Я потеряла блокнот.

Я пыталась сочинять песни и петь их под гитару.

Я болталась одна по ночам.

Оказалось, что надо перестать выделываться и выплакаться хорошенько, на несколько недель вперед. Действительно, мое отношение к вещам сразу изменилось в сторону ленивого равнодушия.



Райдер приехал в конце июня. Если до этого здесь было прохладно, то сейчас стало откровенно холодно, и все время шли дожди. Марселла заработала ангину и валялась в комнате – какое-то время я валялась с ней вместе, а когда становилось скучно, надевала резиновые сапоги и скакала по кампусу туда-сюда. Мы знали, что вернемся уже в конце августа, но ощущение конца года все равно было противным. Мне не хотелось собирать вещи, не хотелось видеть нашу комнату пустой, хотя смотреть на пустеющий университет было довольно занятно.

– У нас еще будет время, – хрипит Марселла, пока я пытаюсь стащить ее с кровати, заставить одеться и идти пить к Райдеру.

– Два дня, ага. Я вон буду у Райдера еще целую неделю, а ты уедешь послезавтра.

– Я хочу в-в-выздороветь, я не хочу под дождь.

– Ну что я там одна буду делать?

– Ты, кажется, забыла, что он вообще-то твой друг. Изначально. А не мой. Т-т-так что я не вижу проблем. Или это из-за?…

Да, Райдер разошелся с Люси Стил, и мне приходится прикусить язык – хотя это, в общем-то, бесполезно, потому что Марселла живет со мной уже слишком давно. Слушайте, это нечестно, когда ваши коварные замыслы так быстро раскрываются.

– Я в-в-вижу здесь две потенциальных угрозы, – возмущенно говорит Марселла, – либо ты не хочешь его видеть, п-п-потому что он теперь свободен, либо твоя страсть все закруглять требует, чтобы мы с ним п-п-поженились.

Ну, этого я не могу отрицать. И не отрицаю.

– Почему, интересно, мы должны жениться? Чтобы было красиво? А ты, как всегда, будешь одиноко писать посты про одиночество?

Это я тоже не отрицаю.

– Тьфу на тебя, – говорит Марселла, – теперь я тем более никуда не пойду.

Ну и пожалуйста, думаю я, натягиваю шорты, сапоги и куртку и иду одна. Что я могу поделать, если я вечно вижу логику событий на несколько месяцев вперед. Особенно если это напрямую не касается меня. Ладно, нечего об этом думать – в конце концов, я скучала по Райдеру, и надо было сосредоточиться на предстоящем вечере выпивки и забвения.

Я почти заплакала, заходя в бар – меня очень прилично стукнула по плечу тяжелая дверь, и я лишний раз подумала, что всегда надо плакать вовремя и по нужному поводу, а не когда-нибудь потом и из-за дурацкой двери.



Я не знала, кем работает Райдер, сколько ему лет и что он делал все то время, пока его не было дома. Я стала думать об этом, когда увидела его в баре – я не видела его так долго, что как будто бы уже совсем не знала. Телефон, естественно, не считается – по телефонному разговору очень тяжело определить что-то наверняка.


Серьезно, я не знала его. Я была влюблена в него лет десять и понятия не имела, что он вообще такое. Эта мысль так веселит меня, что я каждые три минуты начинаю нервно смеяться. Ну то есть как если бы меня посадили рядом с Джоном Ленноном и заставили задавать ему вопросы, а я была бы в состоянии только хихикать и повторять «вы такой классный».

Райдер был классный, между тем. Он был лохматый, чуть-чуть небритый, сверкал глазами. Я его не узнавала. Я помнила, как он заканчивал школу. Потом – такое ощущение, что я на него толком не смотрела. Что, в общем, и неудивительно – я столько времени занималась собой, своими выдуманными болезнями, своими страхами. (Я понимаю, что это правда. Вот подумайте, часто ли вы смотрите на тех, кого якобы знаете. Может статься, что у вас в голове есть какая-то воображаемая картинка, которую вы все время подсовываете себе, когда вам надо об этом человеке подумать. А на самом деле вы даже толком не поднимаете на него глаза, когда он рядом. Самое глупое, что вы так делаете особенно часто, когда вам кто-то симпатичен.)

Мы говорим какое-то время о Люси Стил («А, бог с ней, я ее толком и не знал», – беспечно говорит Райдер), а потом он отставляет стакан и целует меня.

Логично.

Нет, действительно.



– Насчет дальше, – говорю я ночью, – я подумаю об этом завтра, можно?

– Тоже мне, Скарлетт О’ Хара. И потом, вообще-то уже двадцать три минуты завтра.

– Ладно, я подумаю об этом сегодня, только попозже, хорошо?

– Хорошо бы ты ненадолго перестала думать, а? – говорит Райдер.

– А то мне очень нравится, как ты сейчас думаешь о том, как именно тебе надо подумать попозже. Во сколько, где при этом находиться и сколько отвести времени на мыслительный процесс.

– Ладно, – опять говорю я, – тогда давай просто лежать. Рано или поздно мы заснем, а потом можно будет проснуться, поесть и идти сдаваться Марселле. Или не идти. Если будет дождь, можно будет сидеть здесь. Или я буду таскать тебя по кампусу и всем демонстрировать. Хотя там сейчас никого нет. Тогда, знаешь, тебе придется приехать в сентябре, чтобы я тебя всем демонстрировала.

– Похоже на план, – говорит Райдер сонно. – А теперь спи.

– А еще ты мне расскажешь, кем ты работаешь и что ты делал последние десять лет. И зачем ты приехал. И почему все-таки Люси…

– Ммммм, – говорит Райдер, – так ты спишь с незнакомыми мужчинами. Придется заняться твоим перевоспитанием.

– Ага, попробуй. Желаю удачи. Спокойной ночи, незнакомый мужчина.

– Спокойной ночи, Лис.