Таня и Егор застыли с поднятыми руками. Пастор быстро глянул себе за спину.
– Полковник! – позвал он. – Полковник!!! Хватит валяться.
Из-под стола раздался стон, а берцы зашевелились. Живой, значит.
– Полковник? Да хрен с тобой. Валяйся дальше. Вы кто такие?!
Похоже, в пылу боя он не успел разглядеть нападавших.
– Ну-ка, ребятки, выйдите на свет.
Плахов и девушка сделали шаг вперед. Рук они не опускали. Глаза Пастора округлились.
– Ба! – заорал он так, что Дима оглох на одно ухо. – Кого нам сюда принесло! Танюха! А я думал, ты в Сибе кони откинула на поверхности. Выжила все-таки, сучка. Какими судьбами?
– За тобой пришла, ублюдок, – прошипела девушка.
– Ты че, Танюха, все еще обижаешься? А как же всепрощение и все такое?
– Бог простит, когда с ним встретишься.
Пастор продолжал кривляться.
– А это ты кого приволокла? Мужик твой? Ниче так. Получше, чем прежний. Тот-то вообще дрищ был, да еще тупой не в меру. Как его там? Танюх, не помнишь? Саша? Точно, Александер, – он нарочно исковеркал имя. – Помню, как он хрюкал у меня в ногах, сопли кровавые пускал. Хорошо, что его не стало, а то бы еще размножаться начал. Я бы этого не выдержал.
Глаза девушки внезапно наполнились слезами. Зубы заскрипели, а кулаки сжались. Красивое лицо перекосило ненавистью.
– Заткнись, сука, заткнись, тварь! – Татьяна рванулась вперед так, будто собиралась разорвать наглеца на куски голыми руками, но была остановлена Егором. Он схватил любимую в охапку и крепко прижал к груди.
– Убью, тварь! – орала девушка, выдираясь из крепких объятий. – Не смей произносить его имя. Это ты виноват, сука! Во всем виноват! Не смей даже думать о нем. Ты не только его убил. Ты меня убил!!! Малыша убил! Даже не заикайся про ребенка, не смей…
Командир наемников некоторое время удивленно смотрел на ее неожиданную реакцию. Потом открыл рот от внезапного понимания.
– Да ну меня! Че, правда? Он тебе ребенка заделал? Ну, блин, вы даете! А когда это я его убил? А, это когда в живот тебя ударил? Берцем? А ты еще на полу лежала? – Пастор словно смаковал подробности, наблюдая, как каждое его слово вызывает стон боли и отчаяния у бьющейся в истерике Татьяны. – Не, ну это ты сама виновата. Кто тебя просил вставать между ним и мной? Сидела бы в углу тихонько, глядишь, вместе бы маленького Сашку воспитывали. Ох, какого бы бойца я из него сделал!
Командир наемников мечтательно причмокнул.
– Слышь, гнида, – тихий голос Егора прозвучал четко, заставив Пастора прекратить кривляния и посмотреть на него. – Абзац тебе! Ты, сука, будешь долго умирать. Я тебе обещаю.
Тот мгновенно стал серьезным. Он сжал шею Зорина так, что у того перехватило дыхание. Ствол пистолета болезненно впился в висок.
– Рот закрой, Ромео. Авторитетом не вышел – в мою сторону тявкать. Потом извиняться будешь. Это я тебе обещаю. А теперь, если не хотите, чтобы у этого олуха появилась новая дырка в голове, положите оружие на пол и тихонько сядьте на стулья. Сесть, я сказал!
Рукоять пистолета врезалась Дмитрию в область почек. Тот застонал, колени его подкосились, но крепкая рука не дала ему упасть на пол. Егор и Татьяна медленно опустились на обшарпанные стулья.
– Оксана, свяжи им руки. Оксана, хватит выть. Соберись, тряпка! Встань и сделай то, что я сказал.
