— У меня есть все права, — выплёвывает его захватчик в ответ. Слабое мерцание факела освещает маленькую деревянную коробочку в его руках. — Я должен сделать то, что никто другой не станет.

Лозар не отрывает взгляда от шкатулки, украшенной золотой гравировкой по всей поверхности. Он знает, что там внутри. Знает ценность этого.

— Лжец, — заключённый встаёт на колени и скалится. — Ты чудовище. Убери это от меня.

— Ты увидишь свет довольно скоро, — произносит второй и захлопывает за собой дверь.

Молодой парень стремительно бросается вслед, налетая на дверь, бьёт кулаками по ней, словно представляя на её месте своего захватчика. Но он истощён и быстро устаёт, падая у ног Лозара. Его тело вздрагивает от каждого вдоха. На его запястье медный браслет. Он что-то яростно бормочет.

— Как зовёт тебя Госпожа? — спрашивает Лозар.

Мальчик резко поворачивает голову на звук его голоса. Но его удивление проходит, когда Лозар приближается.

— Андрес. Не беспокойтесь, мы выберемся отсюда.

Я отдёргиваю пальцы от его висков, разрывая связь, выжигающую новые линии на моих ладонях. Это самое тяжёлое воспоминание, которое мне приходилось прерывать. Услышать голос Деза ещё раз… Меня всю трясёт. «Мы выберемся отсюда».

— Дез, — бормочу я, вновь погружаясь в ту скорбь, что чувствовала после казни.

— Дез? — на секунду теряется Лозар, пытаясь вспомнить тот момент, когда Дез представился, но его уже нет в его голове. — Так зовут того мальчика?

— Звали, — тихо поправляю я.

«Ты увидишь свет довольно скоро», — сказал принц Дезу. Это был Кастиан, это он привёл Деза в камеру в воспоминании Лозара. Это он держал в руках деревянную шкатулку, при виде которой даже Дез вздрогнул, и это был его голос, приговоривший Деза к смерти. И хотя я не видела его лица, я точно знаю, что это был он, как знаю ненависть, высеченную на моём сердце. Я слышала его голос в Эсмеральдас. В воспоминании Деза о Риомаре. Кастиан был в доме Селесты. «Никто не должен знать, что я был здесь», — сказал он тогда. Я не понимала, почему его волновало, видел ли его кто. И тут я вспоминаю о том, что увидела в камне-альмане: Люсию с остекленевшими глазами и странно сверкающими венами, её безжизненную оболочку, всё ещё способную двигаться, хотя её лишили магии. Кастиан хотел сломать Деза. Он дразнил его, что использует оружие, перед тем как казнить. Когда он собирается применить эту мерзость в следующий раз?

Я лично преподнесла принцу на блюдечке всё, чего он хотел.

Бью кулаком в дверь.

Я чувствую боль, будто ногти вонзились в мою руку. Кровь течёт по моим пальцам. Я смотрю в окошко на двери, огонь факела трещит напротив камеры. Мне надо выбраться отсюда.

Несколько дней назад я хотела повысить свой ранг среди шепчущих. Хотела помочь мирным мориа попасть в безопасные земли, пока мы ведём молчаливую войну здесь. Теперь я хочу убить принца Кастиана, я должна убить его. Больше всего на свете я хочу увидеть своё отражение в этих бездушных голубых глазах. Застать его врасплох. Сравняться с ним в жестокости.

— Ты не можешь этого сделать. Пока нет, — хрипит Лозар.

— Что? — это ощущение вернулось… Глухой гул в моей голове. Я была так поглощена своими мыслями, что не заметила, как Лозар читал их.

— Ты не можешь убить принца… пока… — он не даёт мне возразить, поднимая палец в воздух. — Пока не узнаешь, где он хранит оружие.

Я нарезаю круги по маленькой камере. Кастиан ни за что не скажет мне сам. Мне придётся вырвать каждое воспоминание из его головы, пока я не открою все его секреты.

— Как часто стража вас проверяет?

— До того, как они забыли, что я здесь? — слабо спрашивает Лозар. — Раз в неделю, может, реже.

У меня нет недели. Если я вырвусь из камеры сейчас, то стражники схватят меня задолго до того, как я найду Кастиана. Если я останусь здесь до моего так называемого суда, он может увезти оружие прежде, чем я до него доберусь.

— Ты знаешь, что нужно делать. Ты должна остаться ради чего-то большего, чем твоя месть.

Я думаю об Эстебане и Марго. Они никогда не доверяли мне. Не хотели видеть в своём отряде. Не верили, что я действую ради общего блага. Когда ты один так долго, ты забываешь, каково это полагаться на других, каково иметь кого-то, кто полагается на тебя. Я не знаю, как быть чем-то большим, чем просто собой. Когда я нашла Селесту мёртвой, я знала, что всё изменится, но не думала, что так быстро. Дез был моей надеждой. Надеждой всех шепчущих. И своего отца тоже.

Остаться ради большего.

Как я могу быть способна на большее, если мой дар только забирает? Я только сейчас осознаю, что моя магия — это единственное, что будет со мной до конца.

Мы долго ничего не говорим. Лозар прикладывает столько усилий, чтобы дышать, что я боюсь, он умрёт до того, как сможет сказать что-либо ещё. Внезапно он произносит, как будто только что это осознал:

— Ты одна из похищенных детей-мориа.

— Была.

— С этим оружием… Что помешает королю и Правосудию повторить свои преступления?

— Для этого я здесь.

— Но твоё намерение недостаточно сильно из-за твоей жажды мести.

Он кашляет, кровь стекает на его подбородок из уголка губ.

— Он говорил о тебе, Рената. Когда он не смог сбежать, он всё ещё вспоминал твоё имя. Ты должна остаться ради большего.

