Я медленно поднимаюсь, опираясь на ладони и колени. Нужно выбираться отсюда. Мне необходимо добраться до места встречи раньше, чем Дез отправится на мои поиски. Солнечный луч проникает в кухонное окно, освещая сверкающее стекло и что-то ещё, зажатое в руке погибшего. Медное кольцо.
Я подхожу ближе к трупу, стараясь дышать только ртом. Но от этого становится лишь хуже, поскольку я чувствую вкус смерти, которым пропитался воздух. Переворачивая тело, я уже догадываюсь, что это женщина. Моё сердце уже знает то, что глазам только предстоит увидеть. Её тело наполовину обуглилось. Я убираю тлеющие щепки с неповреждённой смуглой кожи. Её волосы покрылись сединой с возрастом, ярко-красная кровь запеклась на губах, а единственный карий глаз сейчас безжизненно открыт. Если бы я прошла мимо неё на деревенской площади, то увидела бы лишь обычную пожилую селянку в серо-чёрной домотканой одежде.
Но широкое медное кольцо, напротив, доказывает, что она была одной из нас, одной из мориа. Замысловатая гравировка указывает на её высокое положение среди старейшин шепчущих, а медь означает, что она персуари. В моей голове всплывает припев из жестокой песенки, которую любят напевать в школах и тавернах по всему королевству: «одно сердце, красное как медь, чтоб лавине чувств ты мог велеть». При более близком рассмотрении я замечаю засохшую на подбородке зелёную слюну. Яд.
— Ох, Селеста, — шепчу я с болью в груди, затем складываю кольцо в карман, чтобы вернуть его старейшинам. Синие и фиолетовые синяки покрывают женские запястья, словно браслеты. Она явно боролась изо всех сил. В её руке я нахожу маленькую склянку с ядом — такая есть у каждого из нас.
Именно Селеста настояла, чтобы шепчущие не отворачивались от робари. Большинство старейшин отказывались обучать нас, но Селеста была другой. Я надеялась, что с её помощью тоже смогу измениться. За последнее десятилетие король вынудил всех мориа, мирно проживавших в Пуэрто-Леонесе, бежать из королевства. Селеста помогала оставшимся семьям и обучала молодое поколение использовать свои силы без вреда другим.
Я вывожу на её груди символ Госпожи, повторяя V-образную форму созвездий богини: «Да упокоится твоя душа в Её вечной тени».
И добавляю шёпотом: «Мне жаль».
Я должна обыскать её тело на наличие альмана. Уверена, Дез сделал бы это за считанные мгновения. Но Саида наверняка тоже поколебалась бы. Тем не менее таков наш долг. Поэтому я задерживаю дыхание и отвожу в сторону покрытый пеплом плащ.
— Мама! — раздаётся голос откуда-то из глубины дома. — Мама?
Голос ребёнка. Мне не послышалось. Кто-то всё же выжил. Знаю, в первую очередь мне нужно выполнить своё задание — найти альман, — но эта беспомощность в голосе режет по сердцу, вынуждая меня оставить Селесту и пойти в другую часть дома, где я нахожу ещё одну дверь. Она не заперта, но когда я пытаюсь толкнуть её, путь преграждает неизвестная тяжесть.
— Не двигайся! — кричу я приглушённым из-за шарфа голосом. — Я тебе помогу!
— Я не могу выйти! — всхлипывает ребёнок. — Дядя пытался меня вытащить, но я убежал от него и всё рухнуло…
— Просто оставайся на месте, — прошу я, осматривая проход.
Затем делаю несколько глубоких вдохов и со всей силы толкаю дверь, но она сдвигается лишь на пару дюймов. Я оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь, что могло бы мне помочь. Хватаю прислонённую к стене метлу и использую в качестве рычага. Я продолжаю толкать на пределе своих возможностей. Дюйм за дюймом дверь поддаётся и открывается достаточно широко, чтобы я могла проскользнуть в комнату.
При виде меня мальчик спрашивает в слезах:
— Кто вы?
