⁂


Вспотевший не только от давящей жары, Патрик быстро зашагал прочь. Выйти из тесного маленького кемпера к царившей снаружи неразберихе представлялось ему облегчением. Когда эта девчонка сунула ему под нос свою маленькую грудь, он почувствовал себя педофилом, а когда она начала прижиматься к его ноге, он просто не знал, куда деваться, – настолько ему стало противно. Одежда почти не прикрывала ее тело. Общее количество ткани на ней могло бы составить один носовой платок. Его вдруг осенило, что, возможно, через семнадцать лет так одеваться и липнуть к взрослым мужчинам будет его дочь. При этой мысли он содрогнулся и тотчас понадеялся, что Эрика носит под сердцем сына. Про поведение подростков-парней он хотя бы все знал. А эта девушка, с чрезмерным макияжем и болтающимися огромными украшениями, казалась ему пришелицей из космоса. Патрик также не мог не заметить кольцо у нее в пупке. Наверное, он стареет, но сексуальным он бы это точно не назвал. Скорее ему подумалось про риск инфекции и образования шрамов. Но видимо, это возрастное. Он до сих пор прекрасно помнил, как его отругала мать за кольцо в ухе, а ему тогда было уже девятнадцать. Кольцо слетело быстрее быстрого, и на нечто подобное он потом больше никогда не отваживался.

Поначалу Патрик заблудился среди кемперов, стоявших так тесно, что их впору было ставить друг на друга. Лично он не понимал, как люди могут добровольно проводить отпуск, сгрудившись, точно селедки в бочке, вместе с кучей другого народа. В принципе он, конечно, понимал, что для многих это стало стилем жизни, и самым привлекательным для них как раз является общность с другими жителями кемпинга, которые каждый год возвращаются на то же место. Некоторые кемперы уже едва ли можно было так называть, поскольку к ним со всех сторон пристраивали палатки и тенты, так что они больше напоминали перманентные дома, год за годом стоящие на своих местах.

Обращаясь к отдыхающим за помощью, Патрик под конец нашел описанный Мелани кемпер и увидел сидящего перед ним долговязого и очень прыщавого парня. Глядя на красные и белые прыщики, Патрик пожалел его, подумав, что он не удержался и выдавил часть из них, хотя у него наверняка останутся отметины, которые еще долго продержатся после того, как пройдет угревая сыпь.

Когда Патрик остановился напротив парня, солнце светило ему прямо в глаза и пришлось заслонять их рукой. Солнцезащитные очки он забыл в отделении.

– Привет, я из полиции. Я разговаривал с Мелани, которая живет чуть подальше, и она сказала, что ты знаешь Йенни Мёллер. Это верно?

Парень молча кивнул. Патрик сел рядом с ним на траву и увидел: тот, в отличие от малолетней «лолиты», откровенно расстроен.

– Меня зовут Патрик, а тебя?

– Пер.

Патрик поднял брови, показывая, что ожидает продолжения.

– Пер Турссон. – Он нервно выдергивал из земли пучки травы, не отрывая глаз от своего занятия. – Это я виноват в том, что с ней что-то случилось, – проговорил он, не глядя на Патрика.

– Что ты имеешь в виду? – Патрик вздрогнул от изумления.

– Это из-за меня она опоздала на автобус. Мы встречались здесь каждое лето, с самого детства, и всегда классно проводили вместе время. Но с тех пор как она познакомилась с этой макакой Мелани, она сделалась прямо несносной. Только и говорила: Мелани то, Мелани сё, Мелани сказала и черт знает, что еще в таком же духе. Раньше с Йенни можно было разговаривать о важных вещах, о чем-то имеющем значение, а теперь у нее на уме только макияж, одежда и прочая ерунда, и она даже не смела сказать Мелани, когда собиралась со мной встретиться, потому что Мелани явно считает меня придурком или чем-то в этом роде.

Он выдергивал траву все быстрее и быстрее, и образовавшееся рядом с ним маленькое голое пятно разрасталось с каждым выдернутым пучком. Запах жарившейся на гриле еды тяжело нависал над их головами и пробирался в ноздри, отчего у Патрика забурчало в животе.

