— Ланзо прижигал?

— Без него не обошлось, — ушла от возможных расспросов. — Вы ранены. — Приблизив к нему лицо, рассматривала неглубокий ровный порез на скуле. Только хорошая реакция воина смогла сохранить ему жизнь или избежать увечья. Вспомнился Яробор с его жутким рубцом на шее.

Перехватив её руку, граф поднёс её к губам, устало закрывая глаза. Прижался к ней щекой.

— Что у вас с рукой? И нога. Я посмотрю? — аккуратно высвободилась, снимая перевязь с плеча и разматывая узкую рваную холстину. В одном месте ткань присохла и девушка, сжав зубы, безжалостно дёрнув, вызвала кровотечение. Кому и за что хотела причинить боль? Мужчина даже не вздрогнул, а вот она… Словно иглой кольнуло в сердце.

Резаная неглубокая рана. Какой она ещё может быть? Обработана и присыпана серым порошком. Если бы не лекарь графини, у Наташи сейчас было бы много работы с вернувшимися воинами.

— Много раненых? — ступила к низкому прикроватному столику, снимая свечу, ставя на пол. Опустилась к ногам господина, подворачивая штанину на его правой ноге. Опухшая щиколотка. Перелом? Трещина в кости? Вывих? Растяжение? Скоро станет понятно. Главное — исключить перелом.

— Все, — мужчина не спускал с неё глаз. Он уже не чаял увидеть свою леди, неоднократно мысленно прощаясь с ней. Шумно втянул воздух, шикнув, когда девчонка осторожно взяв ногу за ступню, вращала её в разные стороны.

— Моя помощь там не нужна?

— Графиня милостиво предоставила своего лекаря. Женщин туда отправил. Справятся. Не впервой.

— Что с ногой? Перелома, вроде, нет, — подняла на него глаза, влажно сверкнувшие в свете огня.

— Под убитого коня попал… Если бы не Бруно…

Задержала взгляд на глазах, проникая в душу, моля о молчании. Граф, поняв, нахмурился. Самому было нелегко.

— Тугую повязку наложу, — встала, скрываясь в умывальне. Там остывала вода.

Вошла прислуга с подносом. Водрузив его на столик, застыла в ожидании дальнейших указаний.

Наташа вышла с полотенцем в руках:

— Это не подойдёт. Нужна плотная длинная ткань. Распорядитесь принести. Нарежу сама, — покосилась на девку.

— Слышала? — кивнул господин служанке. Она бесшумно выскользнула.

Девушка с неприязнью подумала, что та не носит деревянные башмаки. Ей по ночам шуметь нельзя. А вернувшись, удостоится чести помыть сиятельного. Незаметно прикусила губу. Кто-то же трёт спинку мужчинам.

Прихрамывая, дойдя до умывальни, Герард обернулся. Услышал спокойное:

— Рану на руке мочить нельзя. Когда мне можно придти сделать перевязку? — получилось суховато, отстранённо.

Господин негромко хлопнул ладонью по дверному наличнику. Не на такой приём он рассчитывал. Прищурился:

— Подожди здесь.

Вошла служанка. Забрав из её рук отрез ткани, Наташа, прихватив свечу, направилась к сереющему проёму окна. От звука захлопнувшейся дверцы в умывальню, вздрогнула. Дверное полотно беззвучно отошло, то ли отпружинило, то ли шлюха намеренно оставила дверь приоткрытой.

Девушка обессилено опустилась на подушечку на скамье, боясь вздохнуть, боясь отпустить ревность на волю. Ревность. До сих пор незнакомое ей чувство рвалось наружу. Что же это за зверь такой — ревность? Сильное желание любить и полностью обладать человеком? И, в то же время, постоянно сомневаться и бояться потерять его?

Достав ножнички, надрезала ткань, пробуя разорвать по длине. Слишком плотная. Придётся резать. Кромсала, захлёбываясь беззвучными слезами, думая, что она здесь до сих пор делает? Почему хочет оказаться на месте той девки и не может? Что мешает? Так он там, человек, которого ты боишься потерять. Иди и выгони «блудницу», займи её место… Нет, не в её характере показывать свои слабости и сомнения… Ревность — это недоверие.

С замирающим сердцем чутко прислушивалась к происходящему в маленькой комнате. Плеск воды. Блаженные мужские стоны. Наверное, зараза эта сиятельству спинку трёт. Или ещё что. Да, фонтанирующую фантазию трудно сдержать. В такие дебри уведёт! Наташа усмехнулась своим мыслям. Посмотреть что ли? А какое ты имеешь право? Он тебе муж? Любовник?.. Вот и сиди тихо, дыши глубже, разрабатывай раненую носоглотку. Девка — это ещё полбеды. Вот дочь итальянской графини — это будет посерьёзнее.

