– Словно вчера было, – отозвался ирландец.

– А эти города расположены далеко на юге. – Я помедлил и наморщил лоб. – Где там погиб Элдред? В долине Тесы?

– Именно.

– Отче, загляни в хроники, – посоветовал я, – и увидишь, как часто скотты вторгались вглубь Нортумбрии. И даже Северной Мерсии! – Я врал напропалую, как и Финан: вряд ли отец Свитун поедет в какой-нибудь монастырь в Нортумбрии или в Мерсии, где могут найтись ведущие подобные записи монахи. Ведь даже если он поступит так, ему придется страница за страницей перепахивать всякий несусветный вздор. Я печально покачал головой. – К тому же, – добавил я с видом, как будто мне только что пришла мысль, – мне не верится, что эти люди явились туда из земель Константина.

– Ты так думаешь? – спросил Свитун удивленно.

– Мне сдается, они пожаловали из Камбрии. Это гораздо ближе. Да и скотты баламутят там воду.

– Это верно, – подтвердил Свитун. – Но король Константин прислал заверения, что там были не его люди.

– Ну еще бы! Они из Страт-Клоты. Это сейчас его союзники. Он воспользовался ими и теперь с чистой совестью может заявлять, что его люди на юг не ходили.

– Но он и это отрицает, – сухо возразил Свитун.

– Отче, будь ты нортумбрийцем, ты бы знал, что скоттам никогда нельзя верить.

– И король Константин поклялся, что говорит правду, на кушаке святого Андрея, лорд.

– Ну и ну! – Я серьезно покивал. – Тогда он наверняка не лжет!

Молодой священник снова улыбнулся.

Отец Свитун нахмурился, потом нашел на столе еще один листок с записями.

– Я был в Эофервике, лорд, и разговаривал с людьми короля Гутфрита, уцелевшими в той битве. Один из них убежден, что узнал твоего коня.

– Неправда, – решительно заявил я.

– Да? – Свитун вскинул тонкую бровь.

– Потому что мой конь стоял в конюшне здесь. Я был на борту своего корабля.

– Про это мы тоже наслышаны, – согласился Свитун. – Однако тот человек был твердо уверен. По его словам, у твоей лошади имеется… – он сверился с записями, – приметная белая звезда.

– И мой жеребец – единственный конь в Британии с белой звездочкой? – Я расхохотался. – Пойдем в конюшню, отче. Я покажу тебя два десятка подобных лошадей!

Поп обнаружил бы там и роскошного белого скакуна Элдреда, которому я дал кличку Сновгебланд, то есть Вьюга, но я сомневался, что Свитун захочет обследовать стойла.

Он явно не хотел, потому как пропустил мое предложение мимо ушей.

– А как насчет золота? – спросил он.

– Да не было никакого золота! – Я фыркнул. – И дракона тоже.

– Дракона? – осторожно осведомился Свитун.

– Ну, охраняющего клад, – пояснил я. – Отче, ты веришь в драконов?

– Они должны были существовать, – сказал он уклончиво, – потому как про них упоминается в Писании. – Священник принялся собирать свои записи, и вид у него сделался печальный. – Лорд, ты ведь осознаешь последствия смерти короля Гутфрита?

– Женщинам в Эофервике нечего будет опасаться.

– А Анлаф из Дифлина заявит претензии на нортумбрийский трон. Быть может, уже заявил! Это не самое желанное развитие событий. – Поп почти осуждающе посмотрел на меня.

– Я полагал, что претензии на Нортумбрию заявит Этельстан, – был мой ответ.

– Заявит. Только Анлаф может их оспорить.

– В таком случае Анлаф будет разбит. – Вероятно, это были самые правдивые слова, сказанные мною за всю долгую встречу.

Я врал без запинки, как и мои люди, и даже имеющиеся среди них христиане божились, что ничего не знают про смерть Элдреда. Помогло обещание, что отец Кутберт отпустит им этот грех. За ужином тем вечером я представил Кутберта отцу Свитуну.

– Он был обвенчан как полагается, если хотите знать! – заявил отец Кутберт.

– Он был… что? – Свитуна эти слова совершенно сбили с толку.

– Обвенчан в церкви! – радостно сообщил Кутберт. Взгляд его пустых глазниц устремился Свитуну куда-то за правое ухо.

– Кто обвенчан в церкви? – все еще не понимая, переспросил гость.


– Король Эдуард, разумеется! Тогда еще принц Эдуард, но уверяю тебя, он был должным образом обвенчан с матерью Этельстана! Мною! – В голосе отца Кутберта звучала гордость. – И все эти истории, что его мать была дочерью пастуха, – просто вздор! Дочка епископа – вот кто была Экгвин. Я тогда зрения еще не утратил, и девчонка была очень миленькая. – Он печально вздохнул. – Очень-очень миленькая.

– Я никогда не допускал, что король был рожден вне брака, – чопорно заявил Свитун.

– А многие вот допускали! – энергично заметил я.

