И вновь меня пробрало, на этот раз – до самых печенок.
Глава 5
Аудиторию я покинул… в спешке. Пока собирался, усатый охранник сверлил меня злым взглядом, и лишь очередной окрик Лорелей заставил его убрать ладонь с рукояти шпаги и отступить в сторону.
В коридоре я прибавил шаг, но Уве догнал меня и побежал рядом.
– Как вы могли так поступить, магистр?! – в запале выкрикнул он.
– Сгинь! – потребовал я, вышел в центральный холл и взлетел по лестнице на второй этаж, направляясь в приемную канцлера. Следовало выправить кое-какие бумаги, прежде чем разнесется слух об исходе сегодняшней лекции.
Оформление документов заняло не более четверти часа, но этого как раз хватило декану Келеру, чтобы напасть на мой след. Он ворвался в приемную канцлера и вытаращил налитые кровью глаза.
– Вы! – прорычал он. – Что вы себе позволяете, магистр?! Это переходит все мыслимые и немыслимые границы!
В приоткрытую дверь с интересом заглядывали привлеченные шумом школяры, поэтому я лишь понурил голову да помахивал листком, давая подсохнуть свежим чернилам.
Увы, покладистость ни к чему хорошему не привела. Напротив, она еще больше распалила декана.
– Как вы могли?! Это неуважение! Вы бросаете тень на весь наш факультет! На весь университет! Здесь не место таким, как вы!
Секретарь канцлера сослался на неотложные дела и выскользнул в коридор, не забыв прикрыть за собой дверь, и тогда я негромко произнес:
– Довольно, мэтр. Вы уже недвусмысленно дали всем понять, сколь сильно возмущены моим ненадлежащим поведением.
Декан Келер задохнулся от возмущения и взвыл пуще прежнего:
– Глупец, вы хоть понимаете, что натворили?! Ваше поведение неэтично и неприемлемо!
– Будете рассказывать мне об этике? – недобро усмехнулся я и потребовал: – Прекратите ломать комедию, поговорим, как взрослые люди.
– Я отстраняю вас от преподавательской деятельности!
– Не стоит так горячиться, мэтр.
– Да как вы смеете?!
– Я проведу столько лекций, сколько сочту нужным. И следующая состоится по расписанию. Иначе может сложиться впечатление, что вы не заинтересованы в скорейшем завершении следствия, а это в высшей степени странно. Если понадобится, я принесу извинения сеньорите Розен, но и только. Это вам ясно?
Резкая отповедь слегка успокоила Келера, но лишь самую малость.
– Подобное поведение недопустимо! – заявил он. – И будьте уверены, магистр: я поставлю в известность ваше руководство! И на вас найдется управа!
– Найдется, кто ж спорит. Когда расследуешь дела, подобные этому, что только ни находится…
Я похлопал собеседника по плечу и вышел, оставив его размышлять над скрытым смыслом моих слов. Двусмысленность высказывания могла встревожить любого, кто имел хоть отдаленное представление о специфике работы Вселенской комиссии по этике.
Первым делом я отправился в кассу и получил жалованье за первую неделю работы. Неизвестно, как все обернется в дальнейшем, а четыре талера – это четыре талера. Лишними не будут.
Задумчиво позвякивая в кулаке серебряными монетами, я вышел на улицу и отправился на встречу с живоглотами. Попутно размышлял о мотивах сеньориты Розен. Было желание забраться в голову лектору простой прихотью избалованной девчонки – я могу сделать это, какие ещё нужны причины?! – или же за её попыткой стояло нечто большее? С учетом найденного на кровати Ральфа волоса к графской дочке стоило присмотреться повнимательней. Пусть ментальное доминирование и не могло повредить эфирному телу, кто знает, какие еще козыри припрятаны у нее в рукаве?
Я восстановил в памяти действия Лорелей и невольно нахмурился. Если адептов южной дуэльной школы среди университетских лекторов хватало с избытком, а примененный для наложения чар эфир Лорелей попросту купила в лавке братства Луки, то восьмипальцевое плетение святого Лорха умели применять на практике далеко не все профессора. Продемонстрированная же маскировка одного заклинания другим и вовсе могла послужить дипломной работой любому выпускнику. Лицезреть подобное вживую мне еще не приходилось; о таких техниках раньше только читал. А ведь еще оставалось ментальное воздействие!
