– Ну, можно ботинки кожаные пошить, – предложила я.
– На шестнадцатый? Как-то не очень, а что умеешь?
– Не мой профиль. Вот одежду сшить, связать, спрясть, соткать, когда станок куплю – это да, а обувь максимум себе сошью, хотя без колодки это печальное зрелище.
– Смешная ты! – констатировал Владимир. – Приноси чертеж, я гляну, какой тебе станок нужен.
– Спасибо, – обрадовалась я.
Ребята дружно перещупали носки, спросили, могу ли на заказ, сказала, что могу. Но не к майскому турниру. Владимир опять отметил мою осведомленность, пришлось выворачиваться, что у них только и разговоров, что о майском турнире. Пригласили посмотреть. Сказала, что не знаю, отпустят ли родители. На самом деле, не уверена, что переживу культурный шок от вида реконструкции формата весны две тысячи третьего года. У меня от своих старых фотографий за две тысячи пятый тихая истерика порой случалась.
Подошел к нашей группе тот парень, что меня палкой бил. Боги! Это не парень, а Марина! Кажется, радость скрыть не удалось. Познакомились. Все, теперь я за Владимира спокойна. Марина его своими нежными ручками скрутит и в светлое будущее направит.
В школу я шла со смесью страха и азарта. Как и ожидала, мой вид произвел эффект бахнувшей светошумовой. Ну не умеют подростки эмоции держать в узде! Меня трогали руками, спрашивали: как, зачем и почему. Кто-то говорил «молодец», кто-то говорил «зря», кто-то что специально – я так на себя внимание обращаю. Я знала, что просто этот день надо пережить и желательно с максимально безразличным выражением лица. Версия поступка для всех страждущих узнать причины была проста: «Решила, что так удобней». Все. Точка. Дальше, если хотят, пусть придумают сами.
Учителя тактично молчали и лишь удивленно приподнимали брови. Оба виновника смены моего имиджа повели себя одинаково и ожидаемо. Макс отвернулся, Олег скривился. И оба перестали меня замечать. Совсем. Я понаблюдала еще некоторое время и с тихой радостью отметила, что мой невербальный посыл прочли правильно.
В один из вечеров ко мне все же подошла мама. Поговорить о моем подростковом поведении…
* * *
В машине было тихо. Водитель не любил музыки в авто, она его отвлекала. Хотя мысли, что роились в его голове, отвлекали сейчас гораздо сильнее. Его супруга тоже не торопилась начинать разговор. Смотрела в окно на окрасившееся алым, сиреневым и охристо-желтым небо. Закаты в их городе были просто волшебны. Усталость дня постепенно отступала, но желанный покой не приходил. Ее занимали мысли. Их покладистая, мягкая, сговорчивая, понятная во всех аспектах, дочь поменялась. И мать анализировала эти перемены, пыталась понять, к добру ли они или к худу. С одной стороны, выросла успеваемость, сегодня на родительском собрании – последнем в этом году, это отметили все, без исключения, учителя. Да и она сама видит, сколько сил и времени тратит Алиса на учебу, с каким усердием занимается. Даже на акробатику записалась, так как спина болеть стала от многочасового сидения. С другой стороны, дочь отдалилась, перестала рассказывать, что у нее на душе. Выдает только голые факты. И только тогда, когда считает необходимым. Раньше так поступала только младшая, но родители привыкли к тому, что их дети разные. Алиса никогда не скупилась на откровения. А потом в одно мгновенье раз и закрылась. Что это: этап взросления или подростковый бунт? Или их с отцом просто озадачил тот факт, что дочь перестала быть удобной? С волосами этими. Знала же, что отец будет в ярости, и все равно отстригла, и не как-нибудь, чуть-чуть, нет, под самый корень, смотреть жалко! В брюки эти жуткие залезла, не вытряхнешь. Связалась со странной компанией, там сплошь мужики взрослые. Отец возил ее на этот их турнир посмотреть. Приехал в шоке. Рассказал, что дети великовозрастные, лет по тридцать каждому, а в костюмы наряжаются и на мечах дерутся. Инфантилизм какой-то.
Женщина вспомнила, как прошлым летом ее дочь прочла газетную статью про этих самых «фехтовальщиков» и пыталась их найти. Рассказывала что-то про интерес к истории. Тогда всеми это было воспринято как очередная детская идея, которая вскоре пройдет. Не прошла. Нашла. Сидит теперь на прялке этой прядет, что-то иглой вяжет. Даже на крайне либеральный взгляд матери попахивало это все, по меньшей мере, сектантством.
