– Обязательно! – подтвердила я его худшие опасения.
На следующее утро меня разбудили ни свет ни заря. Надо было ехать в соседний город. Миша как-то умудрился договориться об экскурсии, но фабрика находилась не здесь. Что меня поразило, еще больше, так это то, что он нашел еще желающих посмотреть «настоящую фабрику».
После быстрого завтрака и двухчасовой тряски в консерве на колесах, которую почему-то наш гид упорно называл машиной мы приехали в прошлое. Нет, правда. Создалось четкое впечатление, что дорога увозит нас в даль не километрами, а годами. Яркие вывески магазинов, кафешек, лавочек и гостиниц сменились строгими плакатами, на в которых интуитивно виделось «Мир. Труд. Май».
– Миша, что там, написано? – показала я на баннер, где на белом фоне красовались красные иероглифы. Если мой проводник и удивился, то вида не подал.
– «Иметь лишь одного ребенка – это хорошо»!
– Как интересно. Миша, у тебя есть дети?
– Нет, у моего старшего брата есть сын, теперь моя семья может не переживать. Если бы родилась девочка, женился бы я.
И ровно так говорит, не понятно переживает ли по этому поводу, или наоборот рад. Решила, что дальше ему развивать не корректно, и попросила:
– Миша, почитай, что у вас на плакатах пишут. Интересно.
– Не хорошо, – расстроился попутчик, – Приезжать и не знать язык не хорошо.
– Миша, я в самолете честно выучила: нихао, цзайцзиень, ши, бу ши, сесе, букхэтси и дуйбутси[29]. Честное слово, в следующий приезд выучу еще.
– Хорошо, – сменил гнев на милость наш экскурсовод. Люди на заднем сиденье притихли, слушая разговор. Пусть слушают, по большому он прав. Только русский турист приезжая в чужую страну свято уверен, что все обязаны знать «богатый и могучий». Не утруждая себя даже повторением скромных школьных знаний английского.
– «Знания – это острое оружие в руках масс», – прочитал он следующую надпись. И я подвисла. Интересно, есть о чем подумать на досуге. Вроде бы прописная истина, но то, что эта истина идет сверху о многом говорит.
– «Рис должен быть в каждой семье», – о вот это знакомо, понятно. У нас похожие тоже были.
После этого баннера пошли поля с рисовыми ячейками. Мы проезжали местный колхоз. Он был бесконечен. Мы ехали и ехали, а засеянные земли все не кончались.
– «Мы не будем атаковать, если на нас не нападают, но, если на нас нападут, мы будем контратаковать», – прочитал Миша выцветшую надпись. – Давно сделали. Скоро приедем.
После этого плаката начался пригород. И я впервые в жизни увидела настоящую землянку. Потом еще одну, и еще. Чем ближе к городу, тем дома были лучше. Сначала глинобитные, с торчащей соломой из стен, потом сколоченные их каких-то жердей, металлических листов и фанеры. Эдакие Франкенштейны от зодчества. Потом пошли кирпичные, а в самом городе уже не скажешь, все поштукатурено, покрашено. Хотя туристического лоска нет и в помине.
На фабрике было грязно. Даже не так. На фабрике была полная антисанитария, пахло отвратительно. Мусор, сырье, еда и работники, не занятые в смене, валялись вперемешку. Тем не менее девушка, которая должна была нам проводить экскурсию была чиста, опрятна, в повязанной косынке и халате. Она вела свой рассказ на китайском, а Миша переводил.
Нам показали еще живых окуклившихся личинок, в специальных лотках, потом рассказали, что пока личинки не вылупились их убивают, а коконы сортируют. Самые лучшие идут на изготовление ниток, остальные используют для одеял, набивки подушек и прочее. Дальше подвели к огромному чану, где в мыльном растворе вываривались коконы. Пожилая китаянка у следующего чана, специальным веничком поболтала в воде и вынула тонкие, как паутинки нити. Зацепила их на специальной большой деревянной катушке, зафиксированной сбоку от чана, и начала наматывать.
По сути, это было не фабричное производство, а мануфактурное. Но от этого только интересней.
– Можно купить коконы? – Тихо спросила я Мишу.
– Сухие можно, потом скажешь, что нужно.
