— Платье принесли ещё до того, как я открыл дверь, — говорит Лео, возвращаясь с чем-то красным в руках.

— Кто мог его выбрать? Оно слишком вычурное.

— Все и так будут смотреть на тебя сегодня. Зачем пытаться спрятаться?

Потому что я не хочу, чтобы все пялились на меня. Не тогда, когда мне нужно сбежать прежде, чем меня заставят обратить Марго в пустышку.

— Судья Мендес передал, — говорит Лео, показывая мне рубиново-красные перчатки.

— Я ещё никогда не получала столько подарков, — говорю с подозрением в голосе.

— Так сегодня же фестиваль, — зелёные глаза Лео мерцают, когда он достаёт из кармана крохотный ключик.

Лео снимает старую перчатку и надевает новые. Добротная красная замша до моих локтей, манжета из мелкой кольчуги с рубинами, которая защёлкивается на замок. Всего лишь самые длинные кандалы в моей жизни.

После парада знатных семей следует группа священников церкви Господина миров и их последователей. В самом конце экипаж королевской семьи. Король Фернандо и его молодая королева, увешанные драгоценностями. Платье королевы Жозефины напоминает облака, плывущие по небу, оно белое на её блестящей тёмной коже. Стоит ей высунуть руки в окошко, чтобы помахать народу, и толпа взрывается от обожания. На королевской чете праздничные короны — высокие, украшенные фиолетовыми кристаллами — фамильного цвета правящей семьи.

Я разочарованно выдыхаю. Принца Кастиана с ними нет. Время на исходе. Мои руки деревенеют от одной мысли, чтобы опустошить память Марго, превратить её в пустую оболочку той девушки, что некогда сражалась со мной плечом к плечу, что готова отдать свою жизнь ради своего народа.

За королевской четой следуют трубачи, завершая торжественное шествие, однако фестиваль, чествующий уничтожение Госпожи теней Господином миров ещё далеко не закончен. Вновь звучат трубы, колокола, пение. Люди размахивают фиолетово-золотыми флагами Пуэрто-Леонеса, и это напоминает мне о дне казни Деза. Моё тело вибрирует от переполняющей энергии. Цель.

Я ещё раз смотрю в зеркало перед выходом, касаясь серебряного узора на платье. Задержавшись на нём, я чувствую искру, как будто маленькая молния на юбке. Это ощущение восторга, который я испытывала, когда мы сбежали от Чистильщиков и выжили. Головокружение от поцелуев под луной. Вдруг я понимаю. Это не серебро. Платина. Детский стишок всплывает в голове: «И четыре вены, что сверкают платиной, чтобы прошлое было навеки утрачено». Мои руки покалывает от прикосновения к металлу. Металлу, столь редкому, что я и мечтать не смела, что когда-нибудь он у меня будет. Это не от лекарств мне стало лучше… От платья.

Только один человек мог это сделать. Но зачем?

Моя магия откликается под перчатками. Реагирует. Смешивается. Разжигается. Мой разум чище, чем когда-либо в жизни. Только Серость осталась неприступным хранилищем.

Я тень. Капля чернил. Возмездие в ночи.

Я робари.

***

Когда мы входим в бальный зал, шепотки раздаются со всех сторон. Я бы хотела смотреть строго перед собой, но мои глаза сами рвутся найти принца в толпе. Он моя единственная ниточка, ведущая к оружию — последний человек (насколько мне известно), державший в руках деревянную шкатулку из воспоминания Лозара. Всё ещё есть шанс, что он может привести меня к нему. Я иду мимо ослепительных нарядов, зажжённых канделябров, сверкающих бокалов с кавой, льющейся рекой.

Дворец принимает не только знатные рода и состоятельных торговцев, но и иностранцев из ближайших королевств. Королевская семья Дофиники прибыла в традиционных одеждах из атласа и кружева, с длинными дредами, закрученными вокруг их голов.

Бальный зал не похож ни на что виденное мной прежде. Весь пол выложен мозаикой, символизирующей богатства королевства. Лео берёт меня за руку, и мы присоединяемся к толпе, проходящей дальше на празднества.

Ещё одно великолепное появление — правительницы эмпирио Лузо, континента к югу по морю от Пуэрто-Леонеса, по сравнению с которым мы выглядим маленькой страной. Императрица Елена и её королева-консорт возвышаются на причудливых носилках, которые держат на своих плечах шесть мужчин в золотых нарядах. У обеих королев смуглая кожа и волосы чёрные, как оникс, изящно заплетённые ниже плеч. Их шеи оплетают живые цветы, насыщенно-красные, как рубины, — я никогда таких не видела. Голову императрицы венчает корона, в то время как статус её королевской супруги подчёркивается массивным бриллиантовым ожерельем.

Все вокруг нас перешёптываются, сплетничая, почему правительницы Лузо пропустили приём в саду. Конечно, они не могли знать о намерениях Марго, но я улавливаю предположение, что императрица здесь не ради мирных переговоров.

