- Он здесь растёт повсюду, - буркнул кайген, расслабляясь и разглядывая меня теперь совершенно иначе, словно обнаружил за маской врага лицо обычной любопытной девушки.

- А что ещё из него готовят? - продолжая ненавязчивую беседу, поинтересовалась я.

- Кашу, муку, а ещё наши женщины кладут его в пироги и запеканки.

Это было именно то, чего я от него ждала. Наивно хлопнув глазами я как бы невзначай спросила:

- А где ваши женщины? Почему крепости я не увидела ни одной?

Рядом со мной на стол с громким стуком опустилась тарелка с похлёбкой, и я от неожиданности вздрогнула, обнаружив опускающегося подле меня на скамью мужа.

Его помеченная шрамом бровь высоко приподнялась, и синие глаза посмотрели на меня в упор.

- Потому что место женщины - дома, рядом с детьми и мужем! - холодно и спокойно обронил он.

Вот же медведь, всё расследование мне испортил! И когда только успел подобраться так бесшумно?

Молодой кайген, явно спроваженный подальше косым и недобрым взглядом моего мужа, тут же ретировался, и мне ничего другого не осталось, как продолжить беседу, но уже не с ним.

- А если у женщины нет мужа и детей? - выпалила я.

Ложка с похлёбкой, которую мой косматый супруг ещё не успел донести до рта, застыла в воздухе, и мужчина скривился так, словно я испортила ему аппетит.

- Значит, она сидит дома с родителями! - раздражённо рыкнул он, и принялся есть - жадно и торопливо.

Но я-то ведь уже утолила голод, а значить задавать вопросы мне больше ничего не мешало. Тем более, что медведя моя болтовня, кажется, жутко раздражала.

- А если у женщины нет ни дома, ни родителей?

Кайген сердито стукнул по столу ладонью и, повернувшись ко мне выцедил:

- В таком случае её в свой халле* забирает оэн, которому она присягнёт в верности!

- Халле... Оэн... - многозначительно кивая, протянула я. - А оэн это что? - изобразила удивление, точно помня, что сородичи именно так называли мужа.

- Кто! - гаркнул, поправляя меня он. - Оэн - это глава клана!

- То есть, ты у нас глава клана? - снова не давая ему опустить в суп ложку, вопросительно приподняла брови я, и кайген озверел.

- Да, женщина, я - глава клана! - сердито щурясь и жёстко чеканя слова, заявил он. - И запомни: меня не принято перебивать или задавать мне вопросы, когда я ем!

Непринято, значит... Это замечательно!

- Надо же, а я думала, кайгены не едят и по нужде не ходят, раз другим не предлагают!

Думаю, муж прекрасно понял, в чей огород я бросила этот камень. В его синих глазах полыхнуло гневное пламя, но я лишь упрямо приподняла подбородок, не желая давать слабину. Хотя, если честно, на самом деле мне было страшно. Один удар - и этот мрачный громила сломает мне челюсть, чтобы я наконец заткнулась и больше его не раздражала.

Несколько гнетущих мгновений тишины мы кромсали друг друга взглядами, пока кайген раздражённо не выдал:

- Кажется, голодная ты меньше разговариваешь. Я запомню.

То есть он меня ещё и голодом морить обещает?!

- И сразу же забудь! - ехидно возразила я, в который раз мешая ему спокойно поесть - Если по твоей вине я заболею и умру, следом за мной окочурится и твой любимый дильфар!

На скулах кайгена задвигались узлы желваков. Взбешённо подхватив тарелку с остывшей похлёбкой, он пересел от меня на другой конец стола, напоследок одарив коротким неприязненным взглядом.

Можно подумать я расстроилась! Я его сидеть рядом с собой и не приглашала!

Наше напряжённое молчание нарушил явившийся на кухню тот самый Ормунд, которого муж послал за тёплыми вещами.

В руках голубоглазый кайген держал скрученную шубу, развернув которую, он быстро достал и поставил передо мной на пол лохматые меховые сапоги, похожие на два волосатых пенька. Первый раз видела что-то подобное. И хотя сапоги выглядели смешными, внутри у них оказался толстый тёплый ворс, греющий словно печка.

По моим окоченевшим ногам поползли мурашки, стоило засунуть ступни в принесённую обувь, и от блаженства захотелось помурлыкать довольной кошкой.

Поймав на себе любопытный и беззлобный взгляд Ормунда, я демонстративно притопнула ногами и благодарно ему улыбнулась.

- Спасибо! У меня никогда не было таких тёплых сапог.

Вежливость снова творила чудеса. Кайген растерянно моргнул и прилип взглядом к моей улыбке, словно мошка к ложке с мёдом.

- Это чуги. Здесь зимой без них никак, манна, - мягко пояснил он, и в этот момент, мой поднявшийся из-за стола муж громко стукнул об стол пустой тарелкой и сердито рявкнул:

- Ормунд, ты свободен! Скажи Хильгарду и Бериту, чтобы готовили сани, мы скоро выезжаем!


Косясь на злого как медведь-шатун мужа, я надела на себя шубу не дожидаясь пока он меня в неё завернёт, словно гусеницу в кокон. Чем этот буйный опять недоволен? Либо его бесит, что мне удаётся выпытать у его сородичей хоть какую-то информацию, либо у них женщинам не разрешают разговаривать с другими мужчинами.

Дикость какая-то!

- Ты готова, женщина? - голосом «любезным» до мурашек по спине внезапно поинтересовался кайген. - Не желаешь ли опять посетить отхожее место или, может, не наелась?..

Он смотрел на меня с высоты своего подавляющего роста, сверлил своим синим взглядом во мне дыру, и подобие улыбки на его губах было похоже на звериный оскал.

