Леша оторвался от монитора и озадаченно уставился на девушку:
— А что тогда?
— Ты знаешь о его работе в благотворительных фондах пятнадцать лет тому назад в период «мутного времени»? — продолжила девушка.
— Знаком.
— Так вот, все это время он плавал среди нечистоплотных и малоприятных в моральном отношении личностей. Говоря прямо — среди воров и убийц. Почти всё там было подчинено чистогану и наживе.
— Именно в то время Коваль дал нам информацию по направлению и объему финансовых потоков многих политиков и олигархов. Благодаря ему мы знаем об этом поболе этих… как его там… ФДОБ и ФАПУ.
— Вот-вот, Алексей. Представь себе на секунду, что кто-то из этих политиков или олигархов заподозрил, что Коваль сливает убийственную для них информацию на сторону. А он действительно передавал ее нам! Более того, чтобы иметь возможность для маневра и для манипулирования людьми, уверена, он вынужден был иногда делать намеки на некие обстоятельства, известные только ему. Мог и перегнуть палку и подставиться. Да мало ли что!
— То есть, ты хочешь сказать, что вот он работал-работал более тридцати лет, все было хорошо, гладко, а потом, вдруг — бац, и вторая смена?!
— Какая вторая смена? — удивленно вздернула носик Лу.
— Да это… из фильма одного, комедии, присказка такая, — засмеялся Алексей и продолжил. — Лу, я внимательно, впрочем, как и ты, прочитал личное дело Наблюдателя-корректора Коваля в отделе кадров сектора Бета. Вывод напрашивается однозначный: он один из лучших агентов! Ошибку он, конечно, мог совершить, но вероятность этого ничтожно мала. Ничтожно! К тому же он провел несколько успешных коррекций, а это высший пилотаж! — начал горячиться Алеша.
— О каких успешных коррекциях ты говоришь, Алексей, назови.
Лу, сидевшая до этого совершенно неподвижно, вдруг сменила позу и стала похожей на готовую распрямиться сжатую стальную пружину.
— Сейчас… — Леша немного подумал. — Ну… например, сфабрикованное им и получившее огласку благодаря умышленным утечкам в период глубочайшего кризиса коммуно-пролетарской системы так называемое «Завещание партии», которое позволило несколько месяцев спустя придти к власти Долбу с новой командой и начать разворот страны…
— Куда?
— Ну-у, это… — вдруг замялся Алеша, осознав неоднозначность последовавших затем исторических событий в Восточной Федерации.
А действительно, так ли хороша коррекция, проведенная Ковалем в конце периода стагнации и регресса? Что она дала положительного? В секретном досье упор делался на том, что страна уже вплотную приблизилась к экономической пропасти. Сама система коммуно-пролетарской партии безнадежно устарела, полностью исчерпала свои ресурсы и морально прогнила. Но, с другой стороны, быстрая смена и власти и формации (почти бифуркация) привели к не меньшим, если не большим, бедствиям, обрушившимся на несчастную страну: не стагнация, как при коммуно-пролетариях, а катастрофический развал экономики и тотальное разворовывание страны; не низкие, сверхскромные, доходы населения, а падение уровня жизни ниже всех допустимых и мыслимых норм; не относительно спокойная жизнь, а небывалый размах преступности. И весь этот кошмар под радостную какофонию улюлюканья со стороны других стран, как вражеских, так и дружеских. На самом деле вдруг оказалось, что дружественных стран у Восточной Федерации нет. Все они до этого просто терпели федерацию, небезуспешно вытягивая из нее щедрую плату за свою показушную лояльность. И вот двадцать лет назад из обломков старой формации и развалин партгосаппарата, при помощи кесарева сечения очередной революции стало рождаться что-то болезненно-недоношенное, голодное, злобное и агрессивное…
«Господи, — подумал Алексей, — а ведь Лу права. И хотя сейчас положение несколько выправилось, можно ли считать, что коррекция прошла нормально и позволила стране взять нужный курс? Сомнительно. Вряд ли с этим согласятся те, кто умер от голода и нищеты, кто нашел свою смерть от бандитских пуль или от произвола полиции, не поддержат такую точку зрения и сгинувшие в жестоких и бессмысленных локальных конфликтах десятки тысяч солдат. А с другой стороны, как иначе? Ведь любая ломка общественных устоев происходит болезненно, с кровью… Черт его знает! Но ведь не новичок же Стан, наверное, все взвесил, обдумал».
