Встав с колен, Пушкин глянул на каминные часы, которые тетушка держала на столике для фотографий в отсутствие камина.
– Крайне нужна, – сказал он. – Надо поторопиться.
– А почему тебе нужна моя помощь? – Тетушка не могла насытиться счастьем.
– Сегодня утром в модном салоне Вейриоль погибла еще одна невеста, – Пушкин глянул на Агату. – Ваше предсказание сбылось.
– Кто она?
– Скромная девушка с небольшим приданым.
– Какой негодяй! – вырвалось у Агаты. – Должна сообщить, господин Пушкин, что граф Урсегов хочет убить свою невесту по самой гадкой причине: он любовник мадам Бабановой.
Тетушка охнула, будто земля у нее ушла из-под ног. Что было недалеко от истины. Про себя же она подумала: «И как только согласилась сватать мое сокровище в такую семью?»
Пушкин молчал, собирая мысли.
– Откуда эти сведения, мадемуазель Керн?
– Они целовались в отдаленном уголке Петровского парка! – вырвалось у Агаты.
– Несмотря на запрет, следили за графом?
Нет, ну совершено невозможный человек. Ему подают убийцу на блюде, а он не может забыть про полицейские правила. Даже не выразил комплимента ее ослепительному вечернему туалету, который сам заказал. Как будто не замечает. Агата решила, что в отместку не скажет про вторую встречу графа.
– Чистая случайность, – ответила она. – Поехала подышать чистым воздухом и заметила неприличную сцену в кустах.
Агата Кристафоровна вскочила.
– Что же мы сидим! Назначено на восемь, а сейчас уже половина… Я не причесана и не одета… Алексей, почему ты поставил меня в такое неловкое положение?
– Виноват, тетушка, – ответил послушный племянник.
– Я помогу, – предложила Агата, чтобы не оставаться в гостиной с этим человеком.
Не прошло и четверти часа, как тетушка появилась в вечернем туалете, приличном для ее возраста. То есть без декольте. Прическа была простой, но аккуратной. Видимо, карьера воровки научила Агату не только управлять мужчинами.
– Мы готовы, Алексей…
– Еще минуту, – сказал Пушкин. – Тетушка, мадемуазель Керн… Я благодарен за вашу помощь, хоть не имею права втягивать вас… Должен предупредить: на вечере может случиться что угодно. Прошу сохранять спокойствие. Что бы ни случилось…
– С тобой нам ничего не страшно, – заявила Агата Кристафоровна, хотя нехорошее предчувствие коснулось ее. – Веди нас в бой, Александр Македонский! Алёша, у тебя на сюртуке какие-то пятна… Фу… Не мог одеться опрятно, если делаешь визит?
– На черном не видно, – ответил полководец от сыска.
* * *
Парадную дверь открыла горничная, сделала книксен, как вышколенная прислуга, взяла накидки дам, проворковала «пожалуйте за мной» и проводила в большую гостиную. Агату Кристафоровну мадам Бабанова встретила излишне горячо. Тетушка не могла ничего поделать, когда ее обняли за плечи и троекратно облобызали. С купеческим простодушием. Ну, или как встречают драгоценных родственников. Пушкину Авива Капитоновна улыбнулась загадочно и пронзительно, будто насквозь видела его желания и проницала его душу до самой селезенки. Когда же очередь дошла до Агаты, хозяйка дома не перестала гостеприимно улыбаться, но во взгляде ее читались скрытые тревога и настороженность, какие испытывает женщина, столкнувшись с молодой, красивой и во всех смыслах роскошной соперницей. Хотя какое тут соперничество, не Пушкина же им делить?
– Представьте меня прекрасной незнакомке, – сказала она, рассматривая глубокое декольте Агаты, обливавшее волнующие формы груди и не менее волнующие линии талии.
– Позвольте представить нашу родственницу. Баронесса фон Шталь из Петербурга, – сказал тетушка, читая по лицу мадам Бабановой все, что может прочесть женщина, и намного больше. И это доставило ей недоброе, но справедливое удовольствие: будет знать, как ловить в денежные сети ее честного племянника, богатая дрянь. Пусть теперь места себе не находит, поделом ей, развратной личности. Так тетушка мстительно думала, видя, как мучает вызывающая красота Агаты даму почтенных лет.
– Как приятно, – ответила Авива Капитоновна, слишком глубоко поклонившись. – Как приятно, что на нашем маленьком семейном вечере будет такая знатная особа.
– И мне приятно, – ответила Агата.
С ней произошла странная перемена. Вроде все та же Агата в вечернем платье, но что-то неуловимое стало в ней другим. Может, положение обнаженных плеч или приподнятый подбородок, или особый прищур глаз, чуть презрительный, изменили до неузнаваемости. Великая воровка оказалась великой актрисой. Пушкин видел настоящую баронессу, светскую даму, аристократку по крови и манере держать себя. Что ему было нужно: такая Агата притянет внимание и мадам Бабановой, и графа.
Авива Капитоновна вспомнила, что она радушная хозяйка, оторвалась от Агаты и представила гостей. Их было всего трое. Первым был представлен господин чуть ниже среднего роста, подвижный, знающий, как он хорош, а потому тщательно следящий за легкой кудрявостью и идеальными усиками.
– Оу, так вы сыщик! – сказал граф Урсегов, коснувшись холеными пальцами ладони Пушкина. – Люблю иногда почитать криминальный романчик… Так бодрит порой. Какие московские тайны раскрываете?
– Обычная полицейская рутина, – ответил Пушкин. – Разыщем авторов письма женихов невестам, и тайн не останется.
– А, это то, что в «Московском листке» напечатано? – заинтересовался граф. – О нем только и разговоров. Интересно, какая награда их ждет за смелость?
– Их ждет камера в участке.
Граф выразил удивление.
– Но зачем же такие строгости?
– Обер-полицмейстер, полковник Власовский, считает, что письмо нанесло оскорбление девицам Москвы. Он, как защитник всех девиц Москвы, приказал найти авторов и посадить на две недели в камеру. Чтобы неповадно было шутить.
– Фу, какая грубость, – сказал Урсегов и тут заметил Агату, которую закрывала собой тетушка. – А кто эта прелестная дама?
– Я вас представлю. – Авива Капитоновна попыталась остановить неизбежное.
– Не беспокойтесь, я сам…
Он подошел к дамам, торопливо кивнул Агате Кристафоровне и манерно отдал поклон баронессе фон Шталь. Ему ответили величественным кивком. Пушкин не мог слышать обмен любезностями, но судя по тому, что граф предложил руку, а баронесса ее приняла, им было о чем поговорить. Наверняка о светских сплетнях в столице.
Авива Капитоновна закусила губку, намереваясь разбить эту парочку, но рядом кашлянули.
– Ах да, простите, – опомнилась она. – Позвольте представить, Курдюмов Евстафий Дмитриевич, управляющий нашей торговлей.
Пушкину церемонно, по-старинному, поклонился сухощавый господин в купеческом сюртуке до колен. По купеческой моде он носил яловые сапоги, начищенные до блеска, в которые заправил суконные штанины.
– Премного приятно-с, – сказал он. Голос его был густым и строгим, как и подобает управляющему делом.
– С мадам Капустиной вы знакомы, – бросила Авива Капитоновна, следя за прогулкой графа и Агаты по гостиной.
Сваха кивнула, но выйти из дальнего угла гостиной не захотела. Чем дальше от Пушкина, тем ей было спокойней.
– Какой у вас чудесный аграф, – сказала Агата Кристафоровна, разглядывая ювелирный цветок с голубыми лепестками, похожими на сложенные крылья бабочки, приколотый на груди так, чтобы бросаться в глаза.
– Ах, милый пустячок, немного камней, золота, эмали, несколько брильянтов, как умеет сочетать только Фаберже, – ответила Авива Капитоновна, следя за общением графа. – Всего лишь голубой лютик, но мне нравится.
– Изумительная вещица…
– Да, да, благодарю… Алексей Сергеевич, не побрезгуйте закусить. – Хозяйка вечера указала на стол, накрытый «а-ля фуршет». Среди тарелок с мясными и рыбными закусками виднелось каре из бутылок «Moët & Chandon». – Не скучайте, скоро начнем… А я пока позволю похитить вашу тетушку.
Тут Авива Капитоновна взяла Агату Кристафоровну под руку и, что-то тихо говоря, стала продвигаться в сторону графа и баронессы, которым было так интересно друг с другом, что они не замечали ничего вокруг. Урсегов раскраснелся и частенько нырял взглядом в вырез платья баронессы. Когда выныривал, окунался в ее прекрасные глаза.
Господин Курдюмов смущался, издавал кряхтящие звуки, но вступить в разговор не решался. Капустина не желала покидать своего угла. Сестер не было. Пушкину ничто не мешало подойти к столу.
На этикетке шампанского был напечатан год выпуска: «1892». Тот же год, что на бутылке из салона. Таких бутылок в Москве найдется множество. Около шампанского дожидались бокалы. Пушкин рассмотрел золотую каемочку и редкой красоты гравировку с лилиями и орнаментом. Бокалов было десять. Он заставил себя отойти от стола.
Авива Капитоновна не смогла вклиниться между графом и баронессой. Как только она приближалась с тетушкой, чтобы начать общий разговор, Урсегов ловко уводил спутницу в сторону. Мадам Бабанова улыбалась, злилась, но ничего не могла поделать. Как вдруг на ее пути возник Пушкин.
– Слышал, у вас в доме коллекция картин. Могу ли ознакомиться? – спросил он. – Давно интересуюсь живописью.
– Алексей Сергеевич сам прекрасно рисует, – подсказала тетушка.
Мадам Бабанова позвонила в колокольчик и приказала горничной прислать Василису. Компаньонка появилась быстро, будто сидела в соседней комнате.
– Покажи Алексею Сергеевичу картины в малой столовой и где он захочет, – приказали ей.
Василиса молча поклонилась. Лицо ее пошло красными пятнами, глаза влажно заблестели. Пропустив Пушкина и затворив дверь в гостиную, как полагается прислуге, она шмыгнула носом.
– С чего желаете начать? – спросила она, нарочно наклоняя голову, чтобы не было заметно заплаканных глаз.
– Кто вас обидел? – спросил Пушкин. Он, как и вся полиция Москвы, готов был защищать девиц от слез и тому подобных неприятностей.
– Пустяки, – подавив вздох рыдания, ответила Василиса. – Домашние хлопоты.
– Мадам Бабанова обругала вас?
Василиса подняла на него глазки, готовые вот-вот брызнуть слезами.
– А вы никому не расскажете?
– Сохраню в тайне.
И тут Василису прорвало. Глотая вздохи и слезы, она пожаловалась на лютую несправедливость хозяйки. С утра ей было поручено следить за кухней и подготовкой вечернего приема. Она отправилась в холодную кладовую и вынесла ящик с полудюжиной бутылок шампанского. Ящик оказался открытым, в нем не хватало бутылки. Василиса честно доложила мадам, но вместо благодарности ее обвинили в воровстве. Хуже того: вычли двадцать пять рублей, стоимость бутылки.
– Взял неизвестно кто, а платить мне, – пожаловалась она. – Так ведь еще и словами обозвали такими, что повторить нельзя… Но ведь на этом не закончилось…
– Пропало два бокала, – сказал Пушкин.
Чем вызвал такое удивление, что Василиса забыла про слезы.
– Мадам и вам пожаловалась? – испуганно спросила она. – Думаете, я украла? Так вам не картины нужны, а мне допрос устроить… Что ж, как вам угодно… Ведите в полицию. Я не воровка, чтобы красть в доме, где служу.
– Крайне нужна, – сказал он. – Надо поторопиться.
– А почему тебе нужна моя помощь? – Тетушка не могла насытиться счастьем.
– Сегодня утром в модном салоне Вейриоль погибла еще одна невеста, – Пушкин глянул на Агату. – Ваше предсказание сбылось.
– Кто она?
– Скромная девушка с небольшим приданым.
– Какой негодяй! – вырвалось у Агаты. – Должна сообщить, господин Пушкин, что граф Урсегов хочет убить свою невесту по самой гадкой причине: он любовник мадам Бабановой.
Тетушка охнула, будто земля у нее ушла из-под ног. Что было недалеко от истины. Про себя же она подумала: «И как только согласилась сватать мое сокровище в такую семью?»
Пушкин молчал, собирая мысли.
– Откуда эти сведения, мадемуазель Керн?
– Они целовались в отдаленном уголке Петровского парка! – вырвалось у Агаты.
– Несмотря на запрет, следили за графом?
Нет, ну совершено невозможный человек. Ему подают убийцу на блюде, а он не может забыть про полицейские правила. Даже не выразил комплимента ее ослепительному вечернему туалету, который сам заказал. Как будто не замечает. Агата решила, что в отместку не скажет про вторую встречу графа.
– Чистая случайность, – ответила она. – Поехала подышать чистым воздухом и заметила неприличную сцену в кустах.
Агата Кристафоровна вскочила.
– Что же мы сидим! Назначено на восемь, а сейчас уже половина… Я не причесана и не одета… Алексей, почему ты поставил меня в такое неловкое положение?
– Виноват, тетушка, – ответил послушный племянник.
– Я помогу, – предложила Агата, чтобы не оставаться в гостиной с этим человеком.
Не прошло и четверти часа, как тетушка появилась в вечернем туалете, приличном для ее возраста. То есть без декольте. Прическа была простой, но аккуратной. Видимо, карьера воровки научила Агату не только управлять мужчинами.
– Мы готовы, Алексей…
– Еще минуту, – сказал Пушкин. – Тетушка, мадемуазель Керн… Я благодарен за вашу помощь, хоть не имею права втягивать вас… Должен предупредить: на вечере может случиться что угодно. Прошу сохранять спокойствие. Что бы ни случилось…
– С тобой нам ничего не страшно, – заявила Агата Кристафоровна, хотя нехорошее предчувствие коснулось ее. – Веди нас в бой, Александр Македонский! Алёша, у тебя на сюртуке какие-то пятна… Фу… Не мог одеться опрятно, если делаешь визит?
– На черном не видно, – ответил полководец от сыска.
* * *
Парадную дверь открыла горничная, сделала книксен, как вышколенная прислуга, взяла накидки дам, проворковала «пожалуйте за мной» и проводила в большую гостиную. Агату Кристафоровну мадам Бабанова встретила излишне горячо. Тетушка не могла ничего поделать, когда ее обняли за плечи и троекратно облобызали. С купеческим простодушием. Ну, или как встречают драгоценных родственников. Пушкину Авива Капитоновна улыбнулась загадочно и пронзительно, будто насквозь видела его желания и проницала его душу до самой селезенки. Когда же очередь дошла до Агаты, хозяйка дома не перестала гостеприимно улыбаться, но во взгляде ее читались скрытые тревога и настороженность, какие испытывает женщина, столкнувшись с молодой, красивой и во всех смыслах роскошной соперницей. Хотя какое тут соперничество, не Пушкина же им делить?
– Представьте меня прекрасной незнакомке, – сказала она, рассматривая глубокое декольте Агаты, обливавшее волнующие формы груди и не менее волнующие линии талии.
– Позвольте представить нашу родственницу. Баронесса фон Шталь из Петербурга, – сказал тетушка, читая по лицу мадам Бабановой все, что может прочесть женщина, и намного больше. И это доставило ей недоброе, но справедливое удовольствие: будет знать, как ловить в денежные сети ее честного племянника, богатая дрянь. Пусть теперь места себе не находит, поделом ей, развратной личности. Так тетушка мстительно думала, видя, как мучает вызывающая красота Агаты даму почтенных лет.
– Как приятно, – ответила Авива Капитоновна, слишком глубоко поклонившись. – Как приятно, что на нашем маленьком семейном вечере будет такая знатная особа.
– И мне приятно, – ответила Агата.
С ней произошла странная перемена. Вроде все та же Агата в вечернем платье, но что-то неуловимое стало в ней другим. Может, положение обнаженных плеч или приподнятый подбородок, или особый прищур глаз, чуть презрительный, изменили до неузнаваемости. Великая воровка оказалась великой актрисой. Пушкин видел настоящую баронессу, светскую даму, аристократку по крови и манере держать себя. Что ему было нужно: такая Агата притянет внимание и мадам Бабановой, и графа.
Авива Капитоновна вспомнила, что она радушная хозяйка, оторвалась от Агаты и представила гостей. Их было всего трое. Первым был представлен господин чуть ниже среднего роста, подвижный, знающий, как он хорош, а потому тщательно следящий за легкой кудрявостью и идеальными усиками.
– Оу, так вы сыщик! – сказал граф Урсегов, коснувшись холеными пальцами ладони Пушкина. – Люблю иногда почитать криминальный романчик… Так бодрит порой. Какие московские тайны раскрываете?
– Обычная полицейская рутина, – ответил Пушкин. – Разыщем авторов письма женихов невестам, и тайн не останется.
– А, это то, что в «Московском листке» напечатано? – заинтересовался граф. – О нем только и разговоров. Интересно, какая награда их ждет за смелость?
– Их ждет камера в участке.
Граф выразил удивление.
– Но зачем же такие строгости?
– Обер-полицмейстер, полковник Власовский, считает, что письмо нанесло оскорбление девицам Москвы. Он, как защитник всех девиц Москвы, приказал найти авторов и посадить на две недели в камеру. Чтобы неповадно было шутить.
– Фу, какая грубость, – сказал Урсегов и тут заметил Агату, которую закрывала собой тетушка. – А кто эта прелестная дама?
– Я вас представлю. – Авива Капитоновна попыталась остановить неизбежное.
– Не беспокойтесь, я сам…
Он подошел к дамам, торопливо кивнул Агате Кристафоровне и манерно отдал поклон баронессе фон Шталь. Ему ответили величественным кивком. Пушкин не мог слышать обмен любезностями, но судя по тому, что граф предложил руку, а баронесса ее приняла, им было о чем поговорить. Наверняка о светских сплетнях в столице.
Авива Капитоновна закусила губку, намереваясь разбить эту парочку, но рядом кашлянули.
– Ах да, простите, – опомнилась она. – Позвольте представить, Курдюмов Евстафий Дмитриевич, управляющий нашей торговлей.
Пушкину церемонно, по-старинному, поклонился сухощавый господин в купеческом сюртуке до колен. По купеческой моде он носил яловые сапоги, начищенные до блеска, в которые заправил суконные штанины.
– Премного приятно-с, – сказал он. Голос его был густым и строгим, как и подобает управляющему делом.
– С мадам Капустиной вы знакомы, – бросила Авива Капитоновна, следя за прогулкой графа и Агаты по гостиной.
Сваха кивнула, но выйти из дальнего угла гостиной не захотела. Чем дальше от Пушкина, тем ей было спокойней.
– Какой у вас чудесный аграф, – сказала Агата Кристафоровна, разглядывая ювелирный цветок с голубыми лепестками, похожими на сложенные крылья бабочки, приколотый на груди так, чтобы бросаться в глаза.
– Ах, милый пустячок, немного камней, золота, эмали, несколько брильянтов, как умеет сочетать только Фаберже, – ответила Авива Капитоновна, следя за общением графа. – Всего лишь голубой лютик, но мне нравится.
