Акайо сидел, стиснув зубы. Речь этого оппонента была слишком похожа на подлый прием, словно тот, с кем свела судьба в додзе, подставил тебе подножку. И хочется позвать мастера, хочется сказать — это нечестно! Я был лучше его! Я думал, он противник, а не враг...

Но ты никогда не позовешь учителя. Ты даже никогда не скажешь, что проигрыш был несправедливым. Потому что это ты недооценил противника. Это ты привык считать друзьями, или, во всяком случае, союзниками, слишком многих. И если ты пожалуешься учителю, он хлопнет тебя палкой по спине и скажет, что это был хороший урок. Давно следовало его усвоить.

Акайо смотрел на Эндаалор. Эндаалор говорил голосом Д’Аани.

Его толкнули в плечо, заставив обернуться. Из-за спин сидящих рядом с ним Джиро и Тэкэры сердито смотрела Нииша.

— А ну перестань делать такое лицо! Ваарт сволочь, да, у нас они тоже встречаются, но убивать его не надо. Пусть себе болтает. Таари все равно знает, что он не прав.

Акайо кивнул. Внизу как раз заговорила Таари, холодно и ровно.

— Я не стану отвечать на заявление своего оппонента иначе, чем в своей работе. Надеюсь, теперь мне можно ее представить?

— Конечно, — подтвердила Л’Гури. — Мы слушаем.

На белой стене появилась первая картина, Таари начала объяснения. К сожалению, сейчас, когда она перевела свою работу на научный язык, Акайо мало что понимал. Он мог только смотреть на рисунки и таблицы, следить за тем, как Таари изредка прерывается, отпивает глоток из стоящего на столе стакана. Думать.

Она говорила, они стараются, чтобы личная заинтересованность не мешала науке. Смеялась, что теперь она куда более заинтересована в исследовании культуры кайнов, но, пожалуй, это не может считаться препятствием для работы.

Как тогда они допустили, чтобы ее оппонентом стал такой человек? Видно же, что...

Что?

Акайо вдруг понял, что именно чувствует. Сдержал желание помотать головой — невозможно! С чего бы ему ревновать к этому незнакомцу?

Потому что тот знал Таари. Это чувствовалось — знал. И не считал ее даже равной себе.

Заныли ладони, Акайо разжал судорожно стиснутые кулаки. Обругал сам себя — какие глупости его беспокоят, когда Таари сейчас защищает свою работу!

— У меня все. Спасибо за внимание.

Он перевел дух, решив было, что все закончилось, но...

— А как насчет архитектуры? Их пагоды...

— Но у них же нет духов природы!

— У нас собрана целая коллекция легенд, у которых точно нет аналогов в…

— Вы оспариваете Высадку!

Вопросы сыпались со всех сторон. Встала глава совета, потребовала:

— Коллеги, пожалуйста, спокойней. Задавайте вопросы по очереди и по делу. Все, косвенно касающееся темы работы, вы сможете обсудить во время фуршета. Доктор Т’Цуни, у тебя есть вопрос?

— Да, госпожа глава совета, — вскочил со своего места взъерошенный старичок с удивительно молодым голосом. — Таари, правильно ли я понимаю, что частично ты опираешься на недокументированные сведения?

— Да, — кивнула та. — На знания моего гарема.

— В таком случае, можешь ли ты предоставить конкретные протоколы бесед? Ведь в зависимости от формы вопросов ответы могут быть искажены!

— Конечно. Расшифровки записей находятся в приложении, номера с первого по восемьдесят седьмой.

— Спасибо, — старичок сел, тут же уткнувшись в свой планшет. Видимо, искал указанные приложения.

— Кандидат К’Даат, — глава совета передала право голоса следующему. Судя по количеству поднятых рук, желающих задать вопрос было очень много. Акайо часто не понимал смысла их слов, но все равно пытался хотя бы по тону угадать, все ли идет хорошо.

Впрочем, тут и гадать не требовалось. Нет, не хорошо. У Таари в самом деле была необычная работа. Работа, которая меняла что-то настолько значимое, что даже эндаалорцы, который Акайо привык считать народом без ограничений в поиске истины, не могли принять ее.

Но в конце концов вопросы иссякли.

— Во время фуршета каждый из членов совета примет решение о том, заслуживает ли твой доклад докторской степени, — огласила регламент Л’Гури. — Я прошу вас всех подойти к своей задаче разумно. Это в самом деле очень смелая, но и очень интересная работа.

