Все эти заумные книженции, унылая музыка для снобов… Взгляд его упал на мраморную подставку и ком глины на ней. В ее-то возрасте глупо возиться с липкой дрянью… Прямо как дитя, которое забавляется с пластилином. Лучше бы грязь из дома вымела. Или погладила свою одежду. С чувством превосходства он отметил, что дощатый пол под вытертыми, но все еще красивыми ковриками грязен. Как женщина, заключил сержант, она абсолютный атавизм, но чтобы это уразуметь, надо обладать его, Троя, компетенцией.
Удовлетворенный этим удачным заключением, Трой снова сосредоточился на разговоре. Его босс спрашивал мисс Лоусон, когда она видела миссис Холлингсворт в последний раз.
— Знаете, я не помню точно.
Барнаби, сама любезность и понимание, услужливо подсказал:
— Может, когда она приглашала вас на чай?
— Ах да. — Было видно, что она благодарна за подсказку. — Правда, я не помню, какого числа это было.
— Известие о похищении, вероятно, повергло вас в шок?
— Не только меня. Всех нас. До сих пор не могу прийти в себя. Понимаете, это не то, что обычно случается с твоими знакомыми.
Сколько раз старший инспектор слышал эту или похожие фразы. Ежедневно тысячи несчастных становятся жертвами грабежа, избиения, изнасилования, убийства, и тем не менее люди сохраняют наивное убеждение, будто им самим, их любимым и близким Господь гарантирует полную неприкосновенность.
— Как я понимаю, вы преподаете в общеобразовательном центре для взрослых, мисс Лоусон?
— Верно. В Блэкторн-колледже, в Хай-Уикоме.
— И миссис Холлингсворт какое-то время посещала ваш курс?
— Да, это так.
— Каким образом это получилось?
— Я расписывала стеклянные панели для оранжереи. Только что закончила осенний сюжет: плоды, ягоды шиповника и боярышника, дымки костров… Панель я прислонила к машине и искала тряпицу или мешковину, чтобы ее обернуть. Подошла Симона и заявила, что это «абсолютно дивная» вещица, что она «буквально обожает» подобные штуки и была бы «положительно счастлива», если бы сумела сделать что-нибудь подобное.
Я решила, что все это сказано в надежде завязать разговор, но все равно пригласила ее как-нибудь посетить мои занятия. Она тут же заверила, что была бы «абсолютно счастлива» это сделать, имейся у нее машина. Мне ничего не оставалось, как вызваться подвозить ее туда и обратно, хотя мне это было неудобно, потому что после занятий я не всегда еду прямо домой.
— А вон та панель из той же серии? — спросил Барнаби. Он заметил ее сразу, как вошел: панель была прислонена к сложенному из камня очагу. Выгравированные на стекле сверкающие снежинки, сочные пятна темно-зеленого и малинового… Наверняка зима.
Сара кивнула. Медленно протянув руку, оно бережно смахнула соринку с сиявших рубином плодов падуба. Потом протерла рукавом колючую ветку. Для этого ей потребовалось повернуться к ним спиной, и Барнаби почувствовал, что ей это принесло облегчение.
— Очень красиво.
— Спасибо.
— У вас должно быть больше заказов, чем вы в силах выполнить.
— Не совсем так. В этих местах немало людей занимаются тем же ремеслом. И среди них есть очень талантливые.
— А кукол или котят вы делаете, мисс Лоусон? — поинтересовался сержант Трой. У Морин скоро день рождения, а она любит всякие красивые штучки. Это наверняка будет дешевле, если покупать напрямую, без посредников. Особенно у любителя.
— Боюсь, что нет. — Впервые в ее бесцветном голосе появился некий оттенок, совсем слабый оттенок (пожалуй, негодования).
— Как я полагаю, миссис Холлингсворт посещала дневные занятия? — уточнил Барнаби.
— О да. Не думаю, что ей было позволено отлучаться одной по вечерам.
— Похоже, муж держал ее на очень коротком поводке.
— В строгом ошейнике, — я бы так это назвала. — Теперь и голос ее, и лицо явственно оживились. Она чуть отвернулась, но от Барнаби не укрылся вспыхнувший на высоких скулах бледно-розовый румянец. Сара тряхнула головой, как показалось Барнаби — негодующе. Собранные в небрежный узел волосы рассыпались по худощавым плечам и скрыли под собой длинные серьги из серебра и сердоликов. В их жестковатой, необычайно густой массе цвета бледного золота светились на солнце несколько серебряных прядей.
