* * *




На месте версия, возникшая у сыщика, получила подтверждение. Маса, однако, продемонстрировал ее не сразу. Сначала обошел оба помещения, внешнее и внутреннее, как следует огляделся. Майор с директором, затаив дыхание, наблюдали.

Скорлупа у ореха была крепкая: массивные каменные стены, пол из старинных плит, плотно подогнанные одна к другой. При переоборудовании исторического здания под банк ничего менять тут не понадобилось — динамитом не взорвешь. Сейф, правда, был довольно заурядный, с цилиндрическим кодовым замком, комбинация из шести цифр. Для хорошего мастера с хорошим снаряжением пустяки. Дверь в камеру вообще запиралась на обычный ключ. Оно и понятно — иначе охранник замучился бы ее открывать-закрывать каждые десять минут. Да и зачем лишние сложности, если на ночь хранилище полностью изолируется?

В общем, Маса остался доволен.

— Покажу, как действовал ваш волшебник, — снисходительно сказал сыщик. — Положите в сейф что-нибудь, мистер Браун. Хоть ваши часы. Гасите лампы, включайте вашу светосигнализацию.

Американец вынул из жилетного кармашка золотой хронометр, звякнул им о стальную полку. Потом, заслонив собой замок, набрал комбинацию. Дверца с лязгом захлопнулась.

— Я клиент банка, — объявил Маса, когда все вышли в общий депозитарий. — Выбрал момент, когда в помещении с ячейками много посетителей, а потом сделал вот что. Отвернитесь, досчитайте до пяти и снова поворачивайтесь.

— What the hell! — раздался пять секунд спустя возглас банкира.

— Гдe вы, сенсей? — удивился и майор.

— Я здесь.

Маса высунулся сверху. Над самым высоким рядом ячеек было плоское пространство. Ловкий человек запросто мог, опираясь ногой на ручки стальных ящиков, вскарабкаться туда, прижаться к стене и распластаться.

— Я пролежал здесь до закрытия, а потом сделал вот что. Майор, вы будете охранник. Идите в обход и возвращайтесь ровно через десять минут.

Сняв ботинки, Маса бесшумно спрыгнул на пол. Вынул из кармана универсальную отмычку, кипсейк[1] былых времен. Когда-то она принадлежала знаменитому медвежатнику Ле Кулевру, которого они с господином взяли в Париже во время Всемирной выставки 1900 года.

Дверной замок во внутреннюю камеру чудо-отмычка взяла за сорок секунд.

Проскользнув в кромешную тьму, Маса вынул из кармана новинку техники, рекламу которой недавно видел в газете. Три часа понадобилось не только для того, чтобы съездить домой за отмычкой, но еще и для визита в оптический магазин «Масунага».

По виду это были очки, только с необычно массивными дужками и толстыми стеклами. Назывались «иконоскоп», прибор для ночного видения. По-научному — «электронно-оптический преобразователь». Продукт славной компании «Филипс», триумф инженерной мысли. С одной стороны на стекла напылен фотокатод с другой люминофор, в дужках источник питания, разгоняющий электроны. Жутко дорогой прибор, сто восемьдесят иен, но ведь банк выдал открытый чек.

В очках камера походила на сказочную пещеру. Наполнилась разноцветными контурами, ореолами, мерцаниями. Но любоваться было некогда. Маса вынул еще одну дорогую покупку, из магазина медицинского оборудования: сверхчувствительный фонендоскоп за тридцать пять иен.

Надел, приложил раструб к замку, стал поворачивать цилиндр. Правильные цифры должны были щелкнуть чуточку глуше, чем неправильные. При этом в зависимости от очередности звук получался на совсем уж микроскопическую толику громче или тише. Приснопамятный Ле Кулевр умел обходиться без хитрых фонендоскопов — просто прижимался ухом, и всё. У старика был феноменальный слух.

Цифры зашептали Масе свои секреты, у каждой был свой индивидуальный голос. На то, чтобы определить нужные, понадобилось не более полминуты. Но правильных цифр оказалось не шесть, а пять. Четверка была использована дважды, из-за чего шепот у нее был какой-то двусмысленный. В любом случае получалось 8-4-3-9-0-4.

Тяжелая дверца с приятным хрустом открылась. Золотые часы мистера Брауна в иконоскопе почему-то лучились зеленым сиянием.

— Держите ваш «Брегет», — сказал Маса остолбеневшему банкиру, возвращаясь на божий свет. — Понадобилось всего четыре с половиной минуты. Потом вор залез обратно наверх и оставался там до утра. А когда хранилище открылось, преспокойно спустился и вышел. Эй, Баба-сан! Хватит гулять, идите сюда. Дело сделано!

Зрители были потрясены, требовали разоблачения фокуса. Что ж, Маса интриговать их не стал — объяснил.