Я поморщился. Самое меньшее, что полагалось за подобные фокусы, – это отчисление и лишение лицензии. Сеньорита Розен вовсе не походила на гениального самоучку, она точно отрабатывала чужую схему, а трактат со столь опасными знаниями не купишь в книжной лавке. Эта дисциплина не только не преподавалась школярам, но и не рекомендовалась к самостоятельному изучению университетскими преподавателями. Заниматься подобными изысканиями позволялось лишь по специальному церковному разрешению. Сознание человека слишком легко повредить, и потому ментальное доминирование всегда было прерогативой истинных магов, нашедших свое призвание в служении церкви, немногочисленных теоретиков-исследователей да изгоев-чернокнижников.
Если Ральф вон Дален занимался с графской дочкой не только постельными утехами, но и тайным искусством, то возникал резонный вопрос: не он ли поведал ей о способах управления чужим разумом? И если так, то не заигрался ли бакалавр до такой степени, что сам невольно открыл свою душу потусторонним сущностям?
Все это плохо пахло. Его преосвященство таким выводам точно не обрадуется, а мне вовсе не хотелось добавлять в список недоброжелателей к декану Келеру и графу Розену столь влиятельную персону. Так и на заточенный кусок стали наткнуться недолго.
В трактир я пришел отнюдь не в лучшем расположении духа, и когда Угорь с ехидной улыбкой преподнес в подарок крупный апельсин, едва не покрыл подручного площадной бранью. Но каким-то чудом сдержался и молча убрал оранжевый плод в саквояж.
Апельсины я любил. Раньше любил. А сейчас они слишком сильно напоминали о Лаваре. Так и кажется – воткнешь нож, и вместо сока по лезвию заструится кровь. Столько лет прошло, а нет-нет да и приснится иногда заваленный мертвыми телами апельсиновый сад близ Салено. Мои канониры не зря ели свой хлеб…
– Отобедаете с нами, сеньор обер-фейерверкер? – поинтересовался Ланзо Хофф, растягивая в улыбке мясистые губы. – Еда здесь чудо как хороша! Просто пальчики оближешь!
Уткнувшийся в глубокую миску Ганс кивнул и продолжил работать ложкой.
– Где Хорхе и Грета? – спросил я, оглядывая полупустой зал.
– Наверху.
– Вы здесь остановились?
– Так точно! И удовольствие это, доложу я вам, не из дешевых. Две комнаты, три места в стойлах, полный пансион. Дерут втридорога. Нам бы аванс получить…
Масляная улыбочка Угря действовала на нервы, но я не стал советовать ему подыскать жилье подешевле, вместо этого подозвал хозяина и кинул ему талер. Ланзо с нескрываемым сожалением проводил монету взглядом и пробурчал:
– Да мы бы и сами…
– Не сомневаюсь.
Пришла моя очередь ухмыляться, а Угорь сплюнул под ноги и взялся за кружку с пивом.
Со второго этажа спустились Хорхе и фрейлейн Герда, но как раз в этот момент мне принесли хлеб и гороховую похлебку, и я занялся едой. К расспросам приступил, лишь когда опустела миска:
– Хорхе, что говорят о заведующей библиотекой?
Слуга покачал головой:
– Пока не успел потолковать с людьми.
– Так потолкуй! И выясни все о сеньорите Лорелей Розен. В первую очередь – где она живет, – распорядился я и повернулся к Ланзо: – Насчет книжных лавок разузнал?
– Так точно, сеньор обер-фейерверкер! – дурачась, выдал Угорь, приложился к кружке с пивом и лишь после длинного глотка соизволил сообщить: – Письменными принадлежностями торгуют, считай, на каждом углу, но за книгами все ходят либо в «Старый пергамент», либо к косому Эгу. Эг – приезжий, лавку держит здесь седьмой год. А сам из Остриха или Лорании, кто как говорит.
– А «Пергамент»?
– Семейная лавка, чуть ли не со времен основания университета работает.
Я задумчиво кивнул. Где книги, там и запретные знания, а Ральф оказался не так уж белоснежно чист. Непонятный пергамент, рисунок со схемой эфирной линзы – он вполне мог получить их от одного из книжников.
