– Вон Черен. Отмечай.
Я убрал пропуск в саквояж и спросил:
– Неужели каждого так записываете?
– Каждого! Даже епископа запишем! Должен быть порядок!
Наемники при этих словах довольно осклабились. Немудреная шутка командира пришлась им по душе, а я едва не хлопнул себя по лбу от внезапной догадки.
По словам епископа, накануне несчастья его племянник приезжал в Кларн, но традиционный ужин проигнорировал, сославшись на неотложные дела, а по возвращении в Мархоф первым делом побежал в книжную лавку за описанием северных наречий.
Что привело молодого человека в Кларн, если никаких книг в библиотеке он в тот день не брал? Быть может, племянник его преосвященства искал помощи в расшифровке пергамента? Я на его месте не пренебрег бы возможностью пообщаться с библиотечными переводчиками! Кто еще разбирается в редких языках, как не они?!
– Подскажите, любезный, в этом журнале есть записи за прошлый месяц? – поинтересовался я.
Начальник караула смерил меня внимательным взглядом с головы до ног и объявил:
– Не есть ваше дело, сеньор!
Я хмыкнул и достал епископскую буллу:
– Его преосвященство полагает иначе.
Наемник внимательнейшим образом изучил документ и скреплявшую его свинцовую печать, вернул и спросил у писаря:
– Когда заведен журнал?
– В начале лета.
– Смотрите! – разрешил начальник караула.
– Благодарю! – оживился я. – Меня интересует первое воссияние прошлого месяца. Это должно быть… второе число, если ничего не путаю.
– Все верно, второе число, – подтвердил писарь, отыскав нужную страницу.
Я пробежался взглядом по строчкам и с величайшим трудом удержался от восхищенного ругательства, заметив вписанное в графу посетителей «вон Дален, бакалавр». Более того – вопреки обыкновению, пробыл Ральф в библиотеке всего лишь час с четвертью, что определенным образом придавало моим предположениям вес.
В библиотеку ходил. Книг не заказывал. Либо встречался с кем-то, либо журнал читального зала переписали заново, убрав всякие упоминания о выданных Ральфу сочинениях. После недолгих раздумий я решил не множить сущности без всяких на то оснований и вторую версию пока во внимание не принимать.
– На каком этаже работают переводчики? – спросил я начальника караула.
– На третьем.
– Пожалуй, еще задержусь, – сообщил я и вернулся в библиотеку.
Пока поднимался по лестнице, пришел к неутешительному для себя выводу, что нахрапом действовать никак нельзя. Люди в большинстве своем вовсе не горят раскрывать свои секреты первому встречному. Переводчик, к которому обращался – если обращался! – за помощью племянник епископа, будет держать язык за зубами, и причин тому не счесть. Действовать следовало тоньше.
В темном коридорчике я снял шляпу, взъерошил ладонями волосы и несколько раз растянул в широкой улыбке губы, придавая себе вид восторженный и придурковатый. Затем распахнул дверь и ворвался в помещение, где корпели над переводами книг полдюжины мастеров.
– Сеньоры! – громогласно провозгласил я. – Мне в руки попал древний пергамент!
Скрип перьев по бумаге немедленно смолк, и на меня уставились шесть пар покрасневших от беспрестанного чтения глаз.
– Кто вы такой и как здесь оказались? – возмутился старикан с перетянутыми тесьмой седыми волосами.
– О, где мои манеры! Филипп вон Черен, лиценциат. Преподаю в Университете святого Иоганна, – объявил я, слегка поклонившись, и для весомости добавил: – Здесь я по приглашению его преосвященства.
Последнюю фразу можно было толковать и так, и эдак, но впечатление на переводчиков она произвела; возмущение моим бесцеремонным вторжением понемногу улеглось.
– Показывайте, что у вас за пергамент! – потребовал верховодивший здесь старикан.
Я с торжественным видом выложил перед ним обгоревший клочок, и переводчики, мигом оттеснив меня, обступили стол и зашушукались.
– Университет Святого Иоганна, говорите? – спросил один из них.
– Ну да, – подтвердил я, и разочарованные мастера разошлись по своим местам.
– Вечно тащат всякую горелую дрянь, – негромко ворчали они. – Нам будто заняться больше нечем…
– Но постойте! – опешил я. – Это же древний пергамент! Он даже не на староимперском написан, а на каком-то неизвестном наречии!
Седовласый старикан посмотрел на меня будто на неразумное дитя.
– Молодой человек! Да будет вам известно, в монастыре святого Иоганна, как его именуют ныне, поначалу в ходу было именно это «неизвестное наречие». И записывались на нем такие малоинтересные вещи, как доходы и расходы, продукты для кухни и недоимки кметов.
