Она покраснела, а прабабушка потягивала шампанское. Кейт достала из сумочки копию своего эссе для вступительных экзаменов в колледж.
— Я принесла тебе копию. Подумала, возможно, захочешь прочесть когда-нибудь.
— Прочти сама прямо сейчас.
— Нет! — испугалась Кейт.
— Пожалуйста, прочти. У меня зрение совсем село…
Спорить было бесполезно. Кейт кашлянула и начала читать:
— Возможно, что моя тяга к сочинительству объясняется присутствием ирландской крови в моих венах. Моя ирландская прабабушка пересекла Атлантику в поисках лучшей жизни в Новом Свете для себя и своей будущей семьи.
Эта история о девушке, корабле и сердце, полном надежд, является неотъемлемой частью меня самой, как, скажем, моя левая рука. Однако ее жизнь в Старом Свете настолько переплелась с мифами и легендами, что я никогда не уверена, где заканчивается фантазия и начинается реальность.
Кейт взглянула поверх страницы и увидела, что Эсси, закрыв глаза, одобрительно кивала. На лице блуждала еле приметная улыбка. А может, она уснула?
Вдруг глаза ее распахнулись, и она выкрикнула:
— Ну, продолжай!
— Я просто подумала…
— Дальше, Кэтрин, — твердо потребовала Эсси.
И Кейт повиновалась.
— Рассказы о детстве моей прабабушки пахнут колканонном и яблочными пирогами, и еще они богаты вырытыми из земли кладами и пригоршнями старинных драгоценностей. Хотя шрамы, покрывающие ее руки, и скудные сведения о людях, которых ей пришлось покинуть, намекают на другой сюжет, менее сказочный и более мрачный.
— Как-то театрально, не находишь, дорогая? — хмыкнула Эсси. — Это ты у матери набралась, — она махнула рукой, чтобы Кейт продолжала.
— Я заметила, что одни истории люди оберегают, улучшают, а другие просто забывают. Как будто, похоронив прошлое, они смогут оградить будущее поколение от бед, выпавших на их долю. Но я сомневаюсь, что такая перекройка истории поможет нам обрести безупречное будущее.
Кейт помолчала, гадая, сколько ей еще придется читать…
Эсси выпрямилась и, вложив руку в руку, сжала их перед собой. Когда она подняла голову, в глазах стояли слезы.
— Продолжай, дитя.
— Ну ладно… Когда я прихожу навестить свою прабабушку на Луисбург-сквер, я присаживаюсь на ступени ее крыльца и смотрю на две статуи, что стоят в парке перед ее домом. В детстве мы с сестрой играли в футбол в этом парке. И частенько забирались на статуи. В северном конце парка стоит Христофор Колумб — гордый, мокрый, подернутый мхом. В противоположном конце — Аристид Справедливый. Два бесспорно храбрых человека — мужчины — открыватели новых земель. Но оба оставили после себя шлейф тайн, мрака и лжи.
Эсси вздернула белоснежные брови.
— Понятия не имею, к чему это, — сказала она с кривой усмешкой.
У Кейт затряслись руки, ей было тяжело держать листы и читать. Голос зазвучал натужно, как у ученицы средних классов на экзаменах, но она продол- жала:
— Существует множество свидетельств о великих людях. А как насчет простых женщин, пустившихся в далекие страны строить новую жизнь? Где же их истории?
— Простых! — повторила Эсси, фыркнув, но Кейт и на этот раз пропустила ремарку прабабушки, переходя к сути своего эссе.
— Я хочу посвятить себя исторической науке, чтобы исследовать, как люди строили свои жизни, свои миры… свои личностные истории. Сопоставлять противоречивые предания с имеющимися историческими фактами. Я хочу изучать жизни людей, которые преодолевали невзгоды, справлялись с моральными дилеммами и имели мужество рискнуть и пойти другим путем, свернув с предначертанного. Моя личная история сплетена с историей моей прабабушки. И однажды я надеюсь разрешить загадки прошлого ради своего будущего.
— Ну что, приличное эссе, — сказала Эсси, нервно усмехаясь. — Похоже, ты унаследовала ирландский дар травить байки. А что, может, когда-нибудь из тебя выйдет писатель. Ты не думала об этом? Если нет, подумай… Я и не подозревала, что ты настолько была…
— Увлечена?