Отец тоже подлил масла в огонь. После инцидента со стрижкой стал «забывать» выдавать деньги на проезд и питание. Они специально давали им условно карманные деньги ровно столько, чтоб хватало на проезд до школы и обратно и обед, плюс рублей пять оставалось на личные «хотелки». Дети эти деньги копили всеми правдами и неправдами, стараясь сэкономить. Покупали всем потом подарки на новый год. Родители очень гордились их финансовой грамотностью и своей здравой идеей. А теперь вообще не понятно, что делать. Женщина пыталась объяснить мужу, что неправильно решать вопрос таким способом: и так выделяемых на еду и автобус давалось впритык, но тот был непреклонен. Хотел, чтобы дочь сама подошла, напомнила, попросила. А та, гордая, не стала, и сестре, судя по всему, за нее просить запретила. Потому как Татьяна первый раз спросила, но после ответа отца «Вот Алисе надо, пусть сама за деньгами и приходит», больше про сестринскую часть не узнавала. Сначала думали, что они с сестрой делят пополам долю Татьяны. Потом, когда Алиса купила гитару, оказалось, что деньги у нее имеются. На вопрос «откуда» дочь ответила: «Заработала, нитки спряла». Все это казалось женщине странным, неправильным, словно поезд, сошедший с привычной колеи. Нет чтоб с мальчиком каким начать встречаться. Надела на себя эти тряпки жуткие и ходит гаврошем. Хотя опять же на вопрос о причинах ответила прямо и честно, но ответ этот породил еще больше мыслей и вопросов.
– Маша, где мы ее упустили? – подал голос отец семейства, видимо, мысли у него в голове крутились похожие.
– Я не думаю, что мы ее где-то упустили, – встала на защиту дочери супруга.
– Не думаешь?! – начал выходить из себя собеседник. – А о чем ты думаешь? На что это, по-твоему, все похоже? Изуродовала себя, общается, не пойми с кем. Так и до наркотиков недалеко! Ты этого хочешь? Тогда разговаривать поздно будет! Ты говорила с ней? Меня-то она не услышит!
– Толь, не кричи. Поговорила я с ней, она мне все объяснила. Ребенок идет на контакт, все нормально.
– Нормально? – не унимался отец. – Зачем она волосы обрезала, а?
– Сказала, что это была проверка, – начала рассказывать Мария и, убедившись, что муж замолчал и слушает, продолжила: – В школе из-за нее подрались два одноклассника, ей это не понравилось. Она почему-то решила, что этот поступок ребят приравнивает ее к вещи. Интересной, желанной, но все же вещи. И решила проверить, насколько она будет интересна, если уберет внешние гендерные признаки. Ребята проверку не прошли и после смены имиджа напрочь потеряли к ней интерес. Я сегодня у классной руководительницы уточнила. Действительно, была драка, и после нее Алиса подстриглась. И да, мальчишки больше особого интереса не проявляют, переключились на что-то другое.
– Маша, ты же понимаешь, что так можно доубираться «внешних гендерных признаков», и останется наша красавица такими темпами без мужа.
– Да, я ей тоже это объяснила, на что Алиса мне вполне резонно напомнила, что ей всего пятнадцать, что пока для нее главное – спокойно доучиться и поступить, а не участвовать в любовных разборках.
– Могла бы просто их послать куда подальше и все, – уже спокойней возразил отец.
– Да, могла. Но сказала, что в определенном возрасте мужчины не понимают слово «нет», а так это выглядело как их собственное решение. И еще добавила, что так даже лучше, потому что сразу понятно, что им была интересна лишь «картинка». А она хоть с волосами, хоть без, хоть в юбке, хоть в брюках – все та же Алиса.
– Надеюсь, что та же.
Про то, что стрижка была еще и сознательным желанием нарушить прямой запрет отца, женщина старалась не думать.
Глава 7. Новые начинания, и первые достижения
Пренебрежение здравым смыслом – верный путь к счастью.
