В полукруглом зале горели факелы. В широко открытые двери задувал ветер, играя с огнём.
На крыльце собрались женщины, напряжённо всматриваясь в чёрный проём въездных ворот. Прискакавший гонец сообщил, что сзади следует отряд, вернее то, что от него осталось. Гробовая тишина нависла над замком. Только редкий вой собак нарушал разлившуюся обманчивую тишину.
Наташа спустилась с лестницы и вжалась спиной в холодную каменную кладку стены, теребя в кармане мобильник. Нос заложило, ноги гудели, виски сдавило клещами. В груди скользкой холодной гадюкой свивался страх.
Грохот поднимаемой решётки вызвал дрожь. Девушка почувствовала, что из носа потекла тёплая жижа. Стирая пальцами, не сразу обратила внимание, что это кровь. Лоскут ткани в кармане вместо носового платка пришёлся кстати. Завозившись с очищением кожи под носом, пропустила момент появления первых всадников. Рванувшиеся с крыльца женщины теснили её в сторону.
Воздух наполнился запахами крови и конского пота, протяжными звуками всхлипов, конского ржания, грубых бранных мужских слов, сливающимися в монотонный гул.
Наташа пожалела, что сошла с крыльца. Мимо неё проносились люди, цепляя её и толкая. Она отошла ближе к углу здания, сливаясь со стеной, стараясь никому не мешать.
По тяжёлому грохоту колёс по мостовой догадалась, что во двор въехала карета. Приподнявшись на цыпочки, с волнением смотрела на въезжавших всадников, высматривая Герарда. От мельтешения дымных потрескивающих факелов глаза слезились. Увидела Дитриха. Он, приподнявшись в седле, сдвинув брови, выкрикивал приказания, указывая рукоятью плети то в одну сторону, то в другую.
Девушка по стеночке поднималась на ступеньки, прикрыв нос тканью, чувствуя, что осталась совсем одна. Никому не было до неё дела.
Мимо проскочил Франц. Она успела ухватить его за руку:
— Господина видел?
Он отрицательно качнул головой, выворачиваясь, убегая.
В какой-то момент перед ней образовалось свободное пространство и она, онемев, уставилась на коней, ведомых мимо крыльца под уздцы. Через сёдла были перекинуты тела. Не мигая, она смотрела, словно в замедленной киносъёмке, как мерно покачивались в такт движению животных свешивающиеся руки, ноги. Убитые… За ними следовали женщины, закрыв нижнюю часть лица платками, поддерживая раненых, помогая им идти.
Свернув за угол, процессия направилась к казарме. Девушка, находясь под необъяснимым гипнозом виденного, увязалась за последней лошадью со страшным грузом. Убитых укладывали на вытоптанную траву перед входом в их последнее жилище. Наташа, приблизившись, щурилась, всматриваясь в тела мужчин. Кого она искала? Его сиятельство? Так его сюда не понесут.
Вытащив факел из подставки, она, смахивая набегающие слёзы, шла вдоль уложенных недвижимых воинов, склоняясь и заглядывая в их лица. Узнала Фортунато — сержант, итальянец… Одиннадцать человек…
В ногах последнего, покачиваясь, молча, сидела женщина с надвинутым на лицо платком.
Девушка остановилась, споткнувшись. Бруно? Словно не веря, склонилась, всматриваясь в покрытое грязью и кровью лицо. Бруно! Захлебнулась вскриком, выронив факел. Женщина подняла лицо, невидящим взором скользнула по госпоже. Эрна… Словно очнувшись, прачка подползла к боку мужчины, которого любила, опуская голову на его грудь, беззвучно зашептала, гладя его по слипшимся от крови волосам.
Наташа попятилась, натыкаясь на собирающихся людей, скрываясь в темноте, чувствуя себя здесь лишней. Стало невыносимо больно и одиноко. Она не хотела верить своим глазам. Всё казалось сном — злым, жестоким, несправедливым. Бруно… Герард… Их лица менялись местами, всплывая по очереди: смеющееся командующего, каким видела его в последний раз и задумчивое графа.