Дальше нам показали вываренный, но не размотанный кокон, работница с легкостью его натянула на металлическую дугу, убрала личинку, мусор и уже чистый стала растягивать до размера известного мне шелкового колпачка. Такое мне нужно то же. Незаменимая вещь в валянии.
После нам позволили растянуть один такой колпачок на специальную «болванку», а по факту четыре штыря. В дальнейшем это будет шелковое одеяло.
Для чего служит вторая комната я узнала, как только мы в ее зашли. Догадалась по запаху, и чуть не запрыгала от радости. Другие экскурсанты подобных чувств не испытывали, прикрывая лица кто платком, кто рукавом. Ведь пахло тухлятиной. А значило это, что здесь красят индиго. Рассказ девушки подтвердил мои догадки, и она показала собравшимся настоящее чудо, как извлеченный из вонючего чана моток шелка стачала становится зеленым, а потом синий. Индиго я тоже мысленно включила в список покупок. Эх, не всё же на турнире мне драться, да на гитаре играть, можно будет и поколдовать у чана немножечко. Как делать индиговый куб я знала, но стоил этот порошочек очень дорого, так что часто им не покрасишь. Да и сложности свои есть. Это вам не марена, где главное не перегреть, тут нюансов больше, чем правил.
В следующей светлой комнате стояли два огромных ткацких станка, за которыми сидели две девчушки лет по восемь максимум. Ткани делали самые простые, что характерно белые. Значит красят они их потом, скорее всего используя кубовую набойку.
И действительно, последней комнаткой был магазин, где нас напоили чаем, рассказали, что фабрика принадлежит семье, хранящей традиции и секреты. На полках лежали синие ткани с характерными белыми рисунками, висели нитки в пасмах, было пара стеллажей с одеждой. Я выторговала пакет конов, грамм сто платочков, килограмм индиго, несколько пасм разноцветных ниток и два здоровенного отреза ткани. А еще я не удержалась и купила плотный стеганный пиджак, или скорее даже куртку, где по синему шелку разлетались белые лепестки цветущей яблони. Торговалась как в последний раз, но все остались очень довольны друг другом. Настолько, что Миша, показав другим членам команды место, где можно было поесть более или менее адаптированной еды, утащил меня в какую-то дико самобытную забегаловку, в которой белого человека, судя по всему и не видели никогда.
– Миша, а с шерстью такая фабрика есть? – Спросила я его, когда две здоровенные тарелки с пельменями пыли съедены как минимум на половину. Гид задумался, потом покачал головой.
– Нет, с шерстью большие заводы работают. Там плохо. Шерсть везут от вас и из Монголии, она грязная, пахнет плохо, вокруг все в мусоре.
– Понятно, – покривилась я, вспомнив видео о такой фабрике. Руно лежало прям на улице под солнцем, дождем. Его, не сортируя, везли трактором на переработку все сразу не разделяя на хорошее и плохое, на длинное и короткое. Но вся печаль состояла в том, что российские фирмы, производящие нитки и ткани преимущественно работали с именно этой шерстью. Выращенной в Бурятии, и похабно переработанной в Китае.
– Ты потратила много денег сегодня. – Сказал он мне, чуть погодя. – Но ты довольна. Да?
– Да. Спасибо. Мне было интересно.
– А другим будет интересно?
Я задумалась. Его вопрос был ясен. Он зарабатывает с экскурсий. Магазины и фабрики специально делают такие мини выставки с целью завлечения клиентов. Здесь же немного другой формат.
– Знаешь, Миша. Думаю да, есть люди, которым такое интересно. Как делают ткань, как лепят горшки, как плетут корзины. И чем современней будет мир, тем больше будет интерес. Но нужна реклама, что б туристы знали точно, за что они платят и почему едут. И чисто должно быть. А то увидит гостья грязь и таракана, развернется и уйдет. И денег не заплатит. Понимаешь меня?
– Понимаю. Сесе.
– Букхэтси, Миша, букхэтси.
Глава 20. Проблема доверия
В тот день мы встретились, ты стояла у самой воды, я издалека тебя заметил, помню, меня сразу к тебе потянуло, я подумал «Надо же, как странно, человек стоит спиной, а меня к нему тянет…»
к/ф «Вечное сияние чистого разума» Алиса Беляева
Первого сентября я проснулась рывком. Разбудило меня жужжащее мухой чувство тревоги. Сегодня должно что-то случиться. Темное, непоправимое, страшное. Но вот только что? Под гнетом несформированного страха лежала, смотрела в потолок. Пыталась разобраться в себе. После плюнула и пошла в душ. Холодные потоки воды отчистили тело, но не душу. Вязкое ощущение обреченности не отпускало.