Ему не больше пяти — максимум шесть. Большие карие глаза, потемневшая от дыма кожа и копна рыжих кудряшек. Тяжёлая деревянная балка пригвоздила мальчика к полу. В его руке зажата игрушка. За ней он побежал в комнату? Ему следовало бежать прочь из дома и никогда не оглядываться. Когда-то и я могла оказаться на его месте, лишившись родителей по вине Королевского Правосудия. Слава Матери, что он сам цел и невредим.
— Сейчас достанем тебя.
Я проверяю, чтобы шарф надёжно закрывал мне лицо. Хотя это всего лишь ребёнок, всё же будет лучше, если он не запомнит моего лица. В конце концов, я одна из шепчущих.
Мальчик начал кричать:
— Мама! Мама!
Я не представляла, как выгляжу в глазах ребёнка, пойманного в ловушку разваливающегося дома. Моё лицо и руки покрыты сажей, глаза обведены чёрной краской, а на бедрах висят кинжалы. Вдобавок ко всему, я тянусь к нему руками в чёрных кожаных перчатках. Я была примерно его возраста, когда меня похитили, хотя дворцовая стража была одета явно поприличнее.
— Пожалуйста, — умоляю я. — Прошу, не бойся меня. Я не причиню тебе вреда.
Мальчик не перестаёт кричать. В панике он начинает задыхаться и кашлять, потом на мгновение останавливается, чтобы набрать воздуха. И в эту короткую заминку я слышу, как воздух пронзает резкий металлический свист. Сигнал Эстебана — прибыли чистильщики.
Сквозь треск огня, ужасные всхлипы мальчика и оглушающие удары моего сердца слышится стук множества копыт по пересохшей земле. Я опускаю шарф, дыша быстро и отрывисто. Нам нужно выбираться… немедленно. Осторожно протягиваю руку, демонстрируя ребёнку свои мирные намерения.
— Не бойся.
Эти слова не имеют для него никакого смысла. Мне известно об этом лучше всех. Но ещё я знаю, что не могу бросить его здесь умирать. И у меня нет времени ждать, когда он успокоится.
Шум от копыт звучит всё ближе. Я хватаю мальчишку за запястье. Старейшины советовали мне не использовать силу без их указания. Они не верят, что я могу контролировать свою магию. Но у моей силы есть один побочный эффект, благодаря которому ребёнок оцепенеет на некоторое время, достаточное для того, чтобы я смогла унести его в безопасное место.
Мальчик кричит всё громче. Он продолжает звать маму, которая уже никогда не ответит. Удерживая его запястье одной рукой, я зубами стягиваю перчатку с другой, освобождая вспотевшую ладонь. Перчатка падает на пол в тот момент, когда отчаянный крик мальчика почти разрывает мои барабанные перепонки.
Я делаю то, что должна. То, чего боялась. То, за что Королевское Правосудие использовало меня и за что шепчущие до сих пор не доверяют. Я краду воспоминания.
Выпуклые шрамы на кончиках пальцев нагреваются и покалывают, словно я поднесла руку к огню, а от ладоней начинает исходить яркое свечение. Когда я прикасаюсь к другому человеку, моя сила прожигает себе путь сквозь чужой разум, пока не найдёт необходимое. Магия оставляет свежие шрамы на моих руках, когда я берусь за нечто столь зыбкое и непостоянное, как человеческая память. В детстве я кричала и плакала всякий раз, когда использовала свою силу.
Но теперь этот жар и боль помогают мне сосредоточиться на цели. Проникновение в чужой разум требует полного контроля и равновесия, а установление связи влечёт за собой множество опасностей. Если я отпущу слишком рано, если нас прервут, если заберу слишком много воспоминаний, то есть риск опустошить его разум полностью. Моя магия подбирается к самым свежим воспоминаниям. Я морально готовлюсь к последствиям от проникновения в детский разум.
Фрэнсис не может заснуть. Папа и мама отправили его спать, но он хочет дождаться тётю Селесту с её очередного путешествия. Затем он слышит шаги и лязг.
