– Ты закончила? – спрашивает она, указывая на мою кружку.

Я киваю и допиваю остатки обжигающе горячего чая.

– Спасибо.

Она спешит к глубокой раковине и принимается мыть посуду, оставшуюся с последнего нашего приема пищи. Я спешу на помощь, убирая оставшиеся с завтрака тарелки. Интересно, приедет ли сюда кто-нибудь еще в ближайшие несколько месяцев, или мы – последние, кого хижина увидит до весны? Должно быть, зимой здесь очень красиво, хотя сюда и трудно добраться. И трудно уехать.

– Кто-нибудь видел мои носки? – кричит Бри из гостиной, игнорируя хор протестов мамы и Трами. Он, должно быть, нанес в дом снега.

Гиза хихикает, не отворачиваясь от раковины.

– Я сожгла их! – кричит она в ответ. – Во благо человечества!

В эти дни мой смех беззвучен, чуть громче вздоха и улыбки, от которой натягиваются мои шрамы. Тем не менее, когда я тихо смеюсь, мой желудок сжимается – и мне хочется согнуться пополам от боли. Мы правильно сделали, что приехали. Чтобы восстановиться, чтобы понять, кто мы сейчас, несмотря на то, что мы потеряли.

Да, Шейд похоронен за тысячу миль отсюда, но я чувствую его присутствие. И на этот раз это не вызывает у меня грусть.



Упаковывать было особо нечего. Мебель, пайки, все, вплоть до мыла в ванных комнатах, остается в хижине. Нам нужно беспокоиться только об одежде и других личных вещах. Больше всего вещей у Гизы. Ее художественные принадлежности и набор для шитья, вероятно, самое тяжелое, что было загружено в ожидающий на краю поляны самолет. Она обеспокоенно, как нервная мать, наблюдает, как пилот укладывает ее сокровища вместе с остальным нашим багажом. Удивительно, что она не захотела везти его у себя на коленях. Мама и мальчики уже внутри, пристегиваются, спасаясь от холода.

Папа немного мешкает и не сразу поднимается в самолет. Он внимательно изучает замерзшую землю. Думаю, отчасти он ожидает, что у нас под ногами взорвется гейзер – и реактивный самолет взлетит на воздух. Это не совсем нелепая мысль. Поляны и бассейны по всей Райской долине усеяны гейзерами и горячими источниками, парящими даже под снегом.

На улице холодно, и у нас изо рта вырываются клубы пара. Интересно, а в Асценденте сейчас так же?

«А ведь еще только октябрь».

– Ты готова? – спрашивает папа. Его голос едва слышен из-за рева набирающих скорость двигателей. Массивные пропеллеры вращаются все быстрее.

Мне хочется сказать ему «да». Я готова вернуться. Готова снова стать Мэрой Бэрроу, снова предстать пред очи всего мира. Готова вернуться в бой. Наша работа далека от завершения, и я не могу провести остаток жизни в окружении деревьев. Это пустая трата моего таланта, моей силы и моего влияния. Я хочу сделать больше – и хочу большего от себя.

Но это не значит, что я готова. Ни в коем случае.

Пилот машет нам, прежде чем я успеваю заговорить, избавляя меня от боли лгать отцу.

На самом деле это не имеет значения. Папа все равно знает правду. Я чувствую это по тому, как он поддерживает меня, когда мы идем, даже несмотря на то, что это ему заново отрастили ногу.

Каждый шаг кажется тяжелее предыдущего, ремень безопасности, как цепь, лежит у меня на коленях. А потом мы взлетаем, земля исчезает за грядой серых облаков – и все становится ярким и пустым.

Я опускаю подбородок на грудь и притворяюсь спящей. Даже с закрытыми глазами я чувствую на себе их взгляды. Знаю, что они оценивают мое психическое и физическое состояние по положению моих плеч и подбородка. Мне все еще сложно говорить о том, что меня беспокоит, поэтому моей семье приходится импровизировать. Бри иногда задает идиотские вопросы, которые не несут никакой эмоциональной пользы, но другие члены моей семьи смогли найти ко мне подход. Особенно Гиза и папа.

Переговариваться из-за рева двигателей тяжеловато, и я улавливаю только обрывки фраз. Большинство из них безобидны. Будем ли мы жить в тех же апартаментах в поместье премьер-министра до того, как переедем в новый дом? Познакомит ли нас Гиза с той продавщицей? Она не хочет говорить о ней, и Трами хватает такта сменить тему. Вместо этого он пристает к нашей сестре с просьбой сшить ему новую куртку к предстоящему гала-концерту. Она фыркает, но соглашается. Что-то украшенное полевыми цветами, которые усеивали Райскую долину – фиолетовыми, желтыми и зелеными.

«Гала-концерт».