– В подростковом возрасте девочки всегда такие. Это пройдет, обещаю. Потом они опять станут людьми. – Патрик улыбнулся, но затем вновь обрел серьезность. – Почему ты говоришь, что это твоя вина? Ты знаешь, где Йенни? Если так, то ты должен понимать, что ее родители ужасно волнуются…

Пер протестующе замахал рукой.

– Я понятия не имею, где она, знаю только, что с ней наверняка что-то случилось. Она ни за что бы просто так не сбежала. А поскольку она собиралась ловить попутку…

– Ловить попутку? Куда? Когда она ее ловила?

– Поэтому-то я и виноват. – Пер говорил нарочито четко, словно обращаясь к маленькому ребенку. – Я затеял с ней ссору, как раз когда она собиралась уходить, чтобы встретиться с Мелани на автобусной остановке. Мне было так тошно оттого, что я гожусь для общения, только если об этом не знает эта проклятая Мелани, и, когда Йенни проходила мимо нас, я поймал ее и высказал все, что думаю. Она огорчилась, но даже не возражала мне, а просто стояла и слушала. Потом сказала только, что опоздала на автобус, и теперь ей придется добираться до Фьельбаки на попутке. С этим она ушла.

Пер оторвал взгляд от выдранной травы и посмотрел на Патрика. Нижняя губа у него слегка подрагивала, и Патрик видел, что он лихорадочно борется, чтобы избежать унижения расплакаться на глазах у всех отдыхающих.

– Поэтому-то я и виноват. Не начни я ссориться с ней из-за того, что задним числом кажется совершенно бессмысленным, она бы попала на автобус, и тогда этого бы не случилось. Голосуя, она нарвалась на какого-то чертова психа, и всему виной я.

Голос у него поднялся на октаву и местами срывался на фальцет. Патрик решительно замотал головой.

– Ты не виноват. И мы ведь даже не знаем, действительно ли с ней что-то случилось. Это нам и надо постараться выяснить. Как знать, может, она в какой-то момент появится, и окажется, что она просто заночевала в каком-то доме.

Патрик говорил утешающим тоном, но сам слышал, насколько фальшиво у него получается. Он знал, что беспокойство, которое он видит в глазах у мальчика, присутствует и в его собственных. Всего в сотне метров отсюда у себя в кемпере сидят супруги Мёллер и ждут дочь. Патрик ощущал в животе леденящее предчувствие, что Пер прав и они ждут напрасно. Йенни кто-то подобрал. Кто-то, имевший недобрые намерения.





⁂


Пока Якоб и Марита были на работе, а дети – у няни, Линда ждала Юхана. Они впервые собирались встретиться в жилом доме усадьбы Вестергорден, а не на сеновале амбара, и Линде это казалось захватывающим. Сознание того, что они будут без разрешения общаться под крышей ее брата, придавало свиданию дополнительную остроту. Только увидев лицо Юхана, когда он вошел в дверь, она сообразила, что возвращение в этот дом вызывает у него совсем другие чувства.

Он не был внутри с тех пор, как им сразу после смерти Юханнеса пришлось покинуть Вестергорден. Медленным шагом Юхан обошел все: сначала гостиную, потом кухню и даже туалет. Казалось, ему хотелось впитать каждую деталь. Многое изменилось. Что-то Якоб перестроил, что-то перекрасил, и дом больше не выглядел таким, как ему помнилось. Линда ходила за ним по пятам.

– Давненько ты тут не был.

Юхан кивнул и провел рукой по каминной полке в гостиной.

– Двадцать два года. Мне было пять, когда мы отсюда съехали. Он сильно переделал дом.

– Да, Якобу необходима вокруг безумная красота. Он постоянно что-то мастерит и обустраивает. Все должно быть идеальным.

Юхан не ответил. Он словно бы попал в другой мир. Линда начала немного жалеть, что пригласила его домой. Она задумывала просто беззаботное времяпрепровождение в постели, а не путешествие по грустным детским воспоминаниям Юхана. Она предпочитала не думать о той части его чувств и впечатлений, которые не включали ее. Ведь он был так очарован ею, почти до поклонения, и ей хотелось получить от него подтверждение этому, а не смотреть на погруженного в мысли взрослого мужчину, который сейчас бродил по дому.