Вот только от которого?
– Какая из лавок расположена по пути от квартиры Ральфа к главному корпусу? – спросил я, постукивая пальцами по краю столешницы.
Ланзо надул пухлые щеки, задумчиво протрубил:
– Тру-ту-ту! – потом переглянулся с Гансом и предположил: – Думаю, «Старый пергамент» ближе, а что?
– Туда и заглянем для начала, – решил я, поскольку всякий уважающий себя школяр скорее сорвет голос в попытке сбить цену, нежели пройдет лишние сто шагов до заведения на соседней улице.
Ганс отодвинул от себя пустую миску и поднялся из-за стола, деловито снял с крючка на стене стеганую куртку.
– Пойдем мы с Хорхе, – предупредил я, поскольку Угорь с Типуном могли напугать любого добропорядочного обывателя до икоты одним лишь своим видом.
Особенно Типун, встречая которого, стражники замедляли ход и поудобней перехватывали мечи и дубинки.
– А мы? – с некоторым даже разочарованием в голосе прогудел Ганс.
– Подождете на улице. И очень прошу – если в вас вдруг возникнет нужда, не убивайте никого и лучше даже не калечьте.
– Когда мы… – возмутился было громила, но сразу прикусил язык.
– Тогда! – рыкнул я. – В Риере! Забыл уже, да? А Микаэль до сих пор в кутузке кукует!
Ганс смущенно потупился, Ланзо мерзко хихикнул.
– Ту кашу сам Микаэль и заварил, – напомнил он. – Нам-то что еще оставалось? Если маэстро в ударе, его не угомонить!
Я не стал спорить, только махнул рукой и направился к выходу.
Хорхе и живоглоты потопали следом.
«Старый пергамент» располагался в особняке на небольшой треугольной площади. Подвальный этаж соседнего дома занимала закусочная; вокруг выставленной на мостовую бочки там стояли, попивая подогретое вино, три городских стражника. Ганс при виде их помрачнел и проворчал под нос проклятие.
– Смотрите у меня! – пригрозил я и зашел в книжную лавку.
Глава 5
Аудиторию я покинул… в спешке. Пока собирался, усатый охранник сверлил меня злым взглядом, и лишь очередной окрик Лорелей заставил его убрать ладонь с рукояти шпаги и отступить в сторону.
В коридоре я прибавил шаг, но Уве догнал меня и побежал рядом.
– Как вы могли так поступить, магистр?! – в запале выкрикнул он.
– Сгинь! – потребовал я, вышел в центральный холл и взлетел по лестнице на второй этаж, направляясь в приемную канцлера. Следовало выправить кое-какие бумаги, прежде чем разнесется слух об исходе сегодняшней лекции.
Оформление документов заняло не более четверти часа, но этого как раз хватило декану Келеру, чтобы напасть на мой след. Он ворвался в приемную канцлера и вытаращил налитые кровью глаза.
– Вы! – прорычал он. – Что вы себе позволяете, магистр?! Это переходит все мыслимые и немыслимые границы!
В приоткрытую дверь с интересом заглядывали привлеченные шумом школяры, поэтому я лишь понурил голову да помахивал листком, давая подсохнуть свежим чернилам.
Увы, покладистость ни к чему хорошему не привела. Напротив, она еще больше распалила декана.
– Как вы могли?! Это неуважение! Вы бросаете тень на весь наш факультет! На весь университет! Здесь не место таким, как вы!
Секретарь канцлера сослался на неотложные дела и выскользнул в коридор, не забыв прикрыть за собой дверь, и тогда я негромко произнес:
– Довольно, мэтр. Вы уже недвусмысленно дали всем понять, сколь сильно возмущены моим ненадлежащим поведением.
Декан Келер задохнулся от возмущения и взвыл пуще прежнего:
– Глупец, вы хоть понимаете, что натворили?! Ваше поведение неэтично и неприемлемо!
– Будете рассказывать мне об этике? – недобро усмехнулся я и потребовал: – Прекратите ломать комедию, поговорим, как взрослые люди.
– Я отстраняю вас от преподавательской деятельности!
– Не стоит так горячиться, мэтр.
