– На самом деле это потому, что мы с Гэбриелом расстались. – И снова зажмуриваю глаза и готовлю себя к буре.
Она шлепается в кресло у примерочной, глаза ее наливаются слезами.
– Я знала, что так и будет! Это моя вина. Это из-за клуба, да? Он так и не смирился? Это из-за подкаста. Я не должна была к тебе приставать. Все шло просто прекрасно в твоей жизни, пока я не открыла эту банку с червями…
– Киара, – улыбаясь, приседаю рядом на корточки. Это типично для моей сестрицы: я же еще и утешаю ее после моих катастроф. – Мы расстались не из-за подкаста, подкаст тут вообще ни при чем. У нас были совсем, совсем другие проблемы, которые из-за подкаста просто стали видней. А что касается клуба, ты сыграла свою роль в том, что случилось что-то чудесное. Я помогаю людям так, как мне самой помогли когда-то. Вот пойдем со мной сегодня, и ты увидишь. И по чести сказать, мне помощник бы пригодился, потому что то, что я должна сделать, будет совсем непросто.
– Мэтью! – кричит Киара, и тот возникает в дверях. – Нам с Холли нужно уйти на пару часов, подержишь тут оборону? – И, подойдя, страстно его целует.
– А я думал, ты кого-то для этого наняла, – говорит он, утирая рот.
– Да, но он молится.
Озадаченный, Мэтью смотрит, как мы уходим. Через плечо я бросаю на него виноватый взгляд.
Когда мы являемся, Джой, Пол и Джиника уже меня ждут. Я знакомлю их с Киарой, она приветствует их так, словно они королевской крови, и все вместе они смотрят на меня нервозно и с предвкушением.
– Рита еще не находила письма, – шепчет Джой.
– Я знаю. У меня не было случая его доставить.
– О боже, – суетится Джой.
– Здравствуйте, – выйдя их кухни в холл, кому-то еще говорит Рита. – Спасибо, что вы пришли. – Она в черном платье и черном пиджаке с приколотым к лацкану символом Ирландии, крестом святой Бригитты. Берет меня за руку. – Простите, я не помню вашего имени. Столько людей перевидала сегодня…
– Я Холли, а это моя сестра Киара. Я очень сочувствую вам, Рита.
– Спасибо вам обеим. Познакомьтесь, это друзья Берта по книжному клубу, – представляет она мне Джой, Джинику и Пола. – А это Холли – массажистка Берта.
Джиника делает большие глаза и улыбается, что для нее редкость. Ей даже приходится отвернуться, уткнуться лицом в макушку Джуэл.
– Ах, как интересно, – оживляется Пол. – И где же вы практикуете?
Я смотрю на него со значением, на что он милейшим образом улыбается. Они чуть не лопаются от удовольствия. Упиваются своим секретом.
– Меня прислала больница.
– Больница? Какая именно? – интересуется Пол, шагая бок о бок с Ритой, которая провожает меня в гостиную. Киара идет следом.
– В которой лежал Берт, – отвечаю я, грозно глядя на него через плечо Риты. Пол фыркает.
– По правде сказать, Рита, я надеялась, что мне удастся побыть с Бертом наедине, если это возможно, – неловко говорю я.
Если ее удивляет такая просьба массажистки, она никак этого не показывает. Открывает дверь, и я оказываюсь в небольшой гостиной, битком набитой людьми. Человек тридцать стоят вокруг открытого гроба, и все лица поворачиваются к нам с Киарой.
Киара, вся в черном, словно сицилийская вдова, в берете с черной вуалью, наполовину скрывающей лицо, напряженно улыбается.
– Очень сочувствую вашей утрате, – произносит она, обращаясь ко всем сразу, отступает к стене и оставляет меня одну.
Мельком вижу обеспокоенные лица Пола, Джой и Джиники, а потом Рита выходит, тихонько закрыв за собой дверь и отрезав мне путь к отступлению. Стою перед этой дверью, и сердце колотится от того, какая немыслимая задача мне предстоит.
– Кто это, мама? – во весь голос спрашивает ребенок. На него шипят, Киара тихонько зовет меня по имени, я медленно поворачиваюсь лицом к комнате. Все глаза по-прежнему устремлены на меня. Я вежливо улыбаюсь.