Она потянула его за руку, и он вздрогнул так, будто очнулся от транса.


– Может, пойдем наверх? Моя комната на чердаке.

Юхан безвольно последовал за ней вверх по крутой лестнице. Они прошли через второй этаж, но когда Линда начала забираться по ведущей на чердак лесенке, Юхан задержался. Здесь когда-то находились их с Робертом комнаты и спальня родителей.

– Подожди, я сейчас приду. Только кое-что посмотрю.

Не обращая внимания на протесты Линды, он дрожащей рукой открыл первую дверь холла. Внутри была его детская. Комната по-прежнему принадлежала маленькому мальчику, только теперь там повсюду валялись игрушки и одежда Вильяма. Юхан сел на маленькую кроватку и внутренним зрением увидел, как выглядела комната, когда в ней жил он. Посидев немного, он встал и зашел в соседнюю комнату, принадлежавшую Роберту. Она изменилась еще больше, чем его собственная. Теперь это совершенно точно была комната девочки – в глаза бросались розовый цвет, тюль и блестки. Он почти сразу вышел обратно. Его как магнитом тянуло к комнате в конце холла. По ночам он частенько крался по расстеленному матерью ковру к этой белой двери и осторожно открывал ее, чтобы проскользнуть в постель к родителям. Там он мог безопасно спать, не опасаясь кошмаров и чудовищ под кроватью. Больше всего он любил прижиматься к отцу и спать вплотную к нему. Он увидел, что Якоб и Марита сохранили роскошную старую кровать, эта комната изменилась меньше всего.

Он почувствовал, что у него на глаза наворачиваются слезы, заморгал, чтобы помешать им потечь, и только потом обернулся к Линде. Ему не хотелось показываться перед ней таким слабым.

– Ты скоро насмотришься? Если думаешь, что тут есть что красть, так ничего нет.

В ее тоне чувствовался такой призвук злости, какого он прежде не слышал. Гнев вспыхнул в нем, словно искра. Мысль обо всем, что могло бы быть, разжигала эту искру, и он крепко взял Линду за локоть.

– Что ты, черт возьми, несешь?! Думаешь, я смотрю, нельзя ли тут что-нибудь украсть? Ты просто рехнулась. Я жил здесь задолго до того, как сюда въехал твой братец, и, если бы не твой проклятый отец, мы бы по-прежнему владели Вестергорденом. Так что заткнись.

Изумленная преображением кроткого Юхана, Линда на секунду лишилась дара речи, но потом резко выдернула руку и злобно зашипела:

– Знаешь что – папа не виноват в том, что твой папаша играл и растратил все свои деньги. И что бы там папа ни сделал, твой папаша просто оказался жутким трусом и покончил с собой, и тут уж папа ни при чем. Он сам предпочел бросить вас, и нечего винить в этом папу.

От ярости у него перед глазами все пошло белыми пятнами. Он сжал кулаки. Линда выглядела такой худенькой и хрупкой, что он задумался, не переломить ли ее пополам, но заставил себя глубоко дышать, чтобы успокоиться.

– Я могу и хочу винить Габриэля во многом, – проговорил он странным хриплым голосом. – Твой отец разрушил наши жизни из зависти. Мама рассказывала, как было дело. Папу все очень любили, а Габриэля считали не иначе как сухим занудой, и ему было этого не снести. Но мама вчера ходила к нему и выдала ему пару слов. Жаль только, что еще не врезала, но ей, вероятно, было противно к нему прикасаться.

Линда язвительно захохотала.

– Когда-то он все-таки годился для того, чтобы к нему прикасаться. Меня тошнит при мысли о нем вместе с твоей мерзкой мамашей, но так было до тех пор, пока она не смекнула, что доить деньги из твоего отца легче, чем из моего. Тогда она переметнулась к нему. Ты ведь знаешь, как называют такую, как она? Шлюха!

Мелкие брызги слюны попадали в лицо Юхану, когда Линда, бывшая почти одного с ним роста, выпаливала эти слова.