Шум доносится из кухни. Тётя Селеста вернулась! Фрэнсис скидывает покрывала. Босые ноги касаются холодного каменного пола. Может быть, она проведёт с ним время, рассказывая одну из своих историй о древних принцессах из давно исчезнувших королевств Мемории и Захары. Или о древних сверкающих храмах волшебного народа мориа. В прошлый раз тётя Селеста приставила палец к губам и попросила пообещать, что он никому не расскажет об этом.
Он на цыпочках подходит к двери, поворачивает ручку и застывает. На кухне незнакомые люди. Больше всего на свете Фрэнсису хочется закричать, позвать родителей. Но страх в его сердце подсказывает, что нужно вести себя тихо.
Звук удара. Кто-то разбивает стекло и возникает огонь. Все кричат. Пламя охватывает одного из мужчин, он начинает бегать по комнате и размахивать руками.
Фрэнсис замечает тётю Селесту и хочет её позвать, но она оборачивается и делает нечто странное: пока стражники пытаются потушить огонь, она достаёт из кармана переливающийся камень размером с садовое яблоко и проглатывает его.
Тётя Селеста падает как марионетка, которой перерезали нитки. Когда она не встаёт, давно закипающий в груди крик, наконец, находит выход наружу:
— Нет!
Все стражники разом поворачиваются к нему. Фрэнсис хочет бежать, но его ноги словно стали свинцовыми.
— Схватить мальчишку, — отдаёт приказ мужчина, чьё лицо скрывают золотые пряди, а затем подходит к неподвижному телу Селесты. — Арестовать всю семью.
Пламя охватывает стены, пробираясь всё выше и выходя за пределами комнаты.
— Никто не должен знать, что я был здесь, — тихо произносит златовласый мужчина. — Пусть горит.
Фрэнсис пытается сбежать через окно, но огромная рука хватает его сзади за шею…
Вспышка белого света затмевает воспоминание мальчика. Что-то идёт не так. Виски пронзает боль и связь обрывается. Я будто падаю прямо с обрыва. Пытаюсь удержать нить, связывающую меня с разумом мальчика, но грохочущий топот ног чистильщиков не даёт сосредоточиться. Я отчаянно пытаюсь обуздать свою магию, чтобы спасти хоть часть чужой памяти. Но чем сильнее я цепляюсь, тем больше воспоминаний переходят ко мне, сменяя друг друга и мельтеша яркими красками, они исчезают из его разума и наводняют мой.
Меня потряхивает от шока, что заставляет окончательно разорвать связь. Я прилагаю все силы, чтобы оставаться в вертикальном положении, несмотря на тупую боль в висках. Единственная хорошая новость — мальчик по имени Фрэнсис уснул. Он больше не вспомнит, как умерла Селеста или как его схватил стражник. В последующие годы, после моего спасения шепчущими, я научилась разделять воспоминания. Увиденное останется со мной навеки, станет частью меня. Я забрала его воспоминания об игре в догонялки с другими детьми на зелёном холме. Об отце и Селесте, которые смеялись и готовили ужин. О матери, прикрепляющей глаза к тряпичной кукле. О нём самом, бегущем в комнату за своей любимой куклой, подальше от страшного солдата.
У меня нет времени, чтобы надеть перчатки. Я поднимаю деревянную балку, крякнув от напряжения, и отталкиваю в сторону. Запихиваю куклу в его карман, подхватываю Фрэнсиса на руки и оглядываю комнату. Что случилось с его родителями, если он бежал сюда один? Кто у него остался в этом мире? Нам придётся взять его с собой, пока мы не доберёмся до ближайшего города. Саида сможет его успокоить, а Марго найдёт тех, кто согласится его приютить. Я выхожу из комнаты и иду на кухню, где лежит Селеста и находится альман. Теперь я точно знаю, где его искать.
Но прежде чем я успеваю сделать следующий шаг, внезапно распахивается дверь. Я отступаю назад, крепче прижимая Фрэнсиса к груди.
— Положи ребёнка на пол, — командует чистильщик, направляя свой меч на меня.
