— Главное, сработало. Я не хочу терять брата.
— Выпьем за это.
— И что ты собираешься делать дальше?
— Продолжу искать, что еще. Пока кое-кто не подсуетился раньше.
— Думаешь, он имеет к этому отношение?
— Не знаю… время покажет.
— Кстати, ты разобрался с той попыткой отравления?
— Да, это один из новых поваров. Взяли мерзавца под наблюдение, ждем, может, выведет нас на более крупную рыбу. Хотя и так понятно, что это тоже человек Дальвейга. Но он мелкая сошка, в замке явно есть кто-то, от кого шел приказ.
— Понятно...
Я открыла глаза и первым делом схватилась за голову. Терки-морковки… что это было? Меня сбила машина? Или что? Напали гопники в подворотне? Почему так темно и пахнет странно? В моей квартире таких запахов никогда не было и…
Рядом кто-то заворочался и застонал, хрустя соломой. Соломой?
Реальность сорвала последнюю сонную одурь с моих глаз, и я все вспомнила. Ах ты, зараза какая, а!
Гребаное средневековье. Да, я помню, что оно уже почти возрождение! Все равно гребаное.
Я тут тревогу подняла, герцога спасла и голову чуть не размозжила о последнюю каменную ступеньку, и что? Хоть бы спасибо сказали. Сунули какую-то грязную тряпку, велели ко лбу прижать — чтобы не заляпала кровью каменные полы, очевидно. И все. Поваренку больше не положено.
Бадейку кипяченой воды, растертую в порошок ромашку и полоски чистого полотна мне принесли Лиу с мальчишками в пристройку, где мы все ночевали. Кажется, я все же вовремя обзавелась миньонами. Иначе совсем бы худо. В ушах звенело, перед глазами плавали разноцветные круги, и я до своей охапки полыни еле добралась. И, кажется, отрубилась.
— Да сними ты с него совсем рубаху, тогда и оботрешь нормально, — послышался вдруг шепот над моей головой, и чьи-то пальцы неуверенно потянули с плеч мою самосшитую дерюгу. Ой!
Глава 20
— Стоп! — Я подскочила на подстилке и схватилась обеими руками за рубаху, уже стянутую с одного плеча. Слава тебе брюква, в этом возрасте отличить меня от мальчика можно было, только тщательно присмотревшись и подключив фантазию, ибо уродилась я плоская как доска. Точнее, сейчас это принцесса такая уродилась, вся в меня, но оно и к лучшему. Так вот, и при свете дня сразу не разберешь, отросла там девичья грудь или так, только зеленкой впадинку на этом месте помазать. А в жидкой полутьме пристройки и подавно не разглядеть.
Но лучше все же не раздеваться.
— Очумел? — шикнул на меня Лиу. — Ты, мастер, слишком сильно башкой о ступеньку приложился или как? Что, по-твоему, мы делаем?
— Уф-ф-ф… — Я даже притворяться не стала, что у меня голова кружится, ибо она и правда норовила пуститься в пляс отдельно от остального туловища. — Все нормально. Показалось… извини.
— Ты правда синих видел? Настоящих?!
— Э-э… не знаю, не помню. — Лучше сразу отмазаться, ну его. Убийства, покушения, баклажаны какие-то, то есть, простите, синенькие… да, баклажаны в Одессе синенькими называют, а здесь так именуют убийц? Тьфу, о чем думает моя ушибленная голова?
— Жа-а-аль… Ладно. Господин Жуй дал тебе завтрашний день отлежаться. Можешь на работу не выходить.
Обалдеть! Целый один день больничного ребенку с пробитой головой, какое милосердное средневековье. Ладно… один лучше, чем нисколько. Кстати, из смутно припоминаемых разговоров стражи я уяснила интересный момент: эти баклажаны пришли из-за завесы. То есть проникли сквозь нее. Значит, это возможно?
Подумаю об этом утром.
— Давайте спать… вам-то выходного не давали.