Старший инспектор прикинул, сколько ей лет. Где-то между тридцатью и сорока, ближе к последнему, решил он. С видом человека, желающего размять ноги, Барнаби поднялся и стал прохаживаться по комнате, исподволь ища возможности рассмотреть ее профиль, который выглядел напряженным. Заметив его маневр, Сара нервно кашлянула и опять отвернулась.
— Вы не могли бы назвать даты, когда миссис Холлингсворт посещала ваши занятия?
— Приблизительно со второй половины февраля до начала марта. Точные числа можно узнать в колледже.
— Вам известно, почему она перестала их посещать?
— Она явно не поставила в известность своего супруга с самого начала. Позднее я узнала, что он взял за правило звонить ей в течение дня. Как будто бы для того, чтобы узнать, все ли в порядке. Хотя скажите мне, что с ней могло случиться в этой полусонной деревушке? Так или иначе в первый раз, когда он не застал ее, она сказала, что была у Элфриды, на следующей неделе — у Эвис Дженнингс. В третий раз сослалась на то, что выбегала в лавку. Следующий вторник он решил быть настойчивым и за четыре часа нашего отсутствия звонил несколько раз. Когда приехал домой — потребовал объяснений. Она рассказала. Бог мой, что дурного она сделала? Ничего. Он сказал, что, разумеется, не может запретить ей посещать курсы. Однако если это продолжится, он не будет знать ни минуты покоя. Так неужели она хочет создать ему дополнительные сложности в жизни? И еще спросил: «А как же насчет вредных испарений?» В красках же присутствуют химикаты. Симона в тот же вечер позвонила мне и сказала, что не будет больше ходить на занятия. По-моему, она плакала. Голос у нее был совсем несчастный. Мне даже показалось, что он стоял с ней рядом.
— Вы не пытались ее переубедить?
— Нет, что вы. Это было бессмысленно.
«Она права, — подумал Барнаби, подобное вмешательство все только усугубило бы».
— До Хай-Уикома довольно долго добираться, мисс Лоусон.
— Около сорока минут.
— Значит, если добавить время занятий, вы проводили в обществе миссис Холлингсворт немало часов.
— Вероятно. Хотя, когда ведешь машину, все твое внимание приковано к дороге.
— Она рассказывала вам что-нибудь о своей прежней жизни, до брака? Или, возможно, обсуждала с вами свой брак?
— Нет — по поводу вашего первого вопроса. О ее браке мне известно только то, что он ей наскучил. Правда, я подозреваю, что Симоне было скучно везде, кроме роскошных магазинов, вроде «Хэрродса».
— О чем она говорила, пока вы ехали?
— О чем? Главным образом об идиотских журнальных статьях. О гороскопах. О том, что произошло в очередной серии «Бруксайда» или «Жителей Ист-Энда». Я во всем этом ничего не смыслю — у меня нет телевизора.
— Нету телика? — изумленно выдохнул Трой. Он заметил уже, что в гостиной телевизора нет, но решил, что тот стоит в спальне наверху. Он еще ни разу не встречал человека, у которого бы не было телика.
Уловив выражение его лица, она добавила, впервые с легким намеком на улыбку:
— Не удивляйтесь. Я действительно принадлежу к одному проценту тех, кто им не пользуется.
— Итак, если подвести итоги, вы не очень расстроились, когда она перестала появляться на занятиях?
— В общем-то, да. Я не возражала. Желающих больше чем достаточно.
Старший инспектор увидел, что Сара как будто вздохнула с облегчением. Плечи расслабились, и контуры лица сделались мягче. У Барнаби создалось впечатление, что она благополучно проскочила какой-то нежелательный поворот в разговоре. Или решила, что минное поле уже позади. А может, у него просто разыгралось воображение? Возможно, она постепенно свыклась с их присутствием.
— А не была ли миссис Холлингсворт особенно дружна с кем-то в вашей группе?
— У меня в основном занимаются люди немолодые, — отозвалась она и сухо добавила: — Не те, с кем можно поболтать за чашкой чая. Симона была мила со всеми, но близкие друзья? Нет, ничего подобного.
Она присела на стул, уронив на колени тонкие смуглые руки со множеством бирюзовых колец.
Барнаби не нравилось ее вновь обретенное самообладание, хотя он не мог сказать — отчего. В конце концов, если у нее нет причин чувствовать себя виноватой, почему бы ей не успокоиться? Возможно, его неудовольствие вызвано тем, что никаких разоблачений, похоже, ожидать не приходится. Необходимо каким-то образом ее встряхнуть. Подбросить вопрос или замечание, которые выведут ее из равновесия. Когда почти ничего не знаешь о допрашиваемом, это очень сложно. Что ж, выстрелим наугад…
— Вы знали о том, что Холлингсворт давал волю рукам?
— Что?! В отношении нее?
— Да, в отношении нее.
— Нет, не знала.
Она прижала к груди ладони, будто стремясь успокоить заколотившееся сердце. У нее задрожали губы, когда она произнесла:
— Ненавижу такие вещи. Как могут женщины это терпеть? Боже мой, как он посмел?..
Сержант Трой, которому отнюдь не претило зрелище того, как дергаются от боли другие, особенно глядящие на него сверху вниз, прикусил губу, сдерживая усмешку. Лично он ни разу не ударил женщину, хотя они, нельзя отрицать, только и делают, что на это напрашиваются. В особенности его Морин. Он считал, что за терпение вполне заслуживает медали.
Барнаби, продолжая наступление, спросил, когда Сара в последний раз видела Алана Холлингсворта.
— Самого Алана? Его никто не видит. Видят лишь его машину — как она въезжает и выезжает.
— Как насчет прошлого понедельника?
— Нет. Это тот самый день, когда он…
— Умер. Да. Вы были дома?
Сара покачала головой:
— Не весь день. Вечером я была в кино. Смотрела «Фаринелли-кастрата».
— Понравилось? — спросил Трой, подумав: «Черт возьми, да она законченная дура».
— Музыка изумительная. Собственно, из-за нее я и пошла.
— Одна?
— Представьте, да.
— Где это показывали, мисс Лоусон?
В тишине было слышно, как зашелестела перевернутая страница блокнота.
— В Керзон-молле, в Слау. Столько вопросов сразу… — произнесла Сара, переводя взгляд с Троя на Барнаби. — Неужели все так серьезно?
Удовлетворенный этим удачным заключением, Трой снова сосредоточился на разговоре. Его босс спрашивал мисс Лоусон, когда она видела миссис Холлингсворт в последний раз.
— Знаете, я не помню точно.
Барнаби, сама любезность и понимание, услужливо подсказал:
— Может, когда она приглашала вас на чай?
— Ах да. — Было видно, что она благодарна за подсказку. — Правда, я не помню, какого числа это было.
— Известие о похищении, вероятно, повергло вас в шок?
— Не только меня. Всех нас. До сих пор не могу прийти в себя. Понимаете, это не то, что обычно случается с твоими знакомыми.
Сколько раз старший инспектор слышал эту или похожие фразы. Ежедневно тысячи несчастных становятся жертвами грабежа, избиения, изнасилования, убийства, и тем не менее люди сохраняют наивное убеждение, будто им самим, их любимым и близким Господь гарантирует полную неприкосновенность.
— Как я понимаю, вы преподаете в общеобразовательном центре для взрослых, мисс Лоусон?
— Верно. В Блэкторн-колледже, в Хай-Уикоме.
— И миссис Холлингсворт какое-то время посещала ваш курс?
— Да, это так.
— Каким образом это получилось?
— Я расписывала стеклянные панели для оранжереи. Только что закончила осенний сюжет: плоды, ягоды шиповника и боярышника, дымки костров… Панель я прислонила к машине и искала тряпицу или мешковину, чтобы ее обернуть. Подошла Симона и заявила, что это «абсолютно дивная» вещица, что она «буквально обожает» подобные штуки и была бы «положительно счастлива», если бы сумела сделать что-нибудь подобное.
Я решила, что все это сказано в надежде завязать разговор, но все равно пригласила ее как-нибудь посетить мои занятия. Она тут же заверила, что была бы «абсолютно счастлива» это сделать, имейся у нее машина. Мне ничего не оставалось, как вызваться подвозить ее туда и обратно, хотя мне это было неудобно, потому что после занятий я не всегда еду прямо домой.
— А вон та панель из той же серии? — спросил Барнаби. Он заметил ее сразу, как вошел: панель была прислонена к сложенному из камня очагу. Выгравированные на стекле сверкающие снежинки, сочные пятна темно-зеленого и малинового… Наверняка зима.
Сара кивнула. Медленно протянув руку, оно бережно смахнула соринку с сиявших рубином плодов падуба. Потом протерла рукавом колючую ветку. Для этого ей потребовалось повернуться к ним спиной, и Барнаби почувствовал, что ей это принесло облегчение.
— Очень красиво.
— Спасибо.
— У вас должно быть больше заказов, чем вы в силах выполнить.
— Не совсем так. В этих местах немало людей занимаются тем же ремеслом. И среди них есть очень талантливые.
— А кукол или котят вы делаете, мисс Лоусон? — поинтересовался сержант Трой. У Морин скоро день рождения, а она любит всякие красивые штучки. Это наверняка будет дешевле, если покупать напрямую, без посредников. Особенно у любителя.
— Боюсь, что нет. — Впервые в ее бесцветном голосе появился некий оттенок, совсем слабый оттенок (пожалуй, негодования).
— Как я полагаю, миссис Холлингсворт посещала дневные занятия? — уточнил Барнаби.
— О да. Не думаю, что ей было позволено отлучаться одной по вечерам.
— Похоже, муж держал ее на очень коротком поводке.
— В строгом ошейнике, — я бы так это назвала. — Теперь и голос ее, и лицо явственно оживились. Она чуть отвернулась, но от Барнаби не укрылся вспыхнувший на высоких скулах бледно-розовый румянец. Сара тряхнула головой, как показалось Барнаби — негодующе. Собранные в небрежный узел волосы рассыпались по худощавым плечам и скрыли под собой длинные серьги из серебра и сердоликов. В их жестковатой, необычайно густой массе цвета бледного золота светились на солнце несколько серебряных прядей.
Старший инспектор прикинул, сколько ей лет. Где-то между тридцатью и сорока, ближе к последнему, решил он. С видом человека, желающего размять ноги, Барнаби поднялся и стал прохаживаться по комнате, исподволь ища возможности рассмотреть ее профиль, который выглядел напряженным. Заметив его маневр, Сара нервно кашлянула и опять отвернулась.
— Вы не могли бы назвать даты, когда миссис Холлингсворт посещала ваши занятия?
— Приблизительно со второй половины февраля до начала марта. Точные числа можно узнать в колледже.
— Вам известно, почему она перестала их посещать?
— Она явно не поставила в известность своего супруга с самого начала. Позднее я узнала, что он взял за правило звонить ей в течение дня. Как будто бы для того, чтобы узнать, все ли в порядке. Хотя скажите мне, что с ней могло случиться в этой полусонной деревушке? Так или иначе в первый раз, когда он не застал ее, она сказала, что была у Элфриды, на следующей неделе — у Эвис Дженнингс. В третий раз сослалась на то, что выбегала в лавку. Следующий вторник он решил быть настойчивым и за четыре часа нашего отсутствия звонил несколько раз. Когда приехал домой — потребовал объяснений. Она рассказала. Бог мой, что дурного она сделала? Ничего. Он сказал, что, разумеется, не может запретить ей посещать курсы. Однако если это продолжится, он не будет знать ни минуты покоя. Так неужели она хочет создать ему дополнительные сложности в жизни? И еще спросил: «А как же насчет вредных испарений?» В красках же присутствуют химикаты. Симона в тот же вечер позвонила мне и сказала, что не будет больше ходить на занятия. По-моему, она плакала. Голос у нее был совсем несчастный. Мне даже показалось, что он стоял с ней рядом.
— Вы не пытались ее переубедить?
— Нет, что вы. Это было бессмысленно.
«Она права, — подумал Барнаби, подобное вмешательство все только усугубило бы».
— До Хай-Уикома довольно долго добираться, мисс Лоусон.
— Около сорока минут.
— Значит, если добавить время занятий, вы проводили в обществе миссис Холлингсворт немало часов.
