Если я не успею.



Глава 9

Мне было тринадцать, когда я впервые попыталась сбежать из убежища шепчущих в цитадели Салинас. Я тогда украла коня, как, собственно, и в этот раз. Шепчущие очень ценят лошадей, но меня это мало волновало. Другие дети на занятиях придумывали мне обидные, порой жестокие клички, когда рядом не было ни Деза, ни Иллана. Учителя закрывали на это глаза. Мои родители умерли, а я просто не могла там оставаться. Поэтому я седлала коня, как сумела, и покинула то место. Я уехала далеко и заблудилась в скалах Хуры, но меня спас Дез.

Теперь моя очередь вернуть ему долг.

Я еду.

Я продолжаю ехать. Я уже стёрла в кровь ладони и внутреннюю поверхность бёдер. Стук копыт грохочет по дороге, на которой меня не должно было быть, потому что она ведёт прямо в Андалусию, столицу Пуэрто-Леонеса. Голова раскалывается, и порой мне мерещится то, чего нет. Люди появляются на обочине дороги, как призраки, а потом исчезают, растворяются, уплывают в Серость. Знакомые пейзажи вызывают воспоминания из самых глубин моего разума, заставляют вспоминать людей, которые жили в этой местности, ходили по этой самой дороге. Последние несколько дней выдались такими напряжёнными, что хранилище в моей голове треснуло. Иронично: Иллан-то думал, что взломать Серость получится путём терпения и медитации. Надо было ему раньше сказать, что требовалось всего-то, чтобы что-то внутри меня сломалось так, что, вероятно, никогда не восстановится вновь. Так случится, если я не успею добраться до Деза.

Его голос звучит в моей голове: «Знаю, тебе страшно. Мне тоже».

За все эти годы Иллан ни разу не посылал меня на миссии в Андалусию. Я готовлюсь увидеть высокие башни местных построек и дворец, сверкающий на солнце, — жемчужину Пуэрто-Леонеса.

Я всем сердцем ненавижу ту девочку из прошлого, которой я была когда-то. Лучше бы она сгорела в том пожаре. Но в глубине души подозреваю: истинная причина держаться подальше от столицы заключалась в страхе, что та девочка всё ещё там, ждёт меня, бездушная и разрушительная.

«Знаю, тебе страшно. Мне тоже».

— Я в ужасе, Дез, — шепчу я навстречу ветру.

Звуки мне тоже мерещатся. Громкий стук доносится с востока, когда небо окрашивается кроваво-алыми красками утреннего солнца. Я оглядываюсь назад, и впервые за несколько часов моё сердце переполняется чувствами, будто гигантская волна накрывает с головой. Потому что они здесь.

Я не одна.

На вершине холма натягиваю поводья, чтобы остановить коня. Жеребец отходит в сторону, ударом копыта поднимая пыль с дороги, ведущей к небольшому городку перед столицей.

Две лошади подходят ко мне с обеих сторон, выстраиваясь в один ряд. Эстебан и Марго на одной кобыле, Саида — на другой.

— Что вы здесь делаете? — первой задаю вопрос.

На Марго широкополая шляпа, отбрасывающая тень на её бледно-голубые глаза. Эстебан сидит за её спиной, держа поводья. Его нижнюю половину лица скрывает красный шарф.

— То же, что и ты, — отвечает Марго осипшим голосом. Похоже, она плакала. Я понимаю это по грязным полосам на белой коже её лица. — Ты должна была прийти к нам.

— Не было времени, — я тяжело дышу, пытаясь справиться с переполняющими эмоциями. Я не одна. — Не думала, что вы за мной пойдёте.

— Это моя вина, — извиняется Марго. Ей тяжело признать это? — Старейшины ошибаются. Это нужно сделать, так будет правильно.

— Он бы никогда нас не бросил, — добавляет Саида, убирая с лица шарф цвета индиго.