— Скорее любопытна, — рассмеялась Эсси. — Мое прелестное дитя, ну не всерьез же вы верили тем россказням, что я вам с Молли тут плела?
— Ну… — Кейт растерянно пожала плечами.
— Послушай, что я тебе скажу, Кэтрин, — подалась вперед Эсси. — В Бостоне у меня сложилась отличная жизнь. Прекрасная семья — плутоватые правнучки, — она похлопала Кейт по ноге. — Твой прадед и я не побоялись начать все с нуля, и… удача нам сопутствовала. И в день твоего восемнадцатилетия я должна сказать, пусть прямым будет путь твой, ну и все такое… У меня для ужина заготовлена целая речь, знаешь об этом?
— Я и не сомневалась! — ответила Кейт взволнованно.
О речах Эсси ходили семейные легенды, а она утверждала, что просто наверстывает упущенное.
Эсси поднялась с дивана, в одну руку взяла трость, а другой прикрыла шкатулку, которую держала в руках Кейт.
— Знаешь, на моих глазах ты из ребенка превратилась в мыслящую девушку. Твое эссе… — Эсси помолчала, затем подняла руку и коснулась щеки Кейт. — Я вижу, ты начинаешь понимать, что не все в этой жизни однозначно — только белое или черное. Тебе уже восемнадцать, и думаю, что могу рассказать тебе кое-что о своей молодости… Возможно, тогда ты поймешь, почему я никогда не возвращалась в Лондон, хотя это и разбило мне сердце. Я совершила ужасную ошибку, и чувство вины терзает меня и по сей день.
В глазах у Эсси промелькнула боль, голос ее дрогнул, когда она снова заговорила:
— За восемьдесят лет никто даже не поинтересовался по-настоящему. Ни твой дедушка, ни твой отец — у них всегда на уме были лишь одни морские линии и порты. Меня гложет червь раскаяния, Кэтрин. И все же я уверена, покинуть Лондон навсегда было правильным решением. И это не противоречит одно другому — и то и другое может быть правдой. Можно жить с сердцем, отягощенным скорбью и утратой, и в то же время наполнять его любовью и на- деждой.
— Я не понимаю, — сказала Кейт, хмурясь. — Почему ты просто не попыталась там? Не потому же, что ты не смогла бы найти себе применение!
— Вот что я тебе скажу: возможно, в следующий раз я приготовлю нам немного колканнона и расскажу тебе свою историю. С самого начала.
— И про чипсайдского эльфа с зелеными глазами?
— Откуда ты это выкопала? — прищурив глаза, поинтересовалась Эсси. — Мне кажется, у тебя в голове какая-то каша из народного творчества, моя красавица.
— Но ты же сама потчевала нас с Молли этим народным творчеством еще в детстве.
— Дорогуша, — улыбка Эсси смягчилась, — нам всем надо верить во что-то прекрасное. В маленькое чудо. Это поддерживает нас в тяжелые времена…
Глава 8
Кейт
Лондон, наши дни
Диджей поставил ритмичную музыку, и гости в зале закричали и пустились в пляс. В поисках Софии Кейт зашла в гостиную, отделанную дубовыми панелями. Отражаясь от мраморных колонн, музыкальный ритм сотрясал гостиную. Кейт коснулась своих сапфировых сережек, думая, что в ней есть что-то от Эсси, например, желание держать свои сокровенные мысли, свои травмы при себе.
Эсси заполняла свою жизнь работой и благотворительностью. Были ли для нее эти свершения собственной стратегией выживания, когда она окунулась в новую жизнь по другую сторону Атлантики?
Кейт сожалела, что так и не услышала от Эсси обещанную историю о том, почему ее прабабушка покинула Лондон и никогда туда не наведывалась. Эта тайна была похоронена вместе с ней.
Стоя в углу гостиной под стеблями жасмина, свисающих с потолка, Кейт достала свой блокнот и пролистала страницы до рисунка пуговицы, чтобы еще раз рассмотреть его. Могла ли Эсси видеть что-нибудь из драгоценностей, найденных на Чипсайде? Захлопнув блокнот и убрав обратно в сумочку, Кейт направилась к Софии и ее мужу Джорджу.
