Мы продолжаем молча наблюдать за ней. Мы оба по-своему разбираем Маккензи. Скорее всего, она пытается поставить диагноз, пока я пытаюсь найти девушку, которая держала меня в плену с момента нашей встречи. Я чувствую, как что-то рушится, когда мне трудно найти ее. Особенно лежа в этой постели, выглядя хрупкой и беспомощной.

И тут до меня доходит, как же по-королевски я облажался. Мэдисон попросила меня защитить ее сестру в ночь смерти, и когда я смотрю на скорлупу девушки, лежащей в постели, я понимаю, насколько сильно я потерпел неудачу.

Когда Маккензи снова начинает шевелиться, я стискиваю зубы и поворачиваюсь прочь от ее палаты. Есть время и место для воссоединения, но прямо сейчас, вот так? Нет. Она будет чувствовать себя как в клетке, если узнает, что я наблюдал за ней, видел ее в один из самых тяжелых моментов.

— Как бывший молодой человек, я могу представить, что видеть ее в таком состоянии это шок, — говорит доктор Астер, следуя за мной по коридору, прочь от палаты Маккензи.

— Как вы догадались?

— Назовите это моей докторской интуицией.

— Она больше не моя проблема.

Слова, как кислота на языке, выворачивают желудок.

— Вы не это имеете в виду. Хотите знать, откуда я это знаю?

Я закатываю глаза.

— Не совсем.

Ее губы кривятся в усмешке.

— Из-за того, как вы на нее смотрели. — сделав шаг ко мне, она, кажется, пытается взять себя в руки. — Послушайте, я понимаю. Вам нужно было приехать сюда и самому посмотреть, как она. Но я бы посоветовала вам отпустить ее. Живите своей жизнью. Вы и все ваши друзья.

Я ухожу, намереваясь сделать именно это. Но в том-то дело, что намерения, которым вы не посвящаете себя, вам не свойственны. Они никогда не сбываются.





— Как она?

— Она в замешательстве и, ну, ужасно параноидальна, — отвечает доктор Астер.

Я выдыхаю, отодвигая стакан с виски.

— Верно.

— Вам не обязательно постоянно звонить, чтобы узнать, как она. Если я правильно помню, вы говорили, что она больше не ваша проблема.

Я сжимаю губы, борясь с желанием выругаться на нее. Она не ошиблась. Я действительно говорил такие вещи, но не имел их в виду. И она, очевидно, это знает.

— Послушайте, она больше не может причинить вам вреда. Я уже говорила об этом вашему другу. Вы оба не должны продолжать это делать.

Все с визгом останавливается. Я бросаю взгляд на Маркуса, который сидит на диване, сдвинув брови и наблюдая за мной.

— Что вы только что сказали?

— Что вам не стоит беспокоиться...

— Кто еще приходил к ней, кроме меня? Вы сказали, что у нее не было посетителей.

От резкости в моем тоне Маркус резко выпрямляется, смущение искажает его черты.

Она делает паузу.

— Я этого не говорила. Я сказала, что ее родители еще не навещали ее.

— Отвечайте на мой гребаный вопрос! — я бью ладонью по столу, мой гнев взрывается.

— Мистер Хоторн. Он не приходит. Он просто расписывается, стоит возле ее палаты и наблюдает, как вы, а потом уходит. Думаю, он просто хочет увидеть своими глазами, что она действительно здесь. И не рядом с ним. Как и большинство жертв, это дает им душевное спокойствие.

Гнев кипит в моих венах, и мой желудок сжимается, пока я медленно перевариваю, сказанное. Он навещал ее все это время. Скорее всего, именно из-за него она поссорилась с другим пациентом. Та же самая ссора, привлекшая к еще одной черепно-мозговой травме.

— Вы уверены, что это Винсент Хоторн?

— Я уверена.

— Вычеркните его из списка. Не подпускайте его к ней. Вы меня поняли? Я лишу вас финансирования. Я погублю вас. Никому не следует позволять навещать ее, кроме семьи.

— Что, почему? Я впустила вас. Чем это отличается от мистера Хоторна?


— Он здесь не как друг, поверьте мне. Он способен на многое.

Как только я заканчиваю разговор, Маркус вскакивает, на его лице написано беспокойство.

— Что, черт возьми, происходит?

— Винсент. Он был там. Навещал ее все это время.

Он отрицательно качает головой.

— Это невозможно. Зачем ему это...? Зачем ему встречаться с Маккензи? Если только...— его взгляд устремляется на меня, глаза расширяются. — Ты же не думаешь, что он...

Я хватаюсь за края стола, мои пальцы впиваются в дерево.

— Я думаю, что на данный момент он способен на все.

Мы обмениваемся взглядом, который озвучивает мои самые большие опасения. Я больше никому не доверяю, и хотя Маркус доказал свою верность, часть меня все еще насторожена. Даже по настоянию Дэна Маркус чист. Дело в том, что я нуждаюсь в Маркусе, как во внутреннем человеке, чтобы узнать правду от остальных парней.