От нечего делать проверила сумку. В институт все собрано, ничего не забыто. Посмотрела на одежду удобная, красивая. На кухне сделала гренки, поставила вариться кофе. Достала свою тетрадь с записями воспоминаний о будущем, села читать, думать, вспоминать. Нет. Ни чего. Только печаль, только ноющая тоска. «Да что ж такое в самом деле!?» – разозлилась я.
Проснулись родители, обрадовались завтраку, и тому обстоятельству, что готовить не им. Допив кофе поплелась в зал, включила телевизор. Там ни чего. Ну да, на большей части страны день еще не наступил. Поехала в институт. Хорошо, что нам с папой теперь в одну сторону. По утрам буду ездить с комфортом, на машине. А эти две недели еще и с пар меня будет забирать Саша, так как у него отпуск.
Ехала, смотрела в окно. И первая же первоклашка, идущая в школу со здоровенным букетом гладиолусов, заставила мое сердце ухнуть в пятки. Две тысячи четвертый год, первое сентября, Беслан…
Глубоко вздохнула, прислонилась лбом к стеклу. Вот он тот самый случай, когда мир идет своим ходом, а я своим. И пути наши не пересекутся. Сколько еще таких будет моментов? Как всё успеть и надо ли?
В моей тетрадке значились теракты в Московском метро, Оранжевая революция, война в Грузии, война в Украине, ввод войск в Минск. И всё. Я даже про Беслан не вспомнила. А если бы вспомнила? Смогла бы что-то изменить в лучшую сторону. Наломать бестолковых дров – много ума не надо. Хватит безбашенной глупости. Да и если бы хотела и четко знала как. У меня же даже года кое где приблизительно стоят, не то, что дни и месяцы. Мы хорошо знаем то, что нас непосредственно касается, то, что имеет личное значение. Но мы покрываем пеленой забвения те события, которые эмоционально от нас далеки. И чем старше становимся, тем сложнее пробиться через броню безразличия. Парадокс. Я в мелких подробностях всё помню про Курск и Норд Ост, хотя, была еще ребенком, когда это случилось, но почти фоном прошли события в Украине, которые начались сравнительно недавно (ну да, не начались еще).
– Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Александр, когда я второй раз за два дня включила радио в машине. При том раньше за подобными увлечениями замечена не была.
Прошли новости Я выключила звук. Ни чего. Тишина. Ни слова про захват заложников. Но если вчерашнее молчание можно было списать на неосведомленность властей или на желание утаить шило в мешке, то сегодняшнее отсутствие информации означало лишь одно. События нет.
– Беслана нет – ошарашено произнесла я.
– А что с ним стало? – постарался понять ход моих мыслей Саша.
– Ни чего, не стало. Просто нет. Господи, спасибо! – Я закрыла лицо руками и выдохнула, расслабившись. Что-то там сместилось, поменялось, наступилось на бабочку, и вот результат. Хороший. Безусловно.
А будут ли плохие? Очень может быть. Охотник говорил про изменения, но если я хоть немного поняла Его природу, то ему совершенно все равно, какие это изменения. Например, что, если среди спасенных солдат окажется какой ни будь Пиночет? Или на одном из самолетов летел маньяк?
Нет, если думать о всем этом, никакие балки крышу не спасут. Съедет. А я и так периодически сомневаюсь в реальности бытия. Вот в такие моменты как этот, например.
– Алиса, тебе плохо?
Я отняла руки от лица и посмотрела на мужчину. Оказывается, он припарковал машину, и не отрываясь смотрел на меня хмурым, задумчивым, изучающим взглядом. Мгновенье, и наваждение пропало.
– Мне замечательно, Саша, просто великолепно. Куда ты меня везешь?
– Вообще то хотел тебе квартиру показать. Сегодня документы на регистрацию подал. Готовы будут через две недели, но ключи уже отдали. Едем?
– Конечно! – обрадовалась предложению.