— Че это не давали? — поднял с соломы голову рыжий Цанти. — А за мастером кто будет ухаживать? Я вот первый вызвался, мне и поручили. А остальные… валят в кухню.
— Рыжая блоха! — ругнулся Лиу, который, оказывается, перетащил свою солому вплотную к моей подстилке и сейчас с кряхтением и хрустом устраивался на ней.
— А ты что тут забыл? — спохватилась я сквозь полусон. — Ты же племянник господина Жуя, ты со старшими поварами в другом крыле живешь.
— Жил, — зло засопел мой белобрысый миньон. — А теперь живу здесь.
— М-м-м?
— Силье. Подговорил всех, что раз я твой ра… ученик, то и ночевать должен около своего мастера, а не на мягкой постельке.
— Понятно. Не боись. Придумаем что-нибудь, — утешила я, почти уплывая в царство снов. Потом спохватилась и спросила: — А чего это ты такой добрый, даже не обругал меня за то, что из-за меня потерял нормальную спальню?
— А толку? — пробурчал в темноте парень. — Сам дурак. Но признавать это перед другими? Ха! Я сказал… что вернусь в чистое крыло раньше, чем они думают, вместе с моим новым мастером.
— И об заклад побился, — тут же наябедничал рыжий. — От твоего имени. Потому что от своего он теперь не может.
— Брюкву тебе в зад, — простонала я, утыкаясь лицом в согнутый локоть. — А я-то обрадовался... ну спасибо.
— Пожалуйста, мастер, — очень ехидно хрустнул соломой поганец. — Теперь у тебя выхода нет. Станешь самым крутым на кухне после дядьки.
Утро началось раньше, чем мне бы хотелось. Я села на своей уже подвядшей полыни и машинально схватилась за перебинтованный лоб. Вокруг в сереньком полусвете вяло потягивались и зевали просыпающиеся поварята, быстренько стряхивали со штанов и рубашек солому и бежали к бадье во дворе — умываться. Лиу тоже проснулся, одарил меня многозначительным взглядом и отправился на работу. Только рыжий остался безмятежно дрыхнуть.
Я уже хотела пнуть нахаленка, но тут вдруг обратила внимание на то, что голова у меня не кружится и не болит. И вообще я чувствую себя на редкость хорошо.
Покосилась на спящего и отвернулась, чтобы снять кое-как бинты. Зеркала у меня нет… так, погоди, почему нет-то?
Я убедилась, что Цанти действительно сладко дрыхнет, пользуясь редкой возможностью, и через знакомое уже окошко вылезла в полынный простенок между бараком и замковой стеной. Заодно веников нарву новых…
Круглый кусочек зеркала, в отличии от дневника, закопанного в самой гуще бурьяна, все это время пролежавший у меня в пришитом к штанам изнутри кармане, был завернут в несколько слоев ткани, и разворачивала я его очень медленно и осторожно, помня визгливый голосок принцессы. Но к моему удивлению, на этот раз никто не стал орать или закатывать истерику. Осколок зеркала спокойно отразил кусок замковой стены, заросли бурьяна и мой лоб, поперек которого тянулась почти зажившая розовая полоска шрама. Терки-морковки, как? За одну ночь? Вот это да…
Я так удивилась, что даже не сразу расслышала тихие всхлипывания.
Понятно, рыдала принцесса. Она уменьшилась и теперь была похожа на приклеенную к зеркальцу картинку из детского журнала.
— Ну и чего рыдаем? — спросила я, налюбовавшись собственным лбом.
— Дура! Знаешь, как мне страшно?!
— Примерно представляю. Сама виновата. Скажи, у вас в роду были люди с выдающейся регенерацией?
— Что?! — Она даже слезы лить почти перестала и вытерла распухший нос подолом шелкового платья.
— Неуч. Заживало все на ком-нибудь из твоих предков как на собаке?
