Я бы хотела.
Но это безумие, потому что это так же далеко от внешности Марата, как если бы у моего сына был узкий разрез глаз или темный цвет кожи.
Нужно взять себя в руки, пока сантименты не разбили прочный фундамент моей лжи.
Встаю, держась за край раковины, открываю вентиль холодной воды и долго умываю лицо.
Смотрю в зеркало на ту женщину, которая упрямо поджимает губы и решительно хмурится.
Все будет хорошо.
Теперь все будет хорошо, Анфиса.
Теперь ты в безопасности.
Часть 2. Глава 23: Рэйн
Четыре года спустя
— Тебе все это чертовски идет, Дождик, — воркует Ангелочек, прикладывая к моей рубашке от «Eton»[1], на бирке которой — четырехзначная цифра. — Просто… охуенный красавчик.
Смотрю на себя в ростовое зеркало и устало потираю переносицу.
Как по мне, все эти дорогие шмотки, костюмы, галстуки и туфли из кожи какого-то невинно убиенного поросенка — просто одна большая лажа. Какая к херам разница, явлюсь я в ресторан вот так, изображая Золотого мальчика, который заработал свой первый миллион зелени за полгода роботы башкой, или в джинсах, кедах и футболке с принтом из пары крепких слов? Для меня никакой. Но снобам нужна картинка. И покер-фейс.
Сейчас у меня уже десять миллионов.
И заслуженное место в первой десятке самых молодых и богатых холостяков.
— Этот, — наконец, выбирает галстук Ангелочек, но делает продавцу знак упаковать и остальные. — Ты будешь просто неотразим.
Прижимается ко мне всем телом, сплющивая здоровенные (во второй раз переделанные) сиськи об мою грудь. В последнее время она мотается между Лондоном, Нью-Йорком и Миланом, и каждый раз, когда приезжает на туманный Альбион, устраивает мне «я так соскучилась купи мне вот то и это!»
Я покупаю.
Мне срать, куда ей столько побрякушек, но еще больше мне срать на собственный счет.
Деньги — это просто удобства и комфорт.
— Пойдешь со мной? — говорю то, что она ждет уже второй день, с тех пор, как прилетела и я сказал, что иду на вручение наград премии «IT-wave». И претендую на победу в одной номинации. — Не хочу идти с ноунеймой из эскорта.
Ангелочек дует губы, обижаясь, как будто я сказал что-то оскорбительное для ее ушей.
Я ухмыляюсь, вынимаю руку из кармана брюк и провожу пальцем по выдающемуся полушарию, которое чуть не вываливается из провокационного выреза блузки.
— Купим тебе самое красивое платье, туфли и всю другую хероту, какую захочешь.
Ангелочек довольно визжит, а потом, не стесняясь вообще никого, тянет меня за галстук прямо в примерочную.
Чем мы там будем заниматься слишком очевидно.
Но мои покупки все покроют.
Даже моральный ущерб, когда я тупо жарю Ангелочка, поставив ее раком, и она орет, словно порно-актриса.
Все мои женщины — это только вот так.
Взял, использовал и послал.
Я и ее бы отправил куда подальше, но с Ангелочком вообще никаких проблем: она ни на что не претендует, у нее уже есть новый «папик», которого она старательно окучивает и даже не скрывает, что ждет кольцо и предложение буквально с дня на день. А я у нее — для души, для секса и для здоровья.
Впрочем, взаимно.
Из магазина мужской одежды мы, как я и обещал, идем за покупками для Ангелочка.
Она уже столько раз здесь была, а все равно носится между витринами, как маленькая, и все время во что-то тычет пальцами. Ведет себя как ребенок, которому никак не надоедят карамельки в пестрых упаковках, хоть она на пару лет старше меня.