Д. Остин «Гордость и предубеждение»
Весна пролетела со скоростью нагоняющего график поезда. Май только начался, и вот уже конец учебного года. Тем не менее успело столько всего случиться, что я удивляюсь, как дней в неделе хватило, а часов в сутках. Одно действие порождало другое, цепляло третье, давало наметки на четвертое, а к началу пятого приносило результат.
Я подала в газету объявление о пряже собачьей шерсти. Понимала, что не сезон, но лучше пусть заранее висит, что б потенциальные заказчики начали обдумывать такую возможность, чесать собак, и к осени созрели на заказы. Удивительно, но первые звонки пошли уже через неделю. Это были те собаководы, кому жалко было выбрасывать шерсть, но применить ее никуда не могли. Одной из таких звонивших была хозяйка самоеда. Не знаю, кто больше обрадовался я или она. У женщины был пакет чистой длинной белой шерсти грамм на шестьсот. Договорились встретится. Пока она ехала, я думала по цене. Сориентироваться было не просто. В итоге, для начала решила посчитать так: родители на карманные расходы давали по пятьдесят рублей в день, это двести пятьдесят рублей в неделю, можно округлить до трехсот, вроде нормально за сто грамм ниток. Дороже, чем в магазине, но там нет собачьей шерсти, да и ручная работа как ни как. Опять же ровно в два раза ниже ценник, чем в двадцать третьем году, что с учетом инфляции вполне нормально. Но значит мне надо спрядать по сто грамм шерсти за неделю. Соответственно нитка не должна быть очень тонкая. Примерилась на магазинных образцах, выбрала три варианта подходящих мне по толщине. Когда приехала заказчица, я ей предложила сначала самую тонкую из выбранных ниток, за четыреста рублей – сто грамм, каждая последующая была потолще, и подешевле на пятьдесят рублей. Договорились на самой толстой за триста рублей. Отлично, именно ее я и выбрала себе как приемлемый образец. Взвесили шерсть безменом. Действительно показало больше полу килограмма. Точнее они не выдавали. Договорились о том, что нитки я ей буду отдавать частями по сто – двести грамм партия. А передо мной остро встал вопрос точных весов. Так как терять деньги из-за неточности измерительных приборов не хотела.
Замочила пробную партию шерсти. Вода не грязная, это хорошо, значит собаку мыли перед вычесыванием. Можно прясть так. А потом после уже постирать нитки и сделать им влаготепловую обработку. Нужно включить в цену следующего заказа стоимость шампуня и кондиционера. Это расходный материал, и чем грязнее шерсть, тем больше расход моющего средства. Еще надо щетки купить для прочесывания шерсти. Пока самые обычные из зоомагазина. Это мне с козьей шерстью повезло, которую я у таджички купила, и просто спряла, тоненько, хоть вышивай такой. Ссучила с катушечным шелком из бабушкиных запасов. Лежит теперь ждет своего часа. Думаю, надо пару шалей паутинок связать за лето. Но те алюминиевые спицы, что есть у мамы мне не подходят, они пачкать будут белую шерсть, потом не отстираешь.
Видимо трат пока намечается больше, чем дохода. Что бы все это отслеживать я завела тетрадь и все туда обстоятельно записывала. Хорошо, что начальный капитал с проданной косы у меня был, но он быстро иссякал, и поэтому расходовать надо с умом, и уже поскорее начать зарабатывать. Просить у родителей деньги у меня язык не поворачивался, а сами они как-то технично об этой необходимости забыли. Причины, я, конечно, понимала, но предпринимать по этому поводу более ничего не собиралась. Маме я рассказала о мотивах своих поступков. Вины за собой не ощущала. Вопрос считала исчерпанным. Взрослые люди, должны были понять. Еще раз объясняться, а тем более просить я не буду.
От постоянного сидения за уроками и прялкой у мня начала болеть спина. Поэтому решила записаться на какую ни будь секцию. Возникла и исчезла вздорная мысль, что к концу учебного года глупо куда-то идти. Но я ее быстро отбросила. Так можно всю жизнь подходящего момента ждать и не дождаться. Я же для себя решила, что мне нужна любая физическая нагрузка, чтобы разгрузить спину, и занять ноги. Тех пять километров, что я ежедневно выхаживала пешком от школы до дома мне явно было мало. Так что подойдет любая нагрузка будь то танцы, йога или фитнес, лишь бы удобна по времени была – сразу после уроков.