— Королевская кровь стоит дорого, — еще раз шмыгнув носом, выдала Юйриль таким тоном, каким рассказывают заученный намертво стишок. — Поэтому никогда не льется попусту. Короля можно ранить, но его святость полностью излечит уязвленное тело прежде, чем золотая и серебряная луны встретятся дважды.
— Угу, понятно… за сутки. — Я угрюмо намотала грязноватые бинты обратно на лоб. Нет, ускоренное заживление — подарок. Но может выдать меня с головой. Придется носить повязку и притворяться так долго, как только смогу.
— Ладно, раз уж я тебя расчехлила, приноси пользу. Расскажи подробнее о своих женихах и о том, почему их могут пытаться убить баклажа… синие.
— Издеваешься?! — поперхнулась слезами Юйриль. — Откуда я знаю?!
— Господи, у всех принцессы как принцессы, одной мне досталась такая дура, — щадить чувства плаксы у меня не было настроения. — Ты как собиралась королевством управлять, коза убогая, если ничего не знаешь?! А ну, цыц! Только взвизгни, я точно решу, что бесполезный кусок стекла мне больше ни к чему, и грохну в осколочки, поняла? Молодец. Давай, вспоминай хоть что-то.
Через пятнадцать минут запредельных умственных усилий, которые я стимулировала едкими подколками и зверскими угрозами, принцесса все же выдала мне ворох самых разных сведений.
Синие — клан наемных убийц. Простым людям от них защиты нет, но они не могут навредить особам королевской крови. Герцогам могут. До коронации. Угу, а я грешила на поднос… хотя Юйриль напрягла остатки мозга и сказала, что если там был королевский герб, то кусок серебра действительно можно было использовать как щит. Папа как-то рассказывал принцессе сказку про злых нападающих и серебряный ночной горшок, которым наследник защитил министра. Уф-ф-ф… то есть отмазка у меня есть.
Раймон и Джейнс — два тупоголовых петуха, которые с детства не могут поделить на этом свете примерно все. Если один захотел — другой непременно попробует отобрать себе. А первый упрется не отдавать. И мне, судя по всему, «повезло» оказаться на месте этого «чего-то».
И нет. Оба жениха принцессы не по мальчикам вообще. Когда я об этом спросила, Юйриль от возмущения едва из зеркала не выпала. Уж что-что, а постельные сплетни мимо этой барышни никогда не пролетали. Лучше бы она так географию и экономику собственной страны изучала, коза.
— Эй! — Из окошка в стене барака высунулась рыжая макушка, и я едва успела спрятать зеркальце под рубашку. — Юль! Ты где? Тебя тут по приказу его светлости ищут!
Глава 21
— Не дело вы придумали. — Я угрюмо ковыряла носком сапога ковровую дорожку и старательно не смотрела на полынную светлость. Настроение было так себе, а плюс ко всему жутко зудел под повязкой лоб. Разматывать бинты было нельзя ни в коем случае, а почесаться хотелось нестерпимо.
— Что?! — Раймон аж будто бы привстал со своего кресла на колесиках. — Ты не хочешь быть моим личным слугой?! Ты хоть понимаешь, какая это честь и насколько вырастет твой статус среди других слуг?
— Да, понимаю. — Очень много мне хотелось сказать герцогу по этому поводу, но я старательно держала себя в руках. Я для чего с господского этажа в барак к поварятам сбегала, чтобы меня через два дня за шиворот обратно тащили? Да сейчас! — Только… ваша светлость, дело в том, что работа на кухне — мое призвание.
— Что?! Призвание — чистить жирные сковородки и таскать мешки с кореньями? — ядовито как высказал, аж дальше некуда.
— Ну, без сковородок и кореньев тоже не обойтись, конечно. — Я старалась говорить рассудительно и веско. — Только я про другое. Нравится мне готовить. И у меня получается, без хвастовства скажу, ваша светлость. У меня мечта есть — свой трактир, где я буду всему сам хозяин и стану готовить для гостей такие блюда, что они в очередь выстраиваться будут. Ваше предложение, оно очень лестное, но… не про меня. Простите.
