Мне доводилось спать в местах и получше – но доводилось спать и в местах похуже.

Скудная скамья парусной лодки стала моим королевством, единственным владением, которое мне принадлежит. Раньше, когда я жила в доме своего дяди, где у меня грозили отнять все, что давали, я не могла заявить своих прав и на это.

Спустя несколько часов ночи я жалею, что выбросила куртку охранника, а не постирала ее, или отбелила, или разорвала в лоскуты. Надо было сделать хоть что-то. Воздух над рекой остывает, и мне остается только дрожать и пытаться заснуть. Правда, в том пальто умер человек. Но это еще не значит, что оно не могло принести пользу.

Может быть, какой-нибудь Красный найдет его и приведет в порядок.

Или его найдет Орриан. И тогда он поймет, куда двигаться дальше.

Эта мысль пугает меня больше, чем ночной воздух.

«Нет, – говорю я себе. – Орриан думает, что ты погибла в сотне миль отсюда. С остальными его стражниками, с милой Магидой. Что ты – обугленный в яме труп. Убита в засаде, Алой гвардией или Монфором, или и теми, и другими. Убитые Серебряные, еще одни жертвы множества войн, которые мы сейчас ведем. Он никогда не найдет тебя, если ты будешь продолжать бежать. На этой реке ты в безопасности».

Я почти верю в это.

Когда я просыпаюсь перед рассветом, на мои плечи и ноги накинуто одеяло, окутывающее меня незнакомым теплом. Я почти могу притвориться, что я дома, у себя дома, что отец еще жив, а мы находимся в Приливных водах. Но это было шесть лет назад. Далекое воспоминание – которое никогда больше не повторится.

Я моргаю и вспоминаю.

Я плыву на лодке Красного Речника совсем одна, меня ненавидят все вокруг и мне некуда идти. Я могу двигаться только вперед. Мертвая девушка в бегах.

И хотя каждый мой вдох отравлен страхом, страх мне здесь не помощник. Эти Красные не должны знать, что я в ужасе от того, что осталось позади, и от того, что все еще может произойти.

Поэтому я сажусь, поднимаю подбородок, натягивая на лицо презрительную усмешку при виде накинутого на мои колени потертого мягкого одеяла. Как будто это самая оскорбительная вещь в мире, а не доброта, которой я не заслуживаю.

Прежде чем осмотреть палубу, я оглядываюсь назад, на тянущуюся ленту Огайюса. Он выглядит почти так же, как и вчера. Мутная вода, зеленые берега, Озёрный край, простирающийся на север, Спорная территория – на юг. С обеих сторон не заметно никаких признаков жизни, в поле зрения нет ни людей, ни городов. Такое близкое соседство не радует ни одну из стран – и на протяжении многих миль на этой границе есть только несколько небольших причалов.

– Что-то потеряла?

Самодовольный капитан прислоняется к перилам в двух ярдах от меня, скрестив руки и согнув ноги, развернув ко мне корпус повернувшись ко мне. Даже в тусклом предрассветном свете я вижу, что у него на бедре висит пистолет. У него хватает наглости ухмыляться, его идиотский золотой зуб подмигивает, как насмешливая звезда.

– Просто пытаюсь оценить, сколько мы проплыли, – быстро отвечаю я холодным голосом. – Твоя лодка плывет медленно.

Он даже не вздрагивает. Вчера, в блеске солнечных лучей, его волосы казались почти темно-рыжими. Сейчас в раннем утреннем свете они черные, стянутые в аккуратный хвост. Я окидываю его взглядом – его коричневую кожу, покрытую веснушками и потемневшую от многих лет, проведенных на воде. Руки в шрамах, рубцы от веревок. Держу пари, у него грубые пальцы.

– Моя лодка отлично справляется с поставленной задачей, – говорит он. – На шестах или на моторе – мы тратим на дорогу столько времени, сколько нужно.

С тяжестью на сердце я вспоминаю, что монет в моем кошельке становится все меньше.

«Надо было заплатить ему гораздо меньше, чем я предложила. Дура. Идиотка».

– Я плачу вам за то, чтобы вы плыли быстрее.

– С какой стати нам это делать? – Он наклоняет голову и плавно отталкивается от перил. Этот человек выбрал себе жертву. Думает, что он хищник, хотя на самом деле сам является добычей. – Что такая Серебряная, как ты, делает на моей реке?