Я оказался неприятно поражен этим заявлением, но не сдался:
– Откуда вам знать, что пергамент именно из монастыря Святого Иоганна?
– А где еще вы могли раздобыть этот горелый клочок? – фыркнул старикан. – Несколько лет назад из университета приволокли несколько коробов этих «древних пергаментов», да только никому они и даром не сдались. Так и плесневеют в хранилище.
– Не может быть! – вырвалось у меня. – Отец Маркус сказал, что никогда ничего подобного не видел!
Переводчики вновь загомонили, на этот раз возмущенно и даже зло.
– Плешивая крыса решила повеселиться за наш счет? – рассвирепел предводитель мастеров. – Ох мы ему устроим!
Я сложил обгорелый пергамент в книгу и поспешно вышел за дверь. У меня появились вопросы к смотрителю библиотеки, и задать их следовало безотлагательно!
Отец Маркус отыскался в рабочем кабинете, больше напоминавшем монашескую келью, но беседовать со мной не пожелал, сославшись на занятость. Пришлось вновь достать епископскую буллу, и вновь она сработала наилучшим образом. Время на разговор волшебным образом отыскалось, хоть смотритель и высказал сомнение, распространяются ли мои полномочия на опрос священнослужителей.
– Хотите побеседовать с каноником, следящим за нравственным обликом клира? – поставил я вопрос ребром.
Смотритель библиотеки нервно облизнул губы и вперил в меня глаза:
– Что вы хотите знать?
Я раскрыл книгу и продемонстрировал обгоревший пергамент:
– Вы сказали, что никогда ничего подобного не видели.
– Вовсе нет! – отмахнулся священник. – Я сказал, что в библиотеке нет подобных книг! И это действительно так!
– А не книги? Свитки? Отдельные пергаменты?
Смотритель неуверенно пожал плечами:
– Возможно. Не могу сказать наверняка.
Но я не дал сбить себя с толку и с усмешкой поинтересовался:
– Напомнить об архиве монастыря Святого Иоганна?
В глазах отца Маркуса промелькнули, сменяя друг друга, удивление, страх и ненависть. И тут же взгляд сделался отрешенным и пустым. Фальшивым.
– Ах, вот это откуда! – протянул он, беззаботно улыбаясь. – Да, вполне возможно. Вполне. Наверное, что-то такое у нас хранится, но интереса не представляет, поэтому я и запамятовал.
– О визите сюда вон Далена в первое воссияние прошлого месяца тоже запамятовали? – нанес я новый удар.
– Это было так давно! – развел руками смотритель. – У меня не отложилось в памяти, когда он появлялся последний раз. Первое воссияние осени? Не знаю! Вы же видели сами – в нашем журнале нет никаких записей на этот счет!
– Зато они есть на проходной! Вон Дален приходил в библиотеку и пробыл здесь час!
– Даже если и так, я его в тот день не видел. Или не помню. Да и какая разница? К чему вообще затеян этот разговор?
Я вздохнул и с отнюдь не наигранной печалью в голосе произнес:
– В это сложно поверить, но на самом деле я ваш лучший друг. Лишь я стою между вами и богатым… инструментарием каноника-дознавателя.
Смотритель библиотеки оказался не робкого десятка, еще и упрямым как осел.
– Вздор! – фыркнул он. – Бросьте ваши штучки! Если на этом все…
– Ральф вон Дален пришел сюда в первое воссияние прошлого месяца, – сказал я и пошел ва-банк, – в тот день он получил от вас старый пергамент, один из тех, что уцелели при сожжении монастыря Святого Иоганна. Следующим утром его рассудок… помутился. И лучше бы вам убедить меня, что эти два события никак не связаны между собой.
Отец Маркус уже открыл рот, но я поднял ладонь, призывая его к молчанию:
– Если ответы меня не устроят, я буду вынужден пойти к его преосвященству и рассказать обо всем, а вам ведь известно, сколь трепетно епископ относится к своему племяннику.
– Все, что знаю, я уже сказал. Больше мне сказать вам нечего! – отрезал смотритель библиотеки и, не удержавшись, добавил: – Да и что это теперь изменит?
Не воспользоваться мимолетной слабостью собеседника я попросту не мог.
– Многое. Это изменит многое. Рассказать вы и так все расскажете, не важно кому. Но если расскажете мне, а сверх этого окажете, так скажем, небольшую услугу, будет просто глупо подставлять вас под удар.
В глазах смотрителя библиотеки появился интерес.