Рядом со школой находился институт культуры. Во второй половине дня залы сдавались под всякие кружки и танцевальные студии. Вот туда и решила наведаться.
В день, который я наметила себе заглянуть в институт, и подобрать секцию, как назло, погода решила устроить локальный армагеддон. Черное небо, дикий ветер, поднимающий и бросающий в прохожих прошлогодние листья и свежий мусор. Где-то хлопала частично оторванная арматура, трещало дерево, заклинил и пищал светофор. Людей сносило, волокло порывами ветра. Вздыбленные клубы пыли летели в газа, нос. На зубах мерзко хрустела песок. И среди этого хаоса мозг совершенно случайно выхватил один фрагмент: посреди разыгравшейся стихии, словно светлый паладин со сверкающим мечом, стоял юноша с банкой клея на перевес, и пытался приклеить на столб какое-то объявление, которое в свою очередь совершенно не хотело быть приклеенным, и словно дикая птица билось в руках, норовя улететь. Впрочем, унестись в свободный полет пытались и его длинные черные волосы, которые, этот борец со стихией не додумался даже резинкой скрепить. Картина была настолько эффектная, что я пожалела, что не рисую. Контраст белого листка объявления и черных волос, на фоне серого неба, серого асфальта и серого столба. И все это в динамике ветра. Красота!
Кажется, расклейщик заметил, что на него смотрят, и повернулся в мою сторону. Наваждение спало. Передо мной стоял худой подросток – неформал, максимум года на три старше меня. Сутулый, в криво заправленной рубашке. Кажется, непокорная бумажка здорово его взвинтила, и он резко бросил:
– Что смотришь?
– Жду, когда наклеишь, хочу посмотреть, что ты с таким упорством столбоспамишь.
– На, держи, читай – подал мне не измазанный клеем лист, на котором было написано: «Обучение игры на гитаре. За десять уроков».
– И?
– Что и? – не понял этот индивид.
– За десять уроков ты научишь меня играть простым боем «Батарейку» Жуков, «Кукушку» Цоя и «Мое сердце» Сплинов? Люди же нормально играть по шесть лет учатся.
– Ага, а потом кроме Баха ни чего сыграть не могут. Я нормально учу. Так что бы кто-то напел, а ты аккордами повторить могла.
– Ну да, это когда слух есть. А если нет.
– Нет слуха у глухих, а остальные просто не тренированные.
– И ты за десять уроков натренируешь?
– Вполне, если желание учиться будет.
– Желание предположим есть, но в музыкальную школу не взяли, сказали, музыка не мое.
– Дураки и лентяи. Привыкли все готовое брать. Спой что-то.
– Здесь? – Удивилась я его энтузиазму и абсурдности момента. Петь на улице, через ветер незнакомому парню. Круто. К тому же слабо верилось, что этот студент может действительно меня чему-то научить. Но его твердость, уверенность и напор мне нравились. Помню в семнадцать лет захотела заниматься гитарой, даже у кого-то инструмент на время взяла. А потом как узнала, что шесть лет учиться надо, как посчитала, что это мне аж двадцать три будет. Как представила, что я такая старая перечница с гитарой буду сидеть и песни одиноко петь, так и забросила это дело не начав.
– Здесь, конечно. Чего не так?
И правда, все нормально. Странно, конечно. День, улица, столб. А с другой стороны. Чего отнекиваться сама же подошла. И я спела первое, что в голову пришло:
– Дул сильный ветер, крыши рвал,
И, несмотря на поздний час,
В округе вряд ли кто-то спал –
Стихия не на шутку разошлась.
Но вдруг какой-то парень с криком побежал
И принялся махать метлой:
«Ах, ветер, негодяй, ты спать мне помешал,
А ну-ка выходи на бой!»
Собеседник мой задорно улыбнулся, поднял большой палец кверху, и резюмировал:
– Точно дураки, нормально поёшь. Даже в ноты почти попала. Возьму учить, без проблем. А что ты в музыкалке спела?
– Песню крокодила Гены, – сказала я, смеясь, припомнив перекошенное лицо экзаменатора.
– Так сильно поступать не хотела, да? – с сочувствием спросил он, – Родители настояли? Вот меня то же засунули, сначала в школу с музыкальным уклоном, потом отдельно на фортепиано, а потом в институт этот дурацкий. Там же мама с папой преподают. Балалайку мне суют. – Срифмовал он, и состроил такую рожу, что я рассмеялась.