Не мешает сходить к Ирмгарду, позаимствовать выкипяченные лоскуты ткани на бинты. На руке его отца открытая рана, как бы инфекцию не занести. И наведаться к приезжему Дуремару не мешало бы. Пусть бы или сам руку господина посмотрел или порошка заживляющего дал.

В комнате вице-графа никого не оказалось. Выбрав несколько скрученных бинтов, вышла в коридор, прислушиваясь. Из комнат барона слышался детский плач. Лиутберт. В том, что ребёнок мог быть один, она сомневалась. Нет, не пойдёт туда. Есть прислуга. Пусть справляются сами. Грета уже большая. Она может помочь успокоить брата. И лекаря сейчас искать не пойдёт. После отдыха граф сам к нему сходит.

На лестничной площадке столкнулась с «блудницей». Она, зажав узкий короб подмышкой, отворачивала закатанные рукава платья. Мокрый передник перекинут через локоть. Никаких эмоций на симпатичном лице. Глаза чуть на выкате, словно удивляется чему-то. Высокая дородная девка под стать графу Фальгахену. И не только ему.

Герард сидел на краю ложа, сжав в руке пустой кубок, опустив голову и вытянув больную ногу. Выйдя из умывальни и не найдя русинки в комнате, сник. Что-то случилось? Почему ушла? Никогда не думал, что любовь — это так трудно. Когда разлука сводит с ума. Когда ждёшь встречи, считая мгновения, а находясь рядом, забываешь обо всём.

Лёгкий сквозняк и встрепенувшийся блеск свечей и вот она уже рядом. Нет, не кажется, так и есть. Улыбнулся.

— Ходила в комнату Ирмгарда за бинтами, — заметив его настороженность, посчитала нужным отчитаться. — Будем делать перевязку? — ответно улыбнулась, задерживая взгляд на его широких плечах в каплях воды, груди с завитками тёмных волос, полоске влажного полотенца на бёдрах.

Поспешно отошла к окну, машинально собирая обрезки ткани. Мышцы живота сократились, сбивая дыхание. Беззвучно вдохнула, задерживая выдох. Облизала пересохшие губы, зажав между зубами нижнюю губу. Прихватила свечу.

Прижавшись к боку Герарда, повернув его голову, обрабатывала размокший порез на скуле краем полотенца, смоченным в вине.

Мужчина не обращал внимания на действия девы. Невозмутимо обнял её талию здоровой рукой, удерживая как можно ближе к себе, наслаждаясь близостью желанного тела.

Она, выгнувшись и отстранившись, не спешила отталкивать господина. Его прикосновения пробуждали желание. Стоило огромных усилий не поддаться соблазну и не кинуться в его объятия.

Выпутавшись из хватки мужской руки, подвинув столик, присела сбоку, рассматривая рану на предплечье. Присыпка иноземного лекаря оказалась действенной. Бинтуя руку, старательно избегала смотреть его сиятельству в лицо, чувствуя его горящий взгляд, участившееся дыхание. Казалось, сделай она один отрывистый вздох, одно суетливое движение и всё… Окажется его пленницей в захлопнувшемся капкане. А он держит себя в руках, не кидается сломя голову в омут страстей. Выжидает? Охотник… Терпеливо изучает, присматривается к своей добыче в полной уверенности, что она сама придёт к нему.


— Теперь нога, — обернулась в поисках низенького ящичка, замеченного в прошлый раз за стойкой камина. Увесистый. Перенесла его к кровати, присаживаясь.

На этот раз господин даже не пикнул. Терпел.

— Всё, — вскочила на ноги, укладывая «упакованную» ступню мужчины на ящичек. — Можете поесть и… спать. Давайте, поухаживаю за вами, что ли.

Налила вина, поставила поднос на кровать под руку графа.

— Тоже поешь, — буркнул, косясь на деву. Чувствовал: за три дня его отсутствия в ней что-то неуловимо изменилось. Между ними исчезла с таким трудом достигнутая близость. Начинать всё сначала?

Наташа успела забыть, когда ела в последний раз. В какой-то момент перетерпела и всё, больше не вспоминала, что голодна.

Его сиятельство, глянув на поднос, нахмурился. Кубок оказался один. Налил вина в свой, подавая госпоже.

Она приняла, отпивая. Есть пришлось руками.

Жевали молча, изредка поглядывая друг на друга. Каждый из них не спешил переходить мысленно нарисованную черту. И каждый думал о своём.