Та вышла из своего укрытия и, виновато глядя на Дмитрия, пошла вперед.
– Прости, – тихо сказала она, проходя мимо, – прости, я не хотела.
– Ты не должна это делать, – прошептал Зорин. Рука Пастора больно сжимала горло, мешая говорить.
– Да нет, Димочка, должна. Должна! – с нажимом повторил командир наемников. – Забыла, кто тебя с улицы вытащил? Кров дал? Одел нормально? А? Кто все это сделал?
– Ты, – прошептала Оксана. Ее губы дрожали, а из глаз текли крупные слезы.
– Не слышу? – Пастор театрально оттопырил стволом пистолета ухо.
– Ты, – громче произнесла она.
Потом подошла к сидящим молодым людям, наклонилась и стала связывать руки Егора автоматным ремнем.
– И не забывай об этом! – сорвался на крик командир наемников. – А то пойдешь обратно в развалины – спать на голых камнях и жрать то, что падальщики не доели!
– Оставь ее в покое, – сказал Дмитрий. Ему было больно смотреть на унижение, которому подвергал девушку Пастор.
– Что ты сказал?
Зорин не выдержал. Нервное напряжение, копившееся в течение последних дней, снесло плотину страха и прорвалось криком.
– Я сказал, оставь ее в покое! – в полный голос заорал он. – Ты, грязный, вонючий, закомплексованный кусок дерьма!
Пастор ударил Диму рукоятью по затылку, а когда тот рухнул на пол, стал беспорядочно наносить ему ногами удары по голове и туловищу.
– Кто грязный? – приговаривал он при каждом взмахе ноги. – Кто вонючий? Кто кусок дерьма?
Зорин извивался в ногах своего палача, постепенно теряя силы и пропуская все новые и новые удары. Одна рука с глухим щелчком сломалась, но у Димы уже не было сил кричать. Нос с хрустом сплющился от точного попадания носка ботинка. Губы превратились в два разорванных куска плоти. Многие зубы оказались сломаны, и изо рта текла темная кровь. Обезумевший Пастор забивал его до смерти. Связанные друзья дергались на своих стульях, не в силах помочь умирающему товарищу.
– Хватит!
Громкий голос ударил по ушам присутствующих. Командир наемников остановился и удивленно поднял глаза. Перед ним стояла Оксана, вытянутая, как струна, со сжатыми кулаками. Глаза ее метали молнии. Казалось, что еще чуть-чуть – и Пастора поразит электрический разряд.
– Хватит, я сказала!
– Ч-чего?
От неожиданности тот даже начал заикаться. Под его взглядом Оксана дрогнула. Пастор это заметил. Он усмехнулся и расслабился. Зорин наблюдал за этим, лежа на полу и пытаясь не провалиться в забытье.
– А ну, брысь под лавку, шмара подзаборная. Сиди и жди. Место свое забыла? Сейчас я расправлюсь с твоим дружком, а потом займусь тобой. И ты будешь извиняться. Если будешь стараться, и мне понравится, может, я оставлю тебя в живых. Смотри.
Командир наемников направил пистолет на лежащего без движения Дмитрия. Его указательный палец напрягся на спусковом крючке. Егор с Таней замерли, в ужасе глядя на происходящее. Внезапно на лице Пастора появилось озадаченное выражение. Было видно, что наемник изо всех сил пытается выстрелить, но палец не сдвигается ни на миллиметр. Его взгляд стал отрешенным. Он уставился куда-то вбок, словно вслушиваясь во что-то, слышное ему одному.
– Что? – пробормотал он. – Что это?
И вдруг уставился на Оксану.
– А НУ, ПОШЛА ВОН ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ!!!
Девушка, стоявшая перед ним, подняла руку и сделала шаг вперед. На нее было страшно смотреть. Лицо ее побледнело и словно осунулось. По впавшим щекам градом катились крупные слезы, но глаза не выражали абсолютно ничего, будто Оксаны не было здесь. Наверное, так в далеком прошлом люди, смирившиеся со своей судьбой, поднимались на эшафот.
