– Вздор, – решительно заявил Этельстан. – Нортумбрия нужна самому Константину! С какой стати, скажите ради бога, ему сажать на престол в Эофервике норманнского короля?

– Потому что он хочет чего-то большего, чем Нортумбрия, – сказал я.

– Чего?

– Ему нужно уничтожить саксонскую власть, государь. Твою власть.

Думаю, он сознавал, что я говорю правду, но легкомысленно отмахнулся.

– Тогда ему просто следует усвоить урок, что власть саксов подорвать невозможно, – заявил Этельстан беспечно. – Потому что я развею эти его бредовые мечтания и установлю свой мир.

– А у меня останется Беббанбург, – сказал я.

Король пропустил эти слова мимо ушей, но Ингильмундр бросил на меня полный яда взгляд.

– Выступаем завтра, – объявил Этельстан. – Так что сегодня ночью следует хорошо отдохнуть.

Он встал, побуждая нас последовать его примеру. Это означало, что нам пора уходить. Я поклонился, но у Эгила нашелся еще один вопрос:

– Выступаем куда, государь?

– Как куда? Дальше на север! – Настроение Этельстана снова улучшилось. – Я покажу Константину, что нет области в его стране, до которой я не мог бы добраться. Завтра мы выступаем в путь к пределам его королевства, к северной оконечности Британии!

Итак, он решил воплотить свой титул в реальность. Острия его копий будут блестеть от берегов Уэссекса до утесов холодного севера, и Этельстан верил, что тем самым утвердит свою власть в этой угрюмой, непокорной стране. Но скотты не примут боя, не в этот раз. Они просто отступят в горы и станут наблюдать, выжидать и мечтать о мести.

А мне вспомнились холодные бледные глаза Анлафа.

Хорошенько подумай, прежде чем выбрать сторону.





Часть третья

Побоище




Глава 11




Войско Этельстана вышло на северное побережье Шотландии, где могучие волны разбиваются об уходящие ввысь утесы, где слышатся крики морских птиц и летают орлы, где дует холодный и яростный ветер. Битвы не произошло. Разведчики скоттов наблюдали за армией саксов, но Константин увел свои силы далеко на запад. Земля была унылой и негостеприимной, а беспрестанный ветер нес первый намек на зимнюю стужу. Мы оставались с флотом, хотя чего ради, сказать не могу, потому что корабли противника нас не атаковали. Армия Этельстана и флот вместе с ней дошли до северного края владений Константина. Воины забивали скот, жгли рыбачьи шаланды, обчищали житницы и разрушали крытые дерном нищенские лачуги. Там, где земля заканчивалась стеной зазубренных утесов, Этельстан заявил о своей победе. Я сошел на берег, и Этельстан пригласил меня на так называемый пир, хотя на самом деле два десятка мужчин сидели в продуваемом ветром шатре, ели жесткую говядину и пили кислый эль. Среди гостей был мой сын.

– Жалкая страна, – сказал он мне. – Холодная, сырая и бедная.

– Шотландцы с тобой не сражались?

– Стычки, – ответил Утред презрительно. – И ничего более.

Этельстан услышал наш разговор.

– Я предлагал им бой, – бросил он через стол. – Втыкал ореховые жерди.

– Государь, мне казалось, так делают только северяне.

– Разведчики Константина все видели. Им известно, что это означает! Но Константин не осмелился высунуть нос.

То был древний обычай, занесенный в Британию людьми на драккарах. Воткнуть в землю прут орешника означало выбрать место для битвы и пригласить противника прийти и сразиться. Но Константину, как я понял, хватило ума не принять предложения. Он знал, что войско Этельстана превосходит его числом, поэтому дал саксам наслаждаться легкой победой и берег силы до поры. По этой же причине поле между ореховыми жердями осталось пустым.

А мы двинулись на юг.

Я повел «Сперхафок» быстро, предоставив этельстанову флоту плестись позади. В один холодный осенний день настал благословенный момент, когда мы обогнули отмели Линдисфарены и проскользнули в гавань Беббанбурга. Бенедетта ждала меня, в большом зале было тепло от горевшего в громадном очаге плавника. Я вернулся домой.

Три недели спустя мимо крепости прошла армия Этельстана. Битвы так и не произошло, но во время нашей встречи у Ворот Черепов король по-прежнему кипел от возбуждения. По его словам, скотты претерпели унижение.