— Как думаешь, почему король настоял на приглашении императрицы на фестиваль? — спрашиваю Лео.

— Эмпирио Лузо — самое богатое из известных государств, — шепчет в ответ Лео. — Но именно там мориа пытаются найти убежище. Лузо не переступали границ Пуэрто-Леонеса со времени нападения на мориа.

Нападение — милое словечко для резни.

— Леди Нурия поспорила со мной на десять либр, что они не появятся, — добавляет он. — Она думала, что прийти сюда будет позором для них.

Я смотрю, как императрицу и консорта опускают на пол, где их встречают король и королева Пуэрто-Леонеса. Правительницы Лузо ждут, что леонессцы будут кланяться первыми, но очевидно, что чета Фахардо ждёт того же самого. Подбегает экономка и предлагает императрице и консорту напитки, которые они принимают, но не пьют.

Король Фернандо смотрит туда, где стоит Рука Мориа, затем на меня. Мой желудок сжимается, когда он поднимает бокал в моём направлении. И я прекрасно знаю, что меня привели сюда как племенную кобылу, чтобы показать всем свою силу, способную поставить империи на колени.

Я кланяюсь, слегка поворачиваясь в сторону императрицы. Когда я разгибаюсь, то замечаю, что она уже рассматривает меня, и выдерживаю её взгляд. Страх перед грядущей ночью вонзил в мою спину свои острые когти и не отпускает, пока мы продолжаем идти.

Лео провожает меня через весь зал. Гости танцуют, слуги скользят между ними с подносами с янтарным ромом, кавой, полосками жаренной свиной кожи и сырами с медовыми сотами на дольках яблок. Стеклянные кубки всех цветов радуги, наполненные агуадульсе с лимонной кожурой, поджигаются и быстро тушатся, чтобы к ним тут же приникли жадные губы.

Через огромные двойные двери, ведущие в сад, я вижу труппу музыкантов. Голос певца раздаётся в зале. Король и королева вновь возвращаются к своим тронам, принимая всех леонессцев и гостей, подходящих поприветствовать и выказать почтение правителям.

Когда они выведут Марго? Моя рука болит, а сердцебиение ускоряется. У меня всё ещё нет плана. Стоит ли мне попытаться спасти её и тем самым, скорее всего, убить нас обеих? Или превратить её в пустышку, чтобы укрепить своё положение во дворце? Каким путём пошёл бы Дез?

В каждом углу и у каждого входа стоят вооружённые стражники с мечами наготове. Лео проводит меня через толпу. Они расступаются перед нами. Мне кажется, что я некое морское существо, рассекающее высокие холодные волны. Я не свожу глаз с короля Фернандо, сидящего на троне, сделанном из железа с золотом, не том, что из альмана в башне. Лео ведёт меня к судье Мендесу, но король Фернандо поднимает руку, и мы останавливаемся, а потом идём туда, куда он указал.

Король встаёт, но не берёт меня за руку. Его глубокие карие глаза скользят от моих туфель к экстравагантному платью, по бледному шраму на груди, который он мне оставил, и, наконец, останавливаются на глазах. Мой пульс учащается, и свежая рана на предплечье, скрытая перчаткой, беспокоит постоянной ноющей болью.

Замечая меня между королём и судьёй, толпа в зале оживает. Платья шуршат, леди собираются у резных колонн и шепчутся, спрятавшись за трепещущими веерами. Кто-то прочищает горло, кто-то покашливает, все разговоры стихают, музыканты берут неверные ноты, а где-то даже разбивается бокал. Все глаза обращены на нас троих.

— Многоуважаемые гости, — начинает король Фернандо, — сегодня мы чествуем нашего творца, Отца миров, его триумф над вероломной Госпожой теней и богами-узурпаторами старины. В этом году мы празднуем даже больше. Сегодня днём была совершена попытка покушения на мою жизнь шепчущими во время торжественного приёма моей королевы.

Он замолкает, позволяя толпе повздыхать и обсудить между собой. Король Фернандо знает, как нагнать страху.

— Возможно, вы заметили стражников. Прошу обоих наших морских соседей понять, что эти меры были предприняты в целях обеспечения безопасности всех и каждого в этом зале от тех, кто мог бы попытаться уничтожить нас. От лица своей королевы и своего сына, я хотел бы посвятить первый танец Фестиваля Солнца Ренате Конвида, робари из Руки Мориа, спасшей мне сегодня жизнь.


Мои глаза наполняются слезами от злости на каждое его слово. «Спокойно. Не двигайся. Не дыши», — мысленно говорю себе. Я застываю, когда он берёт меня за руку. Жар его ладони ощущается сквозь перчатку, и мой первый порыв — вырваться из его хватки.

Он сжимает своими пальцами мои, слишком крепко. Мы уже сделали два шага в центр зала, когда кто-то преграждает нам путь.

