Два года назад здесь было огромное пожарище, заваленное трупами. От землетрясения и огня погибли 120 тысяч человек, десятки тысяч были покалечены или обожжены. Токио лишился половины домов, Иокогама — почти всех. Два миллиона бездомных, голодных, потрясенных людей не знали, как будут жить дальше — и будут ли.

Но на третий день дело взяла в свои руки армия. Пятьдесят тысяч военных оккупировали зону, пораженную бедствием. Моментально прекратились грабежи и убийства. Каждый погорелец стал получать паек, три го риса в день. Повсюду, словно по мановению волшебника, возникли палаточные и барачные городки.

Всё это спасло людей, но Токио, казалось, не спасти. Заговорили о том, что нужно оставить эту гигантскую свалку и построить столицу на другом месте. Однако военная администрация пресекла подобные дискуссии. Нет, объявило правительство. Мы будем считать, что природа расчистила нам строительную площадку, и возведем на ней вместо средневековой большой деревни современный город.

Развернулась стройка, какой, наверное, не бывало в истории человечества. За короткий срок возник новый Токио. Появились улицы, состоящие из аккуратных многоквартирных бараков, целые кварталы казенных учреждений и офисов. Дома были временные, их собирали из деревянных щитов, и вырастали они со скоростью бамбука. До наступления зимних холодов всех бездомных уже расселили.

Заодно — чтобы избежать повторения тотальных пожаров — повсеместно велась работа по расширению улиц. Для этого в Токио пришлось передвинуть 200 тысяч уцелевших домов. Город расправил плечи, задышал. Его было не узнать. От стиснутого, соломенно-бумажного старого Эдо не осталось ничего кроме императорского замка. А скоро должно было начаться новое, капитальное строительство, когда вместо временных сооружений начнут появляться кирпичные и каменные, многоэтажные.

Вот что такое — японский Кокутай, вот что такое — японский Кокусуй, писали газеты. Все радовались, гордились собой. Правда, не радоваться и не гордиться газетам теперь не полагалось. После того как армия наглядно продемонстрировала обществу преимущества твердого Порядка перед Хаосом, акции свободы и демократии очень упали. Военное положение давно отменили, но прежний дух вседозволенности, когда каждый говорил и писал, что хотел, не вернулся.

В мае вышел «Закон о поддержании спокойствия», который объявлял социалистов, коммунистов, республиканцев, сторонников народовластия — вообще всех, кто подрывает цельность Кокутай, — преступниками. Критиканство и пессимизм попадали в категорию антияпонской деятельности. За предосудительными деяниями, высказываниями и даже мыслями теперь следила Токко, «Особая высшая полиция», отделения которой учреждались по всей стране.

Демократия закончилась. По наблюдениям Масы, никто по ней особенно не тосковал. По чистым и прямым улицам столицы, украшенным бело-красными флагами, цветочными гирляндами, многоцветными рекламами, разгуливали нарядные подданные сумасшедшего императора, радовались жизни. Никто не голодал, потому что повсюду требовались рабочие руки. Столичные жители даже стали быстрее ходить и жестикулировать, словно кто-то пустил по невидимым проводам ток более высокого напряжения. Ловя такси на оживленном перекрестке Акасака, Маса подумал, что и толпа теперь выглядит иначе. Большинство токийцев одеваются по-европейски. Поглядишь вокруг — и будто ты в Нью-Йорке или Берлине. Наверное, всё это хорошо. Когда самые уважаемые люди в стране — военные, нация подтягивается, не унывает, смотрит соколом и поет бодрые песни. Вот только куда она марширует под надзором полиции Токко?

В этом вездесущем, всемогущем учреждении и служил теперь майор Баба. Потому что в компетенцию Особой высшей полиции среди прочего входило и наблюдение за подданными зарубежных государств. Баба с его иокогамским опытом тут очень пригодился. Его взяли в Иностранный отдел заместителем начальника по уголовным делам. Высокая должность и большая ответственность.