– На шестнадцатый? Как-то не очень, а что умеешь?
– Не мой профиль. Вот одежду сшить, связать, спрясть, соткать, когда станок куплю – это да, а обувь максимум себе сошью, хотя без колодки это печальное зрелище.
– Смешная ты! – констатировал Владимир. – Приноси чертеж, я гляну, какой тебе станок нужен.
– Спасибо, – обрадовалась я.
Ребята дружно перещупали носки, спросили, могу ли на заказ, сказала, что могу. Но не к майскому турниру. Владимир опять отметил мою осведомленность, пришлось выворачиваться, что у них только и разговоров, что о майском турнире. Пригласили посмотреть. Сказала, что не знаю, отпустят ли родители. На самом деле, не уверена, что переживу культурный шок от вида реконструкции формата весны две тысячи третьего года. У меня от своих старых фотографий за две тысячи пятый тихая истерика порой случалась.
Подошел к нашей группе тот парень, что меня палкой бил. Боги! Это не парень, а Марина! Кажется, радость скрыть не удалось. Познакомились. Все, теперь я за Владимира спокойна. Марина его своими нежными ручками скрутит и в светлое будущее направит.
В школу я шла со смесью страха и азарта. Как и ожидала, мой вид произвел эффект бахнувшей светошумовой. Ну не умеют подростки эмоции держать в узде! Меня трогали руками, спрашивали: как, зачем и почему. Кто-то говорил «молодец», кто-то говорил «зря», кто-то что специально – я так на себя внимание обращаю. Я знала, что просто этот день надо пережить и желательно с максимально безразличным выражением лица. Версия поступка для всех страждущих узнать причины была проста: «Решила, что так удобней». Все. Точка. Дальше, если хотят, пусть придумают сами.
Учителя тактично молчали и лишь удивленно приподнимали брови. Оба виновника смены моего имиджа повели себя одинаково и ожидаемо. Макс отвернулся, Олег скривился. И оба перестали меня замечать. Совсем. Я понаблюдала еще некоторое время и с тихой радостью отметила, что мой невербальный посыл прочли правильно.
В один из вечеров ко мне все же подошла мама. Поговорить о моем подростковом поведении…
* * *
В машине было тихо. Водитель не любил музыки в авто, она его отвлекала. Хотя мысли, что роились в его голове, отвлекали сейчас гораздо сильнее. Его супруга тоже не торопилась начинать разговор. Смотрела в окно на окрасившееся алым, сиреневым и охристо-желтым небо. Закаты в их городе были просто волшебны. Усталость дня постепенно отступала, но желанный покой не приходил. Ее занимали мысли. Их покладистая, мягкая, сговорчивая, понятная во всех аспектах, дочь поменялась. И мать анализировала эти перемены, пыталась понять, к добру ли они или к худу. С одной стороны, выросла успеваемость, сегодня на родительском собрании – последнем в этом году, это отметили все, без исключения, учителя. Да и она сама видит, сколько сил и времени тратит Алиса на учебу, с каким усердием занимается. Даже на акробатику записалась, так как спина болеть стала от многочасового сидения. С другой стороны, дочь отдалилась, перестала рассказывать, что у нее на душе. Выдает только голые факты. И только тогда, когда считает необходимым. Раньше так поступала только младшая, но родители привыкли к тому, что их дети разные. Алиса никогда не скупилась на откровения. А потом в одно мгновенье раз и закрылась. Что это: этап взросления или подростковый бунт? Или их с отцом просто озадачил тот факт, что дочь перестала быть удобной? С волосами этими. Знала же, что отец будет в ярости, и все равно отстригла, и не как-нибудь, чуть-чуть, нет, под самый корень, смотреть жалко! В брюки эти жуткие залезла, не вытряхнешь. Связалась со странной компанией, там сплошь мужики взрослые. Отец возил ее на этот их турнир посмотреть. Приехал в шоке. Рассказал, что дети великовозрастные, лет по тридцать каждому, а в костюмы наряжаются и на мечах дерутся. Инфантилизм какой-то.
Женщина вспомнила, как прошлым летом ее дочь прочла газетную статью про этих самых «фехтовальщиков» и пыталась их найти. Рассказывала что-то про интерес к истории. Тогда всеми это было воспринято как очередная детская идея, которая вскоре пройдет. Не прошла. Нашла. Сидит теперь на прялке этой прядет, что-то иглой вяжет. Даже на крайне либеральный взгляд матери попахивало это все, по меньшей мере, сектантством.