Двухкомнатная квартира в новеньком доме, построенном под программу для улучшения жилищных условий работникам государственной сферы, была светлая, просторная и с уже установленной сантехникой и дверями. Потолки были побелены, оргалит на полах постелен, а стены выведены под обои. По сравнению с коробками в новостройках, это прям красота! Еще одним приятным моментом было то, что многоэтажка располагалась на как месте того частного сектора, возле которого нашлась моя прялка. Ничего не значащая вроде мелочь, но для меня символичная.
Саша сдержал свое слово и не допустил меня к ремонтным работам. В место этого назначил меня вместе со соей мамой главными по дизайну. Что сказать, мне такое доверие было приятно. Да, и при всей моей нелюбви к магазинам, подбирать обои, краски, паркет, шторки оказалось весьма увлекательным мероприятием. Плюс мы отлично поладили со Светланой. Что было не сложно учитывая, что мы, строго говоря, ровесницы, да и женщина она была умная и интересная. Границ, между нами, не делала, барьеров не ставила. Общаясь с ней, я забывала, что нахожусь в теле семнадцатилетней девочки.
В один из дней мы выбирали цвет кухни. Она предлагала мятный, а мне нравился охристый с синим. Консультант то же склонялся к чему-то менее броскому. Тогда Светлана предложила мне нарисовать оба варианта. Мы пошли в кафе пить кофе с пирожными, и я прям там села за эскизы. Меньше, чем за двадцать минут были сделаны два наброска Сашиной кухни: с мебелью, стенами, шторами и даже цветком на подоконнике. Один в нежно мятных оттенках, с отделкой плиткой с геометрическим орнаментом, с белой мебелью и бытовой техникой под металл. Второй яркий охристый с синей плиткой, с тёмной деревянной мебелью. Сашина мама, увидев готовые эскизы, рассмеялась, сказала, что первый похож на «Завтрак у Тиффани», и Саше понравится второй вариант. Александр же к нашему обоюдному удивлению, забраковал оба. Один как слишком женский, второй как слишком яркий. Пришлось немного подуться, и сесть за третий эскиз, но уже под чутким руководством хозяина квартиры. В результате у нас получилась черно-белая гама, с плиткой как в первом варианте. Все эти манипуляции натолкнули меня на мысль о эдакой компьютерной программе, в которой можно было менять цвет стен, потолка, подбирать покрытие на пол и мебель, и которая настраивалась бы под конкретный магазин и его ассортимент.
Консультант, уговаривавший нас вчера на мятный цвет, оценил мои рисунки, и попросил их оставить для зала. Я согласилась, написав на обороте свои имя и телефон. Мало ли может кто-то захочет то же себе дизайн подобрать из имеющихся в магазине материалов.
В результате наших со Светланой стараний, ремонт в квартире был сделан быстро, стильно и не дорого. Мы остались довольны друг другом и результатом.
С моей подачи вместо ненужных горок, стенок, полок, появился встроенный шкаф, разместившийся в спальне. В него были убраны все нужные и ненужные вещи, да еще место осталось. В зале разместился диван, компьютерный стол и шведская стенка. На полу лежал большой пушистый ковер. Остальное место пустовало. Но Саша, решил пока оставить так.
Вообще на ремонт и переезд потратился весь сентябрь и часть октября. Это было безмятежное, легкое время. Когда мы дурачились, вешая люстры, смеялись раскладывая посуду по кухонным шкафчикам, устраивали пикники посреди квартиры и баталии в ванной. Свою драгоценную подружку гипножабу он то же перевез. Пришлось поселить этот жутик в спальне и подарить хозяину две дизайнерские подушки на диван. В середине октября Саша сдал ключи от съемной квартиры, и полностью переехал к себе. Отмечали мы новоселье лимонным тартом с карамельной корочкой и жасминовым чаем. Расположились прямо на кухне. Сквозь невесомые шторы пробивались лучи закатного солнца, а на подоконнике стояла подаренная его мамой орхидея.
Войдя в подъезд старой пятиэтажки, я невольно скривилась. Как-то очень давно не выпадало заходить в столь неприглядные места. В подъезде было вызывающе грязно. Освещение естественное. Стены исписаны незамысловатыми фразами. На полу банки, обертки и прочий мусор мешающий пройти. С ужасом подумала, что в этом свинарнике вполне может затаиться крыса, и наступить на нее ничего не стоит. Воспоминание тут же подкинуло увиденную у мамы в больнице женщину, покусанную крысой. То было ужасное зрелище. Пушистая тварь изодрала джинсы и умудрилась прокусить через кожаные ботинки ногу.