— Вероятно. Хотя, когда ведешь машину, все твое внимание приковано к дороге.
— Она рассказывала вам что-нибудь о своей прежней жизни, до брака? Или, возможно, обсуждала с вами свой брак?
— Нет — по поводу вашего первого вопроса. О ее браке мне известно только то, что он ей наскучил. Правда, я подозреваю, что Симоне было скучно везде, кроме роскошных магазинов, вроде «Хэрродса».
— О чем она говорила, пока вы ехали?
— О чем? Главным образом об идиотских журнальных статьях. О гороскопах. О том, что произошло в очередной серии «Бруксайда» или «Жителей Ист-Энда». Я во всем этом ничего не смыслю — у меня нет телевизора.
— Нету телика? — изумленно выдохнул Трой. Он заметил уже, что в гостиной телевизора нет, но решил, что тот стоит в спальне наверху. Он еще ни разу не встречал человека, у которого бы не было телика.
Уловив выражение его лица, она добавила, впервые с легким намеком на улыбку:
— Не удивляйтесь. Я действительно принадлежу к одному проценту тех, кто им не пользуется.
— Итак, если подвести итоги, вы не очень расстроились, когда она перестала появляться на занятиях?
— В общем-то, да. Я не возражала. Желающих больше чем достаточно.
Старший инспектор увидел, что Сара как будто вздохнула с облегчением. Плечи расслабились, и контуры лица сделались мягче. У Барнаби создалось впечатление, что она благополучно проскочила какой-то нежелательный поворот в разговоре. Или решила, что минное поле уже позади. А может, у него просто разыгралось воображение? Возможно, она постепенно свыклась с их присутствием.
— А не была ли миссис Холлингсворт особенно дружна с кем-то в вашей группе?
— У меня в основном занимаются люди немолодые, — отозвалась она и сухо добавила: — Не те, с кем можно поболтать за чашкой чая. Симона была мила со всеми, но близкие друзья? Нет, ничего подобного.
Она присела на стул, уронив на колени тонкие смуглые руки со множеством бирюзовых колец.
Барнаби не нравилось ее вновь обретенное самообладание, хотя он не мог сказать — отчего. В конце концов, если у нее нет причин чувствовать себя виноватой, почему бы ей не успокоиться? Возможно, его неудовольствие вызвано тем, что никаких разоблачений, похоже, ожидать не приходится. Необходимо каким-то образом ее встряхнуть. Подбросить вопрос или замечание, которые выведут ее из равновесия. Когда почти ничего не знаешь о допрашиваемом, это очень сложно. Что ж, выстрелим наугад…
— Вы знали о том, что Холлингсворт давал волю рукам?
— Что?! В отношении нее?
— Да, в отношении нее.
— Нет, не знала.
Она прижала к груди ладони, будто стремясь успокоить заколотившееся сердце. У нее задрожали губы, когда она произнесла:
— Ненавижу такие вещи. Как могут женщины это терпеть? Боже мой, как он посмел?..
Сержант Трой, которому отнюдь не претило зрелище того, как дергаются от боли другие, особенно глядящие на него сверху вниз, прикусил губу, сдерживая усмешку. Лично он ни разу не ударил женщину, хотя они, нельзя отрицать, только и делают, что на это напрашиваются. В особенности его Морин. Он считал, что за терпение вполне заслуживает медали.
Барнаби, продолжая наступление, спросил, когда Сара в последний раз видела Алана Холлингсворта.
— Самого Алана? Его никто не видит. Видят лишь его машину — как она въезжает и выезжает.
— Как насчет прошлого понедельника?
— Нет. Это тот самый день, когда он…
— Умер. Да. Вы были дома?
Сара покачала головой:
— Не весь день. Вечером я была в кино. Смотрела «Фаринелли-кастрата».
— Понравилось? — спросил Трой, подумав: «Черт возьми, да она законченная дура».
— Музыка изумительная. Собственно, из-за нее я и пошла.
— Одна?
— Представьте, да.
— Где это показывали, мисс Лоусон?
В тишине было слышно, как зашелестела перевернутая страница блокнота.
— В Керзон-молле, в Слау. Столько вопросов сразу… — произнесла Сара, переводя взгляд с Троя на Барнаби. — Неужели все так серьезно?