Опасаясь, что не сдержится, Юхан медленно попятился к лестнице. Больше всего ему хотелось сомкнуть руки вокруг ее тонкой шеи и надавить, чтобы только заставить замолчать, но вместо этого он бросился бежать.

В растерянности от того, как вдруг все обернулось, и в ярости от того, что, оказалось, она вовсе не обладает над ним той властью, какой думала, Линда перегнулась через перила и злобно закричала ему вслед:

– Вали отсюда, проклятый лузер, ты все равно годился только для одного, и даже в этом был не слишком хорош!

В довершение она показала ему вслед средний палец, но его спина уже удалялась через входную дверь, и он этого не увидел.

Она медленно опустила палец и, со свойственной подросткам быстрой переменой настроения, уже пожалела о сказанном. Просто она чертовски обозлилась.





⁂


Когда пришел факс из Германии, Мартин как раз положил трубку после разговора с Патриком. Новость о том, что Йенни, судя по всему, подобрал какой-то водитель, ситуации не улучшила. Девочку мог подобрать кто угодно, им оставалось только полагаться на всевидящее око общественности. Журналисты звонили Мелльбергу как безумные, и при таком широком распространении, которое теперь явно должна была получить эта новость, Мартин надеялся, что им позвонит кто-нибудь видевший, как Йенни садилась в машину возле кемпинга. Хотелось верить, что им удастся выудить крупицы золота из множества звонков хулиганов, психически ненормальных и людей, воспользовавшихся случаем испортить жизнь своим недругам.

Факс принесла Анника. Он оказался кратким и содержательным. С трудом одолев эти несколько предложений, Мартин сумел вычитать, что в качестве ближайшего родственника Тани нашли ее бывшего мужа. Мартина удивило, что, несмотря на юный возраст, она уже разведена, но так было написано черным по белому. Немного посомневавшись и быстро посоветовавшись с Патриком по мобильному телефону, он набрал номер турбюро Фьельбаки и непроизвольно улыбнулся, когда услышал в трубке голос Пии.

– Здравствуйте, это Мартин Мулин. – Молчание в трубке слегка затянулось. – Из полиции Танумсхеде. – Его невероятно огорчило, что ему пришлось уточнять, кто он. Сам он смог бы назвать даже размер ее обуви, если бы это по какой-то необъяснимой причине вдруг потребовалось.

– Да, здравствуйте, извините. Я совершенно безнадежна с именами, но зато, слава богу, гораздо лучше запоминаю лица. Очень кстати для этой работы. – Она засмеялась. – Чем я могу вам помочь сегодня?

«С чего же начать?» – подумал Мартин, но, вспомнив о поводе своего звонка, сразу сосредоточился.

– Мне надо позвонить в Германию по важному делу, и я не решаюсь полагаться на свою тройку по немецкому. Не смогли бы вы принять участие в разговоре в качестве третей стороны и переводить?

– Безусловно, – сразу ответила она. – Мне надо только попросить коллегу покараулить в это время контору.

Он услышал, как она разговаривает с кем-то на заднем плане, а затем ее голос снова возник в трубке:

– Все в порядке. Как это будет происходить? Вы мне позвоните?

– Да, я подключу вас, так что просто ждите у телефона, и я вам через несколько минут перезвоню.

Ровно четыре минуты спустя у него на проводе оказались одновременно Пия и бывший муж Петер Шмидт. Мартин начал с осторожного выражения соболезнований и сожаления, что ему приходится звонить при таких печальных обстоятельствах. Немецкая полиция уже оповестила Петера о смерти бывшей жены, поэтому этой задачи он избежал, но звонить сразу после сообщения о смерти казалось все равно неприятным. Это была одна из самых трудных частей его профессии, но, слава богу, в своих полицейских буднях он сталкивался с ней нечасто.

– Что вы знали о Таниной поездке в Швецию?

Пия быстро перевела на немецкий, а потом ответ Петера на шведский.

– Ничего. Мы, к сожалению, расстались не друзьями, поэтому после развода почти не общались, но пока мы были женаты, она ни разу не упоминала о желании поехать в Швецию. Ей больше нравилось проводить отпуск на солнце, в Испании или Греции. Я думал, она считала Швецию слишком холодной страной.