На следующее утро меня разбудили ни свет ни заря. Надо было ехать в соседний город. Миша как-то умудрился договориться об экскурсии, но фабрика находилась не здесь. Что меня поразило, еще больше, так это то, что он нашел еще желающих посмотреть «настоящую фабрику».
После быстрого завтрака и двухчасовой тряски в консерве на колесах, которую почему-то наш гид упорно называл машиной мы приехали в прошлое. Нет, правда. Создалось четкое впечатление, что дорога увозит нас в даль не километрами, а годами. Яркие вывески магазинов, кафешек, лавочек и гостиниц сменились строгими плакатами, на в которых интуитивно виделось «Мир. Труд. Май».
– Миша, что там, написано? – показала я на баннер, где на белом фоне красовались красные иероглифы. Если мой проводник и удивился, то вида не подал.
– «Иметь лишь одного ребенка – это хорошо»!
– Как интересно. Миша, у тебя есть дети?
– Нет, у моего старшего брата есть сын, теперь моя семья может не переживать. Если бы родилась девочка, женился бы я.
И ровно так говорит, не понятно переживает ли по этому поводу, или наоборот рад. Решила, что дальше ему развивать не корректно, и попросила:
– Миша, почитай, что у вас на плакатах пишут. Интересно.
– Не хорошо, – расстроился попутчик, – Приезжать и не знать язык не хорошо.
– Миша, я в самолете честно выучила: нихао, цзайцзиень, ши, бу ши, сесе, букхэтси и дуйбутси[29]. Честное слово, в следующий приезд выучу еще.
– Хорошо, – сменил гнев на милость наш экскурсовод. Люди на заднем сиденье притихли, слушая разговор. Пусть слушают, по большому он прав. Только русский турист приезжая в чужую страну свято уверен, что все обязаны знать «богатый и могучий». Не утруждая себя даже повторением скромных школьных знаний английского.
– «Знания – это острое оружие в руках масс», – прочитал он следующую надпись. И я подвисла. Интересно, есть о чем подумать на досуге. Вроде бы прописная истина, но то, что эта истина идет сверху о многом говорит.
– «Рис должен быть в каждой семье», – о вот это знакомо, понятно. У нас похожие тоже были.
После этого баннера пошли поля с рисовыми ячейками. Мы проезжали местный колхоз. Он был бесконечен. Мы ехали и ехали, а засеянные земли все не кончались.
– «Мы не будем атаковать, если на нас не нападают, но, если на нас нападут, мы будем контратаковать», – прочитал Миша выцветшую надпись. – Давно сделали. Скоро приедем.
После этого плаката начался пригород. И я впервые в жизни увидела настоящую землянку. Потом еще одну, и еще. Чем ближе к городу, тем дома были лучше. Сначала глинобитные, с торчащей соломой из стен, потом сколоченные их каких-то жердей, металлических листов и фанеры. Эдакие Франкенштейны от зодчества. Потом пошли кирпичные, а в самом городе уже не скажешь, все поштукатурено, покрашено. Хотя туристического лоска нет и в помине.
На фабрике было грязно. Даже не так. На фабрике была полная антисанитария, пахло отвратительно. Мусор, сырье, еда и работники, не занятые в смене, валялись вперемешку. Тем не менее девушка, которая должна была нам проводить экскурсию была чиста, опрятна, в повязанной косынке и халате. Она вела свой рассказ на китайском, а Миша переводил.
Нам показали еще живых окуклившихся личинок, в специальных лотках, потом рассказали, что пока личинки не вылупились их убивают, а коконы сортируют. Самые лучшие идут на изготовление ниток, остальные используют для одеял, набивки подушек и прочее. Дальше подвели к огромному чану, где в мыльном растворе вываривались коконы. Пожилая китаянка у следующего чана, специальным веничком поболтала в воде и вынула тонкие, как паутинки нити. Зацепила их на специальной большой деревянной катушке, зафиксированной сбоку от чана, и начала наматывать.
По сути, это было не фабричное производство, а мануфактурное. Но от этого только интересней.
– Можно купить коконы? – Тихо спросила я Мишу.
– Сухие можно, потом скажешь, что нужно.
Дальше нам показали вываренный, но не размотанный кокон, работница с легкостью его натянула на металлическую дугу, убрала личинку, мусор и уже чистый стала растягивать до размера известного мне шелкового колпачка. Такое мне нужно то же. Незаменимая вещь в валянии.