— Ну, что, задумался?
— Вот же вцепилась! Да, задумался. Я вот что подумал, Лу…
Внимательно выслушав Алексея, Лу, немного поразмыслив, согласилась, и они начали подготовку к моделированию того самого дня на компьютере.
Идея Ненарокова была проста — поминутно, а если возможно, то посекундно, восстановить последний день Стана Коваля. Для этого им придется внимательно изучить досье ФДОБ, копия которого у них теперь имелась, и все материалы, собранные агентами сектора Бета, работавшими здесь до них. Придется наведаться и в квартиры, где жил Коваль. Времени на это, конечно, уйдет немало. «А Емельяныч вцепится и будет висеть на нас, как фокстерьер» — подумал Ненароков.
Словно услышав его слова, аппарат субпространственной связи (СП-связь) ожил и завибрировал вызовом. Алексей обреченно вздохнул и взял трубку:
— На связи.
— Что на связи, кто на связи, на какой связи? — раздался трескучий голос коротышки. — Пользуетесь тем, что не успели установить трехмерную видеосвязь СП!
— Ненароков на связи, Порфирий Емельянович, — смущенно кашлянув, поправился Леша.
В течение следующих трех минут ему пришлось выслушивать нотации относительно необходимости соблюдения секретности, скрытности и элементарной осторожности во время проведения тайной боевой операции. Наконец, выдохшись, Порфирий Емельянович, или Оператор, так называлась его должность, потребовал отчет о проделанной работе.
Услышав, что агенты раздобыли копию досье ФДОБ на Коваля, Оператор немедленно затребовал себе копию:
— Я сейчас вышлю к вам Ермолая и Пантелея, встречайте!
— Подождите, Порфирий Емельянович, подождите. А зачем они нам здесь. Мы вам просто перешлем досье и… — попытался его остановить Алексей.
— Все! — трубка булькнула и отключилась.
— А, может, это и к лучшему, Лу? — отключил аппарат Алексей и сунул его в специальный паз в стене. — Давай подумаем, смогут ли они нам помочь…
Зеленоватые глаза Лу внимательно и цепко следили за Ненароковым.
Глава 6
Paste Indefinite
Стан Коваль, советник Правителя Восточной Федерации спустился на лифте и вышел из подъезда элитного жилого дома к ожидавшей его машине c зализанными округлыми формами. Водитель услужливо распахнул дверь:
— Доброе утро, господин Коваль.
— Привет, Руул, — привычно ответил Стан и уселся на мягком сидении. — Давай в Белый айсберг.
Коваль в совершенстве владел местным языком и не столько потому, что в свое время прошел на Станции глубокий курс мнемообучения, а, скорее, оттого, что вот уже не первый десяток лет живет и работает здесь, на Зее, среди местных жителей. Иногда он ловил себя на том, что уже не видит разницы во владении языками — и родной и местный были ему одинаково близки и понятны.
— Уже едем, господин советник, — отозвался Руул, садясь за баранку и мягко трогая машину с места.
Белым айсбергом неофициально называли дом, где располагалось Правительство Восточной Федерации. Здание было сложено из белого бетона и мрамора и имело несимметричную, ломаную форму. Кроме этого, ходили упорные слухи, что если снаружи здание имело высоту в двадцать этажей, то подземных уровней насчитывалось больше тридцати. Как известно, верхняя часть айсберга составляла едва ли треть от всей его высоты, и его большая часть скрыта под водой.
Стан, конечно, знал, что насчет тридцати — это сильное преувеличение, но имел абсолютно достоверную информацию, что восемь уровней вниз от нулевого этажа существовали.