– Им пришлось оттянуть свои силы из Камбрии! Этот подлец Эохайд ушел, и олдермен Альфгар вернулся в Кайр-Лигвалид.

Альфгар был одним из двух олдерменов, которым Этельстан поручил замирить Камбрию.


– Хорошо, государь, – сказал я, потому как выразиться иначе означало попросту разозлить его. Эохайд мог вернуться в Шотландию, но у меня не было сомнений, что норманнские поселенцы в Камбрии продолжают поглядывать на север в поисках поддержки, и пусть Альфгар стоит в Кайр-Лигвалиде со своим гарнизоном, его по-прежнему окружает недовольное и враждебное население.

– Государь, поужинаешь у нас сегодня?

– С удовольствием!

Он привел с собой в крепость два десятка людей. Одним из них был Ингильмундр, рыскавший по укреплениям, желая понять, как можно к ним подступиться. Другим был епископ Ода – и ему здесь были рады. Я улучил момент перемолвиться с ним с глазу на глаз. Мы уселись под холодным светом луны и наблюдали за небольшими волнами.

– Я встречался с Анлафом, – выложил я.

– Король знает?

– Я ему не говорил. У него и без этого хватает подозрений насчет меня.

– Он должен узнать!

– От тебя?

– Нет, лорд.

– Слухи до него наверняка дойдут, – согласился я. – Я буду их отрицать.

– Как отрицал убийство Гутфрита?

– Без Гутфрита мир стал лучше, – огрызнулся я.

– Я приметил свежий череп на воротах, – лукаво проговорил Ода и, не дождавшись от меня ответа, хмыкнул. – Ну расскажи, чего хочет Анлаф?

– Нортумбрию.

– Тут ничего нового.

– И он думает, что Константин отдаст ее ему.

Ода коснулся пальцем креста на груди:

– С какой стати Константину нужен языческий король-норманн на своей южной границе?

– Чтобы досадить Этельстану, конечно. А еще он понимает, что Этельстан никогда не смирится с властью скоттов в Эофервике.

– А с властью Анлафа он разве смирится?

– Нет, – согласился я. – Но что, если союзниками Анлафа будут скотты? Страт-Клота? Обитатели островов Судрейяр? Все язычники севера?

– Все язычники севера? – многозначительно спросил Ода, глянув на мой молот.

Я невесело рассмеялся:

– Только не я. Я останусь здесь и буду наращивать стены.

Ода улыбнулся:

– Потому что ты стар? Лорд, я вроде как припоминаю, что Беовульф был примерно твоих лет, когда сразился с драконом и убил зверюгу.

Я сидел на том самом месте, у наружной стены господского дома, когда впервые услышал про огромного летящего на юг дракона, серебряные крылья которого взбаламутили море.

– Беовульф был героем, – возразил я. – Да, дракона-то он убил, но и сам погиб при этом.

– Друг мой, он исполнял свой долг. – Ода помолчал, прислушался к пению, донесшемуся из зала. Этельстан привел своего арфиста, который наигрывал знаменитую песнь об Этандуне, где говорилось о разгроме Альфредом Гутрума и его великой армии. Собравшиеся стучали кулаками по столам и во весь голос подхватывали слова, особенно там, где говорилось, как Утред Северянин разил врагов.

«Метко разил он мечом, – ревели они, – вволю крови испившим.

Воинов датских немало в бою полегло».

Неужели я последний очевидец битвы на холме Этандун?

– Стеапа еще жив? – спросил я у Оды.

– Жив! Такой же старый, как ты, но еще крепок. Хотел пойти с нами на Шотландию, да король велел ему оставаться дома.

– Потому что он стар?

– Совсем наоборот! Ему нужны сильные воины, чтобы охранять побережье, если причалят корабли северян.

Стеапа сражался при Этандуне, и мы с ним оказались в числе немногих выживших в той великой битве. То был настоящий гигант, свирепый воин. Встретились мы как враги, но потом стали близкими друзьями. Он начал жизнь рабом, но дорос до командира ближней дружины Альфреда. Когда-то ему дали издевательское прозвище Стеапа Снотор, Стеапа Умный, потому как его считали недалеким, но зато он выказал себя ловким и яростным бойцом.