Я даже не начала еще задумываться о специфике праздника. Излишне говорить, что я не единственная, кто возвращается на этой неделе в столицу. Часть меня почти задается вопросом, не послал ли Дэвидсон метель специально, чтобы я вернулась в город. Я бы не расстроилась, если бы это и вправду оказалось так. Это хороший повод вернуться именно сейчас, как раз к тому времени, когда в городе соберется так много людей.

Я возвращаюсь из-за снега.

А не из-за вечеринки.

И уж точно не из-за соблазна увидеть молодого человека с бронзовыми глазами и разрушенным троном.



Никого не удивило, что на посадочной полосе в Асценденте нас ждал Килорн. Не знаю, возможно ли это, но с момента нашей последней встречи – это было всего два месяца назад – он кажется еще выше, чем раньше. Он обещал приехать к нам на север, но не смог из-за своих обязанностей в Монфоре и необходимостью строить собственную жизнь. С этим также может быть как-то связана Кэмерон. Она вместе с отцом выступает в качестве посредника между Алой гвардией, Монфором и родными Штатами Норты и выступает от имени Красных мужчин и женщин их города техов. Они сыграли неоценимую роль в восстановлении Штатов и налаживании отношений с Республикой. Килорн ждет один, так что Кэмерон, должно быть, еще не пришла, если вообще придет. Как бы мне ни хотелось увидеть ее и узнать обо всем, что происходит на востоке, я рада, что Килорн хоть ненадолго окажется в моем распоряжении.

Увидев нас, он расплывается в широкой улыбке. Его высокая фигура хорошо видна на посадочной полосе. Реактивные пропеллеры подняли яростный ветер, и рыжевато-каштановые волосы Килорна разметались во все стороны. Я стараюсь не бросаться к нему и не раздувать его эго еще больше, чем оно уже есть, но ничего не могу с собой поделать. Мне не терпится его увидеть. И нам не терпится поскорее выбраться из тесной металлической коробки, в которой мы провели уже три часа.

Сначала он обнимает мою мать; с ней он всегда ведет себя как джентльмен. Она для Килорна больше мать, чем та женщина, которая бросила его много лет назад.

– Я смотрю, на меню тебе грех жаловаться, – шутит мама, похлопывая его по животу. Килорн ухмыляется и краснеет. Он и правда стал больше еще и в ширь. Еда Монфора и менее опасный образ жизни явно идут ему на пользу. Хотя в хижине я все еще старалась регулярно выходить на пробежки, сомневаюсь, что он тоже об этом думал. Он выглядит здоровым, нормальным – устроившимся.

– Не называй его толстым, мам, – поддразнивает ее Гиза, с усмешкой ткнув его в бок. От ее детской влюбленности, вызванной близостью, ревностью или старым добрым «хочу», похоже, не осталось и следа.

Мама раздраженно отмахивается от нее.

– Гиза! Мальчик, кажется, впервые в жизни выглядит так, как будто нормально поел.

Чтобы не остаться в долгу, Килорн взъерошивает Гизе волосы, выбивая рыжие пряди из ее идеального пучка.

– Эй, Ги, а я думал, в семье самая воспитанная ты, – отвечает он.


Бри закидывает рюкзак на плечо, а затем – для пущего эффекта – толкает Гизу локтем.

– Попробуй пожить с ней в изолированной хижине в течение нескольких месяцев. От впечатления о нашей маленькой мадам не останется и следа.

Сестра даже не пытается его толкнуть. Бри почти вдвое больше ее. Вместо этого она складывает руки на груди и, задрав нос, уходит прочь.

– Знаешь, – бросает она через плечо, – а я ведь и тебе хотела сшить праздничную куртку. Но, думаю, мне не стоит себя утруждать.

Бри пулей бросается за ней и тут же начинает канючить. Трами с ухмылкой следует за ними. Он не посмеет подвергнуть опасности свой собственный наряд, поэтому молчит. Мама и папа пожимают плечами и идут следом, довольные, что все остальные спешат вперед, оставляя меня с Килорном.

К счастью, никто не говорит о том, что из-за моей придворной подготовки, необходимости притворяться принцессой и новоприобретенной молчаливости «мисс совершенством» семьи можно называть меня. Такая перемена – по сравнению с покрытой грязью и потом воровкой из Подпор с прескверным характером. И Килорн это знает. Он задумчиво смотрит на меня, оглядывая мою одежду, волосы, лицо. Я выгляжу здоровее, чем когда уезжала, совсем как он.

– Ну? – я широко раскидываю руки и кружусь на идеально ровном асфальте. Мой свитер, куртка, брюки и ботинки – вся одежда – приглушенных оттенков серого или зеленого. Я не собираюсь привлекать к себе внимания – больше, чем это необходимо. – Ты закончил осмотр?

– Ага.

– И что скажешь?