Я закрываю глаза, чувствуя, как подкатывают слёзы. Проглатываю чувство вины, делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Его слова как якорь для меня, помогают выбраться из зыбучих песков моей злости.

— Я могу тебе помочь, — внезапно произносит Лозар.


Закрыв глаза, я мысленно представляю, как прижимаю пальцы к вискам принца Кастиана. Вижу, как гаснет искра его жизни. Вижу, как я забираю деревянную шкатулку и уничтожаю мерзкое оружие, хранящееся внутри. Я предвкушаю этот момент, мой последний, который даст шепчущим шанс продолжить борьбу.

— Как?

Лозар сгибается пополам жутким образом, как будто сейчас выкашляет свои лёгкие. Он вот-вот умрёт в этой камере, и никто даже не заметит. Мои глаза наполняются слезами, я вытираю их и хватаюсь за прутья решётки на узком окне.

— Прояви милосердие.

Медленно я поворачиваюсь на этих словах. Смотрю, как он ещё больше кашляет кровью. Его глаза поднимаются на звук моего дыхания. Его протянутая рука дрожит, и его всего трясёт. Я заставляю себя не отводить взгляд.

Милосердие.

— Вы не можете просить меня об этом.

Я не очень хорошо знаю этого человека, но я знаю, что небо голубое, что трава зелёная и что я не могу забрать его жизнь.

— Они забыли обо мне. Что, если они придут за тобой и найдут меня? Правосудие любит наблюдать за чужими страданиями. Они применят на мне своё оружие. Милосердие, Рената.

Под моей кожей словно вылупляются тысячи паучков. Мои лёгкие сжались, не давая вдыхать воздух с запахами крови и слизи, которыми он кашляет.

Милосердие.

Какое милое слово для убийства.

Мне хочется отвернуться, позвать стражу, но я прекрасно знаю, что даже если они откликнутся, то и пальцем не пошевелят, чтобы помочь Лозару. Правосудие знает десятки способов поддерживать в теле жизнь, чтобы продлить муки. Я не могу спасти этого человека. И не могу отказать ему в этом.

Милосердие для Лозара. Я бы отдала ему всё милосердие, что только есть во мне, чтобы ни капли не оставить ни принцу, ни самой себе. Мои руки трясутся, ноги не держат.

— Сначала вы должны сделать что-то для меня, — говорю ему.

В темнице, не знаю как, но становится ещё темнее. Он берёт мою руку, и я снова чувствую его присутствие в своих мыслях:

— Тебе нужно завоевать доверие Правосудия. Начни с этого.

— Я не могу допустить, чтобы судья Мендес использовал мою силу. Если поможете мне с этим, я проявлю к вам милосердие.

Лозар кивает.

— Я слишком слаб. Но Дез… Он оставил здесь оружие. Не смог найти его, когда за ним пришли.

Я подползаю к углу, где был Лозар, когда я его впервые заметила. Ощупываю пол, кажется, целую вечность, прежде чем натыкаюсь на что-то острое. Стискиваю в руке небольшой кинжал. Ещё до того, как подношу его к тусклому свету, я узнаю клинок, который Дез прятал в сапоге. Его рукоять — грубая деревяшка без какого-либо орнамента. Но это был его первый кинжал, который он сам сделал. Даже если бы он его нашёл, чем бы ему это помогло против стольких стражников?

— Должен быть иной путь, — говорю я.

— От меня уже ничего не осталось, Рената. Не разделяй мою судьбу.

Я обхватываю руками его тело.

Чувствую, как бьётся его сердце. Он выдыхает, расслабляясь в моих объятьях. Когда я впервые попала к шепчущим в крепость в Анжелесе, мне было невыносимо присутствие других детей, и потому я работала на кухне. Дез научил меня охотиться на дичь: кроликов, индеек, оленей. Повар научил меня скручивать им шеи. В конечном счёте, мы все такие же хрупкие, как наша добыча.

Я слышу, как что-то гремит в коридоре, в камеру проникает сквозняк, и я понимаю, что стражники скорее бросят этого человека чахнуть в одиночестве, чем проявят каплю милосердия.

Милосердие.

Дез научил меня песням шепчущих. С ним и Саидой мы напевали их, возвращаясь с многодневной охоты плечом к плечу по высокой траве меморийских гор.

И теперь я тихонько пою Лозару, чья судьба навсегда переплелась с моей в этих подземельях так, как я и представить себе не могла. Он поёт вместе со мной охрипшим голосом. Последний клич мятежника.

— Милосердие, — шепчу я.

До моих ушей доносится хруст его костей. Я вспоминаю первый раз, когда свернула шею зайцу своими руками.

Ноющая боль терзает моё сердце, пока не остаётся только мой голос и только моё сердцебиение.

***

Я не замечаю людей, собравшихся у двери камеры, пока не раздаётся щелчок замка. Голос, который я так давно не слышала, зовёт меня по имени.

Выпускаю Лозара из рук, его тело падает на пол. «Никто тебя не похоронит, но я буду помнить о тебе, пока мои воспоминания со мной», — мысленно обещаю ему.

— Что, во имя Отца?.. — сержант врывается внутрь, ступая в лужу грязи. Факел освещает тёмное пространство, его шокированный взгляд скользит по мёртвому телу посреди камеры.

Какое зрелище пред ними предстало… Моя левая рука по локоть в крови — через несколько секунд после смерти Лозара я схватила кинжал и проткнула свою ладонь. Один из старейшин — лекарь, который однажды вёл у нас занятия, — показал, куда нужно бить, чтобы убить безболезненно, куда — чтобы было много крови, куда — чтобы ранить, но не покалечить. Не все же из нас чудовища.