Я сжимаю челюсти и поднимаю подбородок. Надеваю властную маску, на которую полагалась во многих Серебряных дворах, которую носила перед моим дядей, моей матерью и любыми благородными Серебряными, которые могли бы испытать мое терпение. На капитана она не действует.

Он стоит передо мной, широко расставив ноги. Высокий, выше многих, и мускулистый благодаря своей работе. Позади него остальная часть скудной команды приступает к своим обязанностям. Это заставляет меня задуматься, а делает ли капитан хоть что-то полезное. Действительно, я не видела, чтобы он брал в руки шест или прикасался к штурвалу лодки с тех пор, как мы поднялись на борт. Кажется, что все, что он делает, – это слишком пристально следит за своими пассажирами и своим грузом.

– Дай угадаю, – говорит он. – Ты платишь мне не за то, чтобы я задавал вопросы.

Он так меня раздражает, что меня охватывает желание разорвать его на части.

– Да, именно так.

Он знает, что я Серебряная. Знает, что я заплатила ему больше других его пассажиров. Знает, что во многих отношениях я представляю для него угрозу. И все же он делает еще один шаг и нависает надо мной, загораживая своим телом обзор на остальную часть лодки.

– Если из-за тебя эта лодка и эта команда в опасности, мне нужно об этом знать.

Я бросаю на него холодный взгляд. Он не дрогнул, но ненадолго отвел взгляд, когда понял, что сказал. Он не знает, какие у меня способности. Не знает, как я могу убить его, его пассажиров или членов его команды.

Я сую ему в руки одеяло.

– Единственный, кто находится здесь в опасности, – это ты.

Он сразу же отворачивается и засовывает одеяло под мышку. Проходя мимо своего огромного медведя, он тычет в меня большим пальцем.

– Иан, ее накорми последней.

Неуклюжее Красное чудовище делает как ему приказано. Раздавая еду, он подходит ко мне в последнюю очередь и протягивает то же самое, что мы ели на ужин, вместе с кружкой дымящегося черного кофе. Он, по крайней мере, хорошо пахнет, и я неторопливо вдыхаю приятный аромат. От запаха все мое тело, до кончиков пальцев ног, пробирает дрожь.

В середине трапезы я замечаю, что маленькая Красная девочка внимательно наблюдает за мной, выглядывая из-за своих просыпающихся матерей. Ее брат, старше нее примерно на год, все еще спит под их скамейкой, завернувшись в одеяла. Я встречаюсь взглядом с девушкой, и она быстро отворачивается, напуганная моим вниманием.


«Хорошо. Хоть кто-то меня боится».



Когда встает солнце, я медленно прохаживаюсь по лодке.

Вчера я проснулась в лесу задолго до рассвета, направилась к старому причалу, присоединившись к многим желающим сесть на лодку. Мне было страшно, я хотела есть. Я не знала, найду я лодку или мне откажут. Я должна чувствовать облегчение. Спокойное, размеренное течение реки должно хоть немного меня успокаивать.

Но не успокаивает.

Я пытаюсь забыть о тревоге, расхаживая туда-сюда по палубе, чтобы сориентироваться. Вчера я весь день просидела на скамейке, и мне нужно размять ноги. Не то чтобы на лодке для этого было много места. Судно длинное, но тонкое, около двадцати футов в самом широком месте и менее ста от носа до кормы. Все пространство под палубой отведено под грузовой отсек и каюту капитана. Несмотря на то что он, похоже, больше ничем не занимается, я видела, как Эш время от времени бросался туда, а затем появлялся с морскими картами или чем-то подобным. Река, должно быть, постоянно меняется, прокладывая по водному руслу новые тропинки. Поваленные бревна, новые заставы, контрольно-пропускные пункты Серебряных. Эш и команда знают их все и следят за ними.

Но они не думают о том, что осталось позади. Это делаю только я.

На мне не моя одежда, и она плохо сидит. Грудь узкая, рукава короткие. Я выше стражника Озёрного края, у которого я забрала эту форму, но по размеру она была ближе всего к моему. При каждом движении я опасаюсь, что одежда может разойтись по швам. Когда-то я гордилась изгибами своего тела и старалась подчеркнуть их. Но теперь уже нет. Мне нужно думать о других, более важных вещах. Я делаю мысленную пометку попытаться купить что-то более подходящее на следующем причале, когда бы мы на нем ни оказались.