Порой мне до чертиков завидно, что я не могу вот так же — тупо наслаждаться жизнью, тратить деньги направо и налево, чувствовать вкус новой жизни за хер знает сколько километров от дома. Я пробовал и не раз. Нифига не получилось. Наоборот — чуть не стошнило от этого вкуса «роскошной богатой жизни». Так что лично для меня все ограничилось хорошей квартирой, автомобилем и парочкой дорогих гаджетов. А шмотки и «декор» покупает Ангелочек — ей это в каждый раз в кайф, как в первый раз.
Я стряхиваю дурные и грустные мысли, и только сейчас замечаю, что Ангелочек потерялась. Точнее, она отстала, потому что буквально прилипла к витрине бутика Вивьен Вествуд и гипнотизирует взглядом выставленное на манекене платье.
Подхожу.
Пытаюсь впитать эту искреннюю и естественную жадность и одержимость «люксом».
Почему от человека можно заразиться гриппом, гепатитом и какой-то венерической хренью, но нельзя заразиться настроением и вкусом к жизни?
Провожу рукой по крутому бедру Ангелочка, притягиваю к себе и шепчу на ухо:
— Хочешь его?
Она, как золотая рыбка, только открывает и закрывает рот, но это совершенно точно многократное повторение слова «да».
Открываю перед ней дверь и искренне улыбаюсь, когда Анжела мгновенно, едва к нам идут консультанты, забывает о моем существовании. Это на час точно: сначала выберет платье, потом туфли под платье, потом сумку, потом еще какой-то костюм или чумовую футболку. Она никогда не спрашивает, можно ли. И мне это нравится.
Я разлюбил скромниц много лет назад.
Потому что вот такие «Ангелочки» по крайней мере не изображают закованных в клетки свободолюбивых птичек.
Усаживаюсь на диван, и от нечего делать наугад вынимаю журнал из стопки.
Это что-то «унисекс»: если полистать, то есть и статьи для женщин, и для мужчин. Обзоры новинок авторынка, что-то про биржи, что-то про отношения с противоположным полом.
И реклама, реклама, реклама…
Ювелирка, галстуки, часы, шмотки.
Уже хочу закрыть, но взгляд цепляется за фото сидящей в кресле женщины.
Сначала даже хочется зажмуриться и вспомнить, что времена, когда я посреди бела дня ловил глюки от энергетиков, давно прошли.
Мне пришлось вывернуться кишками наружу, чтобы убедить себя в нереальности того дня.
Иначе я бы просто рехнулся.
Но сейчас я совершенно ясно мыслю.
И предельно хорошо вижу.
В старинном кресле, в простом «маленьком черном платье», с небрежно брошенной на резной подлокотник шалью, сидит Монашка.
У нее другая прическа, но все тот же цвет волос.
Те же тонкие аристократичные черты лица и какой-то чуть не фарфоровое сложение.
Даже пальцы кажутся «принцесскими», хоть у нее короткие, покрытые прозрачным лаком ногти.
Я ловлю себя на том, что чем больше разглядываю эти пальцы, тем сильнее зудит где-то в области лопаток.
Те чертовы глюки возвращаются снова: я как будто чувствую прикосновения этих пальцев на своей коже.
Нужна пара минут, чтобы немного прийти в себя, и избавиться от навязчивой идеи.
Четыре года прошло.
За это время были целые счастливые месяцы, когда я не вспоминал об этой женщине и был абсолютно счастлив, наслаждаясь ровесницами. Но были и те проклятые недели, когда я просыпался посреди ночи, потому что «видел» ее на соседней подушке, чувствовал, как под весом маленького тела прогнулся матрас. Протягивал руку — и находил пустоту.
— Ну как тебе? — Голос Ангелочка как нельзя кстати.
Она с удовольствием крутится, прогибается, выставляет себя в самых выгодных позах.
Платье ей идет.
Туфли на огромных каблуках делают ноги почти бесконечно длинными.
— Тебе пора покорять подиум на показах «Виктории Сикрет», — говорю первое, что приходит в голову.
Не так важно, что именно я скажу.
Главное, что одновременно с этим киваю консультантам, давая понять, что мы возьмем все.