— Выпьем за это.
— И что ты собираешься делать дальше?
— Продолжу искать, что еще. Пока кое-кто не подсуетился раньше.
— Думаешь, он имеет к этому отношение?
— Не знаю… время покажет.
— Кстати, ты разобрался с той попыткой отравления?
— Да, это один из новых поваров. Взяли мерзавца под наблюдение, ждем, может, выведет нас на более крупную рыбу. Хотя и так понятно, что это тоже человек Дальвейга. Но он мелкая сошка, в замке явно есть кто-то, от кого шел приказ.
— Понятно...
Я открыла глаза и первым делом схватилась за голову. Терки-морковки… что это было? Меня сбила машина? Или что? Напали гопники в подворотне? Почему так темно и пахнет странно? В моей квартире таких запахов никогда не было и…
Рядом кто-то заворочался и застонал, хрустя соломой. Соломой?
Реальность сорвала последнюю сонную одурь с моих глаз, и я все вспомнила. Ах ты, зараза какая, а!
Гребаное средневековье. Да, я помню, что оно уже почти возрождение! Все равно гребаное.
Я тут тревогу подняла, герцога спасла и голову чуть не размозжила о последнюю каменную ступеньку, и что? Хоть бы спасибо сказали. Сунули какую-то грязную тряпку, велели ко лбу прижать — чтобы не заляпала кровью каменные полы, очевидно. И все. Поваренку больше не положено.
Бадейку кипяченой воды, растертую в порошок ромашку и полоски чистого полотна мне принесли Лиу с мальчишками в пристройку, где мы все ночевали. Кажется, я все же вовремя обзавелась миньонами. Иначе совсем бы худо. В ушах звенело, перед глазами плавали разноцветные круги, и я до своей охапки полыни еле добралась. И, кажется, отрубилась.
— Да сними ты с него совсем рубаху, тогда и оботрешь нормально, — послышался вдруг шепот над моей головой, и чьи-то пальцы неуверенно потянули с плеч мою самосшитую дерюгу. Ой!
Глава 20
— Стоп! — Я подскочила на подстилке и схватилась обеими руками за рубаху, уже стянутую с одного плеча. Слава тебе брюква, в этом возрасте отличить меня от мальчика можно было, только тщательно присмотревшись и подключив фантазию, ибо уродилась я плоская как доска. Точнее, сейчас это принцесса такая уродилась, вся в меня, но оно и к лучшему. Так вот, и при свете дня сразу не разберешь, отросла там девичья грудь или так, только зеленкой впадинку на этом месте помазать. А в жидкой полутьме пристройки и подавно не разглядеть.
Но лучше все же не раздеваться.
— Очумел? — шикнул на меня Лиу. — Ты, мастер, слишком сильно башкой о ступеньку приложился или как? Что, по-твоему, мы делаем?
— Уф-ф-ф… — Я даже притворяться не стала, что у меня голова кружится, ибо она и правда норовила пуститься в пляс отдельно от остального туловища. — Все нормально. Показалось… извини.
— Ты правда синих видел? Настоящих?!
— Э-э… не знаю, не помню. — Лучше сразу отмазаться, ну его. Убийства, покушения, баклажаны какие-то, то есть, простите, синенькие… да, баклажаны в Одессе синенькими называют, а здесь так именуют убийц? Тьфу, о чем думает моя ушибленная голова?
— Жа-а-аль… Ладно. Господин Жуй дал тебе завтрашний день отлежаться. Можешь на работу не выходить.
Обалдеть! Целый один день больничного ребенку с пробитой головой, какое милосердное средневековье. Ладно… один лучше, чем нисколько. Кстати, из смутно припоминаемых разговоров стражи я уяснила интересный момент: эти баклажаны пришли из-за завесы. То есть проникли сквозь нее. Значит, это возможно?
Подумаю об этом утром.
— Давайте спать… вам-то выходного не давали.