– Да как вы смеете?!
– Я проведу столько лекций, сколько сочту нужным. И следующая состоится по расписанию. Иначе может сложиться впечатление, что вы не заинтересованы в скорейшем завершении следствия, а это в высшей степени странно. Если понадобится, я принесу извинения сеньорите Розен, но и только. Это вам ясно?
Резкая отповедь слегка успокоила Келера, но лишь самую малость.
– Подобное поведение недопустимо! – заявил он. – И будьте уверены, магистр: я поставлю в известность ваше руководство! И на вас найдется управа!
– Найдется, кто ж спорит. Когда расследуешь дела, подобные этому, что только ни находится…
Я похлопал собеседника по плечу и вышел, оставив его размышлять над скрытым смыслом моих слов. Двусмысленность высказывания могла встревожить любого, кто имел хоть отдаленное представление о специфике работы Вселенской комиссии по этике.
Первым делом я отправился в кассу и получил жалованье за первую неделю работы. Неизвестно, как все обернется в дальнейшем, а четыре талера – это четыре талера. Лишними не будут.
Задумчиво позвякивая в кулаке серебряными монетами, я вышел на улицу и отправился на встречу с живоглотами. Попутно размышлял о мотивах сеньориты Розен. Было желание забраться в голову лектору простой прихотью избалованной девчонки – я могу сделать это, какие ещё нужны причины?! – или же за её попыткой стояло нечто большее? С учетом найденного на кровати Ральфа волоса к графской дочке стоило присмотреться повнимательней. Пусть ментальное доминирование и не могло повредить эфирному телу, кто знает, какие еще козыри припрятаны у нее в рукаве?
Я восстановил в памяти действия Лорелей и невольно нахмурился. Если адептов южной дуэльной школы среди университетских лекторов хватало с избытком, а примененный для наложения чар эфир Лорелей попросту купила в лавке братства Луки, то восьмипальцевое плетение святого Лорха умели применять на практике далеко не все профессора. Продемонстрированная же маскировка одного заклинания другим и вовсе могла послужить дипломной работой любому выпускнику. Лицезреть подобное вживую мне еще не приходилось; о таких техниках раньше только читал. А ведь еще оставалось ментальное воздействие!
Я поморщился. Самое меньшее, что полагалось за подобные фокусы, – это отчисление и лишение лицензии. Сеньорита Розен вовсе не походила на гениального самоучку, она точно отрабатывала чужую схему, а трактат со столь опасными знаниями не купишь в книжной лавке. Эта дисциплина не только не преподавалась школярам, но и не рекомендовалась к самостоятельному изучению университетскими преподавателями. Заниматься подобными изысканиями позволялось лишь по специальному церковному разрешению. Сознание человека слишком легко повредить, и потому ментальное доминирование всегда было прерогативой истинных магов, нашедших свое призвание в служении церкви, немногочисленных теоретиков-исследователей да изгоев-чернокнижников.
Если Ральф вон Дален занимался с графской дочкой не только постельными утехами, но и тайным искусством, то возникал резонный вопрос: не он ли поведал ей о способах управления чужим разумом? И если так, то не заигрался ли бакалавр до такой степени, что сам невольно открыл свою душу потусторонним сущностям?
Все это плохо пахло. Его преосвященство таким выводам точно не обрадуется, а мне вовсе не хотелось добавлять в список недоброжелателей к декану Келеру и графу Розену столь влиятельную персону. Так и на заточенный кусок стали наткнуться недолго.
В трактир я пришел отнюдь не в лучшем расположении духа, и когда Угорь с ехидной улыбкой преподнес в подарок крупный апельсин, едва не покрыл подручного площадной бранью. Но каким-то чудом сдержался и молча убрал оранжевый плод в саквояж.
Апельсины я любил. Раньше любил. А сейчас они слишком сильно напоминали о Лаваре. Так и кажется – воткнешь нож, и вместо сока по лезвию заструится кровь. Столько лет прошло, а нет-нет да и приснится иногда заваленный мертвыми телами апельсиновый сад близ Салено. Мои канониры не зря ели свой хлеб…
– Отобедаете с нами, сеньор обер-фейерверкер? – поинтересовался Ланзо Хофф, растягивая в улыбке мясистые губы. – Еда здесь чудо как хороша! Просто пальчики оближешь!