После нам позволили растянуть один такой колпачок на специальную «болванку», а по факту четыре штыря. В дальнейшем это будет шелковое одеяло.
Для чего служит вторая комната я узнала, как только мы в ее зашли. Догадалась по запаху, и чуть не запрыгала от радости. Другие экскурсанты подобных чувств не испытывали, прикрывая лица кто платком, кто рукавом. Ведь пахло тухлятиной. А значило это, что здесь красят индиго. Рассказ девушки подтвердил мои догадки, и она показала собравшимся настоящее чудо, как извлеченный из вонючего чана моток шелка стачала становится зеленым, а потом синий. Индиго я тоже мысленно включила в список покупок. Эх, не всё же на турнире мне драться, да на гитаре играть, можно будет и поколдовать у чана немножечко. Как делать индиговый куб я знала, но стоил этот порошочек очень дорого, так что часто им не покрасишь. Да и сложности свои есть. Это вам не марена, где главное не перегреть, тут нюансов больше, чем правил.
В следующей светлой комнате стояли два огромных ткацких станка, за которыми сидели две девчушки лет по восемь максимум. Ткани делали самые простые, что характерно белые. Значит красят они их потом, скорее всего используя кубовую набойку.
И действительно, последней комнаткой был магазин, где нас напоили чаем, рассказали, что фабрика принадлежит семье, хранящей традиции и секреты. На полках лежали синие ткани с характерными белыми рисунками, висели нитки в пасмах, было пара стеллажей с одеждой. Я выторговала пакет конов, грамм сто платочков, килограмм индиго, несколько пасм разноцветных ниток и два здоровенного отреза ткани. А еще я не удержалась и купила плотный стеганный пиджак, или скорее даже куртку, где по синему шелку разлетались белые лепестки цветущей яблони. Торговалась как в последний раз, но все остались очень довольны друг другом. Настолько, что Миша, показав другим членам команды место, где можно было поесть более или менее адаптированной еды, утащил меня в какую-то дико самобытную забегаловку, в которой белого человека, судя по всему и не видели никогда.
– Миша, а с шерстью такая фабрика есть? – Спросила я его, когда две здоровенные тарелки с пельменями пыли съедены как минимум на половину. Гид задумался, потом покачал головой.
– Нет, с шерстью большие заводы работают. Там плохо. Шерсть везут от вас и из Монголии, она грязная, пахнет плохо, вокруг все в мусоре.
– Понятно, – покривилась я, вспомнив видео о такой фабрике. Руно лежало прям на улице под солнцем, дождем. Его, не сортируя, везли трактором на переработку все сразу не разделяя на хорошее и плохое, на длинное и короткое. Но вся печаль состояла в том, что российские фирмы, производящие нитки и ткани преимущественно работали с именно этой шерстью. Выращенной в Бурятии, и похабно переработанной в Китае.
– Ты потратила много денег сегодня. – Сказал он мне, чуть погодя. – Но ты довольна. Да?
– Да. Спасибо. Мне было интересно.
– А другим будет интересно?
Я задумалась. Его вопрос был ясен. Он зарабатывает с экскурсий. Магазины и фабрики специально делают такие мини выставки с целью завлечения клиентов. Здесь же немного другой формат.
– Знаешь, Миша. Думаю да, есть люди, которым такое интересно. Как делают ткань, как лепят горшки, как плетут корзины. И чем современней будет мир, тем больше будет интерес. Но нужна реклама, что б туристы знали точно, за что они платят и почему едут. И чисто должно быть. А то увидит гостья грязь и таракана, развернется и уйдет. И денег не заплатит. Понимаешь меня?
– Понимаю. Сесе.
– Букхэтси, Миша, букхэтси.
Глава 20. Проблема доверия
В тот день мы встретились, ты стояла у самой воды, я издалека тебя заметил, помню, меня сразу к тебе потянуло, я подумал «Надо же, как странно, человек стоит спиной, а меня к нему тянет…»
к/ф «Вечное сияние чистого разума» Алиса Беляева
Первого сентября я проснулась рывком. Разбудило меня жужжащее мухой чувство тревоги. Сегодня должно что-то случиться. Темное, непоправимое, страшное. Но вот только что? Под гнетом несформированного страха лежала, смотрела в потолок. Пыталась разобраться в себе. После плюнула и пошла в душ. Холодные потоки воды отчистили тело, но не душу. Вязкое ощущение обреченности не отпускало.
