– А каково приходилось вам? – с сочувствием спросил Патрик. Она пожала плечами.

– Поначалу это был ад. Жить так близко к Юханнесу и Сольвейг, наблюдать за тем, как у них родились мальчики, братья Якоба. Но у меня был сын, а потом, много лет спустя, появилась Линда. Это может показаться неправдоподобным, но с годами я полюбила Габриэля. Не так, как любила Юханнеса, но, пожалуй, более реалистично. Юханнес был не из тех мужчин, с которыми можно жить и не погибнуть. Моя любовь к Габриэлю скучнее, но жить с ней легче, – сказала Лайне.

– Когда Якоб заболел, вы не боялись, что тайна раскроется? – спросил Патрик.

– Нет, тогда меня больше пугало другое, – резко ответила Лайне. – Если бы Якоб умер, ничто бы уже не имело значения, и меньше всего, кто его отец. – Потом ее голос смягчился. – Но Юханнес тогда так волновался. Он был в отчаянии от того, что Якоб болен, а он ничего не может сделать. Он не мог даже публично показать своего страха, не мог сидеть возле сына в больнице. Ему было тяжело. – Она погрузилась в далекие времена, но, вздрогнув, заставила себя вернуться в настоящее.

Йоста встал, чтобы долить себе кофе, и вопросительно поднял кофейник в сторону Патрика, который кивнул. Усевшись на место, Йоста спросил:

– Неужели действительно никто не догадывался или не знал? Вы никогда ни с кем не откровенничали?

Глаза Лайне помрачнели.

– Юханнес в минуту слабости рассказал о Якобе Сольвейг. При его жизни она не осмеливалась ничего предпринимать, но после смерти Юханнеса она сперва начала делать мелкие намеки, а потом, по мере того как истощалась ее касса, перешла к требованиям.

– Она занималась шантажом? – спросил Йоста.

– Да, я двадцать пять лет платила ей.

– Как вам удавалось, чтобы Габриэль ничего не замечал? Подозреваю, речь шла о крупных суммах?

– Мне приходилось нелегко. Но хотя Габриэль педантичен со счетами за поместье, по отношению ко мне он никогда скупости не проявлял, и я всегда получала деньги, если просила их на покупки и тому подобное и на домашнее хозяйство. Чтобы платить Сольвейг, я на всем экономила и бóльшую часть отдавала ей. – Она говорила с горечью, но в ее тоне чувствовалось нечто более сильное. – Но я полагаю, что теперь у меня нет иного выбора, кроме как рассказать все Габриэлю, после чего я, видимо, отделаюсь от проблемы с Сольвейг.

Она криво усмехнулась, но быстро вновь обрела серьезность и посмотрела Патрику в глаза.

– Если все это принесло что-то хорошее, так это то, что меня не особенно волнует, что скажет Габриэль, хотя это терзало меня тридцать пять лет. Важнее всего для меня Якоб и Линда, поэтому значение имеет только то, что с Якоба снято подозрение. Ведь я правильно понимаю, что это так? – требовательно произнесла она, устремив взгляд на них обоих.

– Да, похоже, так и есть, да.

– Почему же вы продолжаете держать его здесь? Я могу сейчас уйти и забрать Якоба с собой?

– Да, можете, – спокойно сказал Патрик. – Но мы все-таки хотели бы попросить вас об одной услуге. Якоб что-то знает обо всем этом, и для его же блага важно, чтобы он пообщался с нами. Побудьте с ним немного в той комнате и поговорите обо всем, но постарайтесь убедить его не утаивать то, что ему известно.

– Честно говоря, я его понимаю. – Лайне фыркнула. – Почему он должен помогать вам после того, как вы причинили ему и нашей семье столько вреда?

– Потому что чем быстрее мы разберемся с этим, тем быстрее вы все сможете перейти к нормальной жизни.

Патрику было трудно говорить убедительно, поскольку он не хотел рассказывать о результате анализа, показывавшего, что преступником является хоть и не Якоб, но все равно родственник Юханнеса. Эту козырную карту он не хотел пускать в ход без крайней необходимости. До тех пор пока оставалась надежда, что Лайне все-таки поверит его словам и внимет его увещеваниям. После недолгого ожидания он получил желаемое – Лайне кивнула.