– Здравствуйте, – шепчу я. – Примите мои соболезнования.
Дети на ковре тихо возятся с игрушками. У взрослых в кулаках скомканные платки. Все в черном. На подносе чай и кофе. Все они, члены семьи и близкие друзья Берта, гадают, кто я такая и что здесь делаю.
Как бы мне ни хотелось, развернуться и уйти никак нельзя. Я вся съеживаюсь, от ушей до кончиков пальцев. Делаю несколько шажков, и многим хватает такта отвернуться или отвести глаза, чтобы я не чувствовала себя под прицелом, когда подойду к гробу. Возобновляется приглушенный шум голосов, напряжение, которым меня встретили, исчезает. Я чувствую себя шпионкой, обманом проникшей в дом, чтобы стащить что-то ценное. Нет, одергиваю я себя, я здесь ради Берта. Он поручил мне важное задание. Нужно побороть свой страх, проглотить гордость и сделать что должно. Я беру себя в руки. Это его последняя просьба.
Inveniam viam. Найди путь или протори новый.
Сама не своя, приближаюсь к гробу. Берт такой франтоватый, в своем, видно, что самом лучшем, темно-синем костюме, в белоснежной рубашке и синем галстуке с эмблемой его крикетного клуба. Глаза закрыты, лицо спокойное, похоронная контора сделала свое дело. Я хоть и недолго знакома с ним, но зато знаю про него очень личные вещи. Те несколько раз, что мы виделись, он так мучительно, тяжело дышал, а сейчас спокоен и умиротворен.
Набегают слезы. Но, бросив взгляд на его руки, я забываю плакать. В руках у него Библия. Это в план не входило, Берт ясно велел мне вложить ему в руки конверт. Про Библию он не говорил.
Оглядываюсь, чтобы убедиться, что на меня не смотрят, что все заняты разговором. Убедившись, протягиваю руку и легонько дергаю Библию, нельзя ли ее вытянуть и заменить конвертом.
– Эта леди что-то у дедушки тащит! – звонко кричит детский голосок.
Я подскакиваю, смотрю вниз и вижу рядом с собой мальчишку, который тычет пальцем прямо в меня.
Все смолкают.
– Ну что ты, леди всего лишь прикоснулась к дедушкиной руке, – сладким голосом говорит Киара, становясь рядом.
– Томас, поди сюда, – зовет его мать, и он подчиняется, еще раз с подозрением глянув на меня. Озираюсь – все взгляды опять на мне, еще более недоверчивые, чем раньше. Кто знает, может, «подглядывающий Том» прав, читается на этих лицах. Меня обдает жаром. Ну что уж так пялиться! Лезу в сумку, как будто за платком.
Дверь открывается, входит кто-то еще, и новый вошедший отвлекает общее внимание на себя. Пользуясь случаем, вынимаю конверт из сумочки и кладу его поверх рук Берта, но мои собственные так трясутся, что конверт, на мгновение задержавшись на Библии, соскальзывает в щель между телом и краем гроба, где его никто не увидит.
– Боже, Холли, – шепчет мне в ухо Киара.
Собираюсь с духом, двумя пальцами выуживаю конверт и снова кладу поверх Библии так, что его нельзя не заметить. И что же? Он падает и в этот раз. Теперь уже, снова достав конверт, я открываю Библию и вкладываю послание между страниц, побольше, почти полностью вытянув его наружу. И все-таки я недовольна. Берт хотел, чтобы письмо лежало в его руках.
– Она что-то делает с дедушкой! – кричит Томас, выпрямившись во весь рост и уставив на меня руку.
Нет, Томас мне не друг.
Оглушенная, убитая, стою под перекрестными взглядами. Толпа подтягивается к гробу поглядеть, что я там натворила.
– Кто это? – звучит позади меня тихий женский голос.
– Это Холли, – отвечает Рита. – Массажистка Берта.
Я закрываю глаза.
Глава двадцать девятая
В центре внимания, я глубоко вдыхаю.
– Меня зовут Холли, – говорю я, обращаясь ко всем сразу, – но я не массажистка.