Глава 3
Я нарушила два основных правила шепчущих — не использовать силу на невинных и не попадаться. Меня охватывает паника, пока я пытаюсь найти выход из сложившейся ситуации. Я достаточно быстрая, чтобы убежать от стражника через главный вход, но не могу бросить Фрэнсиса и альман. А мне придётся либо бросить их обоих, либо остаться и вступить в бой. Но я не успеваю положить мальчика на пол, тот резко просыпается, выходя из оцепенения, и с визгом вырывается из моих рук.
— Теперь ты в безопасности, — мягко говорит ему стражник. На нём новенькая и опрятная форма, молодое лицо выражает доброжелательность. — Никто не причинит тебе вреда.
Моя кровь закипает. Я хорошо знаю, как это работает, насколько легко попасться в эту ловушку. Чистильщики олицетворяют собой мягкую ласку, после жестокой пощёчины короля. Они служат орудием для его показного милосердия — тушат огонь, спасают уцелевших, предлагают еду и безопасность. И вот уже все забыли, что изначально именно его люди сровняли деревню с землёй.
Я крепко держу Фрэнсиса за плечи. Он весь напрягся, но не пытается удрать. Похоже, стражник пугает его не меньше меня.
— Отпусти его, — требует стражник, но в его голосе нет твёрдости. Он переступает с ноги на ногу, по лицу стекает пот. — Дом окружён. Тебе не сбежать, тварь.
Я лишь усмехаюсь на его попытку оскорбить, но понимаю, что он прав. Как бы на моём месте поступил Дез? Оттолкнул бы ребёнка в сторону и схватился за меч. Кинжал на моём бедре — не самое лучшее оружие. Моя настоящая сила сосредоточена в руках — магия робари. Но этот стражник явно будет сопротивляться, и я могу навсегда повредить его разум. Восемь лет назад я пообещала себе, что больше никогда никого не опустошу. Я колеблюсь, а в голове звучат слова Деза. После нашего прошлого провала он сказал мне: «Либо ты, либо они. Выбирай тот вариант, который вернёт тебя ко мне».
Я хватаю мальчишку за горло и подношу кинжал к его грудной клетке.
— Ты не тронешь его, — произносит солдат.
Я с вызовом вздёргиваю подбородок.
— Уверен?
— У тебя глаза не убийцы.
Странно слышать подобные слова от солдата короля. Обо мне, шепчущей. Изменнице. Робари. Но его слова попадают прямо в цель.
Я колеблюсь, а стражник бросается вперёд. Он прав. Я бы не убила ребёнка… Но могу ранить солдата, чтобы спасти нас обоих. Я с силой отталкиваю Фрэнсиса и рассекаю кинжалом воздух. Стражник уклоняется от кончика лезвия.
— Беги! — кричит он мальчику.
Фрэнсису, которого я спасла. Фрэнсису, который смотрит на меня так, словно это я устроила пожар. Мальчик толкает кухонную дверь и выбегает на улицу. Вот так действуют король и его Правосудие. Выворачивают правду наизнанку, выставляя нас злодеями. Теми, кто стоит за всеми нападениями и сожжёнными городами, служа причиной страданий королевства. А я сыграла им на руку.
— Во имя Короля и Правосудия! — выкрикивает солдат, а я чувствую прикосновение клинка к своей ключице.
«Это было глупо, Рен», — прорычал бы мне Дез.
— Вы арестованы!
Солдат надавливает остриём своего меча сильнее. Я инстинктивно придвигаюсь к двери, но он точно не собирается отпускать меня. Клинок разрезает кожу. Холодный металл и горячая кровь. Я стискиваю зубы, чтобы не вскрикнуть. Не хочу доставлять ему такого удовольствия.
— Придут другие. Вы никогда не избавитесь от всех нас.
Хотя мужчина стоит позади меня, я знаю, что всё его тело напряжено. Чувствую это так же отчётливо, как меч у своего горла.
— Это мы ещё посмотрим.
«Выбирай тот вариант, который вернёт тебя ко мне».
Склянка с ядом лежит в кармане достаточно близко, чтобы я могла до неё дотянуться. Краткий миг боли вместо плена. Я думаю о Селесте, чьё тело лежит рядом. Ей хватило духу выпить яд. Для неё это было лучше повторного заточения. Может быть, я не так уж и безнадёжна. Ведь я очень сильно хочу жить. «Но у меня не осталось выбора, Дез».