Схватив со стола телефон, я набираю номер Дэна и прошу его подогнать машину. Я нанесу визит Винсенту, нравится ему это или нет.

Я велел Маркусу остаться в The Kings на случай, если он столкнется с другими парнями. Я хотел, чтобы они все были, по крайней мере, в одном из наших мест. Засунув руки глубоко в карманы, я вхожу в роскошный пентхаус Винсента в Голливуде. Ему принадлежит весь верхний этаж, и он единственный из нас, кто предпочитает такое здание, а не настоящий дом в горах.

Швейцар приветствует меня кончиком шляпы и сразу же узнает. Я бывал здесь бесчисленное количество раз, так что мой визит не является чем-то из ряда вон выходящим. Кто угодно, только не Винсент. Я вхожу внутрь, удовлетворенный удивленным выражением, промелькнувшим на его лице. Он сидит на диване, музыка гремит, две девушки целуются в кресле рядом. В воздухе пахнет травкой, и тонкие белые дорожки на столе точно говорят мне, какие у него планы на сегодняшний вечер.

— Пришел, чтобы присоединиться к вечеринке, не так ли?

Взгляд, которым я его одариваю, отнюдь не приятный. Огонь и лед. Мускул на моей челюсти сжимается от того, как сильно я стискиваю зубы.

Почувствовав перемену в воздухе, тяжелый вес моего гнева окутывает комнату, и Винсент медленно поднимается с дивана, держа в руке косяк, и направляется к своему балкону, выходящему на центр Лос-Анджелеса.

— Ну... — Винсент выдыхает вместе с клубом дыма. — Если ты здесь не для веселья, то для чего?

Я прижимаюсь спиной к стеклу его раздвижного окна. Засунув руки обратно в карманы, я поднимаю ногу, кладу ее за спину, принимая небрежную позу, которая не соответствует тому, что я чувствую внутри.

— Сегодня у меня состоялась интересная беседа с доктором Поппи Астер.

Я жду, что он отреагирует на имя, на известие, которое я знаю, но он не реагирует. Он поднимает бровь, делает еще одну затяжку и ждет, когда я продолжу.

— Я должен знать, кто она?

Я ищу в его взгляде правду. Его глаза налиты кровью, веки отяжелели. Он уже под кайфом, и судя по тому, как расширились его зрачки, он уже употребил несколько дорожек. Он либо понятия не имеет, о ком я говорю, либо чертовски хорошо врет.

— Я знаю о твоих частых посещениях психиатрической больницы. Вот о чем я говорю. С твоей стороны было очень умно держать ее местонахождение при себе. Хотел закончить начатое?

Между бровями Винсента пролегает складка. В уголках глаз появляются морщинки замешательства.

— Какого хрена мне наведываться в психушку?

Сухой смешок вырывается из моего горла.

— Ты прекрасно знаешь почему. Твоё имя уже несколько недель значится в журнале посетителей. Доктор сказала мне, что ты слишком часто навещаешь ее.

Винсент некоторое время смотрит на меня, выглядя совершенно озадаченным. Пока до него не доходит. Я наблюдаю, как это происходит, как приходит понимание. Его глаза блестят, что-то темное проникает в его взгляд, и он сжимает губы.

— Насколько часты мои визиты?

От того, как он задает этот вопрос, с легкой резкостью в голосе, у меня волосы на затылке встают дыбом. Я выпрямляюсь, отталкиваясь.

Что-то странным образом похожее на панику вспыхивает у меня внутри, и я набрасываюсь на Винсента. Схватив его за воротник рубашки, я прижимаю его к стене, моя рука прижимается к его горлу, перекрывая доступ воздуха.

Я ищу ответ в его темных, почти черных глазах. Бесконечные лужи грехов и разврата. Он должен быть моим братом, но когда я смотрю на него сверху вниз, то понимаю, что мы не братья очень долгое время.

— Сделай это, — выдыхает он под тяжестью моей руки. — Ты избавишь меня от страданий.

Мои брови морщатся от этого странного заявления. С разочарованным рычанием я отталкиваюсь от него, устанавливая столь необходимое расстояние, между нами, прежде чем свернуть ему шею. Он наклоняется, задыхаясь от недостатка кислорода. Когда он выпрямляется, я вижу это в его глазах.

Мои ноздри раздуваются, когда осознание осеняет нас обоих.

— Это был он, не так ли?

— Этот подлый ублюдок, — кипит Винсент, имея в виду Зака. — Я убью его.

То, как Винсент говорит это, не просто утверждение, это обещание. Все это время я думал, что они работают вместе, но я ошибался. Зак обманул всех нас, включая Винсента. У них всегда были сложные отношения, по какой-то причине, но теперь, кажется, что-то изменилось, и два друга, которые всегда были как братья, разваливаются.

Действительно, этот подлый ублюдок. Он не только притворяется Винсентом, чтобы спасти свою задницу, но и берет дело в свои руки. И я не могу этого допустить.