами! Святой Лука был учеником Доминика! Он принимал его исповедь на смертном одре и читал отходную молитву! Что такого важного он мог записать, а?
Захотелось приласкать плешивую голову крепкой затрещиной, но я подавил этот порыв и кивнул.
– Итак, Ральф получил книгу и вырвал один из пергаментов…
– Что?! – вскрикнул смотритель библиотеки. – Ничего подобного! Той книги у нас больше нет. Его преосвященство отправил ее архиепископу Ольскому! И еще дюжину редчайших сочинений! На него словно умопомрачение нашло!
Возносить хулу на владетеля здешних мест было не слишком благоразумно, но сейчас я одернул собеседника по совсем иной причине:
– Пергамент! Где Ральф взял пергамент?
Отец Маркус тяжко вздохнул. На осунувшемся лице читалось явное желание ответить, что он понятия не имеет ни о каком пергаменте, но коготок увяз – всей птичке пропасть, и смотритель библиотеки запираться не стал.
– Вместе с «Житием» из университета привезли кипу обгорелых листов, в основном записи о ведении монастырского хозяйства. Их свалили в подвале, там Ральф и отыскал пергамент, который мог выпасть из растрепавшегося переплета раритета. Он взял его, намереваясь показать книжнику и сделать копию. Обещал вернуть на следующий день, но больше так и не появился.
– Стоп! – хлопнул я ладонью по столу. – Что еще за книжник?!
– Какой-то коллекционер древностей. На оригинал он не претендовал, достаточно было точной копии.
– Имя?
– Не знаю, – ответил смотритель и взгляда при этом не отвел. – Действительно не знаю. С книжником общался Ральф. В обмен он хотел получить какое-то редкое сочинение по тайным искусствам. Для этого все и затевалось. Я просто… помог.
Я несколько минут «крутил» собеседника, заходя то с одной стороны, то с другой, но все впустую. Имени таинственного коллекционера отец Маркус сообщить не смог, и я крепко задумался, перебирая возможные кандидатуры.
Декан Келер, имевший пристрастие к старым книгам, отпадал по той простой причине, что мог сделать копию «Жития», когда оно еще хранилось в университете. Да и в библиотеку кафедрального собора попал бы, возникни такая нужда. Косой Эг тоже не подходил. Барыш книготорговцу мог принести оригинал сочинения, но никак не его копия.
Выходит, дело не в исторической ценности тома, а в его содержимом. Но кого могли заинтересовать заметки святого? Теологов? Вздор! Университетские теологи, по словам Эльзы, были отнюдь не редкими гостями в библиотеке кафедрального собора. Содействие Ральфа им бы точно не понадобилось.
Кто-то со стороны? Или, быть может, дело вовсе не в самом святом Луке, а в его патроне – подвижнике Доминике? Раскаявшийся имперский книжник считался родоначальником ритуального направления магии как науки, и ловцов скрытых смыслов вполне могли привлечь записи о нем.
Итак, неизвестным книжником был адепт тайных искусств, но не из числа профессуры. Если он и преподавал в университете, то относительно недавно. На момент его утверждения в должности «Житие» уже передали кафедральному собору. И это не теолог.
На этом ход моих мыслей застопорился. Для начала стоило выяснить, с кем из лекторов племянник епископа сошелся ближе всего. Кто снабжал его книгами? Я вспомнил о пустых местах в шкафу и поморщился.
Книги забрала сеньорита Розен, сомнений в этом не было ни малейших. Решила графская дочка оставить их себе или сочинения бросали тень на ее любовника, не важно. В любом случае она вполне могла знать, от кого Ральф эти сомнительные вещи получил. Но было проще укусить собственный локоть, нежели подвергнуть допросу девицу из столь влиятельной семьи. А по доброй воле она ничего не скажет…
Позабытый мною смотритель библиотеки прочистил горло, и я обратился к нему:
– В той кипе горелых листов не затерялись другие похожие пергаменты?
Едва ли древние записи были способны пролить свет на обстоятельства дела; я попросту хватался за соломинку.
– Можете поискать сами, – предложил отец Маркус. – Мы храним их в подвале.
– Думаю, так и стоит поступить.
Смотритель библиотеки с кряхтением поднялся на ноги и указал на выход:
– Идемте!
Мы спустились на первый этаж, там Маркус взял у наемников заправленный маслом фонарь, отпер дверь в подвал и начал спускаться по осклизлым ступеням. На стенах в отблесках лампы засверкали капельки воды. Я двинулся следом, и в лицо сразу пахнуло сыростью.