Мои ладони дрожат, и весь воздух выбивает из лёгких при виде его… Взлохмаченные золотые кудри и сияющие военные ордена на расшитом голубом камзоле под цвет его глаз.

Принц Кастиан.

Наконец-то.

— Позвольте, отец, — говорит он своим глубоким голосом, очаровательно улыбаясь.

Гнев короля выдают сдвинутые брови и сжатые губы, но он не посмеет устраивать сцену, только не перед всеми этими людьми. Он ослабляет хватку, и передаёт меня в руки принцу Кастиану, как будто я игрушка какая-то.

Оркестр начинает играть мелодию, которая звучит более знакомой, чем должна быть. Я ждала этого мгновения дни, недели, а теперь просто стою здесь и трясусь с ног до головы. Я сбита с толку. Я просто трусиха. Я даже не могу посмотреть ему в глаза.

— Ты боишься, — говорит Кровавый Принц, твёрдо положив руку на мою талию. Я стискиваю зубы и держу взгляд строго над его плечом, на красно-жёлтые звёзды на мозаике позади него. Мои пальцы крепко сжимают его руки, возможно, слишком крепко.

— Я не боюсь, — мой голос резок, как зимнее похолодание, и я пытаюсь держаться от него подальше, что выглядит очень странно в танце.

— Как только я услышал, что ты здесь, я знал, что должен вернуться.

— Вы проделали весь этот путь, чтобы посмотреть, как робари показывает фокусы при дворе?

— Нет, — отвечает он так серьёзно, что я отказываюсь смотреть на него. Я видела, как он убивает, как добивается прощения, как соблазняет женщин и как потом губит их.

— Тогда зачем? — я спотыкаюсь и хватаю его плечо, чтобы удержаться. Он морщится.

— Осторожнее.

— Вы ранены? — не было никаких новостей о схватках или сражениях. Где он мог получить ранение, да ещё так близко к сердцу?

Он не отвечает на вопрос, кружа в танце. Пока его ладонь плавно скользит по моим лопаткам, картинки выплывают из Серости, несмотря на то, что платина на платье усиливает мои способности и контроль над ними.

Одежда, разбросанная по его постели.

Линия золотых волосков на мышцах его пресса.

Королева Пенелопа, умоляющая Иллана.

Вентари в одиночной камере.

Деревянная шкатулка.

Селеста в огне.

Дез. Как всегда, Дез.

Когда Кастиан придвигает меня ближе к себе, как полагается по танцу, я возвращаю себе контроль над Серостью, задвигаю воспоминания назад и сосредотачиваюсь на отполированной плитке под нашими ногами, такой синей, словно мы двигаемся над Кастинианским морем.

— Если ты не боишься, то почему не смотришь мне в глаза?

Мои губы дрожат, ноздри раздуваются, но я отвечаю:

— Вам недостаточно сотни глаз, что уже смотрят на Вас, пока мы танцуем?

Я продолжаю смотреть через его плечо, там я вижу судью Мендеса, пристально наблюдающего за нами. Пристальнее, чем остальные.

— Я привык к сотням глаз. Однако не привык к твоим.

Что-то скручивается в моём животе, как гадюки переплетаются в клубок. Его дыхание ощущается прохладным на моей щеке. Я закрываю глаза и вижу отрубленную шею Деза. Кровь, заливающую плаху. Кровь, разбрызганную по лицу Кастиана, которую потом отмывала Давида. Давида, пострадавшая ради этого принца. Почему? Как он может стоить всей этой боли, всех этих потерь?

Кастиан сжимает мою талию крепче, и я резко вдыхаю, когда он наклоняет меня вниз и возвращает под звуки виелы. Я стискиваю его плечо сильнее, чем стоило бы, и когда он выпрямляет меня, я смотрю ему прямо в глаза.

Голубые с золотой россыпью, иногда зеленоватые в свете канделябров. Я нахожу на его лице порезы, бледные шрамы, которые он получил ещё тогда, в воспоминании Давиды. Шрам в форме полумесяца, который оставил ему Дез. Складка между его бровями так ярко выражена, словно он пытается вспомнить меня. Но как он может узнать ту мятежницу, которую он видел в лесу в грязи и слезах, в той, кем я стала сейчас, в чёрном шёлке, вороньих перьях и платине, как будто смерть в человеческом обличье?

— Не так уж и сложно, правда? — говорит он тоном победителя, растягивая свои полные розоватые губы в улыбке.

— Полагаю, Вы всегда получаете то, что хотите, да, ваше высочество? — я улыбаюсь в ответ и мысленно напоминаю себе: «Не забывай, кто он такой».

Он молча раздумывает над этим, замедляя шаг. Мы в центре зала, но теперь ещё несколько пар к нам присоединились, пытаясь приблизиться и подслушать, что такой прекрасный принц, как он, может говорить такому монстру, как я.

— Я сражаюсь за то, во что верю, — в конце концов говорит он, — и я всегда сражаюсь, чтобы победить. В этом смысле, я получаю то, чего хочу.