Первый отрицательный уровень — гараж для сотрудников Секретариата Правительства, второй — служебный гараж, на третьем дислоцировалось спецподразделение «Патриот» со своей спецтехникой, на четвертом — вспомогательные и технические службы. Дальше — сложнее и информации на этот счет имелось предельно мало. Более того, не было уверенности в ее точности. Стан не исключал возможности и специальных утечек дезы. Но, как бы там ни было, вполне резонно предположить, что ниже находятся атомные убежища и станция спецподземки для эвакуации «особо ценных» членов общества в дальние бункеры и на аэродромы.
Коваль в свое время поручал надежному агенту собрать информацию относительно самых нижних уровней айсберга, но опытный сотрудник, от которого он получил всего один короткий отчет, через какое-то время бесследно исчез. Тот, кому Стан поручил осторожно выяснить, что произошло, вскоре был выловлен из обводного канала реки. После этого Коваль оставил попытки выяснить архитектурное строение здания Правительства, но у него до сих пор хранилась запись первого и единственного отчета пропавшего агента.
Пленку он получил в условленном месте в лесу, неподалеку от своего загородного дома. Аппаратура слежения и безопасности, которой его снабжала Станция, а конкретно Ствол Бета, позволяла делать подобные выемки, не опасаясь, что тебя внезапно схватят за руку. К сожалению, ничего подобного он не мог передать своим агентам. Исчезнувший был добровольным его помощником, идейным, так сказать, оппозиционером существующего режима. Работал хорошо, грамотно а, главное, тихо и осторожно. Оплаты никогда не просил, однако, когда Стан оставлял в условленных местах деньги, он их забирал. Его исчезновение стало для Коваля полной и очень неприятной неожиданностью. Стан отдавал себе отчет в том, что тот стопроцентно мертв, иначе его самого уже давно бы арестовали — в камерах ФДОБ и ФАПУ умели развязывать любые языки…
В единственном донесении агента, кроме перечисления таких известных Ковалю спецобъектов, как Депо, Санаторий и Элеватор, был упомянут объект Ковчег. Но что это за объект и где он находится, агент не успел выяснить. Известные Ковалю спецобъекты предназначались для укрытия членов правительства и военной верхушки, для обеспечения руководства войсками и самыми главными стратегическими предприятиями. Объект Санаторий представлял собой автоматизированный, насколько это было возможно, подземный город, располагавшийся на глубине двухсот метров и способный поддерживать жизнедеятельность нескольких тысяч человек в течение полутора-двух лет, а то и дольше. Но что такое Ковчег? Ответа не было.
Кабинет Стана Коваля находился в здании Аппарата Правителя в центре столицы, городе Мока, там, где располагалось большинство отделов и служб этого гигантского и насквозь коррумпированного чиновничьего муравейника.
Машина, проскочив перед самым носом городского трамвая, неистово зазвеневшего своим колокольчиком, остановилась перед шлагбаумом у КПП перед въездом на территорию Белого айсберга, и ее сразу окружили четверо спецназовцев в камуфляже. Несмотря на то, что они прекрасно знали наизусть все номера мало-мальски значимых чиновников, а их самих и водителей в лицо, в салон каждый раз просовывал бритую голову дежурный офицер охраны и недобро осматривал пассажира. Здороваться в их обязанности, конечно же, не входило.
Вот и сейчас в открытое водительское окно ввинтилась голова в черном берете, и Ковалю пришлось опустить газету, которую он читал в дороге, чтобы его лицо стало видно охраннику. Капрал ФДОБ уставился маленькими злыми глазками на пассажира, пожевал губами, дыхнул вчерашним перегаром и убрался, раздраженно сделав разрешающий жест рукой. Шлагбаум перед машиной поднялся, и Руул, проехав несколько десятков метров, затормозил у высоченных дверей с золочеными гербами и вензелями (жуткая пафосная, претенциозная яркая безвкусица, недалеко ушедшая от капищ шаманов и колдунов). Никакой, пусть даже исключительно сильный человек, не мог бы открыть такие огромные и тяжелые двери, поэтому в нижней их части находились две створки нормальных по размеру дверей. «Как для кошек в доме хозяина!» — усмехнулся про себя Коваль и, поднявшись по коротким мраморным ступеням, зашел внутрь.
Пройдя еще один пост с двумя охранниками, которые внимательно проверили его документы, Стан поднялся на лифте, отделанном изнутри красным деревом и с непременным золоченым гербом над пультом управления.
Герб Восточной Федерации всегда поражал Стана своей вычурностью, оторванностью от всяких реалий и, мягко говоря, непонятностью. Что же было на нем изображено? Трехглавый гриф с одним распахнутым крылом, вместо другого — белый флаг с синей горизонтальной полосой посередине и меч со щитом в когтистых лапах. Из клюва каждой из кошмарных голов высовывался длинный змеиный раздвоенный язык. На средней голове красовалась корона. А над всем этим реликтовым палеокошмаром располагался главный слоган Федерации: Закон и Справедливость. Стан усмехнулся: какой Закон, какая Справедливость в стране, где все построено на чистогане, обмане и подмене понятий. Он не был специалистом в геральдике, но еще один момент в гербе был ему малопонятен. Это — корона на голове средней «курицы». Восточная Федерация перестала быть Великой Восточной империей более трехсот лет назад. Последний император был свергнут и благополучно посажен вместе с императрицей на кол революционными массами, которые, руководимые кликой фрондеров-философов, провозгласили Республику (потом этих горе-философов самих обвинили в предательстве ревценностей, быстренько судили и вполне успешно повесили). С тех пор к власти в стране приходили то правые, то левые. Государство раз в пятьдесят лет меняло название с Республики на Федерацию и наоборот, но суть продажности и антинародности власти от этого не менялась. У руля стояли то военные, то местечковые партийные алкоголики, то бывшие секретные агенты, то реформаторы экономисты, то юристы. Но, возвращаясь к гербу, при чем здесь корона? Кто король или император? Ведь, вроде бы провозглашены республиканские ценности, избрано и действует Великое Вече, правда, в ручном управляемом режиме…
Лифт затормозил и остановился. Створки дверей расползлись в стороны, и Коваль ступил на алую ковровую дорожку ручной работы. Такие дорожки были на каждом этаже здания правительства. Были они и в коридорах дома, где работал Коваль — Аппарате Правителя. Он вспомнил, как все это происходило. У него были копии почти всех финансовых документов, накладных.
Когда тогдашний Правитель в промежутках между запоями повелел реконструировать здания исполнительной власти, этим вопросом занялся Заведующий хозяйственными делами Аппарата и заказал несколько километров ковровой дорожки в далекой глубинке у артели ткачих, которые буквально помирали с голоду от отсутствия заказов. Конечно же, они согласились на совершенно мизерную плату, но в официальных финансовых документах стоимость была завышена на три порядка, и разницу, естественно, положил себе в карман Заведующий и его подельники. Правитель даже не заметил — он уже ссался в штаны и думал только о том, где бы раздобыть выпивку, которую от него прятала охрана.
Все остальные ремонтные работы проходили по такому же сценарию, разнились только суммы. «Ремонтники» стали мультимиллионерами. И это на фоне коллапса экономики, дефолта и крайнего обнищания населения! Цинизм, возведенный в абсолют. И кто после этого станет обвинять возмущенных оппозиционеров, экстремистов и революционеров всех мастей?
Коваль зашел в приемную, привычно вынул из портфеля небольшую коробку дорогих шоколадных конфет и с улыбкой положил на стол перед молоденькой секретаршей:
— Здравствуй, дорогая Мила.
— Здравствуйте, господин Коваль. Ой, спасибо! — это она взяла коробочку и положила ее в ящик стола. — Доложить шефу?
— Будь так любезна, Милочка, доложи, — Стан снял плащ и повесил его на гостевую вешалку.
Секретарша манерно встала и, вызывающе покачивая бедрами в обтягивающей юбке, скрылась за дубовыми дверьми, обитыми кожей. Стан посмотрел на закрывающуюся дверь, шагнул к рабочему месту секретарши, быстро достал из кармана тонкую как бумага наносхему-наклейку и незаметным стремительным движением прилепил ее к нижней части столешницы. Риск был минимальный — о нанотехнологиях здесь пока еще и не слыхивали, а если и обнаружат наклейку, то прочитают на ней: «Серийный номер 33765/кр, Модель: стол письменный деловой. Произведено на мебельном комбинате Љ 12. Спецзаказ. ОТК Љ 3».
Это пришлось сделать из-за того, что на прошлой неделе в приемной Грэма сделали ремонт и заменили всю мебель. Вместе с телевизионным столиком была вынесена в неизвестном направлении и наклейка-передатчик, которую Стан прилепил много месяцев назад. Столик, видимо, был продан сотрудниками хозяйственного отдела на местном рынке. Купил его большой любитель футбола, потому что с утра и до позднего вечера наносхема транслировала телерепортажи матчей, а в квартире постоянно гремели бутылки.
Когда Мила вышла от начальника, Коваль безмятежно рассматривал висящую на стене картину.
— Господин Грэм ждет Вас.
— Спасибо.
Коваль одернул пиджак, посмотрев в зеркало, пригладил и без того ровно уложенные волосы и открыл дверь в кабинет:
— Здравствуйте, господин Начальник Секретариата Правительства, разрешите войти? — слегка игриво произнес он.
— Входи, входи, Стан. Что там у тебя? — проворчало хриплым баритоном из глубины затемненного кабинета.
Вечером того же дня Коваль сидел перед черно-белым телевизором c округлым небольшим экраном в гостиной своей квартиры и прослушивал запись разговоров Грэма в его кабинете. По местному зомбоящику передавали новостную вечернюю программу «Сутки», которую в народе называли не иначе как «Суки». Стан был прекрасно информирован о том, что происходило в стране и за рубежом, однако очень часто вечерами с интересом смотрел эту итоговую передачу дня, каждый раз пытаясь догадаться, как будет преподнесено то или иное событие, которое не вписывается в идеологию режима. Как они вывернутся в очередной раз? Иногда он искренне хлопал в ладоши, аплодируя изобретательности политтехнологов, чаще — поражался наглости, беспринципности и безапелляционности комментариев и репортажей журналистов, которых либо купили, либо припугнули.
Коваль надел миниатюрные экранированные наушники и включил воспроизведение. Налив себе в большой бокал легкий коктейль с водкой, он откинулся на спинку кресла и положил ноги на удобный пуфик. По телевизору передавали очередной репортаж о посещении Правителем района в глубинке. На маленьком мутноватом экране похожий на головастика низкорослый субъект, недавно избранный Правителем Восточной Федерации (правильнее было бы говорить «назначенный кучкой профессиональных правительственных лизоблюдов»), важно раскачиваясь, подставлялся под «наболевшие» вопросы «случайных» прохожих в городе. У прохожих был несколько пришибленный вид, и вопросы они задавали часто сбиваясь и глядя куда-то в сторону, видимо, на доску с подсказками, развернутую ФДОБ вне поля видимости видеокамер. Судя по затравленным глазам некоторых из них, за забытый текст их по головке не погладят. Потом Правитель бодрым шагом зашел в магазин и заговорил со «случайными» покупателями, которых только что привезли к черному входу на специальном автобусе с зашторенными окнами и запустили в торговый зал, предварительно вытурив всех остальных. Масляно улыбающиеся, румяные продавцы в чистых фартуках прибыли тем же автобусом. Настоящих, во избежание накладок, временно заперли в душной подсобке.
«Диктатура — это высшая форма демократии» — грустно усмехнувшись, вспомнил Коваль любимую присказку одного своего знакомого социолога. В наушниках продолжали звучать голоса из кабинета Грэма, но ничего интересного пока Коваль не услышал.
Проскочил лишь один эпизод, который он взял на заметку. Крупный олигарх Флим просил о снижении таможенных пошлин на вывоз за рубеж дерева:
— Грэм, послушай, мне это просто необходимо, а то ведь я разорюсь с такими пошлинами.
— Брось, Флим, тебе ли говорить о разорении? Я не могу взять, да вдруг, ни с того ни с сего, понизить твоей компании вывозную пошлину, я должен думать не только о твоей выгоде, но о благополучии Федерации! Да, да.