Кейт познакомилась с Софией в летней школе Оксфорда, где они обе готовились к защите своих докторских по истории Елизаветинской эпохи. Их связала любовь к теплому пиву и ненависть к регби. София была худощава. От своей матери-индианки она унаследовала блестящую кожу и гортанный смех, как у Греты Гарбо. После двух лет бродяжничества по Юго-Восточной Азии с рюкзаком за спиной София бросила своего мужа-голландца, которого она подцепила на ночной вечеринке в Таиланде, а вместе с ним рассталась и со своими дредами и мерзкой привычкой курить гвоздичные сигареты. Она вернулась домой и возглавила семейный бизнес, специализируясь на ювелирном антиквариате со своим кругом клиентов и шикарным офисом рядом с Нью-Бонд-стрит. В прошлом году она вышла замуж за Джорджа Грина — владельца ювелирного салона на Хэттон-Гарден и заядлого любителя регби.
— Я так рада тебя видеть! — воскликнула София, обнимая Кейт. — Выглядишь потрясающе!
— Обожаю женщин в смокинге. Просто шик! — сказал Джордж, целуя Кейт в обе щеки. — Рад видеть.
— Это замечательно, что ты смогла прийти, Кейт. И спасибо, что уговорила Люсию одолжить нам пару каталожных изображений для шоу, — добавила София, сжимая Кейт руку.
— Да я с радостью. Жаль, не могу остаться подольше. Уезжаю в Индию на днях.
Они вышли на середину комнаты, чтобы лучше были видны изображения трех предметов из чипсайдской коллекции, спроецированные на потолок.
— Этот флакончик берет первый приз! — сказал Джордж, указывая на помандер.
Кейт принялась разглядывать крохотные цветы, нарисованные на глазури помандера, они были украшены опалами, рубинами, алмазами и розовыми сапфирами, что создавало ощущение живой природы. Весеннего пейзажа.
— Вижу, что ты выбираешь самое ценное, — подмигнула Кейт Софии за спиной Джорджа. — Я бы и сегодня нацепила это на длинную цепочку.
— Я бы тоже, — согласилась София.
Кейт стало не по себе, когда она подумала о женщине, которая, цепляясь за такую вот изящную безделицу, — цеплялась за надежду выжить, когда во время эпидемии чумы каменные улицы Лондона тонули в отходах и мусоре, кишели нищими и крысами и были усеяны разлагающимися телами погибших горожан.
— Интересно, спасло ли это ее, — задумчиво произнесла София.
— Сомневаюсь! Ни один драгоценный камень не может противостоять бактериям. Правда, рубины считались оберегом от чумы. Бриллианты — охраняли, в смысле, они неуязвимы, так ведь? Опалы для облегчения головной боли, судя по всему.
— Хороши с похмелья, — добавил Джордж, снимая с серебряного подноса у проходящего мимо официанта три бокала с шампанским и протягивая один Кейт.
В это время размноженное изображение черно-белого кольца с одиночным алмазом из Лондонского музея засветилось на всех стенах и потолке зала.
Для кого же оно было сделано?
— А ты знаешь, что этот алмаз из Голконды? — спросила Кейт, указывая на изображение.
— А-а, — протянул Джордж, разглядывая кольцо. — Так вот почему ты собралась в Индию. У меня есть клиенты, готовые заплатить любую цену за голкондские бриллианты — они такие редкие. Единственный, о котором я слышал за последние пару лет, был бриллиант чуть больше десяти каратов. Его продали на аукционе «Кристи» в Нью-Йорке более чем за двенадцать миллионов долларов. Но сейчас поговаривают, что такая цена могла бы быть лишь за один карат, — он пожал плечами. — Никто не хочет продавать. Их перестали добывать в начале восемнадцатого столетия.
— А это не Александр Македонский писал, что голкондцы сбрасывали куски мяса к подножию своих гор, где обитали ядовитые змеи, затем посылали в долину орлов, которые приносили мясо обратно на гору, уже нашпигованное чистейшими алмазами?