Он машет мне, чтобы я шла рядом с ним.

– Все еще выглядишь как заноза в заднице, – говорит он, когда я догоняю его.

Я не могу сдержать прилив тепла в груди.

– Превосходно.

Подпоры – не лучшее место для взросления, но это не значит, что там все было плохо. И мне повезло: я могу сказать, что то, что там было хорошо, все еще остается со мной. Идя бок о бок с Килорном, пробираясь к городу и поместью премьер-министра, я вспоминаю давние дни и мелочи, которые делали их терпимыми.

Мы проходим большую часть Асцендента, города, погружающегося в тень сокращающихся дней. Огни пронзают горный склон внизу, некоторые движутся взад и вперед, отмечая основные дороги. Все это отражается в глади озера у подножия города, словно на земле появилось второе небо, темно-синее с желтыми и красными звездами. Мы идем медленно, позволяя моим родителям, братьям и сестрам идти впереди. Я замечаю, что они, как и я, разглядывают окрестности. Мы и забыли, как красив этот невозможный город в невозможной стране.

Как бы мне ни хотелось остановиться и осознать все это, я должна сосредоточиться на своем дыхании. Электричество пульсирует в городе сильнее, чем я чувствовала за последние месяцы, даже сильнее, чем когда мы попали в метель. Оно стучит по моим чувствам, умоляя меня впустить его. Вместо того чтобы отключиться от этого ощущения, я позволяю ему течь через меня, добираться до самых кончиков пальцев ног. Этому меня несколько месяцев назад научили электриконы. В другой стране, в том, что кажется другой жизнью. Легче плыть по течению, чем бороться.

Килорн все время наблюдает за мной, в его зеленых глазах пляшут огоньки. Хотя у меня нет ощущения, что меня изучают под лупой. Он не контролирует меня. Знает, что мне это не нужно – и не нужно, чтобы это делал кто-то еще. Я принадлежу только себе.

– Что же меня ждет? – бормочу я, отмечая огни в городе. Некоторые из них принадлежат транспорту, петляющему по улицам. Другие – окна, лампы, фонари – замерцали, когда день сменился фиолетовыми сумерками. Сколько из них принадлежат правительственным чиновникам, солдатам или дипломатам? Приезжим?

Поместье премьера находится наверху, оно совсем не изменилось.

«Он уже там?»

– У премьера все кипит, – отвечает Килорн, проследив за моим взглядом. – И в Народном собрании. Я больше не живу там, нашел уголок ниже по склону в городе, но трудно не заметить, что очень много людей поднимается наверх. Представители, в основном их сотрудники, военные. Вчера прибыли глашатаи Алой гвардии.

«А как же он?»

Вместо этого с моего языка слетает другое имя. Оно приносит облегчение.

– Фарли.

Для меня она ближе всего к старшей сестре. Я сразу же задаюсь вопросом, будет ли она с нами в поместье или поселится где-нибудь в городе. Я надеюсь на первое как для себя, так и для моей матери. Мама умирала от желания увидеть малышку Клару и, вероятно, в конечном итоге будет спать там же, где ее внучка.

– Ага. Фарли уже здесь – и уже командует всеми вокруг. Я бы отвел тебя к ней, но она сейчас на совещании.

«Без сомнения, с ребенком на коленях», – думаю я, вспоминая, как Фарли приходила на военные советы с моей племянницей.

– А что происходит в Озёрном краю? Там все еще идет война.

«Здесь, там, повсюду».

Невозможно игнорировать угрозу, все еще нависающую над всеми нами.

– Она скорее на паузе. – Килорн смотрит на меня и замечает мое замешательство. – Ты не читала отчеты, которые тебе присылал Дэвидсон?

Я стискиваю зубы. Я помню пакеты, страницы напечатанной информации, которые приходили в хижину каждую неделю. Папа проводил с ними больше времени, чем я. Я в основном высматривала знакомые имена.

– Что-то читала.

Он ухмыляется, качая головой.

– Ты совсем не изменилась, – не без гордости говорит он.

«Нет, изменилась», – хочу ответить я. Я даже не знаю, с чего начать перечислять, как именно я изменилась. Но я отпускаю это. Я только приехала. Я могу дать Килорну немного времени, прежде чем начну заваливать его своими проблемами.

Он не дает мне погрязнуть в них.

– В принципе, да, мы все еще не в ладах. – Он вытягивает руку и загибает пальцы, перечисляя названия. – Озёрный край и Пьемонт против Республики, Гвардии и новых Штатов Норты. Но на данный момент мы находимся в тупике. Озёрный край все еще перегруппировывает свои силы после Археона, Пьемонт не желает наносить удар в одиночку, а штаты Норты пока не в состоянии продолжать войну или перейти в наступление. Мы все в обороне, ждем, когда свой ход сделает противник.