Я подхожу ближе к трупу, стараясь дышать только ртом. Но от этого становится лишь хуже, поскольку я чувствую вкус смерти, которым пропитался воздух. Переворачивая тело, я уже догадываюсь, что это женщина. Моё сердце уже знает то, что глазам только предстоит увидеть. Её тело наполовину обуглилось. Я убираю тлеющие щепки с неповреждённой смуглой кожи. Её волосы покрылись сединой с возрастом, ярко-красная кровь запеклась на губах, а единственный карий глаз сейчас безжизненно открыт. Если бы я прошла мимо неё на деревенской площади, то увидела бы лишь обычную пожилую селянку в серо-чёрной домотканой одежде.
Но широкое медное кольцо, напротив, доказывает, что она была одной из нас, одной из мориа. Замысловатая гравировка указывает на её высокое положение среди старейшин шепчущих, а медь означает, что она персуари. В моей голове всплывает припев из жестокой песенки, которую любят напевать в школах и тавернах по всему королевству: «одно сердце, красное как медь, чтоб лавине чувств ты мог велеть». При более близком рассмотрении я замечаю засохшую на подбородке зелёную слюну. Яд.
— Ох, Селеста, — шепчу я с болью в груди, затем складываю кольцо в карман, чтобы вернуть его старейшинам. Синие и фиолетовые синяки покрывают женские запястья, словно браслеты. Она явно боролась изо всех сил. В её руке я нахожу маленькую склянку с ядом — такая есть у каждого из нас.
Именно Селеста настояла, чтобы шепчущие не отворачивались от робари. Большинство старейшин отказывались обучать нас, но Селеста была другой. Я надеялась, что с её помощью тоже смогу измениться. За последнее десятилетие король вынудил всех мориа, мирно проживавших в Пуэрто-Леонесе, бежать из королевства. Селеста помогала оставшимся семьям и обучала молодое поколение использовать свои силы без вреда другим.
Я вывожу на её груди символ Госпожи, повторяя V-образную форму созвездий богини: «Да упокоится твоя душа в Её вечной тени».
И добавляю шёпотом: «Мне жаль».
Я должна обыскать её тело на наличие альмана. Уверена, Дез сделал бы это за считанные мгновения. Но Саида наверняка тоже поколебалась бы. Тем не менее таков наш долг. Поэтому я задерживаю дыхание и отвожу в сторону покрытый пеплом плащ.
— Мама! — раздаётся голос откуда-то из глубины дома. — Мама?
Голос ребёнка. Мне не послышалось. Кто-то всё же выжил. Знаю, в первую очередь мне нужно выполнить своё задание — найти альман, — но эта беспомощность в голосе режет по сердцу, вынуждая меня оставить Селесту и пойти в другую часть дома, где я нахожу ещё одну дверь. Она не заперта, но когда я пытаюсь толкнуть её, путь преграждает неизвестная тяжесть.
— Не двигайся! — кричу я приглушённым из-за шарфа голосом. — Я тебе помогу!
— Я не могу выйти! — всхлипывает ребёнок. — Дядя пытался меня вытащить, но я убежал от него и всё рухнуло…
— Просто оставайся на месте, — прошу я, осматривая проход.
Затем делаю несколько глубоких вдохов и со всей силы толкаю дверь, но она сдвигается лишь на пару дюймов. Я оглядываюсь по сторонам в поисках чего-нибудь, что могло бы мне помочь. Хватаю прислонённую к стене метлу и использую в качестве рычага. Я продолжаю толкать на пределе своих возможностей. Дюйм за дюймом дверь поддаётся и открывается достаточно широко, чтобы я могла проскользнуть в комнату.
При виде меня мальчик спрашивает в слезах:
— Кто вы?