Но это безумие, потому что это так же далеко от внешности Марата, как если бы у моего сына был узкий разрез глаз или темный цвет кожи.
Нужно взять себя в руки, пока сантименты не разбили прочный фундамент моей лжи.
Встаю, держась за край раковины, открываю вентиль холодной воды и долго умываю лицо.
Смотрю в зеркало на ту женщину, которая упрямо поджимает губы и решительно хмурится.
Все будет хорошо.
Теперь все будет хорошо, Анфиса.
Теперь ты в безопасности.
Часть 2. Глава 23: Рэйн
Четыре года спустя
— Тебе все это чертовски идет, Дождик, — воркует Ангелочек, прикладывая к моей рубашке от «Eton»[1], на бирке которой — четырехзначная цифра. — Просто… охуенный красавчик.
Смотрю на себя в ростовое зеркало и устало потираю переносицу.
Как по мне, все эти дорогие шмотки, костюмы, галстуки и туфли из кожи какого-то невинно убиенного поросенка — просто одна большая лажа. Какая к херам разница, явлюсь я в ресторан вот так, изображая Золотого мальчика, который заработал свой первый миллион зелени за полгода роботы башкой, или в джинсах, кедах и футболке с принтом из пары крепких слов? Для меня никакой. Но снобам нужна картинка. И покер-фейс.
Сейчас у меня уже десять миллионов.
И заслуженное место в первой десятке самых молодых и богатых холостяков.
— Этот, — наконец, выбирает галстук Ангелочек, но делает продавцу знак упаковать и остальные. — Ты будешь просто неотразим.
Прижимается ко мне всем телом, сплющивая здоровенные (во второй раз переделанные) сиськи об мою грудь. В последнее время она мотается между Лондоном, Нью-Йорком и Миланом, и каждый раз, когда приезжает на туманный Альбион, устраивает мне «я так соскучилась купи мне вот то и это!»
Я покупаю.
Мне срать, куда ей столько побрякушек, но еще больше мне срать на собственный счет.
Деньги — это просто удобства и комфорт.
— Пойдешь со мной? — говорю то, что она ждет уже второй день, с тех пор, как прилетела и я сказал, что иду на вручение наград премии «IT-wave». И претендую на победу в одной номинации. — Не хочу идти с ноунеймой из эскорта.
Ангелочек дует губы, обижаясь, как будто я сказал что-то оскорбительное для ее ушей.
Я ухмыляюсь, вынимаю руку из кармана брюк и провожу пальцем по выдающемуся полушарию, которое чуть не вываливается из провокационного выреза блузки.
— Купим тебе самое красивое платье, туфли и всю другую хероту, какую захочешь.
Ангелочек довольно визжит, а потом, не стесняясь вообще никого, тянет меня за галстук прямо в примерочную.
Чем мы там будем заниматься слишком очевидно.
Но мои покупки все покроют.
Даже моральный ущерб, когда я тупо жарю Ангелочка, поставив ее раком, и она орет, словно порно-актриса.
Все мои женщины — это только вот так.
Взял, использовал и послал.
Я и ее бы отправил куда подальше, но с Ангелочком вообще никаких проблем: она ни на что не претендует, у нее уже есть новый «папик», которого она старательно окучивает и даже не скрывает, что ждет кольцо и предложение буквально с дня на день. А я у нее — для души, для секса и для здоровья.
Впрочем, взаимно.
Из магазина мужской одежды мы, как я и обещал, идем за покупками для Ангелочка.
Она уже столько раз здесь была, а все равно носится между витринами, как маленькая, и все время во что-то тычет пальцами. Ведет себя как ребенок, которому никак не надоедят карамельки в пестрых упаковках, хоть она на пару лет старше меня.