Продираясь сквозь кустарник, всхлипывая, не в силах сдержать слёзы, выскочила на дорожку, ведущую к конюшне. Подумалось, что если господин мёртв — его не принесут к казарме, а понесут в его комнату. Нет! Что за мысли? Рванулась к крыльцу. Карета, чёрная и вытянутая, как огромный гроб, запряженная четвёркой коней, стояла посреди двора. С запяток мужчины снимали сундуки. Недавняя суета сменилась затишьем. Чувство пустоты и надвигающейся беды мешало сосредоточиться. На ватных ногах поднималась на крыльцо. Нос пульсировал болью. Прижала к нему испачканный кровью лоскут, боясь сделать глубокий вдох.
В зале десяток женщин, выстроившись в ряд, выслушивали хозяина. Получив указания, торопливо отходили: кто в кухню, кто в левое крыло первого этажа. По лестнице, заправляя под чепчик выбившиеся волосы, торопливо спускалась Берта. Справа от него в тёмных дорожных платьях с распахнутыми накидками, прямые, как столбы, стояли гостьи: мать и дочь.
Герард! Наташа, рванувшись вперёд, резко остановилась. А если его сиятельство ещё ничего не сказал графине об отказе рассмотреть её дочь в качестве супруги? Не будет ли её появление слишком поспешным и неуместным? Как это будет расценено? Не сделает ли она хуже себе и графу? А если он передумал насчёт её самой? Лицо залил жар. Перехватило дыхание.
Она, делая шаг назад и оставаясь в темноте, наблюдала за происходящим, не в силах сдержать улыбку. Живой… Рука на перевязи, росчерк царапины на левой скуле. От сердца отлегло. Но напряжение не спадало. Он не торопился найти её, не спешил обнять. Конечно, сначала нужно устроить гостей. А Наташа, куда она денется?
Сделав несколько шагов вдоль стены, сменила положение, чтобы рассмотреть женщин.
Теперь она видела графиню, стоящую вполоборота к ней. Та, пожалуй, была немного выше её. Короткая накидка на голове не скрывала светлые волосы. В свете факелов они казались белыми.
Служанки, получив указания, расходились. Из кухни вышли женщины с парящими кувшинами и глубокими мисками. Торопливо свернули в левое крыло. К раненым? Осталась Берта и две прислужницы.
Графиня, улучив момент, заговорила.
Девушка прислушалась. Итальянский? Да. Так же, как и немецкий язык, «засорен» непонятными словечками и искажёнными привычными итальянскими словами. Но смысл понятен. Мужчина короткими вопросами уточнял выдвигаемые требования.
Мисуллу можно было бы назвать красивой, если бы не её нос: крупный и короткий. Будь такой у мужчины, он бы его, пожалуй, не портил. К тому же графиня ди Терзи картавила, умело маскируя этот недостаток, избегая произношения «тяжёлых» слов, отвлекая собеседника, притрагиваясь к его руке. Её дочь… Наташа ещё немного переместилась, чтобы рассмотреть Луиджу, скрытую фигурой матери.
Граф повернул голову в её сторону, вглядываясь в темноту.
Сердечко девушки ёкнуло. Видеть её он не мог. Почувствовал взгляд на себе?
Она жадно рассматривала бывшую невесту господина. Бывшую ли? Двое суток, проведённые практически наедине с такой красавицей, могли поколебать решение любого мужчины. Луиджа показалась Наташе красивой. Одного роста с матерью, с тёмно-русыми мелко вьющимися длинными волосами, распущенными по плечам и красиво спадающими из-под такой же накидки на голове, как у графини. Аристократичная осанка, бледность лица, аккуратный маленький прямой носик, лучистые светлые глаза. Сейчас их цвет разобрать не представлялось возможным. Она не отрывала очей от графа. Восторженность и обожание, готовность ловить каждое слово господина, что она сейчас и делала, покорность и подобострастие. В ней смешалось всё то, что нравится мужчинам, независимо от времени проживания, будь то ХI век или XXI. Было заметно, что девушка влюблена. Наташа досадливо прикусила губу. С такой тяжёлой артиллерией, как мать гостьи, положение казалось опасным. Графиня виделась ей властной и бесцеремонной. Неужели Дитрих прав, указывая на то, что она серьёзно настроена на завоевание внимания графа к своей особе?