Пастор все еще стоял, вытянув вперед руку с пистолетом, а из перекосившегося рта к полу тянулись длинные нити слюны.
– Пошла вон, сука! – проскрипел он. – Ты уже ничего не изменишь.
Оксана чуть свела пальцы на вытянутой руке. Наемник завопил, выронил пистолет и, сжав голову руками, упал на колени. Из одной ноздри медленно потекла кровавая струйка.
– Тебе конец, тварь! Падаль! – скрипя зубами, простонал он. – Сдам тебя нашим, они тебя на куски разрежут. Молить будешь, чтоб быстрее с тобой покончили. Они уже едут, не сегодня завтра будут здесь. Я их вызвал, и его сучка тоже с ними. Жаль, он ее не дождется. Он еще легко отделается. А ты будешь подыхать в мучениях, как твои родители. Заживо сгниешь, и твое уродство тебе не поможет, мутантка ты хренова.
– Я. Не. Мутантка, – четко проговорила девушка. – И не смей говорить про моих родителей.
Она резко сжала руку в кулак. Пастор завопил так, будто с него живьем сдирали кожу. Его тело выпрямилось, словно натянутая струна. Из ушей, носа и рта хлынул темно-красный поток. Наемник захлебнулся, закашлялся, разбрызгивая вокруг кровавые капли. Еще секунду он стоял, скрежеща зубами и обливаясь собственной кровью, а потом завалился на бок. Тело его еще пару раз дернулось и застыло.
Сознание наконец-то покинуло Зорина, погрузив его в спасительное беспамятство. Последнее, что он увидел – как рядом с поверженным врагом упала Оксана.
Эпилог
Дмитрий очнулся в чистой, светлой комнате. Он лежал на кровати, укрытый белоснежными гладкими простынями. Все тело немилосердно болело. Он застонал. На звук в комнату вошла девушка, одетая в белый халат. Увидев, что раненый пришел в себя, она быстро выбежала прочь. Зорин огляделся. Что-то мешало ему смотреть, закрывая один глаз. Он попытался поднять правую руку и убрать досадную помеху, но это у него не получилось. Посмотрев в ту сторону, Дмитрий увидел, что его рука привязана к кровати, и в нее воткнуты какие-то трубочки, по которым в его тело льется прозрачная жидкость. Левая рука поднялась без проблем, но она по плечо была закована в толстый слой гипса, из которого торчали только пальцы. Зорин стал гримасничать, чтобы избавиться от того, что мешало ему смотреть, пока не понял, наконец, что это такое. Бинт. Такими же бинтами было обмотано практически все его тело.
В комнату вошел седой мужчина в белом халате. Он быстро осмотрел Диму, пощелкал пальцами перед его лицом, посветил в глаза маленьким фонариком.
– Как вы себя чувствуете? – спросил доктор.
– Болит все, – прошептал Дмитрий, поразившись, насколько слабо прозвучал его голос. Он попытался облизать пересохшие губы, но чуть не порезал язык об острые пеньки сколотых зубов. Увидев это, врач сделал знак, и медсестра поднесла Зорину банку с торчащей оттуда трубочкой. Тот сделал небольшой глоток.
Доктор удовлетворенно хмыкнул и встал с места. Он подошел к двери.
– Можете пообщаться, – сказал он кому-то. – Только десять минут, не больше. Он еще очень слаб.
На стул рядом с кроватью опустился Егор.
– Ты как? – спросил он.
Плахов был облачен в черный противорадиационный костюм. Капюшон с противогазом болтались за спиной. На одном плече, непонятно с какой целью, висел медицинский халат, который был настолько маленьким, что на Егоре больше походил на носовой платок.
– Бывало лучше. Что произошло?
На лице друга появилось тревожное выражение.
– Ты что, ничего не помнишь?