Взмах рукой: «Все вместе: ах!» Но ничего подобного не происходит, потому что это не мыльный сериал, а настоящая жизнь, несмотря на жгуче нелепое положение, в котором я оказалась. Киара тут же отступает подпирать стенку.
– Простите, Рита. – Я поворачиваюсь к ней. – Берт сам это все придумал – уверяю вас, я в этом не участвовала. Он попросил меня организовать для вас сюрприз, смысл которого в том, чтобы выразить, как он вас любит. Мне страшно стыдно, что я запорола последнее препятствие и не выполнила его поручение так чисто, как ему этого хотелось. Но в конверте, который я положила ему в руки, лежит послание вам, которое он написал, а я перепечатала, – все потому, что, по его словам, вы считаете его почерк ужасным.
Она издает невольный смешок, высокий и отрывистый, и рука ее взлетает ко рту. Происходит так, словно моя фраза про почерк – это тайный шифр, который убеждает ее в том, что мне можно верить, и ее доверие заставляет отступиться всех остальных.
– Что он опять затеял? Я так и знала, он что-то да выдумает… Ох, Берт… – Она с улыбкой на него смотрит, и тут слезы набегают ей на глаза, и лицо ее морщится.
– Прочти же письмо, мама, – говорит молодая женщина, обнимая ее за плечи. Дочь Берта и Риты, мать пискли Томаса.
Стискиваю, сплетаю пальцы рук. Выжата как лимон. Все снова на меня смотрят. Пячусь от Риты, чтобы не быть в центре, поближе к двери. Сестра сжимает мне руку, удерживает, не дает уйти. Джой, Пол и Джиника тоже загораживают дверь, так что спасения нет. Я медленно поворачиваюсь к гробу, чтобы стать свидетельницей нового приключения Риты.
Она вынимает конверт из Библии, поглаживает его блестящую золотистую поверхность.
Я немедля улетаю мысленно в тот момент, когда прочла первое письмо Джерри, как мои пальцы следовали начертанию каждой буквы, со всеми ее петлями, точками и прямыми, одухотворяя их в попытке воскресить того, кто их написал.
Первое письмо Джерри начиналось словами: «Холли, любимая, не знаю, где ты сейчас и когда это читаешь…»
Рита открывает конверт и достает оттуда открытку. «Рита, любимая», – читает она.
– Ох, папочка… – потрясенно выговаривает женский голос. Я застыла. Застыла во времени. В памяти.
«Недавно ты прошептала, что не сможешь дальше жить одна…»
Но Рита читает свое:
– «Наше общее с тобой приключение еще не закончено. Ты еще раз со мной потанцуешь, родная. Возьмись за мою руку, и давай отправимся в путешествие. Я написал тебе шесть лимериков». Лимерики! – отрывается она от открытки. – Да я их терпеть не могу! – смеется она и продолжает читать: – «Я знаю, ты лимерики терпеть не можешь». – И тут смеются уже все.
«Я – лишь глава в твоей жизни, а их будет еще много».
– «Каждый лимерик – это ключ. Ключ ведет к определенному месту. Каждое место связано с каким-то воспоминанием и запечатлено в наших сердцах. Достигнув первого, найдешь следующий ключ».
«Спасибо тебе за то, что оказала мне честь и стала моей женой. Я вечно благодарен тебе за все».
И в этот момент я испытываю непередаваемое, удивительное ощущение. Некий теплый трепет, начавшись в груди, распространяется по всему телу. Меня словно окатывает ласковой волной. Никакого головокружения, в сознании полная ясность. Но не та, когда отчетливо воспринимаешь то, что происходит вокруг. Нет, меня куда-то уносит, и все мои мысли – только о Джерри. Я его чувствую. Он во мне. Он наполняет все мое существо. Он здесь. Он здесь. Он здесь, в этой комнате.
Вся дрожу и едва различаю слова Риты. Она читает лимерик. Общее внимание обращено на нее, обо мне забыли. Все случилось как нужно. Желание Берта исполнено. Но меня колотит так, что, кажется, даже кости гремят. Джой, Пол и Джиника придвинулись ближе к Рите. Все, кто в комнате, придвинулись ближе, стоят тесным кружком. Глаза мокрые, носы хлюпают, но на лицах все равно улыбки.
