А сейчас я не понимаю.





* * *


«В час уложусь», – сказал Пересмешник.

Но не появляется ни через час, ни через два.

Пытаюсь снять нижний шов сама, но мне так и не удается ухватить пальцами узелок. Всплывает мысль пойти к Сове и попросить ее помочь повторно. Но Сова – крепкий орешек: если она отказала раз, то не согласится и в другой.

Лучше лечь спать, попрошу завтра Рисовку или Майну. У меня с ними не было конфликтов, так что не должны отказать – это несложно.

Футболку Пересмешника я так и не постирала. После ужина было время, можно было вновь сходить к реке или позаимствовать немного дождевой воды из бочек, но я отчего-то не сделала ни того ни другого.

Вместо этого снова бессовестно напяливаю чужую вещь и ложусь спать в ней.

Завтра обязательно постираю и верну…





Глава 12




Мне снится Чиж с пробитой моим молотком головой.

Он шатается, словно зомби из третьесортного кино, вытягивает вперед руки, а по его обнаженному, отчего-то светящемуся в темноте торсу стекают багровые струйки крови. Зомби Чиж шагает ко мне, скаля короткие, широкие, по форме напоминающие полотно грунтовой лопаты зубы; рычит и пытается схватить.

Отступаю спиной вперед. Распущенные волосы треплет ветер, бьет меня ими по лицу. Подол платья путается между ног.

Головой понимаю, что восставшего монстра нужно умертвить повторно – или добить, – но меня парализует от ужаса. Все, на что я в данный момент способна, это двигаться задом наперед и смотреть в широко распахнутые чернильные глаза без белков в глазных яблоках и без век.

– Эээээмбеееееер, – шипит, как змея, мертвый Чиж.

Оступаюсь на мокрой глине, падаю. А зомби наваливается сверху, клацает зубами. Тянется к шее…

Резко распахиваю глаза: рассвет. Сердце еще бешено колотится, но надо мной привычный потолок из серого пластика; плохо заделанная трещина в углу.

Сон, всего лишь сон.

Едва ли не впервые за время пребывания на Птицеферме я рада вернуться в реальность.

Выдыхаю с облегчением и остаюсь лежать, пока сердцебиение не выравнивается. Часов у нас нет, но, судя по сероватой дымке за окном и пробивающимся сквозь нее лучам солнца, еще слишком рано. Готовить завтрак сегодня мне не нужно, так что вполне можно потянуть время и подождать, пока проснутся остальные.

Можно было бы сбегать к реке и выстирать наконец чужую футболку, чтобы вернуть ее владельцу. Но отдавать эту вещь мне не хочется еще сильнее, чем вставать. Она такая удобная…

Вздрагиваю от стука в дверь. Сердце опять ускоряет бег. Еще слишком рано. Кому я могла понадобиться?

Стук негромкий, можно даже сказать, вежливый. Будто привлекают внимание, чтобы впустила, если не сплю, и в то же время не хотят разбудить, на случай если еще не проснулась.

Несмотря на то что Олуша недавно продемонстрировала мне свое истинное лицо, скромность у меня упорно ассоциируется именно с ней. Что ей могло снова от меня понадобиться, да еще и в такую рань?

Решаю, что не знаю и знать не хочу, – постучит и уйдет. Поворачиваюсь на бок, подкладываю сложенные друг на друга ладони под щеку и бездумно смотрю на рассвет за окном. Ночной кошмар вымыл из моей головы все мысли, и мне даже нравится это утреннее ощущение пустоты – знаю ведь, это ненадолго. Поэтому просто наслаждаюсь.

Сова права, я всегда хочу большего…

Стук повторяется еще дважды, с перерывами секунд в тридцать. А затем наступает тишина. Ушла?

Вскакиваю с кровати и на цыпочках, чтобы не топать, бегу к двери. Я почти уверена, что это была Олуша – а кто еще? – но тем не менее хочется убедиться, и желательно так, чтобы незваная гостья меня не заметила.