– Помню, как меня Пастор метелил, а потом все как в тумане.
– Полковник! – позвал он. – Полковник!!! Хватит валяться.
Из-под стола раздался стон, а берцы зашевелились. Живой, значит.
– Полковник? Да хрен с тобой. Валяйся дальше. Вы кто такие?!
Похоже, в пылу боя он не успел разглядеть нападавших.
– Ну-ка, ребятки, выйдите на свет.
Плахов и девушка сделали шаг вперед. Рук они не опускали. Глаза Пастора округлились.
– Ба! – заорал он так, что Дима оглох на одно ухо. – Кого нам сюда принесло! Танюха! А я думал, ты в Сибе кони откинула на поверхности. Выжила все-таки, сучка. Какими судьбами?
– За тобой пришла, ублюдок, – прошипела девушка.
– Ты че, Танюха, все еще обижаешься? А как же всепрощение и все такое?
– Бог простит, когда с ним встретишься.
Пастор продолжал кривляться.
– А это ты кого приволокла? Мужик твой? Ниче так. Получше, чем прежний. Тот-то вообще дрищ был, да еще тупой не в меру. Как его там? Танюх, не помнишь? Саша? Точно, Александер, – он нарочно исковеркал имя. – Помню, как он хрюкал у меня в ногах, сопли кровавые пускал. Хорошо, что его не стало, а то бы еще размножаться начал. Я бы этого не выдержал.
Глаза девушки внезапно наполнились слезами. Зубы заскрипели, а кулаки сжались. Красивое лицо перекосило ненавистью.
– Заткнись, сука, заткнись, тварь! – Татьяна рванулась вперед так, будто собиралась разорвать наглеца на куски голыми руками, но была остановлена Егором. Он схватил любимую в охапку и крепко прижал к груди.
– Убью, тварь! – орала девушка, выдираясь из крепких объятий. – Не смей произносить его имя. Это ты виноват, сука! Во всем виноват! Не смей даже думать о нем. Ты не только его убил. Ты меня убил!!! Малыша убил! Даже не заикайся про ребенка, не смей…
Командир наемников некоторое время удивленно смотрел на ее неожиданную реакцию. Потом открыл рот от внезапного понимания.
– Да ну меня! Че, правда? Он тебе ребенка заделал? Ну, блин, вы даете! А когда это я его убил? А, это когда в живот тебя ударил? Берцем? А ты еще на полу лежала? – Пастор словно смаковал подробности, наблюдая, как каждое его слово вызывает стон боли и отчаяния у бьющейся в истерике Татьяны. – Не, ну это ты сама виновата. Кто тебя просил вставать между ним и мной? Сидела бы в углу тихонько, глядишь, вместе бы маленького Сашку воспитывали. Ох, какого бы бойца я из него сделал!
Командир наемников мечтательно причмокнул.
– Слышь, гнида, – тихий голос Егора прозвучал четко, заставив Пастора прекратить кривляния и посмотреть на него. – Абзац тебе! Ты, сука, будешь долго умирать. Я тебе обещаю.
Тот мгновенно стал серьезным. Он сжал шею Зорина так, что у того перехватило дыхание. Ствол пистолета болезненно впился в висок.
– Рот закрой, Ромео. Авторитетом не вышел – в мою сторону тявкать. Потом извиняться будешь. Это я тебе обещаю. А теперь, если не хотите, чтобы у этого олуха появилась новая дырка в голове, положите оружие на пол и тихонько сядьте на стулья. Сесть, я сказал!
Рукоять пистолета врезалась Дмитрию в область почек. Тот застонал, колени его подкосились, но крепкая рука не дала ему упасть на пол. Егор и Татьяна медленно опустились на обшарпанные стулья.
– Оксана, свяжи им руки. Оксана, хватит выть. Соберись, тряпка! Встань и сделай то, что я сказал.
Та вышла из своего укрытия и, виновато глядя на Дмитрия, пошла вперед.