— Так выпьем за небылицы, — рассмеявшись, предложил Джордж, и они чокнулись своими бокалами.
— Я принесла тебе копию. Подумала, возможно, захочешь прочесть когда-нибудь.
— Прочти сама прямо сейчас.
— Нет! — испугалась Кейт.
— Пожалуйста, прочти. У меня зрение совсем село…
Спорить было бесполезно. Кейт кашлянула и начала читать:
— Возможно, что моя тяга к сочинительству объясняется присутствием ирландской крови в моих венах. Моя ирландская прабабушка пересекла Атлантику в поисках лучшей жизни в Новом Свете для себя и своей будущей семьи.
Эта история о девушке, корабле и сердце, полном надежд, является неотъемлемой частью меня самой, как, скажем, моя левая рука. Однако ее жизнь в Старом Свете настолько переплелась с мифами и легендами, что я никогда не уверена, где заканчивается фантазия и начинается реальность.
Кейт взглянула поверх страницы и увидела, что Эсси, закрыв глаза, одобрительно кивала. На лице блуждала еле приметная улыбка. А может, она уснула?
Вдруг глаза ее распахнулись, и она выкрикнула:
— Ну, продолжай!
— Я просто подумала…
— Дальше, Кэтрин, — твердо потребовала Эсси.
И Кейт повиновалась.
— Рассказы о детстве моей прабабушки пахнут колканонном и яблочными пирогами, и еще они богаты вырытыми из земли кладами и пригоршнями старинных драгоценностей. Хотя шрамы, покрывающие ее руки, и скудные сведения о людях, которых ей пришлось покинуть, намекают на другой сюжет, менее сказочный и более мрачный.
— Как-то театрально, не находишь, дорогая? — хмыкнула Эсси. — Это ты у матери набралась, — она махнула рукой, чтобы Кейт продолжала.
— Я заметила, что одни истории люди оберегают, улучшают, а другие просто забывают. Как будто, похоронив прошлое, они смогут оградить будущее поколение от бед, выпавших на их долю. Но я сомневаюсь, что такая перекройка истории поможет нам обрести безупречное будущее.
Кейт помолчала, гадая, сколько ей еще придется читать…
Эсси выпрямилась и, вложив руку в руку, сжала их перед собой. Когда она подняла голову, в глазах стояли слезы.
— Продолжай, дитя.
— Ну ладно… Когда я прихожу навестить свою прабабушку на Луисбург-сквер, я присаживаюсь на ступени ее крыльца и смотрю на две статуи, что стоят в парке перед ее домом. В детстве мы с сестрой играли в футбол в этом парке. И частенько забирались на статуи. В северном конце парка стоит Христофор Колумб — гордый, мокрый, подернутый мхом. В противоположном конце — Аристид Справедливый. Два бесспорно храбрых человека — мужчины — открыватели новых земель. Но оба оставили после себя шлейф тайн, мрака и лжи.
Эсси вздернула белоснежные брови.
— Понятия не имею, к чему это, — сказала она с кривой усмешкой.
У Кейт затряслись руки, ей было тяжело держать листы и читать. Голос зазвучал натужно, как у ученицы средних классов на экзаменах, но она продол- жала:
— Существует множество свидетельств о великих людях. А как насчет простых женщин, пустившихся в далекие страны строить новую жизнь? Где же их истории?
— Простых! — повторила Эсси, фыркнув, но Кейт и на этот раз пропустила ремарку прабабушки, переходя к сути своего эссе.
— Я хочу посвятить себя исторической науке, чтобы исследовать, как люди строили свои жизни, свои миры… свои личностные истории. Сопоставлять противоречивые предания с имеющимися историческими фактами. Я хочу изучать жизни людей, которые преодолевали невзгоды, справлялись с моральными дилеммами и имели мужество рискнуть и пойти другим путем, свернув с предначертанного. Моя личная история сплетена с историей моей прабабушки. И однажды я надеюсь разрешить загадки прошлого ради своего будущего.
— Ну что, приличное эссе, — сказала Эсси, нервно усмехаясь. — Похоже, ты унаследовала ирландский дар травить байки. А что, может, когда-нибудь из тебя выйдет писатель. Ты не думала об этом? Если нет, подумай… Я и не подозревала, что ты настолько была…
— Увлечена?