Между тем, Мисулла ди Терзи продолжала говорить: спокойно и, как показалось девушке, вкрадчиво. Прислушалась. «Мадам» настоятельно просила поселить дочь в отдельные покои, но рядом с матерью. Её лекарь, священник и личные слуги, прибывшие с ними, должны получить комнаты с максимальными удобствами. Сейчас женщина хотела, чтобы принесли воды и всех покормили.
Понятно. Итальянка привезла с собой лекаря и священника. Да, лекарь в долгой дороге был необходим, как и слуги. А вот священник… Хотя, чему здесь удивляться? В это время его присутствие было так же необходимо. Мать путешествовала в обществе незамужней дочери. Нужно же соблюдать все приличия и в случае чего иметь поддержку церкви. Он, скорее всего, также является духовником графини и её дочери.
Выслушав гостью, Герард обратился к Берте:
— Госпожу графиню и её дочь с прислугой размести на третьем этаже. Обеспечь бельём, водой, едой. Думаю, тебе не нужны подробности, — вздохнул, мысленно возвращаясь к свободной должности экономки.
Одна из служанок повела гостей. Повариха скрылась в кухне.
— Франц, — на зов господина из темноты показался мальчишка. Наташа его не заметила. А он её? — Почему я не вижу госпожу Наталью? С ней всё в порядке?
— Да, хозяин, — пацан шмыгнул носом. — Я видел её недавно на улице.
— Найди, скажи, что я её жду.
Нет, Франц её не заметил. Прошмыгнул на улицу, по-хозяйски убирая камень от двери, закрывая.
Наступившая тишина непривычным гулом отдавалась в голове. Девушка улыбнулась. Он её ждёт.
Его сиятельство неторопливо поднимался по лестнице. У Наташи защемило сердце. Он тяжело опирался на правую ногу, прихрамывая.
Больше не раздумывая, она догнала его, подставляя плечо. От неожиданности мужчина отстранился, вглядываясь в неожиданного помощника. Улыбка раздвинула его потрескавшиеся губы. Сжал плечи иноземки, с силой прижимая её к себе:
— Ты была здесь, — отстранил, поднимая её лицо за подбородок, всматриваясь. Бровь взлетела вверх при виде маленького сливовидного носа. Взор опустился на рану под подбородком. — Дитрих мне поведал не всё. — Коснулся губами кончика «сливки».
Наташа всхлипнула, пряча лицо в складках туники, обнимая его за талию, прижимаясь.
— Птаха моя, что-то ты не спешила ко мне, — в голосе проскочили нотки упрёка.
— Я видела Бруно, — слёзы скапливались в уголках глаз. Тяжёлый мужской вздох стал ответом. — Потом не хотела вам мешать размещать гостей, господин граф. — Господи, спасибо тебе, что он жив!
— Герард, моя леди, Герард, — поправил, прижав её к себе. Отпускать уже не хотелось.
— Вы ранены, — хотелось разделить его боль.
— Ты меня вылечишь.
Кивнув, вдохнула его запах: едва уловимый, смешанный с запахами конского пота, крови и грязи. Признаваться в том, что уже слышала о лекаре графини, не хотелось. Он ей не нужен, сама справится. О знании ею итальянского языка здесь никто не знал. Вспомнились шуточные слова мамы: «Никогда не раскрывай всех своих талантов сразу. Некоторые из них, оставаясь скрытыми от посторонних, могут принести тебе неоценимую пользу».
Проходя к покоям господина, у дверей в гостевые комнаты натолкнулись на суетящихся слуг. Графиня, терпеливо расхаживая по выделенным для неё апартаментам, зажигала дополнительные свечи. Её дочь находилась рядом. В коридоре у соседней двери стояли сундуки, ждущие своей очереди.