От нечего делать проверила сумку. В институт все собрано, ничего не забыто. Посмотрела на одежду удобная, красивая. На кухне сделала гренки, поставила вариться кофе. Достала свою тетрадь с записями воспоминаний о будущем, села читать, думать, вспоминать. Нет. Ни чего. Только печаль, только ноющая тоска. «Да что ж такое в самом деле!?» – разозлилась я.
Проснулись родители, обрадовались завтраку, и тому обстоятельству, что готовить не им. Допив кофе поплелась в зал, включила телевизор. Там ни чего. Ну да, на большей части страны день еще не наступил. Поехала в институт. Хорошо, что нам с папой теперь в одну сторону. По утрам буду ездить с комфортом, на машине. А эти две недели еще и с пар меня будет забирать Саша, так как у него отпуск.
Ехала, смотрела в окно. И первая же первоклашка, идущая в школу со здоровенным букетом гладиолусов, заставила мое сердце ухнуть в пятки. Две тысячи четвертый год, первое сентября, Беслан…
Глубоко вздохнула, прислонилась лбом к стеклу. Вот он тот самый случай, когда мир идет своим ходом, а я своим. И пути наши не пересекутся. Сколько еще таких будет моментов? Как всё успеть и надо ли?
В моей тетрадке значились теракты в Московском метро, Оранжевая революция, война в Грузии, война в Украине, ввод войск в Минск. И всё. Я даже про Беслан не вспомнила. А если бы вспомнила? Смогла бы что-то изменить в лучшую сторону. Наломать бестолковых дров – много ума не надо. Хватит безбашенной глупости. Да и если бы хотела и четко знала как. У меня же даже года кое где приблизительно стоят, не то, что дни и месяцы. Мы хорошо знаем то, что нас непосредственно касается, то, что имеет личное значение. Но мы покрываем пеленой забвения те события, которые эмоционально от нас далеки. И чем старше становимся, тем сложнее пробиться через броню безразличия. Парадокс. Я в мелких подробностях всё помню про Курск и Норд Ост, хотя, была еще ребенком, когда это случилось, но почти фоном прошли события в Украине, которые начались сравнительно недавно (ну да, не начались еще).
– Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Александр, когда я второй раз за два дня включила радио в машине. При том раньше за подобными увлечениями замечена не была.
Прошли новости Я выключила звук. Ни чего. Тишина. Ни слова про захват заложников. Но если вчерашнее молчание можно было списать на неосведомленность властей или на желание утаить шило в мешке, то сегодняшнее отсутствие информации означало лишь одно. События нет.
– Беслана нет – ошарашено произнесла я.
– А что с ним стало? – постарался понять ход моих мыслей Саша.
– Ни чего, не стало. Просто нет. Господи, спасибо! – Я закрыла лицо руками и выдохнула, расслабившись. Что-то там сместилось, поменялось, наступилось на бабочку, и вот результат. Хороший. Безусловно.
А будут ли плохие? Очень может быть. Охотник говорил про изменения, но если я хоть немного поняла Его природу, то ему совершенно все равно, какие это изменения. Например, что, если среди спасенных солдат окажется какой ни будь Пиночет? Или на одном из самолетов летел маньяк?
Нет, если думать о всем этом, никакие балки крышу не спасут. Съедет. А я и так периодически сомневаюсь в реальности бытия. Вот в такие моменты как этот, например.
– Алиса, тебе плохо?
Я отняла руки от лица и посмотрела на мужчину. Оказывается, он припарковал машину, и не отрываясь смотрел на меня хмурым, задумчивым, изучающим взглядом. Мгновенье, и наваждение пропало.
– Мне замечательно, Саша, просто великолепно. Куда ты меня везешь?
– Вообще то хотел тебе квартиру показать. Сегодня документы на регистрацию подал. Готовы будут через две недели, но ключи уже отдали. Едем?
– Конечно! – обрадовалась предложению.
Двухкомнатная квартира в новеньком доме, построенном под программу для улучшения жилищных условий работникам государственной сферы, была светлая, просторная и с уже установленной сантехникой и дверями. Потолки были побелены, оргалит на полах постелен, а стены выведены под обои. По сравнению с коробками в новостройках, это прям красота! Еще одним приятным моментом было то, что многоэтажка располагалась на как месте того частного сектора, возле которого нашлась моя прялка. Ничего не значащая вроде мелочь, но для меня символичная.