Отец тоже подлил масла в огонь. После инцидента со стрижкой стал «забывать» выдавать деньги на проезд и питание. Они специально давали им условно карманные деньги ровно столько, чтоб хватало на проезд до школы и обратно и обед, плюс рублей пять оставалось на личные «хотелки». Дети эти деньги копили всеми правдами и неправдами, стараясь сэкономить. Покупали всем потом подарки на новый год. Родители очень гордились их финансовой грамотностью и своей здравой идеей. А теперь вообще не понятно, что делать. Женщина пыталась объяснить мужу, что неправильно решать вопрос таким способом: и так выделяемых на еду и автобус давалось впритык, но тот был непреклонен. Хотел, чтобы дочь сама подошла, напомнила, попросила. А та, гордая, не стала, и сестре, судя по всему, за нее просить запретила. Потому как Татьяна первый раз спросила, но после ответа отца «Вот Алисе надо, пусть сама за деньгами и приходит», больше про сестринскую часть не узнавала. Сначала думали, что они с сестрой делят пополам долю Татьяны. Потом, когда Алиса купила гитару, оказалось, что деньги у нее имеются. На вопрос «откуда» дочь ответила: «Заработала, нитки спряла». Все это казалось женщине странным, неправильным, словно поезд, сошедший с привычной колеи. Нет чтоб с мальчиком каким начать встречаться. Надела на себя эти тряпки жуткие и ходит гаврошем. Хотя опять же на вопрос о причинах ответила прямо и честно, но ответ этот породил еще больше мыслей и вопросов.
– Маша, где мы ее упустили? – подал голос отец семейства, видимо, мысли у него в голове крутились похожие.
– Я не думаю, что мы ее где-то упустили, – встала на защиту дочери супруга.
– Не думаешь?! – начал выходить из себя собеседник. – А о чем ты думаешь? На что это, по-твоему, все похоже? Изуродовала себя, общается, не пойми с кем. Так и до наркотиков недалеко! Ты этого хочешь? Тогда разговаривать поздно будет! Ты говорила с ней? Меня-то она не услышит!
– Толь, не кричи. Поговорила я с ней, она мне все объяснила. Ребенок идет на контакт, все нормально.
– Нормально? – не унимался отец. – Зачем она волосы обрезала, а?
– Сказала, что это была проверка, – начала рассказывать Мария и, убедившись, что муж замолчал и слушает, продолжила: – В школе из-за нее подрались два одноклассника, ей это не понравилось. Она почему-то решила, что этот поступок ребят приравнивает ее к вещи. Интересной, желанной, но все же вещи. И решила проверить, насколько она будет интересна, если уберет внешние гендерные признаки. Ребята проверку не прошли и после смены имиджа напрочь потеряли к ней интерес. Я сегодня у классной руководительницы уточнила. Действительно, была драка, и после нее Алиса подстриглась. И да, мальчишки больше особого интереса не проявляют, переключились на что-то другое.
– Маша, ты же понимаешь, что так можно доубираться «внешних гендерных признаков», и останется наша красавица такими темпами без мужа.
– Да, я ей тоже это объяснила, на что Алиса мне вполне резонно напомнила, что ей всего пятнадцать, что пока для нее главное – спокойно доучиться и поступить, а не участвовать в любовных разборках.
– Могла бы просто их послать куда подальше и все, – уже спокойней возразил отец.
– Да, могла. Но сказала, что в определенном возрасте мужчины не понимают слово «нет», а так это выглядело как их собственное решение. И еще добавила, что так даже лучше, потому что сразу понятно, что им была интересна лишь «картинка». А она хоть с волосами, хоть без, хоть в юбке, хоть в брюках – все та же Алиса.
– Надеюсь, что та же.
Про то, что стрижка была еще и сознательным желанием нарушить прямой запрет отца, женщина старалась не думать.
Глава 7. Новые начинания, и первые достижения
Пренебрежение здравым смыслом – верный путь к счастью.
Д. Остин «Гордость и предубеждение»
Весна пролетела со скоростью нагоняющего график поезда. Май только начался, и вот уже конец учебного года. Тем не менее успело столько всего случиться, что я удивляюсь, как дней в неделе хватило, а часов в сутках. Одно действие порождало другое, цепляло третье, давало наметки на четвертое, а к началу пятого приносило результат.