Я убрал пропуск в саквояж и спросил:
– Неужели каждого так записываете?
– Каждого! Даже епископа запишем! Должен быть порядок!
Наемники при этих словах довольно осклабились. Немудреная шутка командира пришлась им по душе, а я едва не хлопнул себя по лбу от внезапной догадки.
По словам епископа, накануне несчастья его племянник приезжал в Кларн, но традиционный ужин проигнорировал, сославшись на неотложные дела, а по возвращении в Мархоф первым делом побежал в книжную лавку за описанием северных наречий.
Что привело молодого человека в Кларн, если никаких книг в библиотеке он в тот день не брал? Быть может, племянник его преосвященства искал помощи в расшифровке пергамента? Я на его месте не пренебрег бы возможностью пообщаться с библиотечными переводчиками! Кто еще разбирается в редких языках, как не они?!
– Подскажите, любезный, в этом журнале есть записи за прошлый месяц? – поинтересовался я.
Начальник караула смерил меня внимательным взглядом с головы до ног и объявил:
– Не есть ваше дело, сеньор!
Я хмыкнул и достал епископскую буллу:
– Его преосвященство полагает иначе.
Наемник внимательнейшим образом изучил документ и скреплявшую его свинцовую печать, вернул и спросил у писаря:
– Когда заведен журнал?
– В начале лета.
– Смотрите! – разрешил начальник караула.
– Благодарю! – оживился я. – Меня интересует первое воссияние прошлого месяца. Это должно быть… второе число, если ничего не путаю.
– Все верно, второе число, – подтвердил писарь, отыскав нужную страницу.
Я пробежался взглядом по строчкам и с величайшим трудом удержался от восхищенного ругательства, заметив вписанное в графу посетителей «вон Дален, бакалавр». Более того – вопреки обыкновению, пробыл Ральф в библиотеке всего лишь час с четвертью, что определенным образом придавало моим предположениям вес.
В библиотеку ходил. Книг не заказывал. Либо встречался с кем-то, либо журнал читального зала переписали заново, убрав всякие упоминания о выданных Ральфу сочинениях. После недолгих раздумий я решил не множить сущности без всяких на то оснований и вторую версию пока во внимание не принимать.
– На каком этаже работают переводчики? – спросил я начальника караула.
– На третьем.
– Пожалуй, еще задержусь, – сообщил я и вернулся в библиотеку.
Пока поднимался по лестнице, пришел к неутешительному для себя выводу, что нахрапом действовать никак нельзя. Люди в большинстве своем вовсе не горят раскрывать свои секреты первому встречному. Переводчик, к которому обращался – если обращался! – за помощью племянник епископа, будет держать язык за зубами, и причин тому не счесть. Действовать следовало тоньше.
В темном коридорчике я снял шляпу, взъерошил ладонями волосы и несколько раз растянул в широкой улыбке губы, придавая себе вид восторженный и придурковатый. Затем распахнул дверь и ворвался в помещение, где корпели над переводами книг полдюжины мастеров.
– Сеньоры! – громогласно провозгласил я. – Мне в руки попал древний пергамент!
Скрип перьев по бумаге немедленно смолк, и на меня уставились шесть пар покрасневших от беспрестанного чтения глаз.
– Кто вы такой и как здесь оказались? – возмутился старикан с перетянутыми тесьмой седыми волосами.
– О, где мои манеры! Филипп вон Черен, лиценциат. Преподаю в Университете святого Иоганна, – объявил я, слегка поклонившись, и для весомости добавил: – Здесь я по приглашению его преосвященства.
Последнюю фразу можно было толковать и так, и эдак, но впечатление на переводчиков она произвела; возмущение моим бесцеремонным вторжением понемногу улеглось.
– Показывайте, что у вас за пергамент! – потребовал верховодивший здесь старикан.
Я с торжественным видом выложил перед ним обгоревший клочок, и переводчики, мигом оттеснив меня, обступили стол и зашушукались.
– Университет Святого Иоганна, говорите? – спросил один из них.
– Ну да, – подтвердил я, и разочарованные мастера разошлись по своим местам.
– Вечно тащат всякую горелую дрянь, – негромко ворчали они. – Нам будто заняться больше нечем…
– Но постойте! – опешил я. – Это же древний пергамент! Он даже не на староимперском написан, а на каком-то неизвестном наречии!
Седовласый старикан посмотрел на меня будто на неразумное дитя.
– Молодой человек! Да будет вам известно, в монастыре святого Иоганна, как его именуют ныне, поначалу в ходу было именно это «неизвестное наречие». И записывались на нем такие малоинтересные вещи, как доходы и расходы, продукты для кухни и недоимки кметов.
