– Ты-то прекрасно знаешь, что он мне не любовник, – огрызаюсь.

– Погромче крикни, – отвечает Сова мне в тон, – глядишь, Филин передумает и таки вздернет тебя на ближайшем суку.

Что верно, то верно. Филин не упустит шанса убрать меня с глаз долой. Я и так уже набила ему оскомину.

Выливаю на чахлую морковь последний ковш и выпрямляюсь, смахиваю со лба пот.

– Это ты надоумила Пересмешника выгородить меня? – спрашиваю прямо.

Не приди Сова тогда ко мне сама и не заведи она разговор о фальшивом алиби, я бы смолчала.

– Вот еще. – Женщина нервно дергает плечом. – С темными лошадками я не связываюсь. – Тоже верно, на тот момент Пересмешник пробыл на Птицеферме всего один день. – Сам услышал, как я намекала Пингвину, что было бы неплохо, если бы нашелся кто-то, кто признался бы, что видел или был с тобой той ночью. А Пингвин мычал в ответ о том, как жаль, что он проспал большую часть праздника под столом.

– И Пересмешник пришел к тебе?

– И Пересмешник пришел ко мне, – подтверждает и замолкает.

Мне что, клещами из нее тащить каждое слово?

– И что сказал? – принимаю правила игры.

– Спросил.

Снова пауза.

– Что спросил?

Сова пожимает плечами, устремляет взгляд куда-то вдаль, будто ей и смотреть на меня скучно, а начатый мной разговор безумно утомляет.

– Спасет ли тебя, если он скажет, что вы были вместе.

– И что ты сказала?

– Что спасет. Главное, чтобы вел себя поправдоподобнее.

– И Филин ему сразу поверил? – не отстаю.

Ставлю ведро на землю и опускаюсь на корточки рядом с Совой, чтобы наши лица были на одном уровне.

Женщина на мгновение отрывает глаза от линии горизонта, одаривает меня снисходительным взглядом и вновь устремляет их вдаль.

– Пытал, расспрашивал часа два. Потом поверил. Упорный малый этот Пересмешник.

Упорный, это и странно. Рисковать своей шеей и лгать Главе поселения ради незнакомки – более чем странно.

– Ясно, – буркаю и поднимаюсь в полный рост.

Ничего нового я не узнала, но что-то разложилось по полочкам. Нужно подумать.

– Смирись, – скрипит Сова, вынуждая вновь повернуться к ней. – Смирись. Хватит желать большего.

При словах о большем я тут же вспоминаю полет прекрасного катера. И почему-то Ника.

Дергаю плечом, давая понять, что это мое дело, чего и сколько желать. Отворачиваюсь.

– Бери мужика, пока он в тебе заинтересован, и держи его. Чего тебе еще надо? Не садист, не урод, печется о тебе.

Действительно, не урод. И вроде бы не садист. Чего еще желать, не так ли?

– В смысле – печется? – резко поворачиваюсь к пожилой женщине. Щурюсь и подставляю ладонь козырьком ко лбу, так как солнце за спиной Совы слепит глаза.

Та усмехается.

– Так пять раз приходил, пока ты валялась без сознания. Что ты, как ты… Залип он на тебя. Хватай и держи, пока Кайра не перехватила. Будешь как за каменной стеной.

Удивленно приподнимаю брови, услышав такое сравнение. В моем понимании, со стеной можно сравнить разве что Момота, мощного и непробиваемого.

– Слушай, что советуют, коль не совсем дура, – отрезает Сова, поглаживает больное колено и больше не смотрит в мою сторону.

– Майна, а ну, не халтурь! – кричит, заметив, что та присела отдохнуть, не закончив работу с выделенным ей участком.

Воспринимаю это как сигнал, что разговор окончен. Подхватываю ведро.






* * *


– Что говорила тебе эта старая дура? – Кайра налетает на меня в коридоре барака, практически впечатывая в стену своей вздыбленной грудью.

– Отвали, – отталкиваю в плечо.

Сова советует смириться. С чем смириться? С таким отношением к себе? Когда меня прижимают к стенке, мириться с этим я не стану, и все тут.

А вот то, что кто-то донес рыжей, что мы о чем-то шептались на огороде с Совой, уже интересно. Насколько мне известно, никто из тех, кто там был, не входит в близкий круг общения Кайры. Может, Олуша? Или я просто теперь приписываю той все возможные грехи?

Как ни странно, Кайра отскакивает от меня, как легкий мячик – быстро и пружинисто.

– Помяни мое слово, он будет моим, – грозит указательным пальцем.

– Забирай, – огрызаюсь.

Но Кайре плевать на мой ответ, она пришла высказаться.

– И даже не приближайся к нему. – Гордо вскидывает подбородок. – Поняла?

Глаза девушки горят, грудь тяжело вздымается. Ей правда не все равно – она намерена получить желаемое, чего бы ей это ни стоило.

Все бы ничего, но со дня смерти ее предыдущего «любимого», над телом которого она убивалась, не прошло и недели.

– Поняла, – заверяю.

Жаль, что сама Кайра до сих пор не поняла, что мне наплевать на ее угрозы.





* * *


– Швы у меня со спины снимешь? – огорошиваю Пересмешника, когда он снова подкарауливает меня у входа в столовую.

Молчание, приподнятые брови – кажется, я его шокировала. Но выбор у меня невелик: Сова ясно дала понять, что не станет со мной возиться, а просить кого-то другого – опять быть кому-то должной. Пересмешнику я уже должна так, что не расплатиться, поэтому уже без разницы.

Прямо смотрю в ответ, давая понять, что не шучу.

Пожимает плечом.

– Без проблем.

– Тогда после ужина?

– Давай через час после ужина. – А сам смотрит в сторону Кайры.

Ни черта не понимаю: то бегает от нее, то сам ищет взглядом. Брачные игры у них такие, что ли? А мне зачем сказал, что собирается получить меня в пару? Может, надеялся, что я болтунья вроде Чайки, растреплю всем в округе и заставлю Кайру ревновать? Но бог ты мой, чтобы вызвать ревность Кайры, достаточно просто дышать – повод девушка найдет сама.

– Свидание? – уточняю издевательски, намеренно использовав то же слово, что и Пересмешник в прошлый раз, – совершенно неуместное здесь.

Тот усмехается.

– Скорее приватная беседа. – Подмигивает. – В час уложусь.

Пингвин укладывается в две минуты…

Видимо, эти мысли слишком красноречиво отражаются на моем лице. Пересмешник толкает меня в плечо своим плечом, смеется.

– Это не то, о чем ты подумала.

Закатываю глаза:

– Уволь меня от подробностей.

Отворачиваюсь и спешу к столу.

Нет, в отличие от Кайры я не ревную. Просто не люблю чего-то не понимать.