Я подала в газету объявление о пряже собачьей шерсти. Понимала, что не сезон, но лучше пусть заранее висит, что б потенциальные заказчики начали обдумывать такую возможность, чесать собак, и к осени созрели на заказы. Удивительно, но первые звонки пошли уже через неделю. Это были те собаководы, кому жалко было выбрасывать шерсть, но применить ее никуда не могли. Одной из таких звонивших была хозяйка самоеда. Не знаю, кто больше обрадовался я или она. У женщины был пакет чистой длинной белой шерсти грамм на шестьсот. Договорились встретится. Пока она ехала, я думала по цене. Сориентироваться было не просто. В итоге, для начала решила посчитать так: родители на карманные расходы давали по пятьдесят рублей в день, это двести пятьдесят рублей в неделю, можно округлить до трехсот, вроде нормально за сто грамм ниток. Дороже, чем в магазине, но там нет собачьей шерсти, да и ручная работа как ни как. Опять же ровно в два раза ниже ценник, чем в двадцать третьем году, что с учетом инфляции вполне нормально. Но значит мне надо спрядать по сто грамм шерсти за неделю. Соответственно нитка не должна быть очень тонкая. Примерилась на магазинных образцах, выбрала три варианта подходящих мне по толщине. Когда приехала заказчица, я ей предложила сначала самую тонкую из выбранных ниток, за четыреста рублей – сто грамм, каждая последующая была потолще, и подешевле на пятьдесят рублей. Договорились на самой толстой за триста рублей. Отлично, именно ее я и выбрала себе как приемлемый образец. Взвесили шерсть безменом. Действительно показало больше полу килограмма. Точнее они не выдавали. Договорились о том, что нитки я ей буду отдавать частями по сто – двести грамм партия. А передо мной остро встал вопрос точных весов. Так как терять деньги из-за неточности измерительных приборов не хотела.
Замочила пробную партию шерсти. Вода не грязная, это хорошо, значит собаку мыли перед вычесыванием. Можно прясть так. А потом после уже постирать нитки и сделать им влаготепловую обработку. Нужно включить в цену следующего заказа стоимость шампуня и кондиционера. Это расходный материал, и чем грязнее шерсть, тем больше расход моющего средства. Еще надо щетки купить для прочесывания шерсти. Пока самые обычные из зоомагазина. Это мне с козьей шерстью повезло, которую я у таджички купила, и просто спряла, тоненько, хоть вышивай такой. Ссучила с катушечным шелком из бабушкиных запасов. Лежит теперь ждет своего часа. Думаю, надо пару шалей паутинок связать за лето. Но те алюминиевые спицы, что есть у мамы мне не подходят, они пачкать будут белую шерсть, потом не отстираешь.
Видимо трат пока намечается больше, чем дохода. Что бы все это отслеживать я завела тетрадь и все туда обстоятельно записывала. Хорошо, что начальный капитал с проданной косы у меня был, но он быстро иссякал, и поэтому расходовать надо с умом, и уже поскорее начать зарабатывать. Просить у родителей деньги у меня язык не поворачивался, а сами они как-то технично об этой необходимости забыли. Причины, я, конечно, понимала, но предпринимать по этому поводу более ничего не собиралась. Маме я рассказала о мотивах своих поступков. Вины за собой не ощущала. Вопрос считала исчерпанным. Взрослые люди, должны были понять. Еще раз объясняться, а тем более просить я не буду.
От постоянного сидения за уроками и прялкой у мня начала болеть спина. Поэтому решила записаться на какую ни будь секцию. Возникла и исчезла вздорная мысль, что к концу учебного года глупо куда-то идти. Но я ее быстро отбросила. Так можно всю жизнь подходящего момента ждать и не дождаться. Я же для себя решила, что мне нужна любая физическая нагрузка, чтобы разгрузить спину, и занять ноги. Тех пять километров, что я ежедневно выхаживала пешком от школы до дома мне явно было мало. Так что подойдет любая нагрузка будь то танцы, йога или фитнес, лишь бы удобна по времени была – сразу после уроков.
Рядом со школой находился институт культуры. Во второй половине дня залы сдавались под всякие кружки и танцевальные студии. Вот туда и решила наведаться.