Ему не больше пяти — максимум шесть. Большие карие глаза, потемневшая от дыма кожа и копна рыжих кудряшек. Тяжёлая деревянная балка пригвоздила мальчика к полу. В его руке зажата игрушка. За ней он побежал в комнату? Ему следовало бежать прочь из дома и никогда не оглядываться. Когда-то и я могла оказаться на его месте, лишившись родителей по вине Королевского Правосудия. Слава Матери, что он сам цел и невредим.
— Сейчас достанем тебя.
Я проверяю, чтобы шарф надёжно закрывал мне лицо. Хотя это всего лишь ребёнок, всё же будет лучше, если он не запомнит моего лица. В конце концов, я одна из шепчущих.
Мальчик начал кричать:
— Мама! Мама!
Я не представляла, как выгляжу в глазах ребёнка, пойманного в ловушку разваливающегося дома. Моё лицо и руки покрыты сажей, глаза обведены чёрной краской, а на бедрах висят кинжалы. Вдобавок ко всему, я тянусь к нему руками в чёрных кожаных перчатках. Я была примерно его возраста, когда меня похитили, хотя дворцовая стража была одета явно поприличнее.
— Пожалуйста, — умоляю я. — Прошу, не бойся меня. Я не причиню тебе вреда.
Мальчик не перестаёт кричать. В панике он начинает задыхаться и кашлять, потом на мгновение останавливается, чтобы набрать воздуха. И в эту короткую заминку я слышу, как воздух пронзает резкий металлический свист. Сигнал Эстебана — прибыли чистильщики.
Сквозь треск огня, ужасные всхлипы мальчика и оглушающие удары моего сердца слышится стук множества копыт по пересохшей земле. Я опускаю шарф, дыша быстро и отрывисто. Нам нужно выбираться… немедленно. Осторожно протягиваю руку, демонстрируя ребёнку свои мирные намерения.
— Не бойся.
Эти слова не имеют для него никакого смысла. Мне известно об этом лучше всех. Но ещё я знаю, что не могу бросить его здесь умирать. И у меня нет времени ждать, когда он успокоится.
Шум от копыт звучит всё ближе. Я хватаю мальчишку за запястье. Старейшины советовали мне не использовать силу без их указания. Они не верят, что я могу контролировать свою магию. Но у моей силы есть один побочный эффект, благодаря которому ребёнок оцепенеет на некоторое время, достаточное для того, чтобы я смогла унести его в безопасное место.
Мальчик кричит всё громче. Он продолжает звать маму, которая уже никогда не ответит. Удерживая его запястье одной рукой, я зубами стягиваю перчатку с другой, освобождая вспотевшую ладонь. Перчатка падает на пол в тот момент, когда отчаянный крик мальчика почти разрывает мои барабанные перепонки.
Я делаю то, что должна. То, чего боялась. То, за что Королевское Правосудие использовало меня и за что шепчущие до сих пор не доверяют. Я краду воспоминания.
Выпуклые шрамы на кончиках пальцев нагреваются и покалывают, словно я поднесла руку к огню, а от ладоней начинает исходить яркое свечение. Когда я прикасаюсь к другому человеку, моя сила прожигает себе путь сквозь чужой разум, пока не найдёт необходимое. Магия оставляет свежие шрамы на моих руках, когда я берусь за нечто столь зыбкое и непостоянное, как человеческая память. В детстве я кричала и плакала всякий раз, когда использовала свою силу.
Но теперь этот жар и боль помогают мне сосредоточиться на цели. Проникновение в чужой разум требует полного контроля и равновесия, а установление связи влечёт за собой множество опасностей. Если я отпущу слишком рано, если нас прервут, если заберу слишком много воспоминаний, то есть риск опустошить его разум полностью. Моя магия подбирается к самым свежим воспоминаниям. Я морально готовлюсь к последствиям от проникновения в детский разум.
Фрэнсис не может заснуть. Папа и мама отправили его спать, но он хочет дождаться тётю Селесту с её очередного путешествия. Затем он слышит шаги и лязг.
Шум доносится из кухни. Тётя Селеста вернулась! Фрэнсис скидывает покрывала. Босые ноги касаются холодного каменного пола. Может быть, она проведёт с ним время, рассказывая одну из своих историй о древних принцессах из давно исчезнувших королевств Мемории и Захары. Или о древних сверкающих храмах волшебного народа мориа. В прошлый раз тётя Селеста приставила палец к губам и попросила пообещать, что он никому не расскажет об этом.
