Легче всего было бы заметить братьев Мэры и Килорна благодаря их росту. Их еще нет, так что, скорее всего, ее нет тоже. Премьер-министр, конечно же, приветствует делегатов, когда они входят в зал. Кармадон с гордым видом стоит рядом с ним, жестом подзывая слуг, когда они проходят мимо. Я наблюдаю, как он почти насильно кормит одного из нортанских дворян крошечной закуской из лосося.

Эванжелину, должно быть, освободили на этот вечер от ее обязанностей телохранителя. Они с Элейн подходят к струнному оркестру, который еще только разогревается перед вечером. Когда скрипач поднимает свой инструмент, пара начинает танцевать в идеальном ритме. Как и всегда, Эванжелина великолепна – и выглядит весьма устрашающе. Ее платье из кованой бронзы вылеплено по ее фигуре, но какое-то текучее. Ей идет этот цвет, он оттеняет ее в остальном холодную внешность. Элейн же, напротив, похоже, играет роль зимней королевы. Ее рыжие волосы, и без того яркие, сейчас кажутся еще ярче благодаря бледной коже, светло-голубому наряду и серебристой помаде. Птолемус стоит рядом. Он одет не так броско – и держит под руку Рен Сконос. Оба они выбрали темно-зеленые наряды, символ их новой преданности Монфору.

Если что и является доказательством нового мира, новых возможностей, которые мы могли бы получить, так это брат и сестра Самос. Эванжелина, которая когда-то должна была стать моей королевой и моим бременем, потом стала принцессой враждебного королевства, а теперь солдатом равной нации, счастлива с женщиной, которую любит. И ее брат, такой же наследник престола, каким был я, почти раздавленный ожиданиями такого же отца – Птолемус тоже здесь и поклялся защищать все, что его с детства учили уничтожать. У обоих за плечами много грехов; оба не имеют права на прощение или второй шанс. Но они нашли их, и благодаря тому, что они живы, мир стал лучше.

Как и Мэра, я не могу не думать о Шейде, когда вижу Самосов. Он был моим другом, и я скучаю по нему, но я не могу ненавидеть Птолемуса за то, что он сделал. В конце концов, я делал то же самое. Забирал жизни чьих-то братьев, сестер, любимых людей, убивал за то, во что, как мне говорили, нужно верить. Как я могу осуждать его, не осуждая себя?

Позади меня Джулиан и Сара наблюдают за мной, сжимая в руках полупустые бокалы с напитками.

– Просто выполняем свой долг, – язвительно замечает Сара, поймав мой взгляд.

– Спасибо, – с ухмылкой отвечаю я.

Оба пообещали не подпускать ко мне делегатов так долго, как мне захочется, чтобы дать мне передышку. Сегодняшний день был худшим из всех: я провел большую его часть, наблюдая за перепалкой между генералом Алой гвардии и одним из министров транспорта Монфора.

Нанабель такие отсрочки не нужны – и она уже вклинивается в круг дипломатов, стоящих рядом с премьер-министром. К концу вечеринки они либо никогда больше не будут разговаривать друг с другом, либо станут близкими друзьями. Не уверен, какой из двух вариантов страшнее.

– Сзади, Кэл, – говорит Джулиан, указывая подбородком в сторону лестницы. С нашего места мы прекрасно видим спускающихся в комнату людей. А чтобы найти их, мне не нужно много времени.

Гиза действительно превзошла саму себя. Она сшила великолепные наряды для всех членов семьи, даже для отца Мэры. Дэниэлу, похоже, не слишком комфортно в темно-зеленом костюме, но спускается он с явной гордостью – и без посторонней помощи. Мать Мэры, Руфь, с царственным видом идет рядом с ним, ее седеющие волосы заплетены в сложную косу с зелеными заколками в тон ее платью со стрекозами. На Трами особенно яркий пиджак из желтого шелка, расшитый цветами и виноградными лозами. Бри одет в похожий костюм, но он шире брата и его пиджак бледно-оранжевого цвета. Трио замыкает Килорн, широко улыбаясь в своем синем с золотом пальто с вышитой на нем виноградной лозой. Даже Фарли получила оригинальный наряд Гизы Бэрроу: она с ног до головы в красно-белых шелках с золотой отделкой и цветочной вышивкой. Клары с ней нет, но эта вечеринка – не то мероприятие, на которое стоит брать младенца. Интересно, от чего молодой генерал откажется в первую очередь – от своей блестящей куртки или от вечеринки.

Гиза следует за ними на некотором расстоянии. Она выглядит довольной, как кошка, объевшаяся сметаны. Рядом с ней девушка, которую я не узнаю. Они идут под руку, обе в светло-розовых платьях с замысловатой шнуровкой.

Она снова решила одеть Мэру в фиолетовое, прозрачный шелк, с вышитыми золотыми ветвями и серебряными цветами. Нетрудно понять значение этого наряда. На нарядах всех Бэрроу и Фарли есть какие-то растения – розы, лилии, магнолии, свежие листья. Они проходят через зимнюю стужу и дожидаются весны. Перерождаются.