На том самом месте, где работал майор, два с лишним века назад, при сёгуне Цунаёси, который любил собак больше, чем людей, стояла гигантская псарня для бездомных четвероногих. Они толстели и спаривались за счет казны, облаивали прохожих, могли и покусать, но бить и даже ругать собачек строжайше воспрещалось. Когда августейший друг животных помер, всех их, конечно, прикончили.





* * *




Выглядел Иностранный отдел очень солидно. Три этажа, фасад в рустованной штукатурке — по виду и не скажешь, что здание хлипкое, временное, как весь новый Токио. Выдавая таксисту полторы иены за короткую поездку, Маса покосился на угловое окно. Там шевельнулась штора. Очень хорошо. Во-первых, Баба нетерпеливо во ждет. Во-вторых, увидел, что Сибата-сенсей прибыл на авто.

Полицейский встретил консультанта в дверях. Сказал: «Домо-домо». Это выражение, буквально означающее «очень-очень», заменяет цветистые изъявления вежливости. Когда майор так здоровался, становилось ясно, что времени на церемонии нет. Однако японец есть японец: все же поинтересовался, как сенсей переносит эту утомительную жару.

— Хреново, — коротко ответил Маса. — И хватит об этом. Раз вы попросили меня прийти не позднее девяти сорока пяти, значит, на десять у вас что-то назначена и перед этим вы хотите мне сообщить какую-то информацию. Так? — Майор склонил голову перед такой остротой дедукции. — Тогда слушаю вас. Что стряслось? И что произойдет в десять часов?

С комфортом устроившись в кресле для уважаемых посетителей (для допрашиваемых у майора перед столом имелся жесткий табурет), сыщик приготовился слушать. Обескураженное лицо Бабы и нервное поглаживание пышных усов предвещали интересные новости.

— В десять часов сюда придет господин Браун, директор токийского филиала АКБ, «Американского коммерческого банка». У них случилось чрезвычайное происшествие... У нас тоже, — вздохнув, прибавил полицейский. — Позапрошлой ночью из сверхнадежного хранилища АКБ, из самого главного сейфа, совершенно непонятным образом, был похищен предмет огромной ценности. Причем не только материальной...

— Позапрошлой ночью? — перебил Маса. — Значит, вы там уже побывали и не нашли никаких зацепок. Потому и решили обратиться ко мне.

— Вы как всегда проницательны, сенсей.

— Что похищено?

Майор благоговейно понизил голос:

— Семисотлетний свиток с собственноручной каллиграфической надписью святого Нитирэна. Сакральное заклинание: «Чту Сутру Лотоса Благой Дхармы».

— Господи, почему оно находилось в сейфе банка, да еще американского?!

— Я сам поразился. Всем известно, что эта реликвия уже двести лет принадлежит концерну «Мицутомо».

Масе это не было известно, но он кивнул. Концерн «Мицутомо» он, конечно, знал — кто ж его не знает. Старинный купеческий дом, который в новые времена превратился в мощную корпорацию. После землетрясения она активно включилась в строительный бизнес, гребет иены лопатой.

— Компания набрала столько подрядов, что даже такому гиганту не хватает капитала, — продолжил майор. — Поэтому они взяли у АКБ ссуду в три миллиона долларов. Как выясняется, сакральный свиток был тайно передан банку в залог. Более надежного обеспечения нельзя и придумать. Если «Мицутомо» лишится своей — нет, общенациональной — святыни, им конец. Понимаете, в этой истории всё загадка. Во-первых, выкрасть свиток было совершенно невозможно, вы даже не представляете, какие там меры безопасности. А во-вторых, зачем похищать то, что невозможно сбыть? Реликвия слишком известна!

— Ну, на второй вопрос я могу ответить сразу, — уверенно заявил Маса. — Вор рассчитывает продать свиток самому концерну, который после этого сможет не возвращать три миллиона долларов. Не удивлюсь, если «Мицутомо» и организовал похищение. Им ведь наверняка показывали, где и как будут хранить их сокровище.