— Че это не давали? — поднял с соломы голову рыжий Цанти. — А за мастером кто будет ухаживать? Я вот первый вызвался, мне и поручили. А остальные… валят в кухню.
— Рыжая блоха! — ругнулся Лиу, который, оказывается, перетащил свою солому вплотную к моей подстилке и сейчас с кряхтением и хрустом устраивался на ней.
— А ты что тут забыл? — спохватилась я сквозь полусон. — Ты же племянник господина Жуя, ты со старшими поварами в другом крыле живешь.
— Жил, — зло засопел мой белобрысый миньон. — А теперь живу здесь.
— М-м-м?
— Силье. Подговорил всех, что раз я твой ра… ученик, то и ночевать должен около своего мастера, а не на мягкой постельке.
— Понятно. Не боись. Придумаем что-нибудь, — утешила я, почти уплывая в царство снов. Потом спохватилась и спросила: — А чего это ты такой добрый, даже не обругал меня за то, что из-за меня потерял нормальную спальню?
— А толку? — пробурчал в темноте парень. — Сам дурак. Но признавать это перед другими? Ха! Я сказал… что вернусь в чистое крыло раньше, чем они думают, вместе с моим новым мастером.
— И об заклад побился, — тут же наябедничал рыжий. — От твоего имени. Потому что от своего он теперь не может.
— Брюкву тебе в зад, — простонала я, утыкаясь лицом в согнутый локоть. — А я-то обрадовался... ну спасибо.
— Пожалуйста, мастер, — очень ехидно хрустнул соломой поганец. — Теперь у тебя выхода нет. Станешь самым крутым на кухне после дядьки.
Утро началось раньше, чем мне бы хотелось. Я села на своей уже подвядшей полыни и машинально схватилась за перебинтованный лоб. Вокруг в сереньком полусвете вяло потягивались и зевали просыпающиеся поварята, быстренько стряхивали со штанов и рубашек солому и бежали к бадье во дворе — умываться. Лиу тоже проснулся, одарил меня многозначительным взглядом и отправился на работу. Только рыжий остался безмятежно дрыхнуть.
Я уже хотела пнуть нахаленка, но тут вдруг обратила внимание на то, что голова у меня не кружится и не болит. И вообще я чувствую себя на редкость хорошо.
Покосилась на спящего и отвернулась, чтобы снять кое-как бинты. Зеркала у меня нет… так, погоди, почему нет-то?
Я убедилась, что Цанти действительно сладко дрыхнет, пользуясь редкой возможностью, и через знакомое уже окошко вылезла в полынный простенок между бараком и замковой стеной. Заодно веников нарву новых…
Круглый кусочек зеркала, в отличии от дневника, закопанного в самой гуще бурьяна, все это время пролежавший у меня в пришитом к штанам изнутри кармане, был завернут в несколько слоев ткани, и разворачивала я его очень медленно и осторожно, помня визгливый голосок принцессы. Но к моему удивлению, на этот раз никто не стал орать или закатывать истерику. Осколок зеркала спокойно отразил кусок замковой стены, заросли бурьяна и мой лоб, поперек которого тянулась почти зажившая розовая полоска шрама. Терки-морковки, как? За одну ночь? Вот это да…
Я так удивилась, что даже не сразу расслышала тихие всхлипывания.
Понятно, рыдала принцесса. Она уменьшилась и теперь была похожа на приклеенную к зеркальцу картинку из детского журнала.
— Ну и чего рыдаем? — спросила я, налюбовавшись собственным лбом.
— Дура! Знаешь, как мне страшно?!
— Примерно представляю. Сама виновата. Скажи, у вас в роду были люди с выдающейся регенерацией?
— Что?! — Она даже слезы лить почти перестала и вытерла распухший нос подолом шелкового платья.
— Неуч. Заживало все на ком-нибудь из твоих предков как на собаке?