Навстречу пробежала серая кошка, тащившая в зубах немалых размеров крысу, и смотритель выругался:
– Никакого спасения от этих тварей нет! Грызут все что ни попадя!
Он остановился у одной из дверей, отпер ржавый замок и пригласил меня внутрь. Я не стал заходить в клетушку, остановился на пороге и присвистнул. Привезенными из университетской библиотеки пергаментами забили несколько здоровенных коробов; на разбор этих завалов мог уйти не один день.
– Приступите прямо сейчас, магистр? – с елейной улыбкой поинтересовался отец Маркус.
Желудок напомнил о пропущенном обеде, и я покачал головой:
– Завтра. Займусь этим завтра.
Глава 4
За ночь отец Маркус одумался и о своем опрометчивом обещании дать бесконтрольный доступ к библиотечным архивам постороннему человеку успел пожалеть. Но и не пустить на порог человека, направленного самим епископом, он никак не мог, поэтому велел вытащить короба с монастырскими архивами из подвала и поручил разбор ветхих пергаментов ученикам реставратора. А заодно приставил к ним переводчика, дабы тот отбирал документы, представляющие хоть какую-то историческую ценность.
Назначенный на сортировку ветхих листов седовласый старикан чуть не лопнул от гнева. Не умолкая ни на минуту, он костерил библиотекаря, университетских умников и криворуких юнцов и порой выдавал столь заковыристые изречения, что пронимало даже меня. А от пылавших щек послушников и вовсе можно было поджигать трут.
Но ругань руганью, а дело вздорный переводчик знал туго и уверенно разделял обгоревшие и порченные влагой пергаменты на две неравные части. В первую шли записи о монастырском хозяйстве, во вторую откладывались документы, в содержимом которых с ходу разобраться не удавалось. Я просматривал их, но ничего похожего на странную письменность на глаза пока что не попадалось. И невольно закралась неуютная мыслишка, не трачу ли я свое время на совершенно ненужную работу.
Послушники действовали обстоятельно и без всякой спешки. Очень аккуратно и бережно они вынимали из коробов ветхие пергаменты, осторожно раскладывали их на столе, при необходимости разглаживали и собирали из нескольких обрывков. Большую часть листов повредил огонь, но хватало и неплохо сохранившихся. Жаль только, все они были не о том.
– Отрыжка запределья! – взревел переводчик, когда колокол на башне собора отбил час пополудни. – Да что мы ищем-то?! Объясни толком!
Я вздохнул, выудил из кошеля грешель и отдал мелкую монету послушникам:
– Сходите-ка перекусить.
Дважды юнцов просить не пришлось, а только они выскочили за дверь, я и сам поднялся на ноги. Под хмурым взглядом старикана потянулся, разминая спину, и предложил:
– Надо бы и нам червячка заморить? Есть здесь приличная харчевня поблизости?
Переводчик кивнул и после недолгих колебаний встал из-за стола.
– Есть, как не быть. Идем, покажу.
В небольшой уютной таверне на соседней улочке мы просидели больше часа. Старикан наскоро перекусил и стал налегать на светлый эль; я обедал без всякой спешки и ограничился стаканом вина.
– Помните тот обгоревший клочок? – спросил я, когда мы вышли на улицу.
– Нужна именно та книга, которую вы получили из университетской библиотеки! – предупредил я. – Впрочем, не будем забегать вперед. Что за дела у вас были с племянником епископа?
Но отец Маркус продолжал колебаться.
– Если я расскажу все, что знаю, – осторожно произнес он, – это останется между нами?
Я не стал давать невыполнимых обещаний и покачал головой:
– Выбирайте сами, кем хотите оказаться в глазах его преосвященства: злодеем, случайным свидетелем или тем, кто помог распутать это дело.
– Да кто вы, черт возьми, такой?! – не сдержавшись, вспылил смотритель библиотеки. – Кто вы?!
– Тсс! – поднес я палец к губам. – Ну какие черти, право слово? Разве не учит наша церковь, что не должно персонализировать хтонических обитателей бездн запределья?
Отец Маркус враз растерял весь свой пыл и даже слегка побледнел. Склонность к подобным нравоучительным сентенциям имели дознаватели ордена Герхарда-чудотворца, а они редко когда давали уйти грешникам от справедливого воздаяния.
Смотритель сел, потом вздохнул.
– Что связывало нас с Ральфом? – поднял он на меня озлобленный взгляд. – Будто сами не знаете! Разумеется, книги!