– Изумительная вещица…
– Да, да, благодарю… Алексей Сергеевич, не побрезгуйте закусить. – Хозяйка вечера указала на стол, накрытый «а-ля фуршет». Среди тарелок с мясными и рыбными закусками виднелось каре из бутылок «Moët & Chandon». – Не скучайте, скоро начнем… А я пока позволю похитить вашу тетушку.
Тут Авива Капитоновна взяла Агату Кристафоровну под руку и, что-то тихо говоря, стала продвигаться в сторону графа и баронессы, которым было так интересно друг с другом, что они не замечали ничего вокруг. Урсегов раскраснелся и частенько нырял взглядом в вырез платья баронессы. Когда выныривал, окунался в ее прекрасные глаза.
Господин Курдюмов смущался, издавал кряхтящие звуки, но вступить в разговор не решался. Капустина не желала покидать своего угла. Сестер не было. Пушкину ничто не мешало подойти к столу.
На этикетке шампанского был напечатан год выпуска: «1892». Тот же год, что на бутылке из салона. Таких бутылок в Москве найдется множество. Около шампанского дожидались бокалы. Пушкин рассмотрел золотую каемочку и редкой красоты гравировку с лилиями и орнаментом. Бокалов было десять. Он заставил себя отойти от стола.
Авива Капитоновна не смогла вклиниться между графом и баронессой. Как только она приближалась с тетушкой, чтобы начать общий разговор, Урсегов ловко уводил спутницу в сторону. Мадам Бабанова улыбалась, злилась, но ничего не могла поделать. Как вдруг на ее пути возник Пушкин.
– Слышал, у вас в доме коллекция картин. Могу ли ознакомиться? – спросил он. – Давно интересуюсь живописью.
– Алексей Сергеевич сам прекрасно рисует, – подсказала тетушка.
Мадам Бабанова позвонила в колокольчик и приказала горничной прислать Василису. Компаньонка появилась быстро, будто сидела в соседней комнате.
– Покажи Алексею Сергеевичу картины в малой столовой и где он захочет, – приказали ей.
Василиса молча поклонилась. Лицо ее пошло красными пятнами, глаза влажно заблестели. Пропустив Пушкина и затворив дверь в гостиную, как полагается прислуге, она шмыгнула носом.
– С чего желаете начать? – спросила она, нарочно наклоняя голову, чтобы не было заметно заплаканных глаз.
– Кто вас обидел? – спросил Пушкин. Он, как и вся полиция Москвы, готов был защищать девиц от слез и тому подобных неприятностей.
– Пустяки, – подавив вздох рыдания, ответила Василиса. – Домашние хлопоты.
– Мадам Бабанова обругала вас?
Василиса подняла на него глазки, готовые вот-вот брызнуть слезами.
– А вы никому не расскажете?
– Сохраню в тайне.
И тут Василису прорвало. Глотая вздохи и слезы, она пожаловалась на лютую несправедливость хозяйки. С утра ей было поручено следить за кухней и подготовкой вечернего приема. Она отправилась в холодную кладовую и вынесла ящик с полудюжиной бутылок шампанского. Ящик оказался открытым, в нем не хватало бутылки. Василиса честно доложила мадам, но вместо благодарности ее обвинили в воровстве. Хуже того: вычли двадцать пять рублей, стоимость бутылки.
– Взял неизвестно кто, а платить мне, – пожаловалась она. – Так ведь еще и словами обозвали такими, что повторить нельзя… Но ведь на этом не закончилось…
– Пропало два бокала, – сказал Пушкин.
Чем вызвал такое удивление, что Василиса забыла про слезы.
– Мадам и вам пожаловалась? – испуганно спросила она. – Думаете, я украла? Так вам не картины нужны, а мне допрос устроить… Что ж, как вам угодно… Ведите в полицию. Я не воровка, чтобы красть в доме, где служу.