Вообще-то он именно это и сделал. Там, в лесу. Но они не знают о плане Иллана. Они не знают, что я украла воспоминания Деза, что из-за меня он не сможет освободиться. Мой язык словно бы распухает от страха раскрыть эту правду, поэтому я молчу.

Вместо этого мы смотрим с вершины холма на зловещий знак внизу.

По обе стороны главной дороги, ведущей в Андалусию, стоят колья. Десятки, сотни кольев на расстоянии метра друг от друга. Отрубленные головы захваченных мориа и других невинных, выставленные напоказ наряду с грабителями, изменниками и убийцами. Их лица перекошены, плоть гниёт. Ближайшая к нам голова наполовину съедена жуками размером с монету, вылезающими из глазницы на своих шести лапках.

Запах гнили ударяет мне в нос, конь становится на дыбы, словно желая дать задний ход. Я натягиваю поводья. В нём моя отвага, и я во что бы то ни стало проеду на нём по этой дороге смерти.

Мы все одновременно делаем молитвенный жест, моля Госпожу защитить нас, после чего я щёлкаю языком и веду нас по широкой дороге. Мы вынуждены замедлиться, чтобы не привлекать к себе внимание.

Мы едем часами, понукая похищенных лошадей вперёд без передышки. Окружающий пейзаж меняется от Рысьего леса к цветущим лугам на границе реки Агуадульсе. Но Андалусия — это оазис посреди засушливой долины. Я поглаживаю ладонью бок своего коня. Столица — грязный город, так что мы не будем выделяться в своей дорожной одежде, запачкавшейся от пыли и пота. Марго прячет свой кулон под тунику. Она никому не говорит, откуда у неё эта подвеска с золотой морской звездой, но куда бы мы ни направились, её украшение всегда с ней. Эстебан и Саида тоже прячут с глаз все металлические предметы. У меня нет ничего для усиления дара. Металл робари — платина — столь редок, что я его никогда даже не видела. Хотя мне даёт покоя вопрос: если бы я где-нибудь нашла кусочек платины, позволили бы шепчущие мне его оставить?

У нас не получится сойти за набожных паломников, поэтому мы прикидываемся молодыми крестьянами, решившими попытать удачу в шумном, суетливом, кишащем крысами городе, о котором все говорят.

Дворец находится в самом центре всего этого — сердце столицы, к которому ведут все улицы-артерии и переулки-вены. Собор Правосудия и эшафот находятся за дворцом, соединённые сетью подземных туннелей вместе с канализационной системой.

Я помню, как Дез стоял у подножия тайной лестницы, пока город горел вокруг нас. Я поверила ему в ту самую секунду, как впервые увидела. Но когда он отвёл меня к Иллану и другим шепчущим, ждущим вместе с остальными детьми-мориа, которых смогли спасти, я стала кричать и вырываться. Помню, как вцепилась в прутья железных ворот. Кто тогда разжал мой кулак, Иллан или Селеста?.. Моё сердцебиение учащается, и к горлу подкатывает тошнота. Я наклоняюсь в сторону, чтобы опустошить желудок от того немного, что там было.

— Я так полагаю, плана у тебя нет? — спрашивает Эстебан. Возвращаясь в седло, я вижу, что он протягивает мне свой платок. Мелочь, но на мои глаза набегают слёзы признательности, пока я вытираю рот.

— Дез в темнице. Я могу раздобыть код от замка, но сначала нужно как-то туда попасть.

— Как ты узнаешь код? — спрашивает Саида.

— Украду воспоминание стражника, — лгу я.

Медленно мы добираемся до последнего холма. Мои мышцы ноют от долгой поездки, и порез, оставшийся от отравленного меча, покалывает. Та Рен, которая жила в этом городе, была розовощёкой сладкоежкой, избалованной и наивной. Даже на таком расстоянии мои нервы скручиваются в узел, мелькает мысль развернуться и поехать назад, потому что я всё ещё слишком наивна, если думаю, что могу спасти его; если всерьёз верю, что я как-то изменилась.