– Прости, – тихо сказала она, проходя мимо, – прости, я не хотела.
– Ты не должна это делать, – прошептал Зорин. Рука Пастора больно сжимала горло, мешая говорить.
– Да нет, Димочка, должна. Должна! – с нажимом повторил командир наемников. – Забыла, кто тебя с улицы вытащил? Кров дал? Одел нормально? А? Кто все это сделал?
– Ты, – прошептала Оксана. Ее губы дрожали, а из глаз текли крупные слезы.
– Не слышу? – Пастор театрально оттопырил стволом пистолета ухо.
– Ты, – громче произнесла она.
Потом подошла к сидящим молодым людям, наклонилась и стала связывать руки Егора автоматным ремнем.
– И не забывай об этом! – сорвался на крик командир наемников. – А то пойдешь обратно в развалины – спать на голых камнях и жрать то, что падальщики не доели!
– Оставь ее в покое, – сказал Дмитрий. Ему было больно смотреть на унижение, которому подвергал девушку Пастор.
– Что ты сказал?
Зорин не выдержал. Нервное напряжение, копившееся в течение последних дней, снесло плотину страха и прорвалось криком.
– Я сказал, оставь ее в покое! – в полный голос заорал он. – Ты, грязный, вонючий, закомплексованный кусок дерьма!
Пастор ударил Диму рукоятью по затылку, а когда тот рухнул на пол, стал беспорядочно наносить ему ногами удары по голове и туловищу.
– Кто грязный? – приговаривал он при каждом взмахе ноги. – Кто вонючий? Кто кусок дерьма?
Зорин извивался в ногах своего палача, постепенно теряя силы и пропуская все новые и новые удары. Одна рука с глухим щелчком сломалась, но у Димы уже не было сил кричать. Нос с хрустом сплющился от точного попадания носка ботинка. Губы превратились в два разорванных куска плоти. Многие зубы оказались сломаны, и изо рта текла темная кровь. Обезумевший Пастор забивал его до смерти. Связанные друзья дергались на своих стульях, не в силах помочь умирающему товарищу.
– Хватит!
Громкий голос ударил по ушам присутствующих. Командир наемников остановился и удивленно поднял глаза. Перед ним стояла Оксана, вытянутая, как струна, со сжатыми кулаками. Глаза ее метали молнии. Казалось, что еще чуть-чуть – и Пастора поразит электрический разряд.
– Хватит, я сказала!
– Ч-чего?
От неожиданности тот даже начал заикаться. Под его взглядом Оксана дрогнула. Пастор это заметил. Он усмехнулся и расслабился. Зорин наблюдал за этим, лежа на полу и пытаясь не провалиться в забытье.
– А ну, брысь под лавку, шмара подзаборная. Сиди и жди. Место свое забыла? Сейчас я расправлюсь с твоим дружком, а потом займусь тобой. И ты будешь извиняться. Если будешь стараться, и мне понравится, может, я оставлю тебя в живых. Смотри.
Командир наемников направил пистолет на лежащего без движения Дмитрия. Его указательный палец напрягся на спусковом крючке. Егор с Таней замерли, в ужасе глядя на происходящее. Внезапно на лице Пастора появилось озадаченное выражение. Было видно, что наемник изо всех сил пытается выстрелить, но палец не сдвигается ни на миллиметр. Его взгляд стал отрешенным. Он уставился куда-то вбок, словно вслушиваясь во что-то, слышное ему одному.
– Что? – пробормотал он. – Что это?
И вдруг уставился на Оксану.
– А НУ, ПОШЛА ВОН ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ!!!
Девушка, стоявшая перед ним, подняла руку и сделала шаг вперед. На нее было страшно смотреть. Лицо ее побледнело и словно осунулось. По впавшим щекам градом катились крупные слезы, но глаза не выражали абсолютно ничего, будто Оксаны не было здесь. Наверное, так в далеком прошлом люди, смирившиеся со своей судьбой, поднимались на эшафот.