— На всякую хитрую технику найдется другая хитрая техника, — наставительно завершил он свой рассказ.

— Впечатляет, — вздохнул мистер Браун. — Только ничего этого произойти не могло.

И разнес убедительнейшую версию вдребезги.

— Видите ли, мистер Сибата, сейчас я, как вы велели, включил только световую сигнализацию. Очки ночного видения с нею справились. Но по ночам на входе во внутреннюю камеру задействуется еще одна система безопасности. Видите вот эти штуки? — Он показал небольшие черные коробочки, расположенные по обе стороны от дверного проема. — Это новейшая продукция компании «Фишер» — металлодетекторы. Они испускают лучи, улавливающие металл. Причем тут устройства двух типов, настроенные на разную частоту, для магнитных металлов и для цветных. Лучи направлены таким образом, что нельзя сделать и одного шага через порог. Какой там иконоскоп или фонендоскоп! Серебряные часы, золотая запонка, железная расческа, медный крючочек на брюках — любое, даже совсем маленькое количество металла будет моментально сдетектировано, и сработает сирена. Нет, сэр, ваша демонстрация очень эффектна, но она не дает отгадки. Придется все-таки давать объявление в газеты. Иного способа нет.

Маса молчал, совершенно сокрушенный. Попробовал потереть дракона — будто зачесался живот, но никакой подсказки от мудрого ящера не последовало.

— Подождите с объявлением! — попросил американца Баба. — Дайте нам с сенсеем еще времени. Банку такой скандал тоже на пользу не пойдет. Не выпускайте джинна из ящика!

От волнения майор смешал два иностранных мукасибанаси — про лампу Аладдина и про ящик Пандоры, но никто его не поправил.

— Сутки, — угрюмо молвил Браун. — Максимум. Иначе правление банка оторвет мне голову. Ведь это три миллиона!





БОРОДАТАЯ ЖЕНЩИНА БЕЗ ГЛАЗНИЦ






Приступая к особенно мудреному, а тем более ограниченному по срокам расследованию, господин всегда начинал от противоположного: предельной простоты и абсолютной неспешности. Так же поступил и Маса.

Вернувшись домой, он сначала посидел в корыте с холодной водой, чтобы смыть суету и жар. Надел легкую юкату, выпил чаю и сел в позу «безмятежный камень». Мозг отключил, дух выпустил на волю — полетать орлом в облаках.

Двадцатый век внес в древнюю медитационную практику новшество: господин взял за правило еще и слушать музыку, способствующую озарению. Поставил эту магическую пластинку и ученик великого детектива. Называлась она «Восьмая симфония Малера».

Под торжественное пение хора орел выписывал в небесах медленные круги, зорко высматривая на дольних просторах белое пятнышко пасущейся овечки-Версии. Итак, что же получается?

Некто, умеющий незаметно проникать в неприступные помещения и выбираться из них, прозирающий взглядом тьму, владеющий искусством медвежатника и не улавливаемый металлодетекторами, выкрал предмет, в приобретении которого могут быть заинтересованы только два покупателя: «АКБ» и «Мицутомо». Но такой гений воровства никак не может быть идиотом и отлично понимает, что грозная полиция станет бдительно следить и за банком, и за концерном...

Орел жалобно заклекотал. Овечки на лугу не было.

А может быть, играла неправильная музыка.

Поднявшись с пола, Маса заменил нудного Малера на хорошую пластинку «Мадам Лулу», всегда напоминавшую ему о России, уселся к письменному столу и принялся изучать маленькую фигурку, единственный след, оставленный таинственным преступником — если, конечно, нэцкэ обронил преступник.

«Ее изящной тайной окружает шуршанье шелка, ласковый угар. Что скрыто им кто угадает, тот знает тайну женских чар», — подпевал Маса, разглядывая нэцкэ в лупу.

Первый вывод был: это не нэцкэ. У костяного старика слишком буйная, определенно не японская борода. Похож на Карла Маркса или на анархиста Бакунина. Второе открытие: это не старик, а старушка, потому что с грудями. И еще одна странность: вместо глазниц у пожилой бородатой женщины было совершенно гладкое место.

А зачем дырочки? Повертел и так и этак. Даже дунул.

Вдруг раздался странный звук. Тихий, но пронзительной, высокой частоты. Свистулька, вот что это такое!

Надел другую лупу, ювелирную, для большого увеличения. Теперь разглядел снизу буковки. Греческие. Разобрал: Τειρεσίας. Тейресиас? Что-то античное.

Возможно, тратить драгоценное время на это и не следовало, но больше уцепиться все равно было не за что. Выяснять, кто такой или что такое «Тейресиас», Маса отправился в Уэно, в Императорскую библиотеку, где имелся отличнейший предметный каталог.