– Подробней!
– Ральфу понадобилось одно редчайшее сочинение, он обратился ко мне.
– Не заставляйте тянуть все из вас клещами! – впервые повысил я голос. – Какое именно сочинение хотел получить Ральф?
Упоминание клещей не понравилось отцу Маркусу до крайности, и он соизволил ответить по существу:
– «Житие подвижника Доминика в рассказах святого Луки».
Ответ меня несказанно удивил.
– То самое, что вам передал университет?
– То самое? – фыркнул отец Ральф. – Можно подумать, есть какое-то другое! Это уникальная вещь, существующая в единственном экземпляре! – Он немного помолчал и пожал плечами. – Сейчас уже не в единственном, но Ральфу был нужен именно оригинал. Сделанные нашими переписчиками копии его не устраивали.
– И почему же?
– В ту книгу были подшиты еще более старые пергаменты. Их не стали переписывать, просто не смогли перевести. Предполагалось, те заметки были сделаны рукой самого святого Луки. Он происходил из северных земель, там была собственная письменность, ныне забытая.
Я недоуменно покрутил шеей:
– И что же такого важного могло быть в этих пергаментах?
Отец Маркус всплеснул руками:
– Что такого важного?! Подумайте сами! Святой Лука был учеником Доминика! Он принимал его исповедь на смертном одре и читал отходную молитву! Что такого важного он мог записать, а?
Захотелось приласкать плешивую голову крепкой затрещиной, но я подавил этот порыв и кивнул.
– Итак, Ральф получил книгу и вырвал один из пергаментов…
– Что?! – вскрикнул смотритель библиотеки. – Ничего подобного! Той книги у нас больше нет. Его преосвященство отправил ее архиепископу Ольскому! И еще дюжину редчайших сочинений! На него словно умопомрачение нашло!
Возносить хулу на владетеля здешних мест было не слишком благоразумно, но сейчас я одернул собеседника по совсем иной причине:
– Пергамент! Где Ральф взял пергамент?
Отец Маркус тяжко вздохнул. На осунувшемся лице читалось явное желание ответить, что он понятия не имеет ни о каком пергаменте, но коготок увяз – всей птичке пропасть, и смотритель библиотеки запираться не стал.
– Вместе с «Житием» из университета привезли кипу обгорелых листов, в основном записи о ведении монастырского хозяйства. Их свалили в подвале, там Ральф и отыскал пергамент, который мог выпасть из растрепавшегося переплета раритета. Он взял его, намереваясь показать книжнику и сделать копию. Обещал вернуть на следующий день, но больше так и не появился.
– Стоп! – хлопнул я ладонью по столу. – Что еще за книжник?!
– Какой-то коллекционер древностей. На оригинал он не претендовал, достаточно было точной копии.
– Имя?
– Не знаю, – ответил смотритель и взгляда при этом не отвел. – Действительно не знаю. С книжником общался Ральф. В обмен он хотел получить какое-то редкое сочинение по тайным искусствам. Для этого все и затевалось. Я просто… помог.
Я несколько минут «крутил» собеседника, заходя то с одной стороны, то с другой, но все впустую. Имени таинственного коллекционера отец Маркус сообщить не смог, и я крепко задумался, перебирая возможные кандидатуры.
Декан Келер, имевший пристрастие к старым книгам, отпадал по той простой причине, что мог сделать копию «Жития», когда оно еще хранилось в университете. Да и в библиотеку кафедрального собора попал бы, возникни такая нужда. Косой Эг тоже не подходил. Барыш книготорговцу мог принести оригинал сочинения, но никак не его копия.
Выходит, дело не в исторической ценности тома, а в его содержимом. Но кого могли заинтересовать заметки святого? Теологов? Вздор! Университетские теологи, по словам Эльзы, были отнюдь не редкими гостями в библиотеке кафедрального собора. Содействие Ральфа им бы точно не понадобилось.
Кто-то со стороны? Или, быть может, дело вовсе не в самом святом Луке, а в его патроне – подвижнике Доминике? Раскаявшийся имперский книжник считался родоначальником ритуального направления магии как науки, и ловцов скрытых смыслов вполне могли привлечь записи о нем.
Итак, неизвестным книжником был адепт тайных искусств, но не из числа профессуры. Если он и преподавал в университете, то относительно недавно. На момент его утверждения в должности «Житие» уже передали кафедральному собору. И это не теолог.
На этом ход моих мыслей застопорился. Для начала стоило выяснить, с кем из лекторов племянник епископа сошелся ближе всего. Кто снабжал его книгами? Я вспомнил о пустых местах в шкафу и поморщился.