Я тяну Киару за руку, и, добравшись до двери, тихонько открываю ее.
Она шлепается в кресло у примерочной, глаза ее наливаются слезами.
– Я знала, что так и будет! Это моя вина. Это из-за клуба, да? Он так и не смирился? Это из-за подкаста. Я не должна была к тебе приставать. Все шло просто прекрасно в твоей жизни, пока я не открыла эту банку с червями…
– Киара, – улыбаясь, приседаю рядом на корточки. Это типично для моей сестрицы: я же еще и утешаю ее после моих катастроф. – Мы расстались не из-за подкаста, подкаст тут вообще ни при чем. У нас были совсем, совсем другие проблемы, которые из-за подкаста просто стали видней. А что касается клуба, ты сыграла свою роль в том, что случилось что-то чудесное. Я помогаю людям так, как мне самой помогли когда-то. Вот пойдем со мной сегодня, и ты увидишь. И по чести сказать, мне помощник бы пригодился, потому что то, что я должна сделать, будет совсем непросто.
– Мэтью! – кричит Киара, и тот возникает в дверях. – Нам с Холли нужно уйти на пару часов, подержишь тут оборону? – И, подойдя, страстно его целует.
– А я думал, ты кого-то для этого наняла, – говорит он, утирая рот.
– Да, но он молится.
Озадаченный, Мэтью смотрит, как мы уходим. Через плечо я бросаю на него виноватый взгляд.
Когда мы являемся, Джой, Пол и Джиника уже меня ждут. Я знакомлю их с Киарой, она приветствует их так, словно они королевской крови, и все вместе они смотрят на меня нервозно и с предвкушением.
– Рита еще не находила письма, – шепчет Джой.
– Я знаю. У меня не было случая его доставить.
– О боже, – суетится Джой.
– Здравствуйте, – выйдя их кухни в холл, кому-то еще говорит Рита. – Спасибо, что вы пришли. – Она в черном платье и черном пиджаке с приколотым к лацкану символом Ирландии, крестом святой Бригитты. Берет меня за руку. – Простите, я не помню вашего имени. Столько людей перевидала сегодня…
– Я Холли, а это моя сестра Киара. Я очень сочувствую вам, Рита.
– Спасибо вам обеим. Познакомьтесь, это друзья Берта по книжному клубу, – представляет она мне Джой, Джинику и Пола. – А это Холли – массажистка Берта.
Джиника делает большие глаза и улыбается, что для нее редкость. Ей даже приходится отвернуться, уткнуться лицом в макушку Джуэл.
– Ах, как интересно, – оживляется Пол. – И где же вы практикуете?
Я смотрю на него со значением, на что он милейшим образом улыбается. Они чуть не лопаются от удовольствия. Упиваются своим секретом.
– Меня прислала больница.
– Больница? Какая именно? – интересуется Пол, шагая бок о бок с Ритой, которая провожает меня в гостиную. Киара идет следом.
– В которой лежал Берт, – отвечаю я, грозно глядя на него через плечо Риты. Пол фыркает.
– По правде сказать, Рита, я надеялась, что мне удастся побыть с Бертом наедине, если это возможно, – неловко говорю я.
Если ее удивляет такая просьба массажистки, она никак этого не показывает. Открывает дверь, и я оказываюсь в небольшой гостиной, битком набитой людьми. Человек тридцать стоят вокруг открытого гроба, и все лица поворачиваются к нам с Киарой.
Киара, вся в черном, словно сицилийская вдова, в берете с черной вуалью, наполовину скрывающей лицо, напряженно улыбается.
– Очень сочувствую вашей утрате, – произносит она, обращаясь ко всем сразу, отступает к стене и оставляет меня одну.
Мельком вижу обеспокоенные лица Пола, Джой и Джиники, а потом Рита выходит, тихонько закрыв за собой дверь и отрезав мне путь к отступлению. Стою перед этой дверью, и сердце колотится от того, какая немыслимая задача мне предстоит.
– Кто это, мама? – во весь голос спрашивает ребенок. На него шипят, Киара тихонько зовет меня по имени, я медленно поворачиваюсь лицом к комнате. Все глаза по-прежнему устремлены на меня. Я вежливо улыбаюсь.
– Здравствуйте, – шепчу я. – Примите мои соболезнования.
Дети на ковре тихо возятся с игрушками. У взрослых в кулаках скомканные платки. Все в черном. На подносе чай и кофе. Все они, члены семьи и близкие друзья Берта, гадают, кто я такая и что здесь делаю.
Как бы мне ни хотелось, развернуться и уйти никак нельзя. Я вся съеживаюсь, от ушей до кончиков пальцев. Делаю несколько шажков, и многим хватает такта отвернуться или отвести глаза, чтобы я не чувствовала себя под прицелом, когда подойду к гробу. Возобновляется приглушенный шум голосов, напряжение, которым меня встретили, исчезает. Я чувствую себя шпионкой, обманом проникшей в дом, чтобы стащить что-то ценное. Нет, одергиваю я себя, я здесь ради Берта. Он поручил мне важное задание. Нужно побороть свой страх, проглотить гордость и сделать что должно. Я беру себя в руки. Это его последняя просьба.
Inveniam viam. Найди путь или протори новый.
Сама не своя, приближаюсь к гробу. Берт такой франтоватый, в своем, видно, что самом лучшем, темно-синем костюме, в белоснежной рубашке и синем галстуке с эмблемой его крикетного клуба. Глаза закрыты, лицо спокойное, похоронная контора сделала свое дело. Я хоть и недолго знакома с ним, но зато знаю про него очень личные вещи. Те несколько раз, что мы виделись, он так мучительно, тяжело дышал, а сейчас спокоен и умиротворен.
Набегают слезы. Но, бросив взгляд на его руки, я забываю плакать. В руках у него Библия. Это в план не входило, Берт ясно велел мне вложить ему в руки конверт. Про Библию он не говорил.
Оглядываюсь, чтобы убедиться, что на меня не смотрят, что все заняты разговором. Убедившись, протягиваю руку и легонько дергаю Библию, нельзя ли ее вытянуть и заменить конвертом.
– Эта леди что-то у дедушки тащит! – звонко кричит детский голосок.
Я подскакиваю, смотрю вниз и вижу рядом с собой мальчишку, который тычет пальцем прямо в меня.
Все смолкают.
– Ну что ты, леди всего лишь прикоснулась к дедушкиной руке, – сладким голосом говорит Киара, становясь рядом.
– Томас, поди сюда, – зовет его мать, и он подчиняется, еще раз с подозрением глянув на меня. Озираюсь – все взгляды опять на мне, еще более недоверчивые, чем раньше. Кто знает, может, «подглядывающий Том» прав, читается на этих лицах. Меня обдает жаром. Ну что уж так пялиться! Лезу в сумку, как будто за платком.
Дверь открывается, входит кто-то еще, и новый вошедший отвлекает общее внимание на себя. Пользуясь случаем, вынимаю конверт из сумочки и кладу его поверх рук Берта, но мои собственные так трясутся, что конверт, на мгновение задержавшись на Библии, соскальзывает в щель между телом и краем гроба, где его никто не увидит.
– Боже, Холли, – шепчет мне в ухо Киара.
Собираюсь с духом, двумя пальцами выуживаю конверт и снова кладу поверх Библии так, что его нельзя не заметить. И что же? Он падает и в этот раз. Теперь уже, снова достав конверт, я открываю Библию и вкладываю послание между страниц, побольше, почти полностью вытянув его наружу. И все-таки я недовольна. Берт хотел, чтобы письмо лежало в его руках.
– Она что-то делает с дедушкой! – кричит Томас, выпрямившись во весь рост и уставив на меня руку.
Нет, Томас мне не друг.
Оглушенная, убитая, стою под перекрестными взглядами. Толпа подтягивается к гробу поглядеть, что я там натворила.
– Кто это? – звучит позади меня тихий женский голос.
– Это Холли, – отвечает Рита. – Массажистка Берта.
Я закрываю глаза.
Глава двадцать девятая
В центре внимания, я глубоко вдыхаю.
– Меня зовут Холли, – говорю я, обращаясь ко всем сразу, – но я не массажистка.
Взмах рукой: «Все вместе: ах!» Но ничего подобного не происходит, потому что это не мыльный сериал, а настоящая жизнь, несмотря на жгуче нелепое положение, в котором я оказалась. Киара тут же отступает подпирать стенку.