Поп насупился, но неохотно кивнул. Когда мы сели за еду, я принялся потчевать его историей про юность Этельстана, про то, как я защищал его от многочисленных врагов, старавшихся не дать ему взойти на трон. Я поведал, как спас отца Кутберта от злодеев, желавших его убить, чтобы помешать говорить правду о браке между Эдуардом и Экгвин. А потом предоставил другим рассказать про битву при лунденских воротах Крепелгейт, где враги государя были окончательно повержены.

Священники уехали из Беббанбурга на следующее утро. Записи в их сумках полнились ложью, а головы трещали от рассказов о том, как я растил, оберегал и возвышал короля, которому они служат.

– Думаешь, он тебе поверил? – спросила Бенедетта, глядя, как попы едут по дороге на юг.

– Нет, – ответил я.

– Нет?

– У таких людей чутье на правду. Но он в замешательстве. Склоняется к тому, что я лгу, но до конца не уверен.

Она взяла меня под руку и склонила головку на мое плечо:

– Так что он скажет Этельстану?

– Что я, возможно, убил Элдреда. – Я пожал плечами. – И что Нортумбрия охвачена хаосом.

Этельстан претендовал на титул монарха Нортумбрии. Константин хотел стать королем Нортумбрии, а Анлаф полагал, что король Нортумбрии – это он.

Я укреплял стены Беббанбурга.





* * *


Убийство Элдреда принесло своего рода мрачное удовлетворение, но по мере того, как проходило лето, я начал подозревать, что совершил ошибку. Идея состояла в том, чтобы возложить вину на скоттов, направить гнев Этельстана против Константина, но, судя по донесениям друзей из Уэссекса, одурачить Этельстана не удалось. Я от него ничего не получал, но мои люди сообщали, что король сердито отзывается обо мне и о Беббанбурге. Все, чего мне на деле удалось достичь, так это ввергнуть Нортумбрию в хаос.

И этот последовавший за смертью Гутфрита хаос, когда в Эофервике не было законного государя, играл на руку Константину. Эохайд, нареченный «правителем» Камбрии, держал двор в Кайр-Лигвалиде. Тамошнюю церковь щедро оделили серебром, а монахи получили драгоценную шкатулку, украшенную кроваво-красным сердоликом, с осколком валуна, на котором святой Конвал переплыл из Ирландии в Шотландию. Стены Кайр-Лигвалида заполнили люди Эохайда, по большей части с крестами на щитах. Впрочем, у некоторых имелись черные щиты Овейна. Но хотя бы Анлаф, считавшийся наследником Гутфрита, не заявлял пока претензий на Нортумбрию. Согласно слухам, он слишком занят распрями с соперниками-норманнами и его армии прочно увязли в Ирландии.

Но те шотландские щиты означали, что войска Константина оказались глубоко внутри Камбрии. Они находились южнее простроенной римлянами стены, а Эохайд высылал отряды еще дальше, в озерный край, требуя подати с норманнских поселенцев. Большинство платили, а у тех, кто отказывался, скотты жгли усадьбы, жен и детей угоняли в рабство. Константин отрицал это, отрицал даже то, что назначил Эохайда правителем Камбрии: по его словам, молодой человек действует на свой страх и риск и ведет себя как обычные норманны, что приплывают из Ирландии с намерением выкроить кусок из скудных камбрийских пастбищ. Раз Этельстан не в силах полноценно править на своей территории, то чего он ждет? Люди будут приходить и брать то, что хотят, и Эохайд – лишь очередной из таких поселенцев.

Лето уже близилось к концу, когда Эгил пожаловал в Беббанбург на своем узком, как нож, «Банамадре». И доставил новости.

– Три дня назад ко мне пришел некто по имени Трёльс Кнудсон, – сообщил он, когда мы расположились в зале за кувшином эля.

– Норманн, – буркнул я.

– Норманн, верно. – Эгил помедлил. – От Эохайда.

Я удивился, хотя удивляться едва ли стоило. Половину жителей земель под властью Эохайда составляли норманнские поселенцы. С теми, кто ему покорился, обращались хорошо. Не было никаких проповедников, убеждающих их поклоняться распятому Богу, подати оставались низкими, и если начнется война, а это непременно случится, эти норманны, скорее всего, встанут в «стену щитов» Эохайда.

– Посылая его, Эохайд наверняка понимал, что ты мне доложишь.

Эгил кивнул:

– Трёльс так и сказал.

– Получается, что эти новости предназначены и для моих ушей тоже.

– И доставлены они, скорее всего, от Константина, – заметил Эгил.

Он помолчал, помогая Алайне устроиться у него на коленях. Девочка просто обожала его, как и все особы женского пола.

– Я сделал тебе корабль, – сообщил он Алайне.

– Настоящий?

– Маленький, вырезанный из бука.

Он достал из кошеля игрушку – красивую вещицу, примерно с ладонь размером. Мачты не было, зато имелись крошечные гребные банки и изящный штевень, увенчанный волчьей головой.

– Можешь назвать его «Хуннульв», – сказал Эгил.

– «Хуннульв»?