Пастор все еще стоял, вытянув вперед руку с пистолетом, а из перекосившегося рта к полу тянулись длинные нити слюны.
– Пошла вон, сука! – проскрипел он. – Ты уже ничего не изменишь.
Оксана чуть свела пальцы на вытянутой руке. Наемник завопил, выронил пистолет и, сжав голову руками, упал на колени. Из одной ноздри медленно потекла кровавая струйка.
– Тебе конец, тварь! Падаль! – скрипя зубами, простонал он. – Сдам тебя нашим, они тебя на куски разрежут. Молить будешь, чтоб быстрее с тобой покончили. Они уже едут, не сегодня завтра будут здесь. Я их вызвал, и его сучка тоже с ними. Жаль, он ее не дождется. Он еще легко отделается. А ты будешь подыхать в мучениях, как твои родители. Заживо сгниешь, и твое уродство тебе не поможет, мутантка ты хренова.
– Я. Не. Мутантка, – четко проговорила девушка. – И не смей говорить про моих родителей.
Она резко сжала руку в кулак. Пастор завопил так, будто с него живьем сдирали кожу. Его тело выпрямилось, словно натянутая струна. Из ушей, носа и рта хлынул темно-красный поток. Наемник захлебнулся, закашлялся, разбрызгивая вокруг кровавые капли. Еще секунду он стоял, скрежеща зубами и обливаясь собственной кровью, а потом завалился на бок. Тело его еще пару раз дернулось и застыло.
Сознание наконец-то покинуло Зорина, погрузив его в спасительное беспамятство. Последнее, что он увидел – как рядом с поверженным врагом упала Оксана.
Эпилог
Дмитрий очнулся в чистой, светлой комнате. Он лежал на кровати, укрытый белоснежными гладкими простынями. Все тело немилосердно болело. Он застонал. На звук в комнату вошла девушка, одетая в белый халат. Увидев, что раненый пришел в себя, она быстро выбежала прочь. Зорин огляделся. Что-то мешало ему смотреть, закрывая один глаз. Он попытался поднять правую руку и убрать досадную помеху, но это у него не получилось. Посмотрев в ту сторону, Дмитрий увидел, что его рука привязана к кровати, и в нее воткнуты какие-то трубочки, по которым в его тело льется прозрачная жидкость. Левая рука поднялась без проблем, но она по плечо была закована в толстый слой гипса, из которого торчали только пальцы. Зорин стал гримасничать, чтобы избавиться от того, что мешало ему смотреть, пока не понял, наконец, что это такое. Бинт. Такими же бинтами было обмотано практически все его тело.
В комнату вошел седой мужчина в белом халате. Он быстро осмотрел Диму, пощелкал пальцами перед его лицом, посветил в глаза маленьким фонариком.
– Как вы себя чувствуете? – спросил доктор.
– Болит все, – прошептал Дмитрий, поразившись, насколько слабо прозвучал его голос. Он попытался облизать пересохшие губы, но чуть не порезал язык об острые пеньки сколотых зубов. Увидев это, врач сделал знак, и медсестра поднесла Зорину банку с торчащей оттуда трубочкой. Тот сделал небольшой глоток.
Доктор удовлетворенно хмыкнул и встал с места. Он подошел к двери.
– Можете пообщаться, – сказал он кому-то. – Только десять минут, не больше. Он еще очень слаб.
На стул рядом с кроватью опустился Егор.
– Ты как? – спросил он.
Плахов был облачен в черный противорадиационный костюм. Капюшон с противогазом болтались за спиной. На одном плече, непонятно с какой целью, висел медицинский халат, который был настолько маленьким, что на Егоре больше походил на носовой платок.
– Бывало лучше. Что произошло?
На лице друга появилось тревожное выражение.
– Ты что, ничего не помнишь?
– Помню, как меня Пастор метелил, а потом все как в тумане.