Версия была отменная, но Баба ее отверг.

— Вы очень долго жили за границей, сенсей, и отвыкли от японской действительности. То, что вы предполагаете, невообразимо. Как только банк публично объявит о краже и все узнают, что «Мицутомо» тайно передал священную реликвию иностранцам за презренные доллары, разразится невероятный скандал. Патриоты устроят концерну бойкот, заказы прекратятся, а какие-нибудь горячие головы еще и зарубят председателя мечом — вы знаете, как оно у нас бывает. Я, признаться, и сам был потрясен. Как такое возможно? В погоне за барышами капиталисты утрачивают всякое понятие о Кокусуе! Но позор постигнет не только жадных торгашей, он обрушится и на всю Японию. Банк ведь американский. Страшно вообразить, сколько грязи на нас выльет их бесконтрольная пресса! — От волнения майор даже оттянул воротник — ему было трудно дышать. — Вчера еле упросил мистера Брауна пока держать инцидент в тайне. Пообещал, что привлеку великого мастера детективных расследований, который обязательно найдет пропажу.

Тут полагалось запротестовать и сказать что-нибудь скромное, но Маса позволил себе проявить чудовищную вульгарность.

— Наверное, банк предлагает значительную награду?

— Мистер Браун сначала назвал сумму в пятьдесят тысяч долларов, потом повысил до ста, но я за вас, конечно, отказался. Не хватало еще, чтобы консультант японской полиции брал вознаграждение от иностранцев! Мы наградим вас по-своему, не сомневайтесь. Может быть, даже серебряной чаркой для сакэ с императорским гербом.

— Ну что вы, это уж будет чересчур, — кисло молвил Маса, но утешился тем, что дело обещает быть интересным. — Ладно. Рассказывайте про обстоятельства преступления.

Капитан взял со стола бумаги с какими-то записями и схемами, но тут в дверь постучал секретарь. Сказал, что прибыл Браун-сан. .

— Чертовы иностранцы, никакого представления о пунктуальности! — воскликнул майор, глядя на часы (было без десяти десять). — То опаздывают, то приходят раньше времени!


А в дверь, не дожидаясь позволения, уже просунулась костистая неяпонская физиономия.

— Мэй ай кам ин?





ЗАГАДКА НА ЗАГАДКЕ





Маса и не представлял себе, до какой степени интересным окажется дело об украденном свитке.

— Это просто невозможно! Необъяснимо! — рассказывал мистер Браун. Он был носатый, рыжеволосый, узкогубый, с круглыми водянисто-голубыми глазами — по японским меркам жуткий урод. К тому же слабак — совершенно не умел сохранять выдержку в несчастье. Дрожал голосом и хрустел пальцами. — Когда наше прежнее помещение рассыпалось, как карточный домик, во время землетрясения, мы купили прочнейшее старинное здание, сложенное из огромных тесаных камней, которое нисколько не пострадало. Потратили полтора года и триста тысяч долларов на реконструкцию. Оборудовали всё по последнему слову науки. Даже на Манхэттене нет более надежного депозитария, чем наш! Достижения технического прогресса там соединены с живой охраной. Одно дополняет и контролирует другое. К центральному сейфу, где находился залог, без волшебства было даже не подойти!

— Про систему безопасности подробнее, пожалуйста, — велел Маса, делая вид, будто помечает что-то в тетрадочке. Американец разговаривал с ним, как пациент с медицинском светилом, последней своей надеждой. — И поверьте моему опыту, сэр. Волшебных краж не бывает. Бывают дырявые системы безопасности.

Банкир обиделся.

— Хорошо. Попробуйте обнаружить дыру, а я посмотрю! Само хранилище (это цокольное помещение) на ночь изолируется от внешнего мира автоматической стальной дверью. Она толщиной в два фута, весом в четыре тонны. Часовой механизм ни при каких обстоятельствах не даст замкам открыться до восьми часов утра. Охранник заперт внутри. Вдоль стен депозитария расположены банковские ячейки. Днем к ним имеют свободный доступ клиенты. Их у нас много, иногда внутри одновременно находится десять, даже пятнадцать человек. Но отсек максимальной безопасности, где хранился залог, представляет собой камеру внутри камеры. И туда без сопровождающего попасть невозможно. Это отдельный вход со стальной дверью.