– Я сделаю, что смогу. Но я не уверена, что вы правы. Я не думаю, чтобы Якоб знал об этом больше других.

– В таком случае это рано или поздно все равно выяснится, – сухо ответил он. – Идемте?

Она неторопливым шагом направилась к допросной.

– Почему ты не сказал о том, что Юханнеса убили? – сдвинув брови, спросил Патрика Йоста.

– Не знаю. – Патрик пожал плечами. – У меня такое ощущение, что чем больше перемешать этой парочке их представления, тем лучше. Якоб все равно расскажет Лайне, и есть надежда, что ее это тоже выведет из равновесия. И возможно, возможно, тогда нам удастся заставить кого-нибудь из них открыться.

– Ты думаешь, Лайне тоже что-то скрывает? – спросил Йоста.

– Не знаю, – опять ответил Патрик, – но ты видел выражение ее лица, когда мы сказали, что Якоб вычеркнут из списка подозреваемых? Там было удивление.

– Надеюсь, ты прав, – сказал Йоста и устало провел рукой по лицу. – День выдался длинным.

– Мы дождемся, пока они поговорят друг с другом, а потом рванем домой, чтобы немного поесть и чуть-чуть поспать. Если мы себя вконец загоним, толку от нас будет мало.

Они сели и стали ждать.





⁂


Ей показалось, будто снаружи доносятся какие-то звуки. Потом все опять стихло, и Сольвейг, пожав плечами, переключила внимание обратно на альбомы. После эмоциональных встрясок последних дней было приятно отдохнуть в надежном мире потрепанных фотографий. Они не менялись, разве что с годами слегка выцвели и пожелтели.

Она посмотрела на кухонные часы. Конечно, мальчишки вечно приходили и уходили, когда им заблагорассудится, но этим вечером они пообещали вернуться домой к ужину. Роберт собирался купить пиццу, и Сольвейг чувствовала, что у нее от голода начинает ныть в животе. Вскоре до нее донеслись звуки шагов по гравию, и она с трудом встала, чтобы достать стаканы и приборы. Тарелок им не требовалось. Ели они прямо из коробки.

– Где Юхан? – Роберт положил кусок пиццы на скамейку и огляделся.

– Я думала, ты знаешь. Я не видела его уже несколько часов, – ответила Сольвейг.


– Он наверняка в сарае, пойду поищу его.

– Скажи ему, чтобы поторопился, я не намерена его ждать! – прокричала ему вслед Сольвейг и принялась жадно открывать крышки коробок в поисках своей пиццы.

– Юхан?! – Роберт начал кричать, еще не дойдя до сарая, но ответа не получил. Впрочем, это еще ничего не значило. Иногда, сидя в сарае, Юхан бывал слеп и глух.

– Юхан?! – Он еще немного повысил голос, но ничего, кроме собственного голоса, не услышал.

Он сердито распахнул дверь сарая, приготовившись отругать младшего брата за то, что тот сидит и мечтает. Но об этом он быстро забыл.

– Юхан! Черт возьми!

Брат лежал на полу, словно с большой красной глорией вокруг головы. Потребовалась секунда, чтобы Роберт понял: это кровь. Юхан не шевелился.

– Юхан! – Голос у Роберта стал жалобным, из груди уже рвались всхлипы. Он опустился на колени рядом с истерзанным телом Юхана и растерянно водил над ним руками. Ему хотелось помочь, но он не знал как и боялся прикосновением еще больше повредить раны. Стон брата заставил его начать действовать. Он встал с пола с запачканными кровью коленями и побежал к дому.

– Мама, мама!

Сольвейг открыла дверь и прищурилась. Жир на пальцах и вокруг рта явственно показывал, что она уже приступила к еде. Ее рассердило, что ей помешали.

– По какому поводу такая чертова шумиха? – Потом она увидела пятна на одежде Роберта и поняла, что это не краска. – Что случилось? Это Юхан?

Она изо всех сил, насколько ей позволяло бесформенное огромное тело, бросилась бежать к сараю, но Роберт перехватил ее по пути.

– Не ходи туда. Он жив, но его кто-то избил до полусмерти! Он очень плох, нам нужно звонить в «Скорую»!

– Кто… – пролепетала Сольвейг и, как безжизненная кукла, упала на руки Роберту. Тот раздраженно высвободился и заставил ее стоять на ногах.