Саша сдержал свое слово и не допустил меня к ремонтным работам. В место этого назначил меня вместе со соей мамой главными по дизайну. Что сказать, мне такое доверие было приятно. Да, и при всей моей нелюбви к магазинам, подбирать обои, краски, паркет, шторки оказалось весьма увлекательным мероприятием. Плюс мы отлично поладили со Светланой. Что было не сложно учитывая, что мы, строго говоря, ровесницы, да и женщина она была умная и интересная. Границ, между нами, не делала, барьеров не ставила. Общаясь с ней, я забывала, что нахожусь в теле семнадцатилетней девочки.
В один из дней мы выбирали цвет кухни. Она предлагала мятный, а мне нравился охристый с синим. Консультант то же склонялся к чему-то менее броскому. Тогда Светлана предложила мне нарисовать оба варианта. Мы пошли в кафе пить кофе с пирожными, и я прям там села за эскизы. Меньше, чем за двадцать минут были сделаны два наброска Сашиной кухни: с мебелью, стенами, шторами и даже цветком на подоконнике. Один в нежно мятных оттенках, с отделкой плиткой с геометрическим орнаментом, с белой мебелью и бытовой техникой под металл. Второй яркий охристый с синей плиткой, с тёмной деревянной мебелью. Сашина мама, увидев готовые эскизы, рассмеялась, сказала, что первый похож на «Завтрак у Тиффани», и Саше понравится второй вариант. Александр же к нашему обоюдному удивлению, забраковал оба. Один как слишком женский, второй как слишком яркий. Пришлось немного подуться, и сесть за третий эскиз, но уже под чутким руководством хозяина квартиры. В результате у нас получилась черно-белая гама, с плиткой как в первом варианте. Все эти манипуляции натолкнули меня на мысль о эдакой компьютерной программе, в которой можно было менять цвет стен, потолка, подбирать покрытие на пол и мебель, и которая настраивалась бы под конкретный магазин и его ассортимент.
Консультант, уговаривавший нас вчера на мятный цвет, оценил мои рисунки, и попросил их оставить для зала. Я согласилась, написав на обороте свои имя и телефон. Мало ли может кто-то захочет то же себе дизайн подобрать из имеющихся в магазине материалов.
В результате наших со Светланой стараний, ремонт в квартире был сделан быстро, стильно и не дорого. Мы остались довольны друг другом и результатом.
С моей подачи вместо ненужных горок, стенок, полок, появился встроенный шкаф, разместившийся в спальне. В него были убраны все нужные и ненужные вещи, да еще место осталось. В зале разместился диван, компьютерный стол и шведская стенка. На полу лежал большой пушистый ковер. Остальное место пустовало. Но Саша, решил пока оставить так.
Вообще на ремонт и переезд потратился весь сентябрь и часть октября. Это было безмятежное, легкое время. Когда мы дурачились, вешая люстры, смеялись раскладывая посуду по кухонным шкафчикам, устраивали пикники посреди квартиры и баталии в ванной. Свою драгоценную подружку гипножабу он то же перевез. Пришлось поселить этот жутик в спальне и подарить хозяину две дизайнерские подушки на диван. В середине октября Саша сдал ключи от съемной квартиры, и полностью переехал к себе. Отмечали мы новоселье лимонным тартом с карамельной корочкой и жасминовым чаем. Расположились прямо на кухне. Сквозь невесомые шторы пробивались лучи закатного солнца, а на подоконнике стояла подаренная его мамой орхидея.
Войдя в подъезд старой пятиэтажки, я невольно скривилась. Как-то очень давно не выпадало заходить в столь неприглядные места. В подъезде было вызывающе грязно. Освещение естественное. Стены исписаны незамысловатыми фразами. На полу банки, обертки и прочий мусор мешающий пройти. С ужасом подумала, что в этом свинарнике вполне может затаиться крыса, и наступить на нее ничего не стоит. Воспоминание тут же подкинуло увиденную у мамы в больнице женщину, покусанную крысой. То было ужасное зрелище. Пушистая тварь изодрала джинсы и умудрилась прокусить через кожаные ботинки ногу.