— Я в столице первый раз, — нервно признаётся Эстебан. Он тянется в карман куртки и извлекает небольшую подзорную трубу.

— Смотри внимательнее, — сухо советует Марго. — Это может быть и последний раз.


Я ожидаю, что Эстебан пошутит в ответ или, в самом крайнем случае, улыбнётся, но вместо этого он пришпоривает лошадь и едет вперёд нас с Саидой.

Проехать в городе сложнее, чем я ожидала в такое раннее утро. Торговцы везут телеги с фруктами и овощами. Мимо проходит тучная женщина с четырьмя маленькими детьми в расшатанной коляске и пятым, машущим мне ладошкой, на горе из картошки. Но есть и молодые деревенские девчушки в простых платьях, идущие рука об руку, собираясь весь день провести у рыночных прилавков. Группа мальчишек, принарядившись в Святой День, едут в повозке с родителями. Ах, точно. Сегодня же Святой день. Правосудие не проводит казни в этот праздник, потому что всем полагается чествовать Отца миров.

Я пришпориваю коня и ускоряюсь. Андалусия маячит впереди. Сияющий дворец, возвышающийся над всеми остальными постройкам, как самоцвет среди камней. Даже изгородь, окружающая его, тянется ввысь, выше железных ворот, изогнутых, как плющ.

Чтобы попасть туда, нам нужно пройти рыночную площадь, где каменные здания замысловатыми шпилями достают до неба. Ряды домов более состоятельного населения находятся по ту сторону города. Они украшены аккуратными рядами цветных стёкол, и хотя я слишком далеко, чтобы их увидеть, я знаю, что на них запечатлены изображения Отца миров и его творений.

По мере того, как мы приближаемся к колоннам на въезде в город, я думаю о лучшем пути до дворца. Здесь, рядом с шумным рынком и зданием суда, есть различные постройки, которые занимают большей частью пять-шесть этажей и размещаются вокруг собора. Чем ближе дома к собору, тем они уже и выше, словно кривые зубы.

С краю есть ряд столбов для лошадей, поскольку дальше на них не проехать — мощёные улочки петляют, как в лабиринте, и переполнены людьми. Эти дороги предназначены для пеших путников вроде тех деревенских девчонок с медными монетками в карманах. Эстебан уже привязывает лошадь к столбу, та сразу склоняется к корыту с водой. Он делает вид, что не знает меня, как всегда было в Анжелесе.

— Сними перчатки, — бормочет Марго себе под нос, останавливаясь за моей спиной. — Они тебя сразу выдадут в такую жару.

Я делаю, как она говорит, и сжимаю руки в кулаки, чувствуя себя обнажённой при свете дня.

— Держись ближе ко мне, — шепчет Марго. Она берёт меня за руку, и я напрягаюсь всем телом. От неё исходит тепло — так действует её магия иллюзионари. И когда я смотрю вниз, то в груди поднимается благоговейный трепет, и я не могу оторвать взгляда от своих ладоней. Это не белые мягкие ручки знатной девушки, но и больше не изуродованные шрамами руки робари.

— Спасибо. За это и за то, что помогаете мне.

— Я делаю это ради Деза, не ради тебя. Хотя, признаюсь, я была удивлена.

— Почему? — я слишком устала, чтобы смеяться, получается только хмыкнуть.

— На занятиях ты всегда казалась мне любимицей Иллана. Ни за что бы не подумала, что ты его ослушаешься.

— Это не моя вина, что я его самая умная ученица.

— Послушание не то же самое, что ум, — ухмыляется Марго. Я понимаю, что она создала иллюзию не ради меня, а чтобы мои руки не заметили стражники, сменяющие пост.

В своей форме из тёмно-сиреневой и коричневой кожи они похожи на тех солдат в лесу. Одного из которых Марго ослепила, а другого убил Дез.