Он на цыпочках подходит к двери, поворачивает ручку и застывает. На кухне незнакомые люди. Больше всего на свете Фрэнсису хочется закричать, позвать родителей. Но страх в его сердце подсказывает, что нужно вести себя тихо.
Звук удара. Кто-то разбивает стекло и возникает огонь. Все кричат. Пламя охватывает одного из мужчин, он начинает бегать по комнате и размахивать руками.
Фрэнсис замечает тётю Селесту и хочет её позвать, но она оборачивается и делает нечто странное: пока стражники пытаются потушить огонь, она достаёт из кармана переливающийся камень размером с садовое яблоко и проглатывает его.
Тётя Селеста падает как марионетка, которой перерезали нитки. Когда она не встаёт, давно закипающий в груди крик, наконец, находит выход наружу:
— Нет!
Все стражники разом поворачиваются к нему. Фрэнсис хочет бежать, но его ноги словно стали свинцовыми.
— Схватить мальчишку, — отдаёт приказ мужчина, чьё лицо скрывают золотые пряди, а затем подходит к неподвижному телу Селесты. — Арестовать всю семью.
Пламя охватывает стены, пробираясь всё выше и выходя за пределами комнаты.
— Никто не должен знать, что я был здесь, — тихо произносит златовласый мужчина. — Пусть горит.
Фрэнсис пытается сбежать через окно, но огромная рука хватает его сзади за шею…
Вспышка белого света затмевает воспоминание мальчика. Что-то идёт не так. Виски пронзает боль и связь обрывается. Я будто падаю прямо с обрыва. Пытаюсь удержать нить, связывающую меня с разумом мальчика, но грохочущий топот ног чистильщиков не даёт сосредоточиться. Я отчаянно пытаюсь обуздать свою магию, чтобы спасти хоть часть чужой памяти. Но чем сильнее я цепляюсь, тем больше воспоминаний переходят ко мне, сменяя друг друга и мельтеша яркими красками, они исчезают из его разума и наводняют мой.
Меня потряхивает от шока, что заставляет окончательно разорвать связь. Я прилагаю все силы, чтобы оставаться в вертикальном положении, несмотря на тупую боль в висках. Единственная хорошая новость — мальчик по имени Фрэнсис уснул. Он больше не вспомнит, как умерла Селеста или как его схватил стражник. В последующие годы, после моего спасения шепчущими, я научилась разделять воспоминания. Увиденное останется со мной навеки, станет частью меня. Я забрала его воспоминания об игре в догонялки с другими детьми на зелёном холме. Об отце и Селесте, которые смеялись и готовили ужин. О матери, прикрепляющей глаза к тряпичной кукле. О нём самом, бегущем в комнату за своей любимой куклой, подальше от страшного солдата.
У меня нет времени, чтобы надеть перчатки. Я поднимаю деревянную балку, крякнув от напряжения, и отталкиваю в сторону. Запихиваю куклу в его карман, подхватываю Фрэнсиса на руки и оглядываю комнату. Что случилось с его родителями, если он бежал сюда один? Кто у него остался в этом мире? Нам придётся взять его с собой, пока мы не доберёмся до ближайшего города. Саида сможет его успокоить, а Марго найдёт тех, кто согласится его приютить. Я выхожу из комнаты и иду на кухню, где лежит Селеста и находится альман. Теперь я точно знаю, где его искать.
Но прежде чем я успеваю сделать следующий шаг, внезапно распахивается дверь. Я отступаю назад, крепче прижимая Фрэнсиса к груди.
— Положи ребёнка на пол, — командует чистильщик, направляя свой меч на меня.
Глава 3
Я нарушила два основных правила шепчущих — не использовать силу на невинных и не попадаться. Меня охватывает паника, пока я пытаюсь найти выход из сложившейся ситуации. Я достаточно быстрая, чтобы убежать от стражника через главный вход, но не могу бросить Фрэнсиса и альман. А мне придётся либо бросить их обоих, либо остаться и вступить в бой. Но я не успеваю положить мальчика на пол, тот резко просыпается, выходя из оцепенения, и с визгом вырывается из моих рук.