Уткнувшийся в глубокую миску Ганс кивнул и продолжил работать ложкой.
– Где Хорхе и Грета? – спросил я, оглядывая полупустой зал.
– Наверху.
– Вы здесь остановились?
– Так точно! И удовольствие это, доложу я вам, не из дешевых. Две комнаты, три места в стойлах, полный пансион. Дерут втридорога. Нам бы аванс получить…
Масляная улыбочка Угря действовала на нервы, но я не стал советовать ему подыскать жилье подешевле, вместо этого подозвал хозяина и кинул ему талер. Ланзо с нескрываемым сожалением проводил монету взглядом и пробурчал:
– Да мы бы и сами…
– Не сомневаюсь.
Пришла моя очередь ухмыляться, а Угорь сплюнул под ноги и взялся за кружку с пивом.
Со второго этажа спустились Хорхе и фрейлейн Герда, но как раз в этот момент мне принесли хлеб и гороховую похлебку, и я занялся едой. К расспросам приступил, лишь когда опустела миска:
– Хорхе, что говорят о заведующей библиотекой?
Слуга покачал головой:
– Пока не успел потолковать с людьми.
– Так потолкуй! И выясни все о сеньорите Лорелей Розен. В первую очередь – где она живет, – распорядился я и повернулся к Ланзо: – Насчет книжных лавок разузнал?
– Так точно, сеньор обер-фейерверкер! – дурачась, выдал Угорь, приложился к кружке с пивом и лишь после длинного глотка соизволил сообщить: – Письменными принадлежностями торгуют, считай, на каждом углу, но за книгами все ходят либо в «Старый пергамент», либо к косому Эгу. Эг – приезжий, лавку держит здесь седьмой год. А сам из Остриха или Лорании, кто как говорит.
– А «Пергамент»?
– Семейная лавка, чуть ли не со времен основания университета работает.
Я задумчиво кивнул. Где книги, там и запретные знания, а Ральф оказался не так уж белоснежно чист. Непонятный пергамент, рисунок со схемой эфирной линзы – он вполне мог получить их от одного из книжников.
Вот только от которого?
– Какая из лавок расположена по пути от квартиры Ральфа к главному корпусу? – спросил я, постукивая пальцами по краю столешницы.
Ланзо надул пухлые щеки, задумчиво протрубил:
– Тру-ту-ту! – потом переглянулся с Гансом и предположил: – Думаю, «Старый пергамент» ближе, а что?
– Туда и заглянем для начала, – решил я, поскольку всякий уважающий себя школяр скорее сорвет голос в попытке сбить цену, нежели пройдет лишние сто шагов до заведения на соседней улице.
Ганс отодвинул от себя пустую миску и поднялся из-за стола, деловито снял с крючка на стене стеганую куртку.
– Пойдем мы с Хорхе, – предупредил я, поскольку Угорь с Типуном могли напугать любого добропорядочного обывателя до икоты одним лишь своим видом.
Особенно Типун, встречая которого, стражники замедляли ход и поудобней перехватывали мечи и дубинки.
– А мы? – с некоторым даже разочарованием в голосе прогудел Ганс.
– Подождете на улице. И очень прошу – если в вас вдруг возникнет нужда, не убивайте никого и лучше даже не калечьте.
– Когда мы… – возмутился было громила, но сразу прикусил язык.
– Тогда! – рыкнул я. – В Риере! Забыл уже, да? А Микаэль до сих пор в кутузке кукует!
Ганс смущенно потупился, Ланзо мерзко хихикнул.
– Ту кашу сам Микаэль и заварил, – напомнил он. – Нам-то что еще оставалось? Если маэстро в ударе, его не угомонить!
Я не стал спорить, только махнул рукой и направился к выходу.
Хорхе и живоглоты потопали следом.
«Старый пергамент» располагался в особняке на небольшой треугольной площади. Подвальный этаж соседнего дома занимала закусочная; вокруг выставленной на мостовую бочки там стояли, попивая подогретое вино, три городских стражника. Ганс при виде их помрачнел и проворчал под нос проклятие.
– Смотрите у меня! – пригрозил я и зашел в книжную лавку.