Люди потянулись к выходу. Некоторые останавливались возле Таари, о чем-то спрашивали, другие проходили мимо. Что-то сказал Д’Аани, Таари ответила улыбкой, больше похожей на оскал. Акайо встал, протиснулся мимо Тэкэры, Джиро и Нииши. Спустился вниз, прошёл сквозь толпу, не спешившую удаляться на фуршет. Донеслись снисходительные слова Д’Аани:

— Это разумно с твоей стороны, попытаться получить степень хотя бы за доклад о религии, раз уж ты ушла из связи...

Таари молчала. Акайо не понимал, почему. Как она может позволять этому человеку принижать свою работу?

Они стояли друг перед другом, и немой вопрос висел в воздухе между ними.

Ответ Акайо понял, едва поймал ее взгляд. Это не были глаза его Таари, его госпожи. Она была… Испугана? Смущена? Будто само присутствие этого человека превращало ее в кого-то другого.


Акайо шагнул в сторону, бесцеремонно заслоняя этого Д’Аани.

— Госпожа, — с чуть большим почтением, чем он хотел бы позволять себе на публике, но иногда обстоятельства расставляют приоритеты лучше, чем ты сам, — позвольте вас проводить.

Она растерянно моргнула, улыбнулась — все еще неуверенно, но с каждой секундой возвращаясь к той Таари, какой она была. Акайо склонил голову. Подал ей руку. Худые пальцы легли в ладонь, будто он приглашал ее на танец, как в старых эндаалорских фильмах.

— Спасибо, Акайо, — тихо поблагодарила она. Обернулась через плечо, уже выходя из толпы, — Ваарт, мы можем продолжить эту увлекательную беседу в зале… Но будь осторожен. Ты в окружении культурологов, чью работу только что принизил. Мы, знаешь ли, страшны в гневе.

Акайо не стал оборачиваться. Если ты уверен, что одолел врага, ты даже не подумаешь проверять это.

Они прошли сквозь зал. На длинных столах стояло множество блюд, доктора, кандидаты и прочие слушатели с удовольствием угощались, одновременно громко переговариваясь, кто-то что-то набирал на планшетах.

— Я буду голосовать за тебя, — отсалютовал бокалом старичок, который спрашивал о приложениях. — Замечательная работа, просто замечательная!

Таари вежливо поблагодарила, но поддерживать разговор не стала, прошла мимо. Чуть крепче сжала ладонь Акайо, придвинулась к нему, обожгла дыханием шею.

— Я устала от них. Идем, пусть решают без меня. Все, что я могла, я сказала.

Он только молча кивнул, сглотнул, впустую побеспокоив пересохшее горло. Таари улыбалась, скользя сквозь толпу, как хищная рыба меж карасей, успевая отвечать на вопросы и замечания оказавшихся рядом — с каждым шагом все игривей и резче.

Незаметных дверей в стене оказалось три. Одна уже была заперта, за второй скрывался общественный туалет. Таари фыркнула:

— Что ж, если не будет другого выбора…

Акайо всерьез забеспокоился, не уверенный, что готов к такому повороту дел, но на его счастье последняя дверь гостеприимно распахнулась. Таари обернулась, блеснули шалые глаза. Худые пальцы вцепились в галстук, она приникла к нему всем телом, развернув спиной к двери. Втолкнула в темный проем. Акайо почти сразу налетел на край кровати, покорно упал, позволяя Таари подмять его под себя. Та смотрела ликующе, упершись ладонями в грудь.

— Руки, — хрипло приказала она.

Акайо поднял руки над головой, нащупал висящие на спинки кровати наручники. Таари защелкнула их на его запястьях. Закрылась дверь, отсекая все лишнее — звуки голосов, запахи еды, резкий белый свет. Акайо прикрыл глаза, чтобы не вглядываться зря в темноту, вздрогнул, когда острые ногти скользнули по его ребрам.

— Хороший мальчик, — она засмеялась над самым ухом, и он повернулся к ней, поймал ее губы своими. Мгновение Таари целовалась с ним почти как обычная девушка, затем резко отстранилась. Легонько хлопнула по щеке, сказала с многообещающей нежностью: — Нахал…

Скользнула пальцами по его губам, отпрянула якобы в ярости, когда он едва ощутимо прикусил их. Акайо улыбался и знал, что стоило бы спрятать эту улыбку — таковы были правила игры. Он в них жертва, ему не следует проявлять инициативу и так откровенно предвкушать фальшивое наказание.