Увидев проходящего мимо графа, не столько опирающегося на девицу под его плечом, сколько прижимающую её к себе, она скользнула по ней цепким въедливым взором. Да, это та пфальцграфиня, о которой он говорил при их встрече. Разлучница. Разговор вышел тяжёлым и женщина, не ожидая такого неприятного поворота, всё же решила не отказываться от дальнейшего путешествия и не поддалась искушению незамедлительно повернуть назад. Пришла мысль, что в любой момент всё может обернуться в её пользу. Она задержится в замке на возможно больший срок. Всем нужен отдых. Четыре недели в пути — это не несколько дней. Это ужасное нападение! Закрывшись в карете, увидеть ничего не удалось. И не нужно. Всё обошлось. Они живы. Лекарь оказал помощь раненым. А вот дочь… Необходимо попытаться устроить её счастье. Уже зная о несчастье, постигшем семью графа — смерти жены брата — она задумалась. Нет, барон её не интересовал. Предстоящая свадьба наследника — ещё один повод задержаться. Графиня любила такие празднества. Будет много интересных гостей. Возможно и ей, как вдове, наконец-то повезёт найти себе мужчину, соответствующего её представлениям о мужественности. Или… Это «или» интересовало больше всего. Двадцатилетняя дочь может увлечься кем-нибудь ещё и тогда путь к сердцу интересующего её мужчины, будет свободен.
А пока… Увиденная возле графа женщина, повлиявшая на выбор его сиятельства, не произвела на неё никакого впечатления. Справиться с такой будет несложно. Мужчина? Они любят очами. Её дочь — красавица. Только ещё глупышка, пребывающая в грёзах давнишней детской влюблённости. С её-то внешностью и приданым можно заполучить жениха гораздо выше положением и богаче. Нельзя не признать, что братья Бригахбурги чертовски хороши. Наследственность. Она вздохнула, вспоминая графиню Леову и её красавца-мужа. Переместившись к двери, провожая обнявшуюся парочку, задержала очи на хозяине замка, его широких плечах, стройных ногах и узких бёдрах, сейчас скрытых длинной туникой. Вздохнула, задумавшись и переводя взор на дочь, устало присевшую на край ложа:
— Потогапливайтесь, — замахала руками на, как ей казалось, неповоротливую прислугу графа. — Ещё в покоях госпожи устгаиваться… Шамси! — хлопнула в ладоши.
От стены между окном и ложем отделилась тёмная крупная фигура. Служанка, стелившая постель, вскрикнула, хватаясь за сердце, сползая на пол.
Мужчина, не обращая на неё внимания, приблизился к графине, подобострастно низко кланяясь:
— Да, моя госпожа.
— Ступай, пгиготовь благовония. Сделаешь мне массаж. Устала… — присела рядом с дочерью, обнимая за поникшие плечи. Дождавшись, когда слуги хозяина замка покинут комнату, кивнула своей служанке: — Дониза, ступай в комнату госпожи, пгисмотри за пгислугой господина ггафа. — Уже дочери: — Устала? — сняла с её головы головной убор. Поймав затравленный взор, догадалась, что Луиджа тоже заметила графа и его спутницу. — Ничего, дочь, отдохнём, осмотгимся и гешим, как нам быть. Всё в гуках Всевышнего. — Наклонив её голову к себе, прикоснулась губами к гладкому лбу. — Ступай, сегодня Дониза останется с тобой.
За окном занимался новый день.
* * *
В покоях господина горели свечи. Сняв широкий поясной ремень с оружием, положил его на столик у стены. Будто боясь, что девица исчезнет, Герард, взяв Наташу за руку, тяжело опустился в кресло, откинувшись на его спинку. Вытянул гудящие ноги.
Из умывальни показалась служанка.
Девушка не ожидала увидеть «блудницу», с которой в купальне забавлялся барон. Что она здесь делает? Дитриху сейчас тоже требуется помощь. Получила отставку? Или граф приказал поделиться?
— Хозяин, вода приготовлена. Ещё что-нибудь? — она сцепила пальцы внизу живота, опуская глаза.
— Разоблачи меня.
Расстегнув и сняв кольчужные чулки, прислуга скинула их в принесённый короб, намереваясь забрать в чистку. Присев на корточки, со знанием дела быстро расшнуровала кожаные туфли, отправив их следом за чулками.
— Полегче! — повысил голос господин, давая понять, что больно.
Осторожно помогла его сиятельству стянуть тунику. Как бы невзначай провела рукой по его груди.
Наташа наблюдала за её действиями: уверенными, несуетливыми, привычными. Она даже не знала, как зовут служанку. Шлюха!
— Принеси вина и снеди, — проводив девку взором, глухо спросил у леди: — Кристоф как?
— Думаю, проспит до обеда. Ранение глубокое, сложное. Посмотрим, как будет заживать.