– Простите, Рита. – Я поворачиваюсь к ней. – Берт сам это все придумал – уверяю вас, я в этом не участвовала. Он попросил меня организовать для вас сюрприз, смысл которого в том, чтобы выразить, как он вас любит. Мне страшно стыдно, что я запорола последнее препятствие и не выполнила его поручение так чисто, как ему этого хотелось. Но в конверте, который я положила ему в руки, лежит послание вам, которое он написал, а я перепечатала, – все потому, что, по его словам, вы считаете его почерк ужасным.
Она издает невольный смешок, высокий и отрывистый, и рука ее взлетает ко рту. Происходит так, словно моя фраза про почерк – это тайный шифр, который убеждает ее в том, что мне можно верить, и ее доверие заставляет отступиться всех остальных.
– Что он опять затеял? Я так и знала, он что-то да выдумает… Ох, Берт… – Она с улыбкой на него смотрит, и тут слезы набегают ей на глаза, и лицо ее морщится.
– Прочти же письмо, мама, – говорит молодая женщина, обнимая ее за плечи. Дочь Берта и Риты, мать пискли Томаса.
Стискиваю, сплетаю пальцы рук. Выжата как лимон. Все снова на меня смотрят. Пячусь от Риты, чтобы не быть в центре, поближе к двери. Сестра сжимает мне руку, удерживает, не дает уйти. Джой, Пол и Джиника тоже загораживают дверь, так что спасения нет. Я медленно поворачиваюсь к гробу, чтобы стать свидетельницей нового приключения Риты.
Она вынимает конверт из Библии, поглаживает его блестящую золотистую поверхность.
Я немедля улетаю мысленно в тот момент, когда прочла первое письмо Джерри, как мои пальцы следовали начертанию каждой буквы, со всеми ее петлями, точками и прямыми, одухотворяя их в попытке воскресить того, кто их написал.
Первое письмо Джерри начиналось словами: «Холли, любимая, не знаю, где ты сейчас и когда это читаешь…»
Рита открывает конверт и достает оттуда открытку. «Рита, любимая», – читает она.
– Ох, папочка… – потрясенно выговаривает женский голос. Я застыла. Застыла во времени. В памяти.
«Недавно ты прошептала, что не сможешь дальше жить одна…»
Но Рита читает свое:
– «Наше общее с тобой приключение еще не закончено. Ты еще раз со мной потанцуешь, родная. Возьмись за мою руку, и давай отправимся в путешествие. Я написал тебе шесть лимериков». Лимерики! – отрывается она от открытки. – Да я их терпеть не могу! – смеется она и продолжает читать: – «Я знаю, ты лимерики терпеть не можешь». – И тут смеются уже все.
«Я – лишь глава в твоей жизни, а их будет еще много».
– «Каждый лимерик – это ключ. Ключ ведет к определенному месту. Каждое место связано с каким-то воспоминанием и запечатлено в наших сердцах. Достигнув первого, найдешь следующий ключ».
«Спасибо тебе за то, что оказала мне честь и стала моей женой. Я вечно благодарен тебе за все».
И в этот момент я испытываю непередаваемое, удивительное ощущение. Некий теплый трепет, начавшись в груди, распространяется по всему телу. Меня словно окатывает ласковой волной. Никакого головокружения, в сознании полная ясность. Но не та, когда отчетливо воспринимаешь то, что происходит вокруг. Нет, меня куда-то уносит, и все мои мысли – только о Джерри. Я его чувствую. Он во мне. Он наполняет все мое существо. Он здесь. Он здесь. Он здесь, в этой комнате.
Вся дрожу и едва различаю слова Риты. Она читает лимерик. Общее внимание обращено на нее, обо мне забыли. Все случилось как нужно. Желание Берта исполнено. Но меня колотит так, что, кажется, даже кости гремят. Джой, Пол и Джиника придвинулись ближе к Рите. Все, кто в комнате, придвинулись ближе, стоят тесным кружком. Глаза мокрые, носы хлюпают, но на лицах все равно улыбки.
Я тяну Киару за руку, и, добравшись до двери, тихонько открываю ее.