— Теперь ты в безопасности, — мягко говорит ему стражник. На нём новенькая и опрятная форма, молодое лицо выражает доброжелательность. — Никто не причинит тебе вреда.
Моя кровь закипает. Я хорошо знаю, как это работает, насколько легко попасться в эту ловушку. Чистильщики олицетворяют собой мягкую ласку, после жестокой пощёчины короля. Они служат орудием для его показного милосердия — тушат огонь, спасают уцелевших, предлагают еду и безопасность. И вот уже все забыли, что изначально именно его люди сровняли деревню с землёй.
Я крепко держу Фрэнсиса за плечи. Он весь напрягся, но не пытается удрать. Похоже, стражник пугает его не меньше меня.
— Отпусти его, — требует стражник, но в его голосе нет твёрдости. Он переступает с ноги на ногу, по лицу стекает пот. — Дом окружён. Тебе не сбежать, тварь.
Я лишь усмехаюсь на его попытку оскорбить, но понимаю, что он прав. Как бы на моём месте поступил Дез? Оттолкнул бы ребёнка в сторону и схватился за меч. Кинжал на моём бедре — не самое лучшее оружие. Моя настоящая сила сосредоточена в руках — магия робари. Но этот стражник явно будет сопротивляться, и я могу навсегда повредить его разум. Восемь лет назад я пообещала себе, что больше никогда никого не опустошу. Я колеблюсь, а в голове звучат слова Деза. После нашего прошлого провала он сказал мне: «Либо ты, либо они. Выбирай тот вариант, который вернёт тебя ко мне».
Я хватаю мальчишку за горло и подношу кинжал к его грудной клетке.
— Ты не тронешь его, — произносит солдат.
Я с вызовом вздёргиваю подбородок.
— Уверен?
— У тебя глаза не убийцы.
Странно слышать подобные слова от солдата короля. Обо мне, шепчущей. Изменнице. Робари. Но его слова попадают прямо в цель.
Я колеблюсь, а стражник бросается вперёд. Он прав. Я бы не убила ребёнка… Но могу ранить солдата, чтобы спасти нас обоих. Я с силой отталкиваю Фрэнсиса и рассекаю кинжалом воздух. Стражник уклоняется от кончика лезвия.
— Беги! — кричит он мальчику.
Фрэнсису, которого я спасла. Фрэнсису, который смотрит на меня так, словно это я устроила пожар. Мальчик толкает кухонную дверь и выбегает на улицу. Вот так действуют король и его Правосудие. Выворачивают правду наизнанку, выставляя нас злодеями. Теми, кто стоит за всеми нападениями и сожжёнными городами, служа причиной страданий королевства. А я сыграла им на руку.
— Во имя Короля и Правосудия! — выкрикивает солдат, а я чувствую прикосновение клинка к своей ключице.
«Это было глупо, Рен», — прорычал бы мне Дез.
— Вы арестованы!
Солдат надавливает остриём своего меча сильнее. Я инстинктивно придвигаюсь к двери, но он точно не собирается отпускать меня. Клинок разрезает кожу. Холодный металл и горячая кровь. Я стискиваю зубы, чтобы не вскрикнуть. Не хочу доставлять ему такого удовольствия.
— Придут другие. Вы никогда не избавитесь от всех нас.
Хотя мужчина стоит позади меня, я знаю, что всё его тело напряжено. Чувствую это так же отчётливо, как меч у своего горла.
— Это мы ещё посмотрим.
«Выбирай тот вариант, который вернёт тебя ко мне».
Склянка с ядом лежит в кармане достаточно близко, чтобы я могла до неё дотянуться. Краткий миг боли вместо плена. Я думаю о Селесте, чьё тело лежит рядом. Ей хватило духу выпить яд. Для неё это было лучше повторного заточения. Может быть, я не так уж и безнадёжна. Ведь я очень сильно хочу жить. «Но у меня не осталось выбора, Дез».