Книги забрала сеньорита Розен, сомнений в этом не было ни малейших. Решила графская дочка оставить их себе или сочинения бросали тень на ее любовника, не важно. В любом случае она вполне могла знать, от кого Ральф эти сомнительные вещи получил. Но было проще укусить собственный локоть, нежели подвергнуть допросу девицу из столь влиятельной семьи. А по доброй воле она ничего не скажет…
Позабытый мною смотритель библиотеки прочистил горло, и я обратился к нему:
– В той кипе горелых листов не затерялись другие похожие пергаменты?
Едва ли древние записи были способны пролить свет на обстоятельства дела; я попросту хватался за соломинку.
– Можете поискать сами, – предложил отец Маркус. – Мы храним их в подвале.
– Думаю, так и стоит поступить.
Смотритель библиотеки с кряхтением поднялся на ноги и указал на выход:
– Идемте!
Мы спустились на первый этаж, там Маркус взял у наемников заправленный маслом фонарь, отпер дверь в подвал и начал спускаться по осклизлым ступеням. На стенах в отблесках лампы засверкали капельки воды. Я двинулся следом, и в лицо сразу пахнуло сыростью.
Навстречу пробежала серая кошка, тащившая в зубах немалых размеров крысу, и смотритель выругался:
– Никакого спасения от этих тварей нет! Грызут все что ни попадя!
Он остановился у одной из дверей, отпер ржавый замок и пригласил меня внутрь. Я не стал заходить в клетушку, остановился на пороге и присвистнул. Привезенными из университетской библиотеки пергаментами забили несколько здоровенных коробов; на разбор этих завалов мог уйти не один день.
– Приступите прямо сейчас, магистр? – с елейной улыбкой поинтересовался отец Маркус.
Желудок напомнил о пропущенном обеде, и я покачал головой:
– Завтра. Займусь этим завтра.
Глава 4
За ночь отец Маркус одумался и о своем опрометчивом обещании дать бесконтрольный доступ к библиотечным архивам постороннему человеку успел пожалеть. Но и не пустить на порог человека, направленного самим епископом, он никак не мог, поэтому велел вытащить короба с монастырскими архивами из подвала и поручил разбор ветхих пергаментов ученикам реставратора. А заодно приставил к ним переводчика, дабы тот отбирал документы, представляющие хоть какую-то историческую ценность.
Назначенный на сортировку ветхих листов седовласый старикан чуть не лопнул от гнева. Не умолкая ни на минуту, он костерил библиотекаря, университетских умников и криворуких юнцов и порой выдавал столь заковыристые изречения, что пронимало даже меня. А от пылавших щек послушников и вовсе можно было поджигать трут.
Но ругань руганью, а дело вздорный переводчик знал туго и уверенно разделял обгоревшие и порченные влагой пергаменты на две неравные части. В первую шли записи о монастырском хозяйстве, во вторую откладывались документы, в содержимом которых с ходу разобраться не удавалось. Я просматривал их, но ничего похожего на странную письменность на глаза пока что не попадалось. И невольно закралась неуютная мыслишка, не трачу ли я свое время на совершенно ненужную работу.
Послушники действовали обстоятельно и без всякой спешки. Очень аккуратно и бережно они вынимали из коробов ветхие пергаменты, осторожно раскладывали их на столе, при необходимости разглаживали и собирали из нескольких обрывков. Большую часть листов повредил огонь, но хватало и неплохо сохранившихся. Жаль только, все они были не о том.
– Отрыжка запределья! – взревел переводчик, когда колокол на башне собора отбил час пополудни. – Да что мы ищем-то?! Объясни толком!
Я вздохнул, выудил из кошеля грешель и отдал мелкую монету послушникам:
– Сходите-ка перекусить.
Дважды юнцов просить не пришлось, а только они выскочили за дверь, я и сам поднялся на ноги. Под хмурым взглядом старикана потянулся, разминая спину, и предложил:
– Надо бы и нам червячка заморить? Есть здесь приличная харчевня поблизости?
Переводчик кивнул и после недолгих колебаний встал из-за стола.
– Есть, как не быть. Идем, покажу.
В небольшой уютной таверне на соседней улочке мы просидели больше часа. Старикан наскоро перекусил и стал налегать на светлый эль; я обедал без всякой спешки и ограничился стаканом вина.
– Помните тот обгоревший клочок? – спросил я, когда мы вышли на улицу.