Я достаточно хорошо знаю географию реки. Спорная территория есть на наших картах, хотя и изображены гораздо менее подробно, чем мое собственное королевство. Я знаю города Мемфис и Мизостиум, оба находятся ниже по течению. Признаюсь, мне не терпится на них посмотреть, хотя бы с реки. Я бывала в городах, построенных Серебряными королями. В красивых, но окруженных стенами. Там, где правили обладатели только одного вида крови. Конечно, я видела трущобы Красных, хоть и не по своей воле. Интересно, на что будут похожи Спорные города.

Жаль, я не могу посмотреть их при более благоприятных обстоятельствах. Без этого ужасного, нависающего над моей головой выбора – который я уже сделала.

Не на бегу.

«Нет. Я не бегу. Бегут трусы, а я не трус. Трус бы остался там. Трус бы дождался Орриана, принял бы его и смирился со своей судьбой».

Прохладный бриз играет с водой, уравновешивая жар полуденного солнца. Ветерок пробегает по мне, легкий, как поцелуй, и я закрываю глаза.

Затем раздается скрип, кто-то останавливается рядом со мной на палубе, и я стискиваю зубы, готовясь к новым колкостям капитана.

Вместо этого я вижу одну из Красных служанок. Кажется, ее зовут Джем. Ее сын стоит рядом с ней, он боится меня меньше, чем его сестра. Он нагло смотрит на меня своими черными и круглыми глазами. Я смотрю на него в ответ.

– Привет, – бормочу я через мгновение, не зная, что еще можно сделать.

Он коротко кивает. Странное поведение для ребенка.

Его мать с теплотой смотрит на сына и ерошит его волосы, золотистые, как у его сестры. Верная своему воспитанию дворцовой служанки, она не разговаривает со мной и не заговорит, пока я не заговорю первой.

– Мы сейчас на Спорной территории, – говорю я ей. – Можешь забыть о формальностях. Ты можешь говорить, если хочешь говорить.

Она кладет руку на плечо сына и смотрит на реку, на дальний берег, туда, где начинаются земли Озёрного края.

– А кто сказал, что я хочу говорить с тобой, Серебряная?

Я едва сдерживаю смех.

– Справедливо.

Наверное, это странно. Мы с ней – стоим рядом. Серебряная принцесса и Красная служанка, а между нами – ее ребенок. И обе мы в бегах. Обе – во власти этой реки и этой команды. Во многом мы с ней похожи.

Странно, как меняется этот мир. Войны на востоке, возможно, еще не закончились. И выиграны они или нет, безусловно, они уже принесли вместе с собой перемены.

Мне не нравится война. И мне не нужен мир, который я оставила позади. Не нужны невозможные девочки-молнии, убитые короли. Восстания Красных, изгнания Серебряных. Понятия не имею, во что превратится этот хаос.

Но у меня нет времени думать о будущем. Я должна оглядываться назад. Должна быть начеку.

Я ухожу от Красной служанки и следующие несколько часов стою на корме, не сводя глаз с изгибов реки. В основном на лодке тихо. Красный капитан тихо разговаривает со своей командой, раз или два в час раздавая ей указания. Команда, женщина со шрамами и худощавый мужчина с шестами хорошо выполняют свою работу. Живая гора пыхтит в грузовом отсеке и выходит из него. Непонятно, чем он там занимался. Служанки из Норты переговариваются в дальнем конце лодки, в основном стараясь контролировать свою дочь. Сын гораздо более послушен. Он стоит на носу лодки, а я стою на корме, его взгляд устремлен вперед. Его вообще не слышно.

Он не издает ни звука, когда река, элегантная и смертоносная, перегибается через перила и затягивает его под воду.

Дарья поворачивается как раз вовремя, чтобы увидеть, как его маленькие ножки, болтаясь, оказываются за бортом. Она кричит, но я этого не слышу, уже двигаясь, уже зная, что именно забрало мальчика.

Это была не волна. В реках их нет.

Это был не какой-то поворот течения или внезапный порог.

Это было спланировано и воплощено в действие.

Это был Орриан.

Это была я.

Чья-то рука хватает меня за руку, пытаясь остановить меня, но я без раздумий вырываюсь из захвата. Краем глаза я вижу, как капитан бледнеет, его лицо почти расплывается. Впереди команда в два раза быстрее машет шестами, поворачивая лодку, замедляя ее ход. Я хочу крикнуть им, чтобы они не останавливались. Чтобы плыли быстрее. Чтобы делали что угодно, но не сбавляли ход.

«Но тогда мальчик утонет».