Девушка, расслабившись после выпитого, думала о том, чтобы добрести до комнаты и завалиться спать. Герард здесь, рядом, живой. Мысли о Бруно, об убитых воинах и предстоящих похоронах, гнала прочь. Знала, что всё впереди: слёзы, душевная боль, тревога и ожидание неизвестного пфальцграфа, признавшего в ней дочь. Как всё это пережить, не раскиснуть, не сломаться?

Господин думал о том, что Всевышний снова отвёл от него смерть. Даровал жизнь, чтобы он смог завершить начатое, познать, что такое любовь. Чтобы отдал последние почести своим воинам, сложившим головы неизвестно за чьи грехи. Кому понадобилось напасть на отряд сопровождения итальянской графини? Почему? Это было сделано не с целью грабежа и захвата пленных. Целью напавших была смерть всех. Графиню с дочерью, может быть, и не тронули бы. Хотя, это ещё неизвестно.

Наёмники бились насмерть, отчаянно и зло. И только потому, что их оказалось меньше, а воинов графа больше, они выдержали натиск. Что заставило его в последний момент взять пять лишних воинов? Провидение? Дитрих с отрядом появился, когда всё закончилось.

Предстояло разобраться и с заключённым под стражу в камору личным охранником покойной баронессы. Почему вышло так, что госпожа Вэлэри, его Птаха, оказалась в самой гуще событий совсем незащищённой? Что происходит? Кто стоит за всем этим? Есть ли вина самого графа в происходящем или это цепь случайных событий, не связанных между собой? И как быть теперь с золотым прииском? Забросить и забыть до лучших времён? Бруно погиб. Фортунато тоже. Круг доверенных лиц сузился.

Заметив, что госпожа «клюёт» носом, потянулся за подносом.

Наташа встрепенулась, сползая с кровати и убирая его на столик:

— Укладывайтесь, ваше сиятельство, спать. Ногу нужно положить на возвышение. На подушку.

Она, особо не церемонясь, опрокинула мужчину на кровать, подталкивая под голову подушку. Подтянула другую, бережно укладывая ногу и прикрывая одеялом сиятельного господина.

— Таша, — он чувствовал, как смыкаются веки, как проваливается в тягостный тревожный сон. — Не уходи… Верь мне. — Хотелось сказать больше, но язык уже не слушался.

Госпожа почесала пятачок на затылке, там, где уже начали отрастать волосы:

— Ладно, верю. Только без рук, а то сделаю больно.

Погасила свечи и затянула тяжёлые шторы по периметру ложа.

Осторожно забралась в кровать, стараясь не потревожить спящее счастье.

Уткнулась в плечо мужчины, чувствуя, как он здоровой рукой притянул и прижал её к себе.

Коснулась губами прохладной кожи его груди, вдыхая такой знакомый, и уже такой любимый запах осенней прохлады.

Обняла за талию и унеслась следом за его невысказанными сомнениями и безрадостными мыслями.





Глава 22




Он стонал, вздрагивал. Тело рвалось в бой. Руки до боли сжимали рукоять меча. Пот заливал лицо. Сквозь багровую пелену проступил лик умирающего командующего:

— Герард, отдай ей моё кольцо… Слышишь, только ей… Пусть… — замолк. Навсегда.

Он знал о ком идёт речь. Он выполнит последний наказ воина и друга.

Рванувшись на ложе, попал в сети расставленных девичьих рук. Успокаивающий нежный голос убаюкивал. Лёгкие поглаживания по лицу приносили облегчение исстрадавшейся душе.

Наташа плакала, прижав его голову к себе, зарывшись губами в его волосы, поглаживая лицо. Он звал Бруно. Разговаривал с ним. Бруно… Перед глазами возникло его улыбающееся лицо, ласковые прикосновения тёплых губ, искрящиеся счастьем глаза. «Моя красавица…» Боль утраты не давала вздохнуть, сжав тисками горло. Сдавленный всхлип прорвался сквозь сомкнутые уста. Бруно… Не любимый и не любовник. Друг. Единственный, надёжный и так неожиданно и коварно отнятый.

Поправив на подушке ногу господина и сбившееся одеяло, Наташа тихонько сползла с кровати. На ходу расплетая растрепавшуюся косу, вышла, тихо прикрыв за собою дверь.

Проходя мимо гостевых комнат, прислушалась. Тихо. Гости отдыхают.

По запахам, разносящимся из кухни, стало понятно, что дело идёт к обеду. Мрачное непривычное безмолвие в замке тяготило. Траур. На секунду послышалось, что откуда-то пробиваются звуки рожка и смеха. Не может быть. Показалось.