– Сейчас на это наплевать. Мы должны сперва организовать Юхану помощь! Иди в дом и звони, а я вернусь к нему. И позвони еще в поликлинику, «Скорая помощь» ведь поедет из Уддеваллы.

Он отдавал приказания с авторитетом генерала, и Сольвейг моментально среагировала. Она побежала к дому, а Роберт, в твердом убеждении, что помощь скоро подоспеет, поспешил обратно к брату.

Когда приехал доктор Якобссон, никто из них не говорил и даже не думал об обстоятельствах, при которых они встречались в первой половине дня. Роберт с облегчением отступил назад, благодарный за то, что теперь контроль над ситуацией взял на себя человек, который знает, что делает, и стал ждать приговора.

– Он жив, но его необходимо как можно скорее доставить в больницу. Насколько я понимаю, «Скорая» уже едет?

– Да, – слабым голосом произнес Роберт.

– Пойди в дом и принеси ему одеяло.

Роберт был не настолько глуп, чтобы не понять, что просьба врача объяснялась скорее желанием его чем-то занять, чем необходимостью одеяла для Юхана, но он воспринял конкретное поручение с благодарностью и с готовностью подчинился. Роберту пришлось протискиваться мимо Сольвейг, которая стояла в дверях сарая, беззвучно плакала и тряслась. Утешать ее сил у него не было. Он полностью сосредоточился на том, чтобы сдерживаться самому, и поэтому предоставил ей справляться собственными силами. Издали донесся звук сирен. Никогда прежде Роберт не был так благодарен, завидев мелькающие среди деревьев синие огни.





⁂


Лайне просидела у Якоба полчаса. Патрику, конечно, хотелось бы приложить ухо к стене, но пришлось набраться терпения. Только покачивающаяся вверх-вниз нога выдавала его нервозность. Они с Йостой разошлись по своим комнатам, чтобы попытаться хоть что-нибудь сделать, но получалось плохо. Патрик мечтал понять, что именно он надеется извлечь из всей этой шарады, но ему пришлось сдаться. Он лишь надеялся, что Лайне сумеет каким-то образом нажать на нужную кнопочку, чтобы заставить Якоба открыться. Хотя это, возможно, заставит его только еще больше замкнуться. Неизвестно. Вот именно. Когда на одной чаше весов риски, а на другой выигрыши, это может приводить к поступкам, которые задним числом не поддаются логическому объяснению.

Еще его раздражало, что результаты анализов крови он получит только завтра. Он с удовольствием работал бы целую ночь над исследованием следов Йенни, если бы таковые имелись. Но в настоящий момент в качестве отправной точки, у них есть только анализы крови, и он, пожалуй, больше, чем предполагал сам, рассчитывал на то, что ДНК Якоба совпадет. Теперь, когда вся эта теория рухнула, он сидел перед зияющим пустотой листом бумаги – они вернулись к тому, с чего начинали. Йенни ведь где-то находится, а такое впечатление, будто они знают меньше, чем раньше. Пока у них есть один-единственный конкретный результат: им, возможно, удалось расколоть семью и установить, что двадцать четыре года назад произошло убийство. Больше ничего.

Он в сотый раз взглянул на часы, раздраженно постукивая карандашом по столу. Возможно, возможно, именно сейчас Якоб рассказывает матери детали, которые все с ходу решат. Возможно…

Пятнадцатью минутами позже он знал, что этот конкретный ход принес им поражение. При звуке открывающейся двери допросной он вскочил со стула и вышел к ним навстречу. Его встретили два закрытых лица. На него с упрямым выражением смотрели жесткие, точно каменные, глаза, и он понял: что бы там Якоб ни скрывал, добровольно он ничего не раскроет.

– Вы сказали, что я смогу забрать сына с собой, – проговорила Лайне ледяным, обдающим холодом голосом.

– Да, – подтвердил Патрик. Больше говорить было нечего.

Теперь им оставалось только сделать то, что он предлагал Йосте немного раньше. Поехать домой, поесть и немного поспать. Хотелось верить, что завтра они смогут продолжить работу с новой энергией.





Лето 1979 года




Она волновалась за больную мать. Как отец один справится с уходом за ней? Надежда, что ее найдут, медленно таяла от страха перед одиночеством в темноте. Без мягкой кожи другой девушки темнота казалась, если такое возможно, еще чернее.