«Тейресиас» оказался Тиресием, персонажем древнегреческой мифологии. Вещий прорицатель, который несколько раз менял пол, становясь то мужчиной, то женщиной. (Ага, вот почему и борода, и груди.) Чаще всего фигурирует в сюжете о споре между Зевсом и Герой: кто получает больше наслаждения от соития — мужчина или женщина. Спорщики обратились за консультацией к Тиресию. Руководствуясь своим уникальным опытом, эксперт сообщил, что экстаз женщины в девять раз сильнее. Проспорившая Гера разозлилась и лишила его глаз. (Вот почему у костяной фигурки такая странная физиономия.)

Сравнительный анализ мужского и женского экстазов Масу очень заинтересовал, он на минутку даже отвлекся, однако расследованию познавательная информация помочь никак не могла.

Стал просматривать картотеку с указанием книг, где упоминается безглазая мужчиноженщина. Каталог почтенной библиотеки был составлен с истинно японской дотошностью.

Эсхил «Вызыватели душ»; Софокл «Царь Эдип» и «Антигона»; Гомер «Одиссея»; Овидий «Метаморфозы»; Данте «Ад»; Аполлинер (это кто-то из новых) «Груди Тиресия». Названия вместе с шифрами Маса аккуратно переписал. Придется всю эту бунгаку изучить, и прямо сейчас, до закрытия.

Уже собираясь задвинуть ящик, сыщик вдруг заметил, что есть еще одна карточка, прилепившаяся краешком к «Грудям Тиресия». Он ее чуть не пропустил.

Книжка оказалась такая, что заказывать ее не имело смысла: брошюра Японского общества слепых, напечатанная шрифтом Брайля. Название: «К десятилетнему юбилею клуба «Тиресий».

Сначала Маса захлопнул ящик, потом хлопнул еще раз — себя по лбу. Этот хлопок одной ладони прочистил ему мозги лучше всякого Малера.

Эврика! (Если уж окончательно переходить на греческий.) Слепой! Вот кому не нужен свет! А еще у слепых бывает исключительно тонкий слух! Не хуже, чем у французского медвежатника Ле Кулевра!

Конечно, оставалась самая главная тайна: как слепой ворюга проник в хранилище, спрятанное внутри другого хранилища, а потом выбрался обратно. Но это уж он сам расскажет. Потому что теперь ясно, где его искать.

По пути в газетно-журнальный зал Маса исполнил на пустой лестнице небольшой греческий танец. Очень скоро, с помощью тематического указателя, он выяснил про клуб «Тиресий» всё, что возможно.

Любопытнейшее оказалось заведение.

Находилось оно в одном из укромных переулков района Гиндза. Работало только в ночное время. Славилось изысканной западной кухней и превосходной западной же музыкой, но насладиться всеми этими удовольствиями могли только члены. Клуб был закрытый. Принимали в него людей состоятельных (членский взнос — тысяча иен, ого!), притом только слепых. Зрячим вход строжайше воспрещался, да им там и нечего было делать. Писали, что свет в «Тиресии» никогда не включают, там всегда царит абсолютный мрак. Вся обслуга тоже из слепых. Повара на темной кухне готовят по звукам и ароматам, официанты разливают вино по бульканью, девушек-хостесс принимают на работу не за внешность, а за красивый голос.

В одной заметке упоминался и костяной лже-нэцкэ. Оказывается, каждому члену выдается свисток, который является своеобразным ключом или пропуском. Посвистишь — дверь в клуб отворится. А на обычный стук, сколько ни ломись, не откроют.

Но у Масы-то свисток имелся.

Ночь обещает быть интересной, сказал себе сыщик. Нужно пойти выспаться.





* * *




Поздним вечером новоиспеченный слепец шел по ярко освещенной улице Гиндза. Тренировался. Постукивая палочкой по асфальту, иногда зажмуривал глаза. Пытался представить, каково это — не видеть автомобилей, трамваев, электрических вывесок, горящих витрин, красивых женщин (они, как нарочно, попадались буквально через одну). Вселенная, состоящая из одних звуков и запахов, получалась решительно нехороша. Звуки — грохот, скрежет, шуршание, обрывки никчемных разговоров — были несимпатичны, запахи — бензин, резина, подгорелое масло, пропотевший дневной жарой воздух — активно неприятны. Все-таки правы буддийские вероучители: текучий мир — одна обманчивая видимость.

Свернул в переулок, после Гиндзы показавшийся темным, хоть здесь и светились фонари. Судя по номеру (вывески не было), клуб «Тиресий» располагался в скучном, странном здании с заложенными кирпичом окнами. Хотя на кой здешним посетителям вывеска и окна? Дверь была, но совершенно не импозантная, какую следовало бы иметь столь фешенебельному заведению. Удивительнее всего, что отсутствовала ручка. Как же открыть-то?

Но когда Маса дунул в костяного гермафродита дверь открылась сама. За нею была чернота. Из нее донесся очень тихий и очень приятный голос: