— Ты же служишь Господу, а не веришь в незыблемое, — упрекнул Виктора старик.
— Но почему ты здесь?
— А где мне еще быть? — засмеялся тот.
Лицо его вдруг осветил блик догорающей лампы, и Виктор потерял дар речи. Перед ним стоял тот самый сириец, которого Лавров и Соломина встретили у караван-сарая Хан-аль-Рус, только этот человек казался гораздо моложе.
— А где твой козел? — с иронией спросил Виктор, но старец, которого он назвал Агасфером, ничего не ответил, будто дал собеседнику осмыслить свою глупую фразу.
— Этот мир состоит из таких, как ты, — молодых и наглых. Когда-то и я был таким, — не меняя спокойного тона, сказал Агасфер.
— Ты мандей?
— Назареи, которых вы называете мандеями, много лет подряд приходили сюда. Иисус тоже был назареем, пока не стал Сыном Божьим. Вот, смотри.
Старец кивнул на стену, и она вмиг осветилась десятками масляных ламп.
На стене был изображен человек с головой шакала. Египетский проводник умерших в загробный мир Анубис предлагал испить из чаши другому человеку с головой ибиса — Тоту. Тот, бог Луны, бог мудрости и знаний, покровитель библиотек, ученых, государственного и мирового порядка, держал в одной руке посох, а в другой египетский крест анкх — ключ жизни. Все это никак не увязывалось с христианской религией.
— Те, кто расписал эту пещеру, не считали его Сыном Божиим, — заключил старик.
— Но как же… — начал было Виктор, но старик продолжал:
— Прошли годы. Те, кто так считал, пали в борьбе с жестоким Римом. Затем сюда приходили те, кто просто решил покаяться.
Виктор наконец понял. Пещера Покаяния — не плод воображения, не миф. Она существует, расположенная в двух шагах от дороги в Эль-Кутейфу. Как это ни странно и неправдоподобно в двадцать первом веке, но она есть… А может, это просто сумасшедший старик, возомнивший себя незнамо кем?..
— Вздор! Какая Пещера Покаяния? — не выдержал Виктор. — Я видел много пещер в своей жизни. Если каждую из них считать…
— Здесь смиряются души, здесь скрепляются сердца. Или тебе мало того, что ты уже здесь увидел, чтобы это понять? — улыбнулся страшной улыбкой подземный старец.
Виктор впервые за много лет своей жизни почувствовал дрожь в коленях.
— И что ты хочешь этим сказать? — взволнованно спросил он.
— Теперь здесь живу я, — печально откликнулся Агасфер, опустив голову, — живу вечно.
— Но если мне не изменяет память, ты должен был ходить вечно…
— Я не могу. Ваш мир не дает мне жить наверху.
— Цивилизация, — понимающе кивнул Виктор.
— Да-да, — обрадовался его пониманию Агасфер, — ваши машины, и паровозы, и эти, как их… Коробки, которые передают человеческий голос на расстояние.
Виктор не верил своим ушам:
— Радио?
— Да, кажется, так оно называется, — подтвердил старик. — Два безбожника с разных материков придумали его в одно и то же время.
Такой простой рассказ об открытии Попова и Маркони развеселил украинца.
— Когда ты в последний раз был наверху? — Виктор понимал, что представления старца о цивилизации несколько устарели.
— Недавно. Как раз когда они передали первый сигнал по своей жуткой машине.
«1896 год? — подумал Виктор. — Что-то… Я, кажется, схожу с ума… А сейчас у нас какой год?»
— Пять тысяч семьсот семьдесят пятый, — ответил Агасфер, — по иудейскому календарю.
«Нет, нет. На сумасшедшего этот старик не похож, — продолжал думать Виктор. — Но как он здесь жил? Без воды, без пищи…»
— Обреченный на вечную муку не думает ни о какой пище, кроме духовной, — ответил старец вслух.
Виктору вдруг стало страшно за этого человека. Обреченный вечно жить ради чего? Ради того, чтобы дождаться? Сколько лет? Две тысячи? Нет страшнее наказания, чем быть гонимым самим собой, безразличным для окружающих, невидимым для мира, невостребованным в жизни…
— Не зови меня наверх. Меня тут же схватит полиция, а никому это не нужно.
— Никто и не поверит в человека-легенду, — согласился Виктор. — Мир сходит с ума от любой ерунды. От лазерного оружия, от новых смартфонов, от метеоритов, от новых ядерных ракет…
— От чего? — переспросил Агасфер.
— Мне жаль тебя, старик, — вздохнул Виктор. — Несмотря ни на что — жаль.
— Так помоги же мне! — вдруг воскликнул Агасфер. — Ты первый человек, который пожалел меня. Умоляю, помоги!
Старик рухнул в ноги Виктору и тихо затрясся в рыданиях.
— Я давно раскаялся. Еще до открытия континента с красными людьми.
«Это он об Америке?» — подумал Лавров.
— …еще до всех этих проклятых войн безбожников с крестами на своих железных хитонах.
«А это о крестовых походах… Ого, старик, как же тебя потрепала жизнь…»
— Я раскаялся и верую! — рыдал Агасфер. — Ты моя единственная надежда. У тебя есть то, что может спасти меня. Подголовный камень. Я поговорю с ним, я вымолю прощение. Сил моих нет… Нет сил жить! Он милосердный. Он простит. Прошу тебя…
— Встань, старик! — властно произнес Виктор. — Я помогу тебе!
Лавров чувствовал себя Галилеем, не меньше, а может быть, и Леонардо да Винчи. Он вынул из заплечной сумки заветную плинфу.
— Даже если у меня ничего не получится, — бормотал старик, — помни: ты обещал! Виктор… Виктор…
«…Виктор! Виктор!» — журналист почувствовал, как кто-то бьет его по щекам, но глаза не открывались. Вот он уже различил голос Светланы: «Витя! Очнись, милый, что с тобой?» Потом в сознание ворвался чей-то ломаный английский: «Он отравился. Я дам ему выпить верблюжьей мочи», затем: «Где моя фляга? Сейчас ему станет легче!»
Виктор открыл глаза. Он лежал у входа в пещеру. Над ним стояли испуганная Светлана и тот самый старик, хозяин козла.
— Агасфер? — удивился Виктор.
— Метушелах, если вам угодно, мистер, — ответил сириец.
Света бросилась к Лаврову на шею:
— Ну, слава богу, жив.
— В эту пещеру нельзя, — продолжал на ломаном английском старый Метушелах, — здесь гибнут люди от природного газа.
Солнце близилось к закату, будто хотело сказать: «И на этот раз тебе повезло, журналист!»
Глава 7. Хариши
1
Солнце садилось, окрашивая сирийскую пустыню во все оттенки красного, пока три всадника на верблюдах ехали все дальше на запад от автотрассы Эль-Кутейфа — Дамаск.
Старик Метушелах оказался своим парнем и любезно согласился одолжить двух своих дромадеров и быть проводником, причем всего за тысячу долларов.
— Ничего себе добряк, — ворчал Лавров.
— Прекрати! Если бы не он, я бы тебя никогда не нашла, — успокаивала Виктора Светлана.
Виктор только что узнал, как вернувшаяся из вынужденного вояжа Светлана не нашла своего спутника у входа. В стороне от дороги шло стадо верблюдов. Его гнал на водопой старый знакомый сириец, которого они встретили с козлом у караван-сарая Хан-аль-Рус. Он и сообщил Соломиной о «ядовитой» пещере, в которую отправился Виктор. Можно себе представить, чего стоило миниатюрной девушке, хоть и спортсменке, и восьмидесятилетнему старику вытащить стокилограммового мужчину в бессознательном состоянии из достаточно далекого ответвления пещеры. Им приходилось то и дело выбегать на воздух, чтобы не угореть самим.
И вот они уже были в пути.
Впереди на верблюде, богато украшенном бедуинскими коврами с тяжелыми кистями, ехал старик Метушелах. Верблюд управлялся чембуром, привязанным к недоуздку слева, и длинной палочкой-хлыстом, которой по его шее постукивали справа. За ним на таком же красавце-дромадере ехала Светлана. Благодаря праздным девицам из Эль-Кутейфы она была одета довольно пестро и ярко: в длинный халат цвета индиго, открытый спереди и демонстрирующий разноцветное платье, подвязанное поясом, дающим возможность укоротить длину одежды для удобства передвижения. Голову она замотала на манер бедуинских женщин — платком из плотной ткани, не слишком заботясь о том, чтобы волосы были закрыты полностью, и из-под него выбивались пряди. Однако она предпочла закрыть лицо, оставив только глаза. На третьем верблюде, ничуть не уступавшем первым двум, в спецназовской полевой форме «Бармица» и сирийской красно-клетчатой арафатке, намотанной на голову, ехал Виктор Лавров. Так что никто не замечал, как он дремал.
Виктор имел удивительную способность спать в любом положении, если того требовали обстоятельства. Этому еще в молодости обучали в школе разведки. Сколько раз их группа попадала в ситуации, когда на отдых были выделены лишь минуты. Иногда приходилось даже засыпать стоя, главное — найти точку опоры. Сейчас Лавров нашел точку опоры в высокой спинке своего седла. Он знал, что в ближайшее время полноценно отдохнуть не придется, поэтому использовал время с максимальной пользой. При этом его рука с палочкой-хлыстом машинально постукивала верблюда по шее, чтобы тот не остановился.
Подремав около часа, он почувствовал себя гораздо лучше.
— В пустыне ощущают себя в своей стихии лишь бедуины и боги, — сказал он, поравнявшись со Светланой. — Мы к ним не относимся. Поверь, для обычного человека это большая жаровня.
— Чуть меньше десяти градусов тепла, — возразила ему девушка. — Не так уж и жарко, надо заметить.
Тем не менее Лавров был прав: песок, который постоянно нес ветер, забивался во все щели и не позволял дышать иначе, как через ткань платка.