В день, который я наметила себе заглянуть в институт, и подобрать секцию, как назло, погода решила устроить локальный армагеддон. Черное небо, дикий ветер, поднимающий и бросающий в прохожих прошлогодние листья и свежий мусор. Где-то хлопала частично оторванная арматура, трещало дерево, заклинил и пищал светофор. Людей сносило, волокло порывами ветра. Вздыбленные клубы пыли летели в газа, нос. На зубах мерзко хрустела песок. И среди этого хаоса мозг совершенно случайно выхватил один фрагмент: посреди разыгравшейся стихии, словно светлый паладин со сверкающим мечом, стоял юноша с банкой клея на перевес, и пытался приклеить на столб какое-то объявление, которое в свою очередь совершенно не хотело быть приклеенным, и словно дикая птица билось в руках, норовя улететь. Впрочем, унестись в свободный полет пытались и его длинные черные волосы, которые, этот борец со стихией не додумался даже резинкой скрепить. Картина была настолько эффектная, что я пожалела, что не рисую. Контраст белого листка объявления и черных волос, на фоне серого неба, серого асфальта и серого столба. И все это в динамике ветра. Красота!
Кажется, расклейщик заметил, что на него смотрят, и повернулся в мою сторону. Наваждение спало. Передо мной стоял худой подросток – неформал, максимум года на три старше меня. Сутулый, в криво заправленной рубашке. Кажется, непокорная бумажка здорово его взвинтила, и он резко бросил:
– Что смотришь?
– Жду, когда наклеишь, хочу посмотреть, что ты с таким упорством столбоспамишь.
– На, держи, читай – подал мне не измазанный клеем лист, на котором было написано: «Обучение игры на гитаре. За десять уроков».
– И?
– Что и? – не понял этот индивид.
– За десять уроков ты научишь меня играть простым боем «Батарейку» Жуков, «Кукушку» Цоя и «Мое сердце» Сплинов? Люди же нормально играть по шесть лет учатся.
– Ага, а потом кроме Баха ни чего сыграть не могут. Я нормально учу. Так что бы кто-то напел, а ты аккордами повторить могла.
– Ну да, это когда слух есть. А если нет.
– Нет слуха у глухих, а остальные просто не тренированные.
– И ты за десять уроков натренируешь?
– Вполне, если желание учиться будет.
– Желание предположим есть, но в музыкальную школу не взяли, сказали, музыка не мое.
– Дураки и лентяи. Привыкли все готовое брать. Спой что-то.
– Здесь? – Удивилась я его энтузиазму и абсурдности момента. Петь на улице, через ветер незнакомому парню. Круто. К тому же слабо верилось, что этот студент может действительно меня чему-то научить. Но его твердость, уверенность и напор мне нравились. Помню в семнадцать лет захотела заниматься гитарой, даже у кого-то инструмент на время взяла. А потом как узнала, что шесть лет учиться надо, как посчитала, что это мне аж двадцать три будет. Как представила, что я такая старая перечница с гитарой буду сидеть и песни одиноко петь, так и забросила это дело не начав.
– Здесь, конечно. Чего не так?
И правда, все нормально. Странно, конечно. День, улица, столб. А с другой стороны. Чего отнекиваться сама же подошла. И я спела первое, что в голову пришло:
– Дул сильный ветер, крыши рвал,
И, несмотря на поздний час,
В округе вряд ли кто-то спал –
Стихия не на шутку разошлась.
Но вдруг какой-то парень с криком побежал
И принялся махать метлой:
«Ах, ветер, негодяй, ты спать мне помешал,
А ну-ка выходи на бой!»
Собеседник мой задорно улыбнулся, поднял большой палец кверху, и резюмировал:
– Точно дураки, нормально поёшь. Даже в ноты почти попала. Возьму учить, без проблем. А что ты в музыкалке спела?
– Песню крокодила Гены, – сказала я, смеясь, припомнив перекошенное лицо экзаменатора.
– Так сильно поступать не хотела, да? – с сочувствием спросил он, – Родители настояли? Вот меня то же засунули, сначала в школу с музыкальным уклоном, потом отдельно на фортепиано, а потом в институт этот дурацкий. Там же мама с папой преподают. Балалайку мне суют. – Срифмовал он, и состроил такую рожу, что я рассмеялась.