Мэра идет, осторожно придерживая подол юбки на лестнице, и улыбается, глядя только на меня. Над ней пляшут огоньки пламени множества свечей, и она сияет в их свете. Я терпеливо жду, пока она спустится, позволяя всем остальным проходить мимо меня. Если кто-то и пытается со мной заговорить, я этого не замечаю. Мое внимание сосредоточено на одном человеке в комнате.

Она краснеет, и ее румянец идеально сочетается с ягодным цветом ее губ. И завитыми пурпурными на концах свежевыкрашенными волосами. Я не могу удержаться от идиотской улыбки, особенно когда она заправляет за ухо прядь волос. В ее ухе мерцают камни, которые она носит в честь братьев, Килорна и меня. Я вижу, как сверкает алый драгоценный камень, звезда, за которой я последовал бы куда угодно.

Когда она спускается, я не двигаюсь, позволяя ей осторожно маневрировать между братьями. Они замечают меня и коротко кивают. Ну, я не ожидал и этого. Мать Мэры более вежлива, она улыбается, в то время как ее отец многозначительно смотрит в потолок. Я не против. У меня есть время с ними. У меня есть время с ней.

– Хочу признаться, я ожидала от тебя большего, – говорит Мэра, подходя ко мне. Она проводит рукой по лацкану моего костюма и пуговицам и касается пальцами значка на моем воротнике. От ее прикосновения, даже сквозь одежду, меня пробирает дрожь. – Выглядишь так, словно нас ждет спокойная ночь.

– Хотелось бы, – бормочу я, накрывая ее руку своей.

Она сжимает мои пальцы.

– Держу пари, мы продержимся минут тридцать или около того.

Как бы мне ни нравилась мысль о том, чтобы улизнуть с ней, мой желудок урчит в знак несогласия. Мы могли бы попросить, чтобы в мою комнату принесли еду, но это кажется просто грубым. И, конечно, Кармадон проследит, чтобы нам достались худшие объедки.

– И пропустить ужин? – возражаю я. – Ну уж нет. Если мне суждено страдать, по крайней мере, я хоть что-то получу в награду.

Она морщится, но кивает в знак согласия.

– Хорошая мысль. Но если у него снова закончился стейк, я уйду.

Я тихо смеюсь, желая притянуть ее ближе, невзирая на приличия. Но о нас уже ходят сплетни, а меньше всего нам нужно, чтобы люди болтали о нашем статусе. Не то чтобы мы с ним определились. Никаких обещаний, как говорила Мэра. Мы просто принимаем вещи такими, какие они есть, с четко очерченными приоритетами и границами.

– Готов к следующей неделе? Анабель не возражает? – Мэра смотрит на меня, стиснув зубы, готовая к худшему.

Она внимательно следит за моим поведением, хорошо зная все особенности моего поведения и мимики.

Я улыбаюсь шире.

– Хочешь верь, хочешь нет, она дала мне свое благословение.

– На возвращение в хижину, когда погода станет лучше? – Она бледнеет и пытается отыскать в толпе мою бабушку. – Я поражена.

– Я не рассказывал ей о Райской долине, но сомневаюсь, что ее это будет волновать. Мне нужно постараться, чтобы получить обморожение.

– Ну, разве что ты разозлишь меня и я не впущу тебя внутрь.

Прежде чем я успеваю отшутиться от нее, Бри и Трами появляются по обе стороны от нас, сдерживая зловещие ухмылки.

– Не думай, что она этого не сделает, – предупреждает Бри, нахмурив брови.

Трами кивает в знак согласия.

– Я чуть не лишился пальца на ноге.

– И ты бы это заслужил, – огрызается Мэра, прогоняя их обоих с раздраженной усмешкой. – Так ты пригласишь меня на танец?

В другом месте струнный оркестр в полном разгаре, исполняя серенады на полу, кишащем танцующими парами различного мастерства. Я смотрю на них, вспоминая, когда я делал это в последний раз. Тогда Мэра вместе с Мэйвеном танцевала па, которым ее научил я.


Она понимает, о чем я думаю. Оба мы смущенно смотрим в пол. Ее улыбка исчезает, как и моя, и мы вместе переживаем бурю потерь и сожалений. Это единственный способ пройти через это.

– Нет, – вместе говорим мы и отворачиваемся.



Мы не держимся все время в месте. Это не в ее стиле и не в моем. Она идет туда, куда хочет, как и я. Как бы мне это ни было неприятно, я совершаю обход, который должен, благодаря членов делегаций за уделенное время и опыт. Джулиан присоединяется ко мне, но с его лица, по крайней мере, не сходит улыбка. Раз или два я задаюсь вопросом, не придется ли ему использовать свои способности певца, чтобы отвязаться от особенно отвратительного или болтливого делегата, но ему всегда удается повернуть разговор так, чтобы обошлось без этого. Несмотря на всю мою подготовку к бою, пробежки с Мэрой каждое утро и суровые тренировки, я сдаюсь задолго до того, как это делает она.