— Скорее любопытна, — рассмеялась Эсси. — Мое прелестное дитя, ну не всерьез же вы верили тем россказням, что я вам с Молли тут плела?
— Ну… — Кейт растерянно пожала плечами.
— Послушай, что я тебе скажу, Кэтрин, — подалась вперед Эсси. — В Бостоне у меня сложилась отличная жизнь. Прекрасная семья — плутоватые правнучки, — она похлопала Кейт по ноге. — Твой прадед и я не побоялись начать все с нуля, и… удача нам сопутствовала. И в день твоего восемнадцатилетия я должна сказать, пусть прямым будет путь твой, ну и все такое… У меня для ужина заготовлена целая речь, знаешь об этом?
— Я и не сомневалась! — ответила Кейт взволнованно.
О речах Эсси ходили семейные легенды, а она утверждала, что просто наверстывает упущенное.
Эсси поднялась с дивана, в одну руку взяла трость, а другой прикрыла шкатулку, которую держала в руках Кейт.
— Знаешь, на моих глазах ты из ребенка превратилась в мыслящую девушку. Твое эссе… — Эсси помолчала, затем подняла руку и коснулась щеки Кейт. — Я вижу, ты начинаешь понимать, что не все в этой жизни однозначно — только белое или черное. Тебе уже восемнадцать, и думаю, что могу рассказать тебе кое-что о своей молодости… Возможно, тогда ты поймешь, почему я никогда не возвращалась в Лондон, хотя это и разбило мне сердце. Я совершила ужасную ошибку, и чувство вины терзает меня и по сей день.
В глазах у Эсси промелькнула боль, голос ее дрогнул, когда она снова заговорила:
— За восемьдесят лет никто даже не поинтересовался по-настоящему. Ни твой дедушка, ни твой отец — у них всегда на уме были лишь одни морские линии и порты. Меня гложет червь раскаяния, Кэтрин. И все же я уверена, покинуть Лондон навсегда было правильным решением. И это не противоречит одно другому — и то и другое может быть правдой. Можно жить с сердцем, отягощенным скорбью и утратой, и в то же время наполнять его любовью и на- деждой.
— Я не понимаю, — сказала Кейт, хмурясь. — Почему ты просто не попыталась там? Не потому же, что ты не смогла бы найти себе применение!
— Вот что я тебе скажу: возможно, в следующий раз я приготовлю нам немного колканнона и расскажу тебе свою историю. С самого начала.
— И про чипсайдского эльфа с зелеными глазами?
— Откуда ты это выкопала? — прищурив глаза, поинтересовалась Эсси. — Мне кажется, у тебя в голове какая-то каша из народного творчества, моя красавица.
— Но ты же сама потчевала нас с Молли этим народным творчеством еще в детстве.
— Дорогуша, — улыбка Эсси смягчилась, — нам всем надо верить во что-то прекрасное. В маленькое чудо. Это поддерживает нас в тяжелые времена…
Глава 8
Кейт
Лондон, наши дни
Диджей поставил ритмичную музыку, и гости в зале закричали и пустились в пляс. В поисках Софии Кейт зашла в гостиную, отделанную дубовыми панелями. Отражаясь от мраморных колонн, музыкальный ритм сотрясал гостиную. Кейт коснулась своих сапфировых сережек, думая, что в ней есть что-то от Эсси, например, желание держать свои сокровенные мысли, свои травмы при себе.
Эсси заполняла свою жизнь работой и благотворительностью. Были ли для нее эти свершения собственной стратегией выживания, когда она окунулась в новую жизнь по другую сторону Атлантики?
Кейт сожалела, что так и не услышала от Эсси обещанную историю о том, почему ее прабабушка покинула Лондон и никогда туда не наведывалась. Эта тайна была похоронена вместе с ней.
Стоя в углу гостиной под стеблями жасмина, свисающих с потолка, Кейт достала свой блокнот и пролистала страницы до рисунка пуговицы, чтобы еще раз рассмотреть его. Могла ли Эсси видеть что-нибудь из драгоценностей, найденных на Чипсайде? Захлопнув блокнот и убрав обратно в сумочку, Кейт направилась к Софии и ее мужу Джорджу.