Порой мне до чертиков завидно, что я не могу вот так же — тупо наслаждаться жизнью, тратить деньги направо и налево, чувствовать вкус новой жизни за хер знает сколько километров от дома. Я пробовал и не раз. Нифига не получилось. Наоборот — чуть не стошнило от этого вкуса «роскошной богатой жизни». Так что лично для меня все ограничилось хорошей квартирой, автомобилем и парочкой дорогих гаджетов. А шмотки и «декор» покупает Ангелочек — ей это в каждый раз в кайф, как в первый раз.
Я стряхиваю дурные и грустные мысли, и только сейчас замечаю, что Ангелочек потерялась. Точнее, она отстала, потому что буквально прилипла к витрине бутика Вивьен Вествуд и гипнотизирует взглядом выставленное на манекене платье.
Подхожу.
Пытаюсь впитать эту искреннюю и естественную жадность и одержимость «люксом».
Почему от человека можно заразиться гриппом, гепатитом и какой-то венерической хренью, но нельзя заразиться настроением и вкусом к жизни?
Провожу рукой по крутому бедру Ангелочка, притягиваю к себе и шепчу на ухо:
— Хочешь его?
Она, как золотая рыбка, только открывает и закрывает рот, но это совершенно точно многократное повторение слова «да».
Открываю перед ней дверь и искренне улыбаюсь, когда Анжела мгновенно, едва к нам идут консультанты, забывает о моем существовании. Это на час точно: сначала выберет платье, потом туфли под платье, потом сумку, потом еще какой-то костюм или чумовую футболку. Она никогда не спрашивает, можно ли. И мне это нравится.
Я разлюбил скромниц много лет назад.
Потому что вот такие «Ангелочки» по крайней мере не изображают закованных в клетки свободолюбивых птичек.
Усаживаюсь на диван, и от нечего делать наугад вынимаю журнал из стопки.
Это что-то «унисекс»: если полистать, то есть и статьи для женщин, и для мужчин. Обзоры новинок авторынка, что-то про биржи, что-то про отношения с противоположным полом.
И реклама, реклама, реклама…
Ювелирка, галстуки, часы, шмотки.
Уже хочу закрыть, но взгляд цепляется за фото сидящей в кресле женщины.
Сначала даже хочется зажмуриться и вспомнить, что времена, когда я посреди бела дня ловил глюки от энергетиков, давно прошли.
Мне пришлось вывернуться кишками наружу, чтобы убедить себя в нереальности того дня.
Иначе я бы просто рехнулся.
Но сейчас я совершенно ясно мыслю.
И предельно хорошо вижу.
В старинном кресле, в простом «маленьком черном платье», с небрежно брошенной на резной подлокотник шалью, сидит Монашка.
У нее другая прическа, но все тот же цвет волос.
Те же тонкие аристократичные черты лица и какой-то чуть не фарфоровое сложение.
Даже пальцы кажутся «принцесскими», хоть у нее короткие, покрытые прозрачным лаком ногти.
Я ловлю себя на том, что чем больше разглядываю эти пальцы, тем сильнее зудит где-то в области лопаток.
Те чертовы глюки возвращаются снова: я как будто чувствую прикосновения этих пальцев на своей коже.
Нужна пара минут, чтобы немного прийти в себя, и избавиться от навязчивой идеи.
Четыре года прошло.
За это время были целые счастливые месяцы, когда я не вспоминал об этой женщине и был абсолютно счастлив, наслаждаясь ровесницами. Но были и те проклятые недели, когда я просыпался посреди ночи, потому что «видел» ее на соседней подушке, чувствовал, как под весом маленького тела прогнулся матрас. Протягивал руку — и находил пустоту.
— Ну как тебе? — Голос Ангелочка как нельзя кстати.
Она с удовольствием крутится, прогибается, выставляет себя в самых выгодных позах.
Платье ей идет.
Туфли на огромных каблуках делают ноги почти бесконечно длинными.
— Тебе пора покорять подиум на показах «Виктории Сикрет», — говорю первое, что приходит в голову.
Не так важно, что именно я скажу.
Главное, что одновременно с этим киваю консультантам, давая понять, что мы возьмем все.