– Если ты не особенно увлечен десертом, думаю, на этом можно заканчивать, – бормочет дядя, нежно сжимая мое плечо. – Ты выглядишь так, будто вот-вот упадешь.

– И определенно чувствую себя точно так же, – шепчу я в ответ. Боль, как и в случае с тренировками, приносит удовольствие. Испытав ее, я получил кое-что взамен. – Где Мэра?

– Думаю, ругает одного из своих братьев за то, что он порвал свой пиджак. В отличие от тебя, у нее еще осталась кое-какая выносливость.

«Как и всегда».

– Привести ее? – добавляет он, обеспокоенно глядя на меня. – Могу сказать ей, что ты рано поднялся наверх…

Я отмахиваюсь от него.

– Нет, все в порядке, я ее дождусь. Бри, безусловно, заслуживает этого, после всей работы, которую проделала Гиза.

Наши с Джулианом губы растягиваются в одинаковых кривых ухмылках. Он внимательно смотрит мне в глаза. Теперь я понимаю, как сильно он похож на мою мать, и на мгновение мое сердце разрывается от желания узнать ее получше.

– Приятно видеть тебя таким, – говорит он, кладя обе руки мне на плечи, заставляя меня выпрямиться перед ним. – Я знал, что ты вернешься к Мэре, но какое-то время опасался, что этого не случится.

Я со вздохом опускаю голову.

– Я тоже, – говорю я, прикусывая губу. – А что ты? Почему ты так долго ждал с Сарой?

Джулиан моргает. Он редко бывает застигнут врасплох или не готов к вопросу.

– Мы планировали пожениться, – говорит он, подыскивая ответ. – До того, как мой отец…

– Я знаю эту историю. Она была в дневнике. Я имею в виду – после. – Мой голос срывается, и Джулиан бледнеет. – После того, что сделала Элара.

Его губы сжимаются в мрачную линию. Когда он говорит, его глаза темнеют, и он погружается в воспоминания.

– Я хотел. Я бы так и поступил. Но Сара не позволила бы мне так сильно связать свою судьбу с ее судьбой. Она не знала, что сделала бы Элара, если бы решила закончить начатое. Вдруг ее бы казнили. Она не могла смириться с мыслью, что я умру вместе с ней. – На его глазах появляются слезы, и я отвожу взгляд, давая ему время прийти в себя, насколько это возможно. Когда я снова смотрю на него, его губы растянуты в пустой улыбке. – Ну а сейчас… сейчас ведь война.

Я пытаюсь улыбнуться ему в ответ, но мышцы отказываются мне подчиняться.

– Всему свое время, ведь так?

– Да. Но у нас всегда есть выбор. Сдаться перед обстоятельствами или добиваться того, чего мы действительно хотим. – Он говорит быстро, жарко. – Я рад, что ты прочитал дневник. Знаю, это было нелегко.

На это мне нечего сказать. Читая копию дневника моей матери, мне казалось, что я разрываю свою плоть на части и сшиваю ее обратно. Это было очень сложно. Но узнать ее хотя бы мельком, какой бы болезненной она ни была, – я обязан сделать для нее хотя бы это.

Хватка Джулиана на мне ослабевает, и он отступает назад, растворяясь в добром дяде, которого я знаю, а не в том затравленном человеке, которым он является на самом деле.

– Конечно, у меня есть еще. Записи не твоей матери, но другие сочинения, коллекции – то, что я могу собрать в Королевских архивах. То, что поможет тебе понять свои корни, узнать о себе что-то хорошее или плохое.

При мысли об объемах, которые Джулиан может заставить меня прочесть, мне становится страшно, но я принимаю это спокойно.

– Спасибо, я это ценю.

– Кэл, мало кто готов взглянуть на себя и увидеть, чего он действительно стоит. Действительно мало кто. – Я безуспешно пытаюсь не покраснеть, на моих щеках разгорается жар. Джулиан игнорирует мое смущение – или ему просто все равно. – Из тебя вышел бы хороший король, но великим королем ты никогда бы не стал. Ты никогда бы не стал таким человеком, каким являешься сейчас. Великим человеком, которому не нужна корона.

У меня внутри все переворачивается.

«Как он может знать, кто я? Кем могу стать в будущем? Кем мог бы стать?»

Наверное, все мы живем с этими мыслями. Я, Мэра, даже мой дядя. Мы избраны для какого-то величия и прокляты им.

– Спасибо, Джулиан, – выдавливаю я, снова переступая через себя.

Он хлопает меня по плечу и тихо говорит:

– Это еще не конец, ты ведь это понимаешь? И не закончится еще долго. Может быть, только через десятки лет.

– Да, – отвечаю я, нутром чувствуя, что это правда. Озёрный край, Отделение Серебряных. Независимо от того, насколько силен этот альянс, всегда найдется кто-то, кто бросит вызов ему – и миру, за создание которого мы боремся.

– Твое имя останется в истории, попомни мои слова, – говорит Джулиан, подводя меня к террасе. Снаружи Мэра кричит на Бри, притянув его к себе за шиворот.