Я оказался неприятно поражен этим заявлением, но не сдался:
– Откуда вам знать, что пергамент именно из монастыря Святого Иоганна?
– А где еще вы могли раздобыть этот горелый клочок? – фыркнул старикан. – Несколько лет назад из университета приволокли несколько коробов этих «древних пергаментов», да только никому они и даром не сдались. Так и плесневеют в хранилище.
– Не может быть! – вырвалось у меня. – Отец Маркус сказал, что никогда ничего подобного не видел!
Переводчики вновь загомонили, на этот раз возмущенно и даже зло.
– Плешивая крыса решила повеселиться за наш счет? – рассвирепел предводитель мастеров. – Ох мы ему устроим!
Я сложил обгорелый пергамент в книгу и поспешно вышел за дверь. У меня появились вопросы к смотрителю библиотеки, и задать их следовало безотлагательно!
Отец Маркус отыскался в рабочем кабинете, больше напоминавшем монашескую келью, но беседовать со мной не пожелал, сославшись на занятость. Пришлось вновь достать епископскую буллу, и вновь она сработала наилучшим образом. Время на разговор волшебным образом отыскалось, хоть смотритель и высказал сомнение, распространяются ли мои полномочия на опрос священнослужителей.
– Хотите побеседовать с каноником, следящим за нравственным обликом клира? – поставил я вопрос ребром.
Смотритель библиотеки нервно облизнул губы и вперил в меня глаза:
– Что вы хотите знать?
Я раскрыл книгу и продемонстрировал обгоревший пергамент:
– Вы сказали, что никогда ничего подобного не видели.
– Вовсе нет! – отмахнулся священник. – Я сказал, что в библиотеке нет подобных книг! И это действительно так!
– А не книги? Свитки? Отдельные пергаменты?
Смотритель неуверенно пожал плечами:
– Возможно. Не могу сказать наверняка.
Но я не дал сбить себя с толку и с усмешкой поинтересовался:
– Напомнить об архиве монастыря Святого Иоганна?
В глазах отца Маркуса промелькнули, сменяя друг друга, удивление, страх и ненависть. И тут же взгляд сделался отрешенным и пустым. Фальшивым.
– Ах, вот это откуда! – протянул он, беззаботно улыбаясь. – Да, вполне возможно. Вполне. Наверное, что-то такое у нас хранится, но интереса не представляет, поэтому я и запамятовал.
– О визите сюда вон Далена в первое воссияние прошлого месяца тоже запамятовали? – нанес я новый удар.
– Это было так давно! – развел руками смотритель. – У меня не отложилось в памяти, когда он появлялся последний раз. Первое воссияние осени? Не знаю! Вы же видели сами – в нашем журнале нет никаких записей на этот счет!
– Зато они есть на проходной! Вон Дален приходил в библиотеку и пробыл здесь час!
– Даже если и так, я его в тот день не видел. Или не помню. Да и какая разница? К чему вообще затеян этот разговор?
Я вздохнул и с отнюдь не наигранной печалью в голосе произнес:
– В это сложно поверить, но на самом деле я ваш лучший друг. Лишь я стою между вами и богатым… инструментарием каноника-дознавателя.
Смотритель библиотеки оказался не робкого десятка, еще и упрямым как осел.
– Вздор! – фыркнул он. – Бросьте ваши штучки! Если на этом все…
– Ральф вон Дален пришел сюда в первое воссияние прошлого месяца, – сказал я и пошел ва-банк, – в тот день он получил от вас старый пергамент, один из тех, что уцелели при сожжении монастыря Святого Иоганна. Следующим утром его рассудок… помутился. И лучше бы вам убедить меня, что эти два события никак не связаны между собой.
Отец Маркус уже открыл рот, но я поднял ладонь, призывая его к молчанию:
– Если ответы меня не устроят, я буду вынужден пойти к его преосвященству и рассказать обо всем, а вам ведь известно, сколь трепетно епископ относится к своему племяннику.
– Все, что знаю, я уже сказал. Больше мне сказать вам нечего! – отрезал смотритель библиотеки и, не удержавшись, добавил: – Да и что это теперь изменит?
Не воспользоваться мимолетной слабостью собеседника я попросту не мог.
– Многое. Это изменит многое. Рассказать вы и так все расскажете, не важно кому. Но если расскажете мне, а сверх этого окажете, так скажем, небольшую услугу, будет просто глупо подставлять вас под удар.
В глазах смотрителя библиотеки появился интерес.