— Королевская кровь стоит дорого, — еще раз шмыгнув носом, выдала Юйриль таким тоном, каким рассказывают заученный намертво стишок. — Поэтому никогда не льется попусту. Короля можно ранить, но его святость полностью излечит уязвленное тело прежде, чем золотая и серебряная луны встретятся дважды.
— Угу, понятно… за сутки. — Я угрюмо намотала грязноватые бинты обратно на лоб. Нет, ускоренное заживление — подарок. Но может выдать меня с головой. Придется носить повязку и притворяться так долго, как только смогу.
— Ладно, раз уж я тебя расчехлила, приноси пользу. Расскажи подробнее о своих женихах и о том, почему их могут пытаться убить баклажа… синие.
— Издеваешься?! — поперхнулась слезами Юйриль. — Откуда я знаю?!
— Господи, у всех принцессы как принцессы, одной мне досталась такая дура, — щадить чувства плаксы у меня не было настроения. — Ты как собиралась королевством управлять, коза убогая, если ничего не знаешь?! А ну, цыц! Только взвизгни, я точно решу, что бесполезный кусок стекла мне больше ни к чему, и грохну в осколочки, поняла? Молодец. Давай, вспоминай хоть что-то.
Через пятнадцать минут запредельных умственных усилий, которые я стимулировала едкими подколками и зверскими угрозами, принцесса все же выдала мне ворох самых разных сведений.
Синие — клан наемных убийц. Простым людям от них защиты нет, но они не могут навредить особам королевской крови. Герцогам могут. До коронации. Угу, а я грешила на поднос… хотя Юйриль напрягла остатки мозга и сказала, что если там был королевский герб, то кусок серебра действительно можно было использовать как щит. Папа как-то рассказывал принцессе сказку про злых нападающих и серебряный ночной горшок, которым наследник защитил министра. Уф-ф-ф… то есть отмазка у меня есть.
Раймон и Джейнс — два тупоголовых петуха, которые с детства не могут поделить на этом свете примерно все. Если один захотел — другой непременно попробует отобрать себе. А первый упрется не отдавать. И мне, судя по всему, «повезло» оказаться на месте этого «чего-то».
И нет. Оба жениха принцессы не по мальчикам вообще. Когда я об этом спросила, Юйриль от возмущения едва из зеркала не выпала. Уж что-что, а постельные сплетни мимо этой барышни никогда не пролетали. Лучше бы она так географию и экономику собственной страны изучала, коза.
— Эй! — Из окошка в стене барака высунулась рыжая макушка, и я едва успела спрятать зеркальце под рубашку. — Юль! Ты где? Тебя тут по приказу его светлости ищут!
Глава 21
— Не дело вы придумали. — Я угрюмо ковыряла носком сапога ковровую дорожку и старательно не смотрела на полынную светлость. Настроение было так себе, а плюс ко всему жутко зудел под повязкой лоб. Разматывать бинты было нельзя ни в коем случае, а почесаться хотелось нестерпимо.
— Что?! — Раймон аж будто бы привстал со своего кресла на колесиках. — Ты не хочешь быть моим личным слугой?! Ты хоть понимаешь, какая это честь и насколько вырастет твой статус среди других слуг?
— Да, понимаю. — Очень много мне хотелось сказать герцогу по этому поводу, но я старательно держала себя в руках. Я для чего с господского этажа в барак к поварятам сбегала, чтобы меня через два дня за шиворот обратно тащили? Да сейчас! — Только… ваша светлость, дело в том, что работа на кухне — мое призвание.
— Что?! Призвание — чистить жирные сковородки и таскать мешки с кореньями? — ядовито как высказал, аж дальше некуда.
— Ну, без сковородок и кореньев тоже не обойтись, конечно. — Я старалась говорить рассудительно и веско. — Только я про другое. Нравится мне готовить. И у меня получается, без хвастовства скажу, ваша светлость. У меня мечта есть — свой трактир, где я буду всему сам хозяин и стану готовить для гостей такие блюда, что они в очередь выстраиваться будут. Ваше предложение, оно очень лестное, но… не про меня. Простите.