Мы проходим врата в город молча. Эстебан и Саида держатся вдали от нас, чтобы не привлекать внимание к нашей группе, но мы остаёмся в поле зрения друг друга.

Столица создаёт ощущение, будто ты плывёшь по морю. Всюду крики, волнения. Громкие голоса подзывают прохожих: один называет специальную цену на ярко-зелёные томатильо, другой предлагает попробовать солёные, вонючие сыры, третий рассказывает, как вино в его бочках было доставлено из южных провинций королевства. В то же время состоятельные дамы прогуливаются в сапогах на высоких каблуках, хлопоча о том, чтобы не запачкать свои прекрасные шёлковые платья грязью с улиц, заполнившей каждый тёмный уголок, каждую расщелину между булыжниками.

В какой-то момент ребёнок ростом мне по колено проползает мимо меня, я смотрю вниз и замечаю руку, залезшую в мой карман.

— Эй! — кричу я, но прежде чем успеваю что-либо сделать, девчонка убегает прочь, растворяясь в толпе.

— Учится, видимо, — шепчет Эстебан, подходя ко мне. — Ясно же по нашему виду, что у нас ничего нет.

— Учится? — переспрашиваю я.

Эстебан суёт руки в карманы, посылая приветливую улыбку, как будто мы двое друзей, встретившиеся на рынке.

— Если ты ещё маленький и неопытный ребёнок, то ты сначала попытаешь удачу с теми, кто выглядит так же бедно, как и ты. Потому что, даже если тебя заметят, можешь быть уверена: им будет нечем заплатить страже цитадели за помощь в поимке вора.

Я смотрю на него удивлённо.

— Откуда ты это знаешь?

— Я был лучшим карманником в Кресценти, — говорит он, улыбаясь белыми зубами на фоне смуглой кожи. Не помню, когда в последний раз он улыбался мне так часто. — Местные привыкли отводить взгляд от нищих и даже не замечали, когда их самих обворовывали подчистую.

— Не знала, что ты вырос на улице.

— Мы вообще много чего не знаем друг о друге, — Эстебан берёт с прилавка спелый персик и кидает монетку торговцу. Сладкий аромат фрукта смешивается с запахами жареной свинины, готовой для послеобеденной толпы, чёрных кофейных бобов, обжаренных в большом металлическом контейнере, и канализационной воды, бегущей вдоль улиц.

— Как мы пройдём дворцовые ворота? — спрашивает Марго, незаметно подошедшая ко мне. Она достаёт свой платок, чтобы вытереть пот с лица.

Саида и Эстебан подходят к торговцу кофе. Она держит его за локоть, чтобы выглядеть как парочка, и покупает две кружки. Я не упускаю из внимания то, как хмурится Эстебан, опустошая свой кошель с деньгами.

Я беру Марго за руку и направляюсь к собору. Здесь так много людей, пришедших на религиозные обряды Святого Дня, что не пробиться. Листовки разлетаются на ветру и засоряют дороги, в них пишут всё: от новостей о свадьбах до приказов Правосудия.

— Есть проход, ведущий из собора в подземелья.

Позади меня Саида рассматривает своё отражение в ручном зеркальце с прилавка, поворачивая его в разные стороны, пока Эстебан держит две кружки дымящегося кофе. Простому обывателю она покажется избалованной деревенской девчонкой, хотя даже пыльная одежда не скрывает её красоты. Однако её чёрные глаза смотрят не на своё отражение, а на улочку позади. Опуская зеркальце, она наклоняется к бородатому торговцу.

— А куда все идут? — сладким голоском спрашивает Саида, хлопая чёрными ресницами.

— К эшафоту, — отвечает торговец, косясь на Саиду, которая тут же напрягается. Мы с Марго обмениваемся встревоженными взглядами. — Такой милашке, как ты, не стоит смотреть на это. Можешь подождать здесь, пока толпа не рассосётся.

Он хлопает по своему колену и похотливо ухмыляется.