— Она тоже автоматически запирается до утра?

— Нет, всё еще надежней. По инструкции раз в десять минут охранник делает круг по депозитарию, а потом должен, отперев дверь во внутренний отсек, произвести его визуальный осмотр. Камера площадью всего двадцать метров, и вся просматривается. Спрятаться там негде. Потом охранник снова запирает дверь и уходит. Это повторяется всю ночь, каждые десять минут. Отпирание и запирание регистрируется специальным устройством — чтобы дежурный не ленился.

— А после смены вы вашего охранника обыскиваете? — спросил Маса.

— Конечно. Очень тщательно. Перед дежурством он полностью переодевается в спецодежду, которую потом оставляет внутри. Нет, кражу совершил не охранник.

— Хм. Интере-е-есно... — В тетрадочке появился рисунок родового дракона, мудрость и везение которого Масе сейчас очень пригодились бы. — Значит, за десять минут кто-то проник сначала во внешнее хранилище, потом во внутреннее, вскрыл сейф, да еще тем же путем успел выбраться обратно. Через две стальные двери и часовой механизм?

— Все еще загадочней, — сказал Браун. — Преступник действовал в полной темноте.

— Откуда это известно? Кто бы помешал взломщику включить фонарик?

— Там внутри уникальная система сигнализации. Она реагирует на малейшее световое излучение.

— Что дактилоскопия? — повернулся Маса к полицейскому.

Тот помотал головой:

— Ничего.

— А ту штучку вы консультанту показали? — спросил банкир.

— Не успел еще. Вы пришли раньше назначенного времени. Вот что мы нашли там на полу около сейфа, сенсей. Нэцкэ.

Майор достал из стола маленькую костяную фигурку размером с брелок от ключей. Какой-то старичок с большой бородой.

— Почему вы решили, что это нэцкэ?

— Видите две маленькие дырочки? Они для тонкого шнурка. Для чего еще? Но отпечатков нет и здесь. Можете взять.

— Странно, — задумчиво произнес Маса, вертя безделушку. — Такой фантастически ловкий вор, а обронил улику? Да столь приметную? Может быть, не обронил? Знаете, в старинные времена знаменитые мастера ночного промысла иногда оставляли на месте преступления свой знак, вроде автографа. Мол, знайте, что это я, — все равно не докажете.

— Это первое, что я подумал, сенсей. Послал запрос в главное управление уголовной полиции. Никто никогда таких нэцкэ на месте преступлений не обнаруживал. Это еще одна загадка.

Банкир опять противно захрустел суставами.

— Тут слишком много загадок! И если вы очень быстро не найдете для них отгадок, джентльмены, я буду вынужден предать дело гласности. Через центральные газеты, по радио. Назначим премию в сто, нет в двести тысяч. Гарантируем анонимность и безнаказанность. Или вы думаете «Мицутомо» заплатит похитителю больше? — забеспокоился Браун. — Майор, вы обязаны организовать слежку за «Мицутомо».

— Без тебя бы не догадался, — пробурчал Баба по-японски.

— Если они вступят в контакт с кем-то подозрительным, берите их с поличным! — брызгал слюной американец. — Я не допущу, чтобы наш банк надули на три миллиона! Подниму такой шум, что небу станет жарко!

Майор в панике смотрел на Масу. События развивались по самому худшему сценарию.

— Попробую найти вам отгадки, — лениво сказал консультант, пририсовав дракону пламя из пасти. — Двести тысяч мне не нужны, я работаю ради искусства. Но будут накладные расходы.

— Какие угодно! — вскричал директор. — Я немедленно выпишу вам открытый чек!

— Хорошо. Тогда встретимся через три часа в банке.