Кейт познакомилась с Софией в летней школе Оксфорда, где они обе готовились к защите своих докторских по истории Елизаветинской эпохи. Их связала любовь к теплому пиву и ненависть к регби. София была худощава. От своей матери-индианки она унаследовала блестящую кожу и гортанный смех, как у Греты Гарбо. После двух лет бродяжничества по Юго-Восточной Азии с рюкзаком за спиной София бросила своего мужа-голландца, которого она подцепила на ночной вечеринке в Таиланде, а вместе с ним рассталась и со своими дредами и мерзкой привычкой курить гвоздичные сигареты. Она вернулась домой и возглавила семейный бизнес, специализируясь на ювелирном антиквариате со своим кругом клиентов и шикарным офисом рядом с Нью-Бонд-стрит. В прошлом году она вышла замуж за Джорджа Грина — владельца ювелирного салона на Хэттон-Гарден и заядлого любителя регби.
— Я так рада тебя видеть! — воскликнула София, обнимая Кейт. — Выглядишь потрясающе!
— Обожаю женщин в смокинге. Просто шик! — сказал Джордж, целуя Кейт в обе щеки. — Рад видеть.
— Это замечательно, что ты смогла прийти, Кейт. И спасибо, что уговорила Люсию одолжить нам пару каталожных изображений для шоу, — добавила София, сжимая Кейт руку.
— Да я с радостью. Жаль, не могу остаться подольше. Уезжаю в Индию на днях.
Они вышли на середину комнаты, чтобы лучше были видны изображения трех предметов из чипсайдской коллекции, спроецированные на потолок.
— Этот флакончик берет первый приз! — сказал Джордж, указывая на помандер.
Кейт принялась разглядывать крохотные цветы, нарисованные на глазури помандера, они были украшены опалами, рубинами, алмазами и розовыми сапфирами, что создавало ощущение живой природы. Весеннего пейзажа.
— Вижу, что ты выбираешь самое ценное, — подмигнула Кейт Софии за спиной Джорджа. — Я бы и сегодня нацепила это на длинную цепочку.
— Я бы тоже, — согласилась София.
Кейт стало не по себе, когда она подумала о женщине, которая, цепляясь за такую вот изящную безделицу, — цеплялась за надежду выжить, когда во время эпидемии чумы каменные улицы Лондона тонули в отходах и мусоре, кишели нищими и крысами и были усеяны разлагающимися телами погибших горожан.
— Интересно, спасло ли это ее, — задумчиво произнесла София.
— Сомневаюсь! Ни один драгоценный камень не может противостоять бактериям. Правда, рубины считались оберегом от чумы. Бриллианты — охраняли, в смысле, они неуязвимы, так ведь? Опалы для облегчения головной боли, судя по всему.
— Хороши с похмелья, — добавил Джордж, снимая с серебряного подноса у проходящего мимо официанта три бокала с шампанским и протягивая один Кейт.
В это время размноженное изображение черно-белого кольца с одиночным алмазом из Лондонского музея засветилось на всех стенах и потолке зала.
Для кого же оно было сделано?
— А ты знаешь, что этот алмаз из Голконды? — спросила Кейт, указывая на изображение.
— А-а, — протянул Джордж, разглядывая кольцо. — Так вот почему ты собралась в Индию. У меня есть клиенты, готовые заплатить любую цену за голкондские бриллианты — они такие редкие. Единственный, о котором я слышал за последние пару лет, был бриллиант чуть больше десяти каратов. Его продали на аукционе «Кристи» в Нью-Йорке более чем за двенадцать миллионов долларов. Но сейчас поговаривают, что такая цена могла бы быть лишь за один карат, — он пожал плечами. — Никто не хочет продавать. Их перестали добывать в начале восемнадцатого столетия.
— А это не Александр Македонский писал, что голкондцы сбрасывали куски мяса к подножию своих гор, где обитали ядовитые змеи, затем посылали в долину орлов, которые приносили мясо обратно на гору, уже нашпигованное чистейшими алмазами?
— Так выпьем за небылицы, — рассмеявшись, предложил Джордж, и они чокнулись своими бокалами.