Несколько ударов сердца я пристально смотрела в его глаза и вдруг поняла: издевается! Не забыл мой недавний упрёк и теперь вымещает на мне своё раздражение.

Ну ладно. Сам спросил!

- Не наелась! - выпалила я. - А где обещанный чай?

От моей наглости у мужа дёрнулась скула. Губы узко поджались, делая черты лица резкими, злыми. От кайгена повеяло такой лютой мощью, что сердце начало частить, а выдержка давать сбой.

И зачем я только рот свой открыла? На кой мне сдалось злить этого неотёсанного медведя?

Не сводя с меня пылающего пронзительной синевой взгляда, он медленно подошёл к установленным на плите котлам. Подняв на одном из них крышку, кайген снял с настенной полки кружку. Показательно медленно зачерпнув ею из котла какой-то парующей жидкости, он донёс её до меня, а потом с грохотом поставил посуду на стол.

- Твой чай! - прошипел муж, внимательно наблюдая за тем, как я тянусь за кружкой и принюхиваюсь к её содержимому. Пахло вкусно. Травами, ягодами и мёдом.

- Всё? - вымораживающим голосом поинтересовался он.

Мне бы промолчать... Но глядя на кайгена во мне рождался протест и что-то ещё, чего я пока не могла контролировать.

- Нет! Пироги где? - с вызовом спросила я, кажется, взбесив мужа окончательно.

- Съели! - резко рявкнул он, двигая желваками и испепеляя меня взглядом.

- Вот и верь после этого твоим обещаниям, - задумчиво протянула, я и отхлебнула горячего напитка - терпко-сладкого, пряного, растекающегося по гортани умиротворяющим теплом.

- Ты... - с низким гортанным рыком выдохнул кайген, стремительно преодолевая полшага безумства между нами и целую пропасть длиною в ненависть.

Он навис надо мной, заслоняя собой свет, забирая воздух и ощущение личного пространства. Огромный, разъярённый, пугающий. Я боялась его до жути. Видела, как конвульсивно сжимаются его кулаки, и задерживала дыхание. Только показывать свой страх я не имела права. Даже не знаю, где брала силы, но я, не мигая, смотрела в глаза мужа, выдерживая его уничтожающий взгляд.

- Здесь тебе не Эринея, женщина, - явно еле сдерживая грозящий вырваться наружу гнев, выцедил кайген. - Если хочешь выжить - подчиняйся! И забудь свои бесстыжие привычки строить всем глазки. Надумаешь с кем-то снюхаться у меня за спиной, помни: неверных жён у нас наказывают!

Что?! Да за кого он меня принимает?! Я что, похожа на распутную девку?!

Гнев хлестнул словно огненная плеть и, сделав глубокий вдох, я холодно поинтересовалась:

- А что делают с порчеными невестами?

Зрачки кайгена расширились, и на дне его взгляда взметнулся пугающий вихрь ярости.

- Им стригут косы и с позором водят по улицам! - медленно и членораздельно проговорил он.

Я замерла от внезапного прозрения. Так вот о чём он подумал, обнаружив мои короткие волосы! Уже и клеймо шлюхи поставил...Да наплевать!

- Значит, не повезло тебе, кайген, - безразлично повела плечом я, и столько лютого холода засквозило во взгляде супруга, что меня даже шуба перестала греть. - Я сыта. Можем ехать дальше, - отставив чашку, заявила ему и бесстрашно качнулась, собираясь оттеснить мужа корпусом, чтобы покинуть кухню.

Глупая попытка, учитывая его габариты, но меня захлёстывали эмоции, а они не лучший советчик разуму.

Я толкнула кайгена плечом и тут же оказалась в стальном захвате его рук. На какой-то миг он застыл, продолжая удерживать меня и смотреть так, словно хотел стереть взглядом в порошок, а потом резко поднял, и потащил на улицу.

Вообще-то я бы это с удовольствием сделала сама. И зачем, спрашивается, приказал принести мне чуги? Дикарь! Медведь и дикарь!

Мы выбрались через северные ворота крепости, за которыми обнаружилась такая же широкая дорога, пролегающая между гор, как и та, по которой мы сюда въехали.

Куда не кинь взгляд, всюду простирались горы и снега. Ни каких тебе крупных поселений, небольших хуторов или одиноких охотничьих заимок.

Могу сказать, что и в этом я нашла для себя схожесть Тери- Ра с Хель-Тери. И наша цитадель находилась далеко от населённых пунктов, хоть места рядом с ней для жизни были вполне пригодными.

Несмотря на закон, позволяющий занимать пустопорожние земли с правом дальнейшего владения ими, никто не желал осваивать территории вблизи Хель-Тери. Такое близкое соседство с кайгенами ужасало эринейцев. Похоже, что у кайгенов бытовало такое же мнение относительно к Тери-Ра, потому что места здесь были невероятно живописными. И сейчас мне казалось, что никакая зима по своей красоте не сравнится с зимой в горах.

Над острыми вершинами медленно поднимался жаркий диск солнца и на освещённых им склонах, искрился снег, играя всеми цветами радуги, словно миллионы рассыпанных драгоценных камней.

Укутанные в тяжёлые белые шубы хвойные деревья склоняли свои ветви под тяжестью снега и казались задремавшими великанами, хранящими сонный покой и этого зимнего царства. Здесь даже воздух был полон тишины, и если появлялся какой-то звук - стрёкот белки или крик птицы, он тут же множился многократным и звонким эхом.

Этим свежим и лёгким воздухом хотелось дышать и думать о хорошем. Жаль только, что никаких хороших мыслей в мою голову рядом с мужем не приходило.

Он молчал, угрюмо глядя куда-то вдаль, а меня с каждой оставленной позади верстой охватывала глубокая тоска и отчаяние.