Но ей надо было расслабиться. На самом деле расслабиться. Он знал, что их игры не всегда дают то, что ей действительно нужно, что иногда она от них только сильней устает. Поэтому сейчас нарушал правила, надеясь на более откровенный ответ.

Он знал, что даже если всерьез разозлит ее, она не навредит ему. А то, что следы от плети могут не сходить дольше, чем пару дней… Что ж. Это не такая большая цена.

Однако Таари вдруг сникла. Села на постель рядом, скользнула ладонью по его поднятым над головой рукам. Вздохнула.

— Ты сопротивляешься. Я сейчас не хочу тебя ломать, даже в игре. Не могу. Это вообще неправильно!

— Ты меня не сломаешь, — растерянно ответил Акайо. В голове тут же взвились сомнения, вина, сочувствие… Он заставил себя остановиться. Догадки — лишь отражения в кривом зеркале, они приходят не от того, от кого ты жаждешь получить ответ, а от тебя самого. Самовлюбленный вложит в чужие уста слова восхищения, пугливый — осуждения, и оба наверняка ошибутся. Он спросил:

— Что я сделал не так?

И тут же сам понял, что спросил неправильно. Не мог увидеть в темноте, но знал, что она печально улыбается, качает головой, отвечая:

— Ничего. Мне обычно нравится, когда ты так себя ведешь. Это вообще мое слабое место — когда сопротивляются, мне тогда особенно сильно хочется проучить упрямца. Но сейчас… Это просто не вовремя. Я просто вспомнила некоторые вещи, — и вдруг, прервавшись на середине фразы, спросила: — Я похожа на Ваарта?

— Нет.

Таари молчала, и Акайо заставил себя задуматься. Если она спрашивала, значит, это было важно. Но что такого этот Ваарт сделал, что она решила, что может быть на него похожа? Тем более, что Акайо видел его всего несколько минут, и знал лишь то, что этот человек наслаждался, принижая чужие заслуги. Считал себя центром мира.

— Нет, — Акайо уверенно покачал головой. — Ты на него не похожа, я уверен. Он нападал на тебя, хотя это было не по правилам. Ему просто захотелось, потому что ему доверили быть твоим оппонентом. И он сделал то, что захотел, не задумавшись. Ты другая. Мы были в твоих руках очень долго, слабые и растерянные, как слепые котята. Но ты ни разу не попыталась нас сломать. Тебе это даже в голову не приходило, пока Джиро не распял меня. И после ты держалась, пока я сам не пришел к тебе. Даже эту сессию я предложил сам, хотя тебе было очень нужно. Прости, если я сделал что-то, что тебе не понравилось, я...

Она накрыла его рот ладонью.

— Не извиняйся. Это мои проблемы, не твои. И мне нравится то, что ты делаешь. Не смей прекращать.

Акайо почувствовал улыбку в ее голосе, снова чуть прикусил тонкие пальцы. Вторая ладонь тут же оказалась на его горле, надавила, заставив разжать зубы в бессильной попытке вдохнуть. Таари засмеялась. Отпустила его, погладила по груди сквозь рубашку. Акайо знал — она хотела бы рвануть одежду так, чтобы пуговицы разлетелись по всей комнате. Потом он ползал бы по полу, собирая их, а она сидела бы на постели, покачивая ножкой и то и дело указывая, куда ему следует заглянуть.

Но они были в крохотной комнатке в институте, и им еще нужно было узнать результаты голосования. Нельзя было портить одежду.

Но можно было многое другое.

***

Когда они вышли, в зале было намного тише, чем сразу после защиты. Акайо нашел глазами Джиро, затем остальных. Улыбнулся, услышав знакомые строчки: “Знает лишь время, сколько дорог мне пройти, чтоб счастья достичь” — Юки все-таки читал стихи, но не здешние, а их родные, кайнские.

Привычно почти неощутимо укололо — раз уж говоришь, что родные, говори имперские. Свою родину ты называл так, а слово “кайн” придумали эндаалорцы. И когда ты так говоришь, ты, выходит, становишься одним из них. Тогда родина твоя — больница в этом городе, а дом твой — ее дом, белые стены, красная крыша. Скоро и вовсе забудешь, что у какого-то другого дома были такие же стены и такая же крыша…

— Таари, мы готовы объявить результат голосования.

Акайо нашел глазами Л’Гури, протиснулся ближе. Она выглядела так официально, что могла даже не продолжать, но Таари держалась достойно, даже дерзко. Подошла, вскинула голову, как дикая лошадь.