Тихонько приоткрываю дверь, чтобы та не заскрипела, выдав меня. Выглядываю.

…Или гость.

– Пересмешник! – окликаю громким шепотом.


Он уже в конце коридора. Останавливается, оборачивается.

Распахиваю дверь шире. Придерживаю ее рукой, стоя в дверном проеме. Жду, когда мужчина подойдет.

Запоздало спохватываюсь, что на мне его футболка, которую следовало вернуть еще вчера. Поджимаю губы – вот засада.

Пересмешник возвращается. Руки в карманах брюк, улыбается. Волосы он снова собрал в хвост, а сам выглядит настолько бодрым с утра, что мне это кажется противоестественным. Еще два часа до завтрака, после которого всем мужчинам идти до вечера на рудник – махать киркой, таскать тяжелые камни. А Пересмешник… улыбается и выглядит так, будто встал несколько часов назад.

– Тебе идет, – весело комментирует мужчина мой наряд, пробежав взглядом по моим голым ногам.

Мне хочется натянуть футболку до самых ступней.

– Я сегодня постираю ее и высушу, – бормочу. – Вечером верну.

– Если тебе нужна, то оставь, – отмахивается. Больше не пялится ни на ноги, ни на грудь, соски которой из-за утренней прохлады предательски торчат под тонкой тканью. Смотрит в глаза. – У меня есть еще парочка. Глава был щедр.

Заманчивое предложение… Но нет. Услуги, вещи – это лишнее, не нужно.

– Верну вечером, – отвечаю упрямо.

Пересмешник равнодушно пожимает плечом.

– Как хочешь. Ты вчера просила помочь тебе со швами, – продолжает. Зачем-то кладет ладонь на противоположный от петель край двери, буквально в нескольких сантиметрах от моих пальцев.

Бросаю взгляд на новое местоположение руки гостя, но и свою руку тоже не убираю. Только гадаю, а даст ли он мне теперь закрыть дверь, если я решу захлопнуть ее перед его носом.

– Просила, – не отрицаю.

Но это было вчера. Когда Пересмешник так и не появился, я поняла, что это была глупая просьба – адресованная уж точно не тому человеку.

Пересмешник прищуривается, глядя на меня и по-прежнему улыбаясь; чуть склоняет голову набок.

– Если вчера тебе никто так и не помог, я готов.

И за этим он встал ни свет ни заря? Чтобы выполнить свое обещание мне?

А потом я вдруг замечаю то, что не заметила сразу: несмотря бодрую на первый взгляд физиономию, чистые волосы и улыбку до ушей, у Пересмешника подозрительно блестят глаза. Такой блеск появляется, если человек выпьет спиртного или…

– Слушай, ты вообще сегодня спал? – выпаливаю.

– Не-а, – отмахивается. – Не успел. Ну так что, – усмехается, – нужна моя помощь?

Отступаю и шире распахиваю дверь.

– Заходи.





* * *


– Нож есть?

– Там, на столе, – отвечаю, не оборачиваясь.

Сажусь на край кровати, лицом к окну, спиной к гостю, перекидываю несобранные с утра волосы через плечо вперед, чтобы не мешали.

– Ага. Нашел.

В моей комнате мужчина, от которого знать не знаю чего ожидать, а я сижу к нему спиной, да еще и вручаю в руки нож.

На Пандоре такая беспечность может стоить жизни, но отчего-то я не чувствую возможной опасности, исходящей от своего гостя. Потому что он уже несколько раз мне помог? Что это? Синдром брошенного щенка, который привязывается к первому, кто был к нему добр?

Привычно пытаюсь анализировать свои ощущения и поступки, но желания обернуться, чтобы проконтролировать действия почти что незнакомца, не возникает. Может, просто устала бояться собственной тени?

– Его бы продезинфицировать…

Было бы неплохо. И нож, и руки, и место наложения шва. А еще хорошо было бы использовать стерильные перчатки.

– Я его мыла, – отвечаю. – На стуле таз с